| Главная » Книги |
Панаев Иван Иванович - Стихотворения, Страница 2
Панаев Иван Иванович - Стихотворения="justify">
Не для себя, не для людей - для бога!
И жизнь моя пойдет легко и плавно,
Озарена священным вдохновеньем...
Спасибо Джулио Романо! Он
Мне указал мое предназначенье;
Двукратное - и от души спасибо
Великому! . . . . . . . . .
Во все продолжение времени, покуда, под наитием художнического восторга,
Доминикино Фети говорил, скакал и прыгал, в глубине галереи стояла не
замеченная им девушка Анунциата, с умилением взиравшая на него.
Анунциата
(про себя)
Как он хорош сегодня!
Он облит весь лучами вдохновенья,
И блеск в очах, и гордая улыбка...
(Невольно громко)
О Домин_и_кино!
Фети
(будто просыпаясь)
Кто звал меня?..
(Озирается... и, с удивлением увидев Анунциату, подходит к ней робко, с
потупленным взором.)
Анунциата! вы ли? Как! откуда?..
Анунциата
(приседая с застенчивостию)
Синьор художник... боже... извините...
Я здесь нечаянно...
Фети
Анунциата!
Долгое и красноречивое молчание. Лицо Анунциаты постепенно одушевляется,
глаза ее начинают сверкать, стан выпрямляется, правая рука поднимается
торжественно. Во всей позе ее что-то прекрасное... Она смотрит на Фети и
говорит.
Анунциата
Великий боже! Что со мною? Я дрожу.
(Громко и сильно)
Внимай, внимай пророческому слову,
Из уст моих ты слышишь голос свыше.
Страшный путь ты избрал, Фети!
И на избранном пути
Для тебя расставят сети
Злоба, зависть; но идти
Должен ты по нем, лелея
Светлый, чистый идеал,
Не ропща и не робея;
Бог тебя сюда призвал...
Для великого!.. А люди...
Но ты пиши не для суда мирского,
Бессмыслен и пристрастен суд людей...
Есть суд другой - и есть другое слово...
Его-то ты вполне уразумей!
(Исчезает.)
Доминик, пораженный сими словами, пребывает с минуту безмолвен, с опущенной
головой. Потом поднимает голову, ища глазами Анунциату.
Фети
О дивное, прекрасное явленье!
О неземная!.. Где ты? Погоди,
Не улетай... Благодарю, создатель!
В ее устах твое звучало слово!..
Мне слышатся еще досель те звуки
Гармонии чистейшей!.. Как светло!..
Как хочется мне плакать и молиться!
Как грудь кипит! Как сердце шибко бьется,
Рука к холсту невольно так и рвется...
Мой час настал. Великий, дивный час!..
За кисть, за кисть, Доминикино Фети!..
(Убегает.)
Действие седьмое
ВЫХОД ПРЕДПОСЛЕДНИЙ
Через пятнадцать лет после предшествовавшей сцены. В Риме, в мастерской
художника.
Фети
(худой и бледный, пишет картину и вдруг останавливается, мрачно поводя
глазами)
Нет, кончено, остыло вдохновенье...
Не воротить минувшее мгновенье!..
(Толкает ногою станок, на котором стоит картина. Картина падает.)
Прочь с глаз моих!.. Ну, веселитесь, люди!
(Рвет в бешенстве кисть, бросает ее и топчет ногами.)
Сбирайтеся смотреть на мой позор...
И вы, завистники с змеиного улыбкой,
Художники! Сбирайтеся сюда!..
Коварное, слепое провиденье!
Зачем сей путь ты указало мне?
Обман и ложь - и на земле и в небе!
Я изнемог!.. Довольно... Нету сил;
Червь внутренний мне сердце источил!..
Башмачник я, ремесленник презренный,
А не художник, славой осиянный!
(Хохочет дико.)
Разбит во прах мой велелепный сон!
(Задумывается и через минуту)
А сон тот был и чуден, и прекрасен...
Казалось мне тогда, что я восстану
В лучах, в венце и в нестерпимом блеске,
Величием, как ризой, облачен
Й молниею славы опоясан!
Колебляся под куполом святыни,
Я радугу хотел сорвать с небес;
С природою я мыслил состязаться;
Пересоздать небесные светила,
Луну и солнце с неба перенесть
На полотно. И кистью исполинской
Хаос, и тьму, и ад изобразить
На диво, страх и трепет человеку!..
Я мыслил сжать в одно произведенье
Громадное - все божий миры!..
(Немного погодя)
Искусства царь, в регалиях моих
Я плавал бы над миром изумленным,
И на меня в немом благоговеньи
Смотрели б очи тысячи людей...
И голос мой тогда бы с высоты,
Подобно грому божьему, раздался:
О люди, на колени!.. Не предо мною, люди, -
Пред искусством! . . . . . .
. . . . . . .А ныне что я?
. . . . . . . . . . . . . .
(Приближает к себе бутылку с вином и, указывая на нее)
Вот что теперь единственный мой друг,
Единственное благо мне дающий, -
Забвение...
(Пьет.)
Как сладко в душу льется
Живительный и пурпуровый сок!
Как весело мечтается и пьется!..
(Выпивает залпом несколько стаканов вина и
по некотором молчании)
Что вижу я?.. Окрест меня собрались
Архистратиги дивные искусства,
Великие!.. Так точно, это он,
Божественный творец "Преображенья",
И он, создатель "Страшного суда" -
Сей строгий и суровый Бонаротти...
Вот нежный, утонченный Гвидо Рени...
Страдалец вдохновенный Цампиери -
Мой гениальный тезка - также здесь...
(Еще пьет.)
И все они с любовью и с почтеньем
Торжественно взирают на меня
И говорят: "Достойный наш собрат!
Наполнив наши кубки золотые,
Мы чокнемся во здравие искусства,
Обнимемся - и вместе в путь пойдем
К сияющему храму вечной славы...
Мы гении, мы высшие земли!
Во храме том мы с гордостью воссядем
На благовонных лавровых венках,
Амврозией хвалений упиваясь,
И будем трактовать лишь об искусстве,
Зане другая речь нам неприлична..."
Долгое молчание.
Опять мечта... Проклятая мечта!..
Вы, демоны, смеетесь надо мною?..
Ну, смейтесь, смейтесь, - я и сам смеюсь.
Удар грома.
Сильнее, гром! Тебе не заглушить
Стенания растерзанного сердца!..
Другой удар сильнее.
Вот так! И то не громко; посильнее!.,
О, если б мне стихии покорялись!..
Одним ударом я б разрушил мир
И молнией спалил бы все картины...
Пусть гибнет всё... Пощады ничему!
И первое погибни ты, искусство!..
Искусство - вздор... Оно на дне бутылки,
Вот где оно, искусство!.. Пить и пить...
Страстям своим... отважно предаваться,
Роскошничать и в неге утопать -
Вот жизнь!.. И Рафаэль так жил...
И я...
(Засыпает.)
Гром и молния. Фети спит непробудным сном... Освещенная молнией, бледная и
худая, с распущенной косой, появляется Анунциата и останавливается перед
спящим Фети.
Анунциата
Богохулитель дерзкий!
И это ты, что обещал так много,
Ты, кем была я некогда горда,
Кому вполне безумно предавалась,
Кем я жила и страстно упивалась, -
И это ты, мой светлый идеал?
Проклятие! Ты дерзостно попрал
Святыню чувств, надежд и вдохновений,
Ты погубил в зародыше свой гений,
На полпути к бессмертию ты пал!
Фети просыпается и с ужасом смотрит на Анунциату.
Фети
О боже! Прочь, ужасное виденье...
Анунциата!!. Это страшный сон
Иль совести тревожное явленье?!
Я без того разбит и сокрушен...
Анунциата, ты ли?..
Анунциата
Это я!
Я - казнь, тебе ниспосланная свыше!,.
А! ты узнал меня!.. Да, это я, -
Твоя Анунциата!.. Это я,
Доминикино Фети!.. О, гляди, гляди,
Я мало изменилася. Не правда ль?
. . . . . . . . . . . . . . . .
Проклятие, проклятие тебе!
Фети
(упадая пред ней на колена)
Не проклинай! Не я, не я, а люди -
Виновники погибели моей!
У ног твоих позволь мне умереть,
Дай выплакать у ног твоих прощенье...
Не я, не я, - а люди! . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
<1846>
235
Напрасно говорят, что я гонюсь за славой
И умствую. Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Венчанной миртами, ум вовсе не пристал.
Нет, что мне умствовать! К чему? Вопросы дня
И смысла здравого прямое направленье
Меня не трогают, не шевелят меня:
Когда в движеньи ум - мертво воображенье...
Не мир действительный - одни мне нужны грезы,
Одна поэзия душе моей нужна!
Порой салонный блеск, мазурка, полька, слезы,
Порою мрачный грот и томная луна...
При ослепительном и ярком свете бала,
С букетом ландышей и пышных тюбероз,
Иль одинокая под сумраком берез,
Я с наслаждением мечтаю и мечтала.
Напрасно ж говорят, что я гонюсь за славой
И умствую... Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Я повторяю вам, ум вовсе не пристал.
Село Фекла
<1847>
236. БУДТО ИЗ ГЕЙНЕ
Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.
И, головку склонивши уныло
И глотая слезу за слезой,
"Позабудь, если можно, что было", -
Прошептала, махнувши рукой.
На нее, как безумный, смотрел я,
И луна освещала ее;
Расставайся с нею, терял я
Всё блаженство, всё счастье мое!
Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.
<1847>
237
Ты мне всё шепчешь: "Постой!"
Я говорю: "Для чего же?"
Что же вдруг сталось с тобой?
Ты простонала: "О боже!"
Дивный был ужин вчера!
Мы проболтали до ночи,
Но и расстаться пора:
Сон уж смежает нам очи.
Что ты всё смотришь кругом?
Что потупляю я взоры?
Долго мы были вдвоем,
Сладко вели разговоры.
Я виноват пред тобой,
Ты предо мною... Но что же?
Ты мне всё шепчешь: "Постой!"
Я говорю: "Для чего же?"
<1850>
238. К ФАННИ ЭЛЬСЛЕР
Подражание одному
московскому стихотворцу
Фанни милая порхала
Амазонкой и с ружьем,
Грациозно приседала
И летела напролом,
А сценические плошки
Света яркою струей
Освещали ее ножки.
Фанни! я поклонник твой!
Но не танцы и не пляски,
Силы полные, огня,
И не пламенные глазки
Озадачили меня...
Я люблю тебя, о Фанни!
Не за то, что легче лани
Ты порхаешь. Вовсе нет!
Не за эти прелесть-крошки
Восхитительные ножки,
А за то, что ты, на дрожки
Сев, поехала Москвой
Восхищаться. Взгляд твой зоркий
Упивался красотой
_Самотёка, Лысой горки_
И _Поклонною горой_...
Вот поэтому-то Фанни
Вдруг с ума свела меня...
Ей и дань рукоплесканий,
И. восторги... Да, тебя
Русским сердцем понял я!
1850
239. СЕРЕНАДА
Уж ночь, Акулина!
Окрестности спят;
Все жители Клина
Давно уж храпят.
Покушав наваги
И выпив потом
| |
| Просмотров: 388 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры