|
Павлова Каролина Карловна - Стихотворения
Павлова Каролина Карловна - Стихотворения
Каролина Карловна Павлова Избранные стихотворения
------------------------------------
с дополнениями из издания: "Здравствуй, племя младое...": Антология
поэзии пушкинской поры: М., "Советская Россия", 1988.
Редакция - Lib.ru Классика, июнь 2006 г.
Стихотворения расположены в хронологическом порядке.
стихотворений.
------------------------------------
СФИНКС
Эдипа сфинкс, увы! он пилигрима
И ныне ждет на жизненном пути,
Ему в глаза глядит неумолимо
И никому он не дает пройти.
Как в старину, и нам, потомкам поздним,
Он, пагубный, является теперь,
Сфинкс бытия, с одним вопросом грозным,
Полукрасавица и полузверь.
И кто из нас, в себя напрасно веря,
Не разрешил загадки роковой,
Кто духом пал, того ждут когти зверя
Наместо уст богини молодой.
И путь кругом облит людскою кровью,
Костями вся усеяна страна...
И к сфинксу вновь, с таинственной любовью,
Уже идут другие племена.
22 апреля 1831
Примечания
Эдипа сфинкс - отзвук древнегреческой легенды о фивском царе Эдипе.
Возвращаясь после долгого отсутствия на родину, он встретил Сфинкса - получеловека-
полузверя, который задал ему загадку: "Кто утром ходит на четырех ногах, днем -
на двух и вечером - на трех?" Тех, кто не мог ее разгадать, Сфинкс убивал. Эдип,
однако, ответил, что это человек, который в младенчестве ползает, затем ходит на
двух ногах, а в старости - опирается на палку. Под загадкой Сфинкса в переносном
смысле имеются в виду самые важные и трудноразрешимые жизненные вопросы.
ИС-1
Е. М<ИЛЬКЕЕВУ>
Да, возвратись в приют свой скудный:
Ответ там даст на глас певца
Гранит скалы и дол безлюдный, -
Здесь не откликнутся сердца.
Забудь, что мы тебе сказали,
Покинь, что встретил в первый раз;
Тебя и мы не разгадали,
И ты, пришлец, не понял нас.
В глухую степь, у края света,
Далеко от людских бесед,
Туда забросил бог поэта;
Ему меж нами места нет.
Не гул там разговоров скучных,
Там бури бешеный набег,
И глас лесов седых и звучных,
И шум твоих сибирских рек.
Там под родными небесами,
Не зная нашей суеты,
Забывши нас, забытый нами,
Поэтом сохранишься ты!
Ноябрь 1838
Примечания
Милькеев Евгений Лукич (1815-1845) - поэт-самоучка, родился и жил в
Тобольске, служил мелким чиновником; в 1837 г. он показал свои стихи В. А.
Жуковскому, который заинтересовался им, помог устроиться на службу в
Петербурге, затем в Москве, где Милькеев мог заняться самообразованием;
сначала Милькеев привлекал к себе внимание литераторов, его стихи неумеренно
хвалила, затем мода на него спала, что и отметила К. Павлова, которая была
искренне расположена к нему; в 1843 г. вышел сборник его стихов, вызвавший
отрицательный отзыв Белинского; Милькеев покончил жизнь самоубийством. К.
Павлова написала стихотворение "Памяти Е. Милькеева", в котором говорила,
что до трагической развязки его довело равнодушие общества: "В тот вечер
спросить о больном бедняке нам некогда было".
ИС-4
ДА ИЛЬ НЕТ
За листком листок срывая
С белой звездочки полей,[1]
Ей шепчу, цветку вверяя,
Что скрываю от людей.
Суеверное мечтанье
Видит в нем себе ответ
На сердечное гаданье -
Будет да мне или нет?
Много в сердце вдруг проснется
Незабвенно-давних грез,
Много из груди польется
Страстных просьб и горьких слез.
Но на детское моленье,
На порывы бурных лет
Сердцу часто провиденье
Молвит милостиво: нет!
Стихнут жажды молодые;
Может быть, зашепчут вновь
И мечтанья неземные,
И надежда, и любовь.
Но на зов видений рая,
Но на сладкий их привет
Сердце, жизнь воспоминая,
Содрогнувшись, молвит: нет!
1839
Примечания
[1] Белая звездочка полей - ромашка.
ИС-2
ПОЭТ
Он вселенной гость, ему всюду пир,
Всюду край чудес;
Ему дан в удел весь подлунный мир,
Весь объем небес;
Всё живит его, ему всё кругом
Для мечты магнит:
Зажурчит ручей - вот и в хор с ручьем
Его стих журчит;
Заревет ли лес при борьбе с грозой,
Как сердитый тигр,-
Ему бури вой - лишь предмет живой
Сладкозвучных игр.
1839
ИС-2
* * *
Да, много было нас, младенческих подруг;
На детском празднике сойдемся мы, бывало,
И нашей радостью гремела долго зала,
И с звонким хохотом наш расставался круг.
И мы не верили ни грусти, ни бедам,
Навстречу жизни шли толпою светлоокой;
Блистал пред нами мир роскошный и широкой,
И все, что было в нем, принадлежало нам.
Да, много было нас,- и где тот светлый рой?..
О, каждая из нас узнала жизни бремя,
И небылицею то называет время,
И помнит о себе, как будто о чужой.
Декабрь 1839
ИС-1
* * *
Небо блещет бирюзою,
Золотисты облака;
Отчего младой весною
Разлилась в груди тоска?
Оттого ли, что, беспечно
Свежей радостью дыша,
Мир широкий молод вечно,
И стареет лишь душа?
Что все живо, что все цело,-
Зелень, песни и цветы,
И лишь сердце не сумело
Сохранить свои мечты?
Оттого ль, что с новой силой
За весной весна придет
И над каждою могилой
Равнодушно расцветет?
Февраль 1840
ИС-1
Н. М. ЯЗЫКОВУ
Ответ
Невероятный и нежданный
Слетел ко мне певца привет,
Как лавра лист благоуханный,
Как южных стран чудесный цвет.
Там вы теперь - туда, бывало,
Просилась подышать и я,
И я душою улетала
В те благодатные края.
Но даром не проходит время,
Мне принесло свой плод оно,
И суетных желаний бремя
Я с сердца сбросила давно.
И примирилась я с Москвою,
С отчизной лени и снегов:
Везде есть небо над главою,
Везде есть много сладких снов;
Везде проходят звезды мимо,
Везде напрасно любишь их,
Везде душа неукротимо
В борьбах измучится пустых.
О Риме ныне не тоскуя,
Москве сравненьем не вредя,
Стихи здесь русские пишу я
При шуме русского дождя.
Покинув скромную столицу
Для полугородских полей,
Шлю из Сокольников я в Ниццу
Дань благодарности моей -
Слова сердечного ответа
В родной, далекой стороне,
За драгоценный дар поэта,
За вспоминанье обо мне.
Июнь 1840, Сокольники
ИС-2
10-ГО НОЯБРЯ 1840
Среди забот и в людной той пустыне,
Свои мечты покинув и меня,
Успел ли ты былое вспомнить ныне?
Заветного ты не забыл ли дня?
Подумал ли, скажи, ты ныне снова,
Что с верою я детской, в оный час,
Из рук твоих свой жребий взять готова,
Тебе навек без страха обреклась?
Что свят тот миг пред божьим провиденьем,
Когда душа, глубоко полюбя,
С невольным скажет убежденьем
Душе чужой: я верую в тебя!
Что этот луч, ниспосланный из рая,-
Какой судьба дорогой ни веди,-
Как в камне искра спит живая,
В остылой будет спать груди;
Что не погубит горя бремя
В ней этой тайны неземной;
Что не истлеет это семя
И расцветет в стране другой.
Ты вспомнил ли, как я, при шуме бала,
Безмолвно назвалась твоей?
Как больно сердце задрожало,
Как гордо вспыхнул огнь очей?
Взносясь над всей тревогой света,
В тебе хоть жизнь свое взяла,
Осталась ли минута эта
Средь измененного цела?
1840
Примечания
Воспоминания о 10 ноября 1827 г., когда А. Мицкевич сделал предложение
Каролине Яниш и она стала считать себя невестой польского поэта.
ИС-4
МОТЫЛЕК
Чего твоя хочет причуда?
Куда, мотылек молодой,
Природы блестящее чудо,
Взвился ты к лазури родной?
Не знал своего назначенья,
Был долго ты праха жилец;
Но время второго рожденья
Пришло для тебя наконец.
Упейся же чистым эфиром,
Гуляй же в небесной дали,
Порхай оживленным сапфиром,
Живи, не касаясь земли.-
Не то ли сбылось и с тобою?
Не так ли, художник, и ты
Был скован житейскою мглою,
Был червем земной тесноты?
Средь грустного так же бессилья
Настал час урочный чудес:
Внезапно расширил ты крылья,
Узнал себя сыном небес.
Покинь же земную обитель
И участь прими мотылька;
Свободный, как он, небожитель,
На землю гляди с высока!
Февраль 1840
ИС-5
* * *
Нет, не им твой дар священный!
Нет, не им твой чистый стих!
Нет, ты с песнью вдохновенной
Не пойдешь на рынок их!
Заглушишь ты дум отзывы,
И не дашь безумцам ты
Толковать твои порывы,
Клеветать твои мечты.
То, чем сердце трепетало,
Сбережешь ты от людей;
Не сорвешь ты покрывала
С девственной души своей.
Тайну грустных вдохновений
Не узнают никогда;
Ты, как призрак сновидений,
Пронесешься без следа.
Безглагольна перед светом,
Будешь петь в тиши ночей:
Гость ненужный в мире этом,
Неизвестный соловей.
<1840>
ИС-5
ГРАФИНЕ Р[ОСТОПЧИНОЙ]
Как сердцу вашему внушили
К родной Москве такую спесь?
Ее ж любимицей не вы ли
Так мирно расцветали здесь?
Не вас должна б сует гордыня
Вести к хуле своей страны:
Хоть петербургская графиня,-
Вы москвитянкой рождены.
Когда б не в старом граде этом
Впервой на свет взглянули вы,
Быть может, не были б поэтом
Теперь на берегах Невы.
Москвы была то благостыня,
В ней разыгрались ваши сны;
Хоть петербургская графиня, -
Вы москвитянкой рождены.
Ужель Москвы первопрестольной
Вам мертв и скучен дивный вид!
Пред ней, хоть памятью невольной,
Ужель ваш взор не заблестит?
Ужель для сердца там пустыня,
Где мчались дни его весны?
Хоть петербургская графиня,-
Вы москвитянкой рождены.
Иль ваших дум не зажигая,
Любви вам в душу не вселя,
Вас прикрывала сень родная
Семисотлетнего Кремля?
Здесь духа русского святыня,
Живая вера старины;
Здесь, петербургская графиня,
Вы москвитянкой рождены.
Июль 1841, Гиреево
ИС-5
* * *
К тебе теперь я думу обращаю,
Безгрешную, хоть грустную,- к тебе!
Несусь душой к далекому мне краю
И к отчужденной мне давно судьбе.
Так много лет прошло,- и дни невзгоды,
И радости встречались дни не раз;
Так много лет,- и более, чем годы,
События переменили нас.
Не таковы расстались мы с тобою!
Расстались мы,- ты помнишь ли, поэт?-
А счастья дар предложен был судьбою;
Да, может быть, а может быть - и нет!
Кто ж вас достиг, о светлые виденья!
О гордые, взыскательные сны?
Кто удержал минуту вдохновенья?
И луч зари, и ток морской волны?
Кто не стоял? испуганно и немо,
Пред идолом развенчанным своим?..
Июнь 1842, Гиреево
ИС-5
Е. А. БАРАТЫНСКОМУ
Случилося, что в край далекий
Перенесенный юга сын
Цветок увидел одинокий,
Цветок отеческих долин.
И странник вдруг припомнил снова,
Забыв холодную страну,
Предела дальнего, родного
Благоуханную весну.
Припомнил, может, миг летучий,
Миг благодетельных отрад,
Когда впивал он тот могучий,
Тот животворный аромат.
Так эти, посланные вами,
Сладкоречивые листы
Живили, будто бы вы сами,
Мои заснувшие мечты.
Последней, мимоходной встречи
Припомнила беседу я:
Все вдохновительные речи
Минут тех, полных бытия!
За мыслей мысль неслась, играя,
Слова, катясь, звучали в лад:
Как лед с реки от солнца мая,
Стекал с души весь светский хлад.
Меня вы назвали поэтом,
Мой стих небрежный полюбя,
И я, согрета вашим светом,
Тогда поверила в себя.
Но тяжела святая лира!
Бессмертным пламенем спален,
Надменный дух с высот эфира
Падет, безумный Фаэтон! [1]
Но вы, кому не изменила
Ни прелесть благодатных снов,
Ни поэтическая сила,
Ни ясность дум, ни стройность слов,-
Храните жар богоугодный!
Да цепь всех жизненных забот
Мечты счастливой и свободной,
Мечты поэта не скует!
В музыке звучного размера
Избыток чувств излейте вновь;
То дар, живительный, как вера,
Неизъяснимый, как любовь.
Июль 1842, Гиреево
Примечания
Написано в связи с получением от Баратынского сборника стихотворений
"Сумерки" (1842). С Баратынским связано несколько других произведений
Павловой ("Зовет нас жизнь...", посвящение "Кадрили", переводы пяти
его стихотворений, в том числе отрывка из поэмы "Бал", на немецкий язык).
Баратынский посвятил Павловой стихотворение "Альбом походит на кладбище".
[1] Фаэтон (греч. миф.) - сын Гелиоса, бога Солнца. Не сумев справиться
с конями, запряженными в колесницу отца, он приблизился на ней к земле,
которая загорелась. Чтобы спасти землю, Зевс убил молнией Фаэтона.
ИС-5
Н. М. ЯЗЫКОВУ
Ответ на ответ
Приветствована вновь поэтом
Была я, как в моей весне;
И год прошел,- сознаться в этом
И совестно, и грустно мне.
Год - и в бессилии ленивом
Покоилась душа моя,
И на далекий глас отзывом
Здесь не откликнулася я!
Год - и уста мои не знали
Гармонии созвучных слов,
И думы счастья иль печали,
Мелькая мимо, не блистали
Златою ризою стихов.
Кипела чаще даром неба
Младая грудь: была пора,
Нужней насущного мне хлеба
Казалась звучных рифм игра;
В те дни прекрасными строфами
Не раз их прославляли вы,
Когда явились между нами
Впервой, счастливый гость Москвы.
Я помню это новоселье,
Весь этот дружный, юный круг,
Его беспечное веселье,
Неограниченный досуг.
Как много все свершить хотели
В благую эту старину!
Шел каждый, будто к верной цели,
К неосязаемому сну -
И разошлись в дали туманной.
И полдня наступает жар -
И сердца край обетованный
Как легкий разлетелся пар!
Идут дорогою заветной;
Пускай же путники порой
Услышат где-то глас приветный,
"Ау"[1] знакомый за горой!
Не много вас, одноплеменных,
Средь шума алчной суеты,
Жрецов коленопреклоненных
Перед кумиром красоты!
И первый пал[2]!- и в днях расцвета
Уж и другой лечь в гроб успел!.. [3]
Да помнит же поэт поэта
В час светлых дум и стройных дел!
Переносяся в край из края,
Чрез горы, бездны, глушь и степь,
Да съединит их песнь живая,
Как электрическая цепь!
1842, Гиреево
Примечания
Является ответом на послание Языкова "К. К. Павловой"
("В те дни, когда мечты блистательно и живо..."), которое
было, в свою очередь, ответом на стихотворение Павловой
"Н. М. Языкову ("Невероятный и нежданный...").
[1]. "Ау!" - стихотворение Языкова 1831 г. Обратно
[2]. И первый пал - речь идет о смерти Пушкина. Обратно
[3]. Другой в гроб успел - имеется в виду Лермонтов.
ИС-5
ДУМА
Когда в раздор с самим собою
Мой ум бессильно погружен,
Когда лежит на нем порою
Уныло-праздный полусон, -
Тогда зашепчет вдруг украдкой,
Тогда звучит в груди моей
Какой-то отзыв грустно-сладкой
Далеких чувств, далеких дней.
Жаль небывалого мне снова,
Простор грядущего мне пуст:
Мелькнет призрак, уронит слово,
И тщетный вздох сорвется с уст.
Но вдруг в час дум, в час грусти лживой,
Взяв право грозное свое,
Души усталой и ленивой
Перстом коснется бытие.
И в тайной силе, вечно юный,
Ответит дух мой на призыв;
Другие в нем проснутся струны,
Другой воскреснет в нем порыв.
Гляжу в лицо я жизни строгой
И познаю, что нас она
Недаром вечною тревогой
На бой тяжелый звать вольна;
И что не тщетно сердце любит
Средь горестных ее забот,
И что не все она погубит,
И что не все она возьмет.
Ноябрь 1843
ИС-3
Н. М. Я[ЗЫКО]ВУ
Средь праздного людского шума
Вдруг, как незримый херувим,
Слетает тихо дева-дума
Порой к возлюбленным своим.
И шепчет, оживляя странно
Всё, что давно прошло сполна.
Сошлась не раз я с ней нежданно,
И вот, знакомая, она
В день чудотворца Николая
Опять является ко мне
И, многое напоминая,
Заводит речь о старине -
Как, пешеходцем недостойным
С трудом свершив вы путь святой,
Меня стихом дарили стройным
И ложкою колесовой. [1]
И ваш подарок берегу я,
И помню ваш веселый стих.
Хвала тем дням! Вдали кочуя,
И вы не забывали их.
Сменилось всё; жилец чужбины,
С тех пор поведали вы нам
Ваш переход чрез Апеннины
К италиянским берегам.
Но той страны, где сердце дома,
Неколебимы в нем права:
И вы, услышав: "Ecce Roma!", [2]
Вздохнули, может: "Где Москва?"
И снова к ней с любовью детской
Пришли вы после тяжких лет,
Не тот певец уж молодецкой,
Но всё избранник и поэт;
Но всё на светские волненья
Смотря с душевной высоты;
Но веря в силу вдохновенья
И в святость песни и мечты;
Но снов младых не отвергая,
Но в битве духом устоя.
Так пусть и я уже другая,
Но не отступница и я.
Заговоря о днях рассвета
И нынче вспомнив о былом,
Пусть праздник именин поэта
Сердечным встречу я стихом.
Май 1844
Примечания
Является непосредственным ответом на послания Языкова "Тогда,
когда жестоко болен..." и "Хвалю я вас за то, что вы...",
относящиеся к 18 и 21 апреля 1844 г. Послание Павловой, как
видно из текста, написано 9 мая (ст. ст.) в день именин Языкова
и является ответом и поздравлением.
[1]. Ложка колесовая - подарок Языкова, деревянная ложка,
привезенная им из Троице-Сергиева монастыря. Обратно
[2]. Ecce Roma - Это Рим (лат.). Обратно
ИС-5
ДУМА
Не раз себя я вопрошаю строго,
И в душу я гляжу самой себе;
Желаний в ней уже завяло много,
И многое уступлено судьбе.
И помню я, дивясь, как в жизни все мы,
Про раннюю, обильную весну,
И день за днем на детские эдемы
Туманную спускает пелену.
Но с каждой мглой неведомая сила
Таинственно встает в груди моей,
Как там блестят небесные светила
Яснее всё, чем ночь кругом темней.
Я верую, что юные надежды
Исполнятся, хоть в образце другом,
Что час придет, где мы откроем вежды,
Что все к мете нежданно мы дойдем;
Что ложны в нас бессилье и смущенье,
Что даст свой плод нам каждый падший цвет,
Что всем борьбам в душе есть примиренье,
Что каждому вопросу есть ответ.
Май 1844
Примечания
Стихотворение, предназначавшееся для первого номера журнала
"Москвитянин", было запрещено цензурой, увидевшей, видимо,
вольномыслие в словах: "Что юные надежды Исполнятся... Что даст
свой плод нам каждый падший цвет". О цензурном запрете этого
стихотворения писал А. С. Хомяков А. В. Веневитинову: "...цензура
пропасть хорошего вычеркнула и такого невинного, что понять нельзя,
как можно было не пропустить. Так, например, не пропущены славные
стихи Павловой, кончающиеся стихом: "И всякому вопросу есть ответ""
(А. С. Хомяков. Полн. собр. соч., т. 8. М., 1904, стр. 74). О цензурных
затруднениях с первым номером журнала говорит и сам его редактор -
замещавший М. П. Погодина И. В. Киреевский - в письме к В. А.
Жуковскому от 28 января 1845 г. (см. И. В. Киреевский. Полн. собр.
соч., т. 2. М., 1911, стр. 235).
ИС-1
ДУМА
Сходилась я и расходилась
Со многими в земном пути;
Не раз мечтами поделилась,
Не раз я молвила: "Прости!"
Но до прощанья рокового
Уже стояла я одна;
И хладное то было слово,
Пустой отзыв пустого сна.
И каждая лишала встреча
Меня призрака моего,
И не звала я издалеча
Назад душою никого.
И не по них мне грустно было,
Мне грустно было по себе,
Что сердца радостная сила
Уступит жизненной судьбе;
Что не нисходит с небосклона
Богиня к жителям земным;
Что все мы, с жаром Иксиона, [1]
Обнимем облако и дым.
Мне было тягостно и грустно,
Что лжет улыбка и слеза,
И то, что слышим мы изустно,
И то, чему глядим в глаза.
И я встречаю, с ним не споря,
Спокойно ныне бытие;
И горестней младого горя
Мне равнодушие мое.
Июнь 1844
Примечания
Впервые - "Раут. Литературный сборник в пользу Александрийского
детского приюта". Изд. Н. В. Сушкова, кн. 3. М., 1854, стр. 198,
без заглавия.
[1]. Иксион (греч. миф.) - царь флегиев; на пиру у Зевса преследовал
его супругу Геру, к которой воспылал страстью, но был обманут Зевсом,
представившим ему вместо Геры облако в ее образе. Затем Иксион был
наказан вечной мукой в подземном царстве - прикован к вращающемуся
огненному колесу. Обратно
ИС-1
МОСКВА
День тихих грез, день серый и печальный;
На небе туч ненастливая мгла,
И в воздухе звон переливно-дальный,
Московский звон во все колокола.
И, вызванный мечтою самовластной,
Припомнился нежданно в этот час
Мне час другой,- тогда был вечер ясный,
И на коне я по полям неслась.
Быстрей! быстрей! и, у стремнины края
Остановив послушного коня,
Взглянула я в простор долин: пылая,
Касалось их уже светило дня.
И город там палатный и соборный,
Раскинувшись широко в ширине,
Блистал внизу, как бы нерукотворный,
И что-то вдруг проснулося во мне.
Москва! Москва! что в звуке этом?
Какой отзыв сердечный в нем?
Зачем так сроден он с поэтом?
Так властен он над мужиком?
Зачем сдается, что пред нами
В тебе вся Русь нас ждет любя?
Зачем блестящими глазами,
Москва, смотрю я на тебя?
Твои дворцы стоят унылы,
Твой блеск угас, твой глас утих,
И нет в тебе ни светской силы,
Ни громких дел, ни благ земных.
Какие ж тайные понятья
Так в сердце русском залегли,
Что простираются объятья,
Когда белеешь ты вдали?
Москва! в дни страха и печали
Храня священную любовь,
Недаром за тебя же дали
Мы нашу жизнь, мы нашу кровь.
Недаром в битве исполинской
Пришел народ сложить главу
И пал в равнине Бородинской,
Сказав: "Помилуй, бог, Москву!"
Благое было это семя,
Оно несет свой пышный цвет,
И сбережет младое племя
Отцовский дар, любви завет.
1844
Впервые - "Раут. Литературный сборник в пользу Александрийского
детского приюта". Изд. Н. В. Сушкова, кн. 3.
ИС-2
К ***
В толпе взыскательно холодной
Стоишь ты, как в чужом краю;
Гляжу на твой порыв бесплодный,
На праздную тоску твою.
Владела эта боль и мною
В мои тревожные года;
И ныне, может, я порою
Еще не вовсе ей чужда.
Зачем, среди душевной лени,
Опасной тешиться игрой?
К чему ребяческие пени,
Желанье участи другой?
Молчи, безумная! Напрасно
Не вызывай своей мечты!
Всё, что ты требуешь так страстно,
Со вздохом бросила бы ты.
Не верь сладкоречивой фее,
Чти непонятный произвол!
Кто тщетно ищет, не беднее
Того, быть может, кто нашел.
Октябрь 1845
Примечания
Стихотворение, как справедливо указывает Е. Казанович, обращено
поэтессой к самой себе, что отчасти подтверждается его первопечатным
заглавием "К.С.", которое можно расшифровать: "К себе".
ИС-1
ТРИ ДУШИ
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана. [1]
В наш век томительного знанья,
Корыстных дел
Шли три души на испытанья
В земной предел.
И им рекла господня воля:
"В чужбине той
Иная каждой будет доля
И суд иной.
Огнь вдохновения святого
Даю я вам;
Восторгам вашим будет слово
И власть мечтам.
Младую грудь наполню каждой,
В краю земном
Понятьем правды, чистой жаждой,
Живым лучом.
И если дух падет ленивый
В мирском бою,-
Да не винит ваш ропот лживый
Любовь мою".
И на заветное призванье
Тогда сошли
Три женские души в изгнанье
На путь земли.
Одной из них судило провиденье
Впервые там увидеть дольный мир,
Где, воцарясь, земное просвещенье
Устроило свой Валфазарский пир2.
Ей пал удел познать неволи светской
Всю лютую и пагубную власть,
Ей с первых лет велели стих свой детской
К ногам толпы смиренной данью класть;
Свои нести моления и пени
В житейский гул, на площадь людных зал,
Потехою служить холодной лени,
Быть жертвою бессмысленных похвал.
И с пошлостью привычной, безотлучной
Сроднилася и ужилась она,
Заветный дар ей стал гремушкой звучной,
Заглохли в ней святые семена.
О днях благих, о прежней ясной думе
Она теперь не помнит и во сне;
И тратит жизнь в безумном светском шуме,
Своей судьбой довольная вполне.
Другую бросил бог далеко
В американские леса;
Велел ей слушать одиноко
Пустынь святые голоса;
Велел бороться ей с нуждою,
Противодействовать судьбе,
Всё отгадать самой собою,
Всё заключить в самой себе.
В груди, испытанной страданьем,
Хранить восторга фимиам;
Быть верной тщетным упованьям
И неисполненным мечтам.
И с данным ей тяжелым благом
Она пошла, как бог судил,
Бесстрашной волью, твердым шагом,
До истощенья юных сил.
И с высоты, как ангел веры,
Сияет в сумраке ночном
Звезда не нашей полусферы
Над гробовым ее крестом.
Третья - благостию бога
Ей указан мирный путь,
Светлых дум ей было много
Вложено в младую грудь.
Сны в ней гордые яснели,
Пелись песни без числа,
И любовь ей с колыбели
Стражей верною была.
Все даны ей упоенья,
Блага все даны сполна,
Жизни внутренней движенья,
Жизни внешней тишина.
И в душе, созрелой ныне,
Грустный слышится вопрос:
В лучшей века половине
Что ей в мире удалось?
Что смогла восторга сила?
Что сказал души язык?
Что любовь ее свершила,
И порыв чего достиг?-
С прошлостью, погибшей даром,
С грозной тайной впереди,
С бесполезным сердца жаром,
С волей праздною в груди,
С грезой тщетной и упорной,
Может, лучше было ей
Обезуметь в жизни вздорной
Иль угаснуть средь степей...
Ноябрь 1845
Примечания
Впервые - сб. "Киевлянин на 1850 г.", изд. М. Максимовича. М., 1850,
стр. 212-215, с подстрочным примечанием к заглавию: "Это стихотворение
относится к трем женщинам-поэтам, родившимся в один и тот же год".
Е. Казанович предполагает, что в первой части стихотворения изображена
Е. П. Ростопчина. Но подобное предположение опровергается не только
несоответствием года рождения (1811), но и места рождения Ростопчиной
(Москва). Героиня стихотворения, очевидно, парижанка. К Москве нельзя
отнести стихи: "Где, воцарясь, земное просвещенье Устроило свой Валфазарский
пир". Во второй части, как указывает Е. Казанович (см. изд. 1939 г., стр.
414), изображена рано умершая американская поэтесса Лукреция Мария Дэвидсон
(1808-1825). Ей была посвящена статья в "Литературной газете" (1830, No. 19,
стр. 147-149). Здесь сказано, что Дэвидсон обещала "Новому Свету талант,
могущий состязаться с современными поэтами Англии". В образе третьей души
представлена сама Павлова, которой был "указан мирный путь".
[1]. Эпиграф - из 8-й главы "Евгения Онегина".
[2]. Валфазарский пир - по библейской легенде, пиршество вавилонского царя
Валтасара, убитого во время оргии завоевавшими его царство персами.
ИС-1
* * *
Преподаватель христианский,-
Он духом тверд, он сердцем чист;
Не злой философ он германский,
Не беззаконный коммунист!
По собственному убежденью
Стоит он скромно выше всех!..
Невыносим его смиренью
Лишь только ближнего успех.
Около 1845
Примечания
Вариант в альбоме О. А. Новиковой (конец 1850-х гг., хранящемся в ЦГАЛИ:
Преподаватель христианский,-
Он верой тверд, душою чист,
Не злой философ он германский,
Не либерал, не атеист!
И скромен он по убежденью,
Себя считает выше всех!
И тягостен его смиренью
Один лишь ближнего успех.
Эпиграмма озаглавлена "Шевыреву". Список, принадлежащий такому близкому
к Павловой лицу, как О. А. Новикова, встречавшаяся с поэтессой почти на
протяжении всей ее жизни, начиная с 40-х гг., подтверждает авторство
Павловой. С. П. Шевырев (1806-1864) - реакционный критик и публицист,
примыкавший к правым славянофилам. По словам публикатора "Русского архива"
П.И. Бартенева, "Грановский бросился целовать у К. К. Павловой руку,
выслушав эти стихи". Эпиграмма долго ходила по рукам.
ИС-1
* * *
Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы;
Но в краткий час, где стихнет гром невзгод,
И страсти спят, и споры сердца немы,-
Дохнет душа среди мирских забот,
И вдруг мелькнут далекие эдемы,
И думы власть опять свое берет.
_________
Остановясь горы на половине,
Пришлец порой кругом бросает взгляд:
За ним цветы и майский день в долине,
А перед ним - гранит и зимний хлад.
Как он, вперед гляжу я реже ныне,
И более гляжу уже назад.
Там много есть, чего не встретить снова;
Прелестна там и радость и беда;
Там много есть любимого, святого,
Разбитого судьбою навсегда.
Ужели всё душа забыть готова?
Ужели всё проходит без следа?
Ужель вы мне - безжизненные тени,
Вы, взявшие с меня, в моей весне,
Дань жарких слез и горестных борений,
Погибшие! ужель вы чужды мне
И помнитесь, среди сердечной лени,
Лишь изредка и тёмно, как во сне?
Ты, с коей я простилася, рыдая,
Чей путь избрал безжалостно творец,
Святой любви поборница младая, -
Ты приняла терновый свой венец
И скрыла глушь убийственного края
И подвиг твой, и грустный твой конец.
И там, где ты несла свои страданья,
Где гасла ты в несказанной тоске,-
Уж, может, нет в сердцах воспоминанья,
Нет имени на гробовой доске;
Прошли года - и вижу без вниманья
Твое кольцо я на своей руке.
А как с тобой рассталася тогда я,
Сдавалось мне, что я других сильней,
Что я могу любить, не забывая,
И двадцать лет грустеть, как двадцать дней.
И тень встает передо мной другая
Печальнее, быть может, и твоей! [1]
Безвестная, далекая могила!
И над тобой промчалися лета!
А в снах моих та ж пагубная сила,
В моих борьбах та ж грустная тщета;
И как тебя, дитя, она убила,-
Убьет меня безумная мечта.
В ночной тиши ты кончил жизнь печали;
О смерти той не мне бы забывать!
В ту ночь два-три страдальца окружали
Отжившего изгнанника кровать;
Смолк вздох его, разгаданный едва ли;
А там ждала и родина, и мать.
Ты молод слег под тяжкой дланью рока!
Восторг святой еще в тебе кипел;
В грядущей мгле твой взор искал далеко
Благих путей и долговечных дел;
Созрелых лет жестокого урока
Ты не узнал,- блажен же твой удел!
Блажен!- хоть ты сомкнул в изгнанье вежды!
К мете одной ты шел неколебим;
Так, крест прияв на бранные одежды,
Шли рыцари в святой Ерусалим,
Ударил гром, в прах пала цель надежды,-
Но прежде пал дорогой пилигрим.[2]
Еще другой!- Сердечная тревога,
Как чутко спишь ты!- да, еще другой!-
Чайльд-Гарольд прав: увы! их слишком много,
Хоть их и всех так мало! [3]- но порой
Кто не подвел тяжелого итога
И не поник, бледнея, головой?
Не одного мы погребли поэта!
Судьба у нас их губит в цвете дней;
Он первый пал; - весть памятна мне эта!
И раздалась другая вслед за ней:
Удачен вновь был выстрел пистолета.[4]
Но смерть твоя мне в грудь легла больней.
И неужель, любимец вдохновений,
Исчезнувший, как легкий призрак сна,
Тебе, скорбя, своих поминовений
Не принесла родная сторона?
И мне пришлось тебя назвать, Евгений,
И дань стиха я дам тебе одна?
Возьми ж ее ты в этот час заветный,
Возьми ж ее, когда молчат они.
Увы! зачем блестят сквозь мрак бесцветный
Бывалых чувств блудящие огни?
Зачем порыв и немочный, и тщетный?
Кто вызвал вас, мои младые дни? [5]
Что, бледный лик, вперяешь издалёка
И ты в меня свой неподвижный взор?
Спокойна я; шли годы без намека;
К чему ты здесь, ушедший с давних пор?
Оставь меня!- белеет день с востока,
Пусть призраков исчезнет грустный хор.[6]
Белеет день, звезд гасит рой алмазный,
Зовет к труду и требует дела;
Пора свершать свой путь однообразный,
И всё забыть, что жизнь превозмогла,
И отрезветь от хмеля думы праздной,
И след мечты опять стряхнуть с чела.
Июль 1846, Гиреево
Примечания
[1]. В 5-7-й строфах Павлова вспоминает о героически погибшей
женщине, по предположению В. Я. Брюсова (см. изд. 1915 г., т. 1,
стр. 313), жене сосланного декабриста, уехавшей за своим мужем
в Сибирь. О справедливости подобного предположения говорит и
упоминание о глуши "убийственного края" и о годах, прошедших
со времени последнего свидания ("двадцать лет грустеть"), т. е.
с 1826 г.
[2]. В строфах 8-11 Павлова вспоминает о безнадежно влюбленном
в нее Киприане Дашкевиче (ум. в ноябре 1829 г.), друге А. Мицкевича,
высланном из Польши за участие в обществе "филаретов", тяжело
заболевшем чахоткой и покончившем жизнь самоубийством.
[3]. Чайльд-Гарольд прав - имеются в виду раздумья Чайльд-Гарольда
в 4-й песне поэмы Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" о
незаслуженных страданиях и преждевременной гибели многих великих
людей.
[4]. В этой строфе говорится о смерти Пушкина и последовавшей вскоре
за нею гибели Лермонтова.
[5]. Строфы 12, 14 и 15 относятся к Е. А. Баратынскому, умершему
в 1844 г.
[6]. Эта строфа относится к А. Мицкевичу.
ИС-1
ПРОЧТЯ СТИХОТВОРЕНИЯ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЫ
Опять отзыв печальной сказки,
Нам всем знакомой с давних пор,
Надежд бессмысленные ласки
И жизни строгий приговор.
Увы! души пустые думы!
Младых восторгов плен и прах!
Любили все одну звезду мы
В непостижимых небесах!
И все, волнуяся, искали
Мы сновиденья своего;
И нам, утихшим, жаль едва ли,
Что ужились мы без него.
Ноябрь 1846
Примечания
Предполагается, что это стихотворение посвящено Ю. В. Жадовской,
у которой в 1846 г. вышел первый стихотворный сборник и вызвал
живой интерес.
ИС-1
И. С. АК[САКО]ВУ
Все начатое свершится,
Многого след пропадет.
В часы раздумья и сомненья,
Когда с души своей порой
Стряхаю умственную лень я, -
На зреющие поколенья
Гляжу я с грустною мечтой.
И трепетно молю я бога
За этих пламенных невежд;
Их осуждение так строго,
В них убеждения так много,
Так много воли и надежд!
И, может, ляжет им на темя
Без пользы времени рука,
И пропадет и это племя,
Как богом брошенное семя
На почву камня и песка.
Есть много тяжких предвещаний,
Холодных много есть умов,
Которых мысль, в наш век сознаний,
Не признает святых алканий,
Упрямых вер и детских снов,
И, подавлен земной наукой,
В них дар божественный исчез;
И взор их, ныне близорукой,
Для них достаточной порукой,
Что гаснут звезды средь небес.
Но мы глядим на звезды неба,
На мира вечного объем,
Но в нас жива святая треба,
И не житейского лишь хлеба
Для жизни мы от бога ждем.
И хоть пора плода благого
Уже настанет не для нас,-
Другим он нужен будет снова,
И провиденье сдержит слово,
Когда б надежда ни сбылась.
И мы, чья нива не созрела,
Которым жатвы не сбирать,
И мы свой жребий встретим смело,
Да будет вера - наше дело,
Страданье - наша благодать.
Август 1846, Гиреево
Примечания
Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) - поэт, публицист, один из
крупнейших идеологов славянофильства 60-80-х гг., сын писателя
С. Т. Аксакова. В октябре 1846 г. И. С. Аксаков выступил со
стихотворением "К портрету" ("Смотри! толпа людей нахмурившись
стоит..."), которое было напечатано в том же сборнике перед
стихотворением Павловой
ИС-1
Н. М. Я[ЗЫКОВ]У
What is wright is wright.
Byron[1]
Нет! не могла я дать ответа
На вызов лирний, как всегда;
Мне стала ныне лира эта
И непонятна, и чужда.
Не признаю ее напева,
Не он в те дни пленял мой слух;
В ней крик языческого гнева,
В ней злобный пробудился дух.
Не нахожу в душе я дани
Для дел гордыни и греха,
Нет на проклятия и брани
Во мне отзывного стиха.
Во мне нет чувства, кроме горя,
Когда знакомый глас певца,
Слепым страстям безбожно вторя,
Вливает ненависть в сердца.
И я глубоко негодую,
Что тот, чья песнь была чиста,
На площадь музу шлет святую,
Вложив руганья ей в уста.
Мне тяжко знать и безотрадно,
Как дышит страстной он враждой,
Чужую мысль карая жадно
И роясь в совести чужой.
Мне стыдно за него и больно;
И вместо песен, как сперва,
Лишь вырываются невольно
Из сердца горькие слова.
1846
Примечания
Стихотворение является ответом на послание Языкова от 28 апреля 1846 г.
"В достопамятные годы...", которым он хотел загладить неприятное
впечатление, произведенное его стихами, направленными против П. Я.
Чаадаева, А. И. Герцена, Т. Н. Грановского и всего передового лагеря
("Константину Аксакову", "К ненашим", "К Чаадаеву"), Попытка Языкова
успеха не имела, и Павлова подтвердила посланием свое отрицательное
отношение к агрессивной позиции Языкова, ставшего адептом самого
реакционного направления в славянофильстве.
1. What is wright is wright.Byron - Что написано, то написано. - Байрон (англ.).
Конечно же, цитата принадлежит не Байрону. Евангельская традиция
приписывает ее прокуратору Иудеи Пилату. В древнеславянском варианте
она звучит так: "Еже писах - писах!"
ИС-1
ВЕЗДЕ И ВСЕГДА
Где ни бродил с душой унылой,
Как ни текли года,-
Всё думу слал к подруге милой
Везде я и всегда.
Везде влачил я, чужд забавам,
Как цепь, свою мечту:
И в Альбионе[1] величавом,
И в диком Тимбукту, [2]
В Москве, при колокольном звоне
Отчизну вновь узрев,
В иноплеменном Лиссабоне,
Средь португальских дев,
И там, где снится о гяуре[3]
Разбойнику в чалме,
И там, где пляшет в Сингапуре
Индейская альмэ,[4]
И там, где города под лавой
Безмолвствуют дома,[5]
И там, где царствует со славой
Тамеа-меа-ма,[6]
Когда я в вальсе мчался с дамой,
Одетою в атлас,
Когда пред грозным далай-ламой[7]
Стоял я, преклонясь,
Когда летел я в авангарде
На рукопашный бой,
Когда на мрачном Сен-Готарде[8]
Я слушал ветра вой,
Когда я в ложе горе Теклы[9]
Делил, как весь Берлин,
Когда глядел на пламень Геклы,[10]
Задумчив и один,
В странах далеких или близких,
В тревоге тяжких дней,
На берегах миссисипийских,
На высях Пиреней,
На бурном море, без компаса,
В лесу, в ночной поре,
В глухих степях на Чимборасо,[12]
В столице Помаре, - [12]
Где ни бродил с душой унылой,
Как ни текли года,-
Всё думу слал к подруге милой
Везде я и всегда.
<1846>
Примечания
Написано, по всей вероятности, летом 1846 г. Павлова, обиженная
рецензией Панаева на "Разговор в Кремле" (С, 1854, No. 9), где
было вновь напечатано это стихотворение, вспоминает, при каких
обстоятельствах оно попало к нему: "Мне пришлось понять горькую
истину и убедиться, что из вашей памяти совершенно изгладился
день, о котором я сохраняла столь приятные и живые воспоминания,
прекрасный июльский день, который вы провели у меня на даче в
окрестностях Москвы. Я принуждена, увы! вам напомнить, как мы с
вами ходили по липовой аллее, восхищаясь природой, говоря о поэзии,
и как я вам тогда прочла эти же стихи, мною в шутку написанные,
и как вы были в восторге от этой пародии и выпросили ее у меня"
(изд. 1915 г., т. 2, стр. 331). Стихотворение написано в качестве
эксперимента, с намерением продемонстрировать богатство экзотических
рифм, за пристрастие к которым Панаев упрекал поэтессу. В рецензии
на "Разговор в Кремле" (С, 1854, No. 9) он привел полностью текст
"Везде и всегда" для подтверждения того, что формальные достоинства
не составляют существа поэзии. Панаев писал: "Никто не станет спорить,
что по богатству, оригинальности рифм это стихотворение не имеет себе
подобного... Но какое впечатление оно производит? Есть ли в нем поэзия?..
Оно может рассмешить как удачная шутка, но поэзии в нем нет и тени".
[1]. Альбион - старинное название Англии. Обратно
[2]. Тимбукту - древний город в Африке. Обратно
[3]. Там, где снится о гяуре - подразумевается Кавказ; гяур - иноверец у мусульман. Обратно
[4]. Альмэ - танцовщица в некоторых восточных странах. Обратно
[5]. Под лавой Безмолвствуют дома. - Имеется в виду Помпеи или Геркуланум - города Древнего Рима, разрушенные и засыпанные пеплом при извержении Везувия в 79 г. Обратно
[6]. Тамеа-меа-ма - имя нескольких королей Гавайских островов, наследовавших один другому. Обратно
[7]. Далайлама - глава тибетской церкви и верховный правитель Тибета. Обратно
[8]. Сен-Готард - альпийский горный массив. Обратно
[9]. Текла - героиня трагедии Ф. Шиллера "Смерть Валленштейна", жених которой Макс Пикколомини (герой той же трагедии) погиб в битве со шведами. Обратно
[10]. Гекла - действующий вулкан в Исландии. Обратно
[11]. Чимборасо - потухший вулкан в Южной Америке (Эквадоре). Обратно
[12]. Столица Помаре - город Папеете на острове Таити, где жили цари династии Помаре. Обратно
ИС-1
* * *
Мы современницы, графиня,
Мы обе дочери Москвы;
Тех юных дней, сует рабыня,
Ведь не забыли же и вы!
Нас Байрона живила слава
И Пушкина [1] изустный стих;
Да, лет одних почти мы, право,
Зато призваний не одних.
Люблю Москвы я мир и стужу,
В тиши свершаю скромный труд,
И отдаю я просто мужу
Свои стихи на строгий суд.
Вы в Петербурге, в шумной доле
Себе живите без преград,
Вы переноситесь по воле
Из края в край, из града в град;
Красавица и жорж-зандистка,
Вам петь не для Москвы-реки,
И вам, свободная артистка,
Никто не вычеркнул строки.
Мой быт иной: живу я дома,
В пределе тесном и родном,
Мне и чужбина незнакома,
И Петербург мне незнаком.
По всем столицам разных наций
Досель не прогулялась я,
Не требую эмансипации
И самовольного житья.
Январь 1847, Москва
Примечания
В стихотворении отразилось неприязненное отношение Павловой
к Е. П. Ростопчиной, которую она осуждала за рассеянную
светскую жизнь и нарушение патриархальных семейных традиций.
Ростопчина также питала к Павловой нерасположение.
[1]. См. раздел А.Пушкина на этом сайте. Обратно
ИС-1
ДУМЫ
Я снова здесь, под сенью крова,
Где знала столько тихих грез:
И шепот слушаю я снова
Знакомых кедров и берез;
И, как прошедшею весною,
Несутся вновь издалека
Над их зыбучей головою
За облаками облака.
И вы опять несетесь мимо,
О тени лучших снов моих!
Опять в уста неотразимо
Играющий ложится стих;
Опять утихнувших волнений
Струя живая бьет в груди,
И много дум и вдохновений,
И много песен впереди!
Свершу ли их? Пойду ли смело,
Куда мне бог судил идти?
Увы! окрестность опустела,
Отзывы смолкли на пути.
Не вовремя стихов причуда,
Исчез поэтов хоровод,
И ветер русский ниоткуда
Волшебных звуков не несет.
Пришлось молчать мечтам заветным;
Зачем тому, кто духом нищ,
Тревожить ныне словом тщетным
Безмолвный мир святых кладбищ!..
Июнь 1847, Гиреево
Примечания
С Гиреевом, подмосковным дачным местом (в 40-е гг. Павловы
жили там летом), связаны у Павловой воспоминания о встречах
с Н. М. Языковым и Е. А. Баратынским, которым она отправляла
отсюда послания (Языкову: "Приветствована вновь поэтом...",
1842; Баратынскому: "Случилося, что в край далекий...", 1842).
В последних стихах "Думы" речь идет о рано умерших Пушкине,
Лермонтове, Языкове.
ИС-2
К. С. АК[САКО]ВУ
Себя как ни прославили
Олег и Святослав,
Потомкам не оставили
Своих державных прав.
И думаю, что им моя
Не надобна тетрадь.
Итак, варягам ныне я
Решаюсь отказать.
Скажу теперь по совести,
Что, пыл в себе смиря,
Пождать им можно повести
Моей до сентября.
1847
ИС-1
* * *
Снова над бездной, опять на просторе,-
Дальше и дальше от тесных земель!
В широкошумном качается море
Снова со мной корабля колыбель.
Сильно качается; ветры востока
Веют навстречу нам буйный привет;
Зыбь разблажилась и воет глубоко,
Дерзко клокочет машина в ответ.
Рвутся и бьются, с досадою явной,
Силятся волны отбросить нас вспять.
Странно тебе, океан своенравный,
Воле и мысли людской уступать.
Громче все
|
Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
|
Просмотров: 808 | Комментарии: 1
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|