| Главная » Книги |
Михайлов Михаил Ларионович - Переводы, Страница 3
Михайлов Михаил Ларионович - Переводыiv>
Соловьи в леса к нам прилетают
И поют... иль их не хочешь ждать?"
"Не хочу. Пусть жизнь скорей промчится -
Вольно, бурно, страстью и огнем!
Пусть угасну я, как та зарница,
Что, сверкнув, исчезла за холмом!"
<1847>, <1861>
ТРОЕ ЦЫГАН
Степью песчаной наш грузный рыдван
Еле тащился. Под ивой,
Рядом с дорогою, трое цыган
Расположились лениво.
В огненных красках заката лежал
Старший с лубочною скрипкой,
Буйную песню он дико играл
С ясной, беспечной улыбкой.
Трубкой дымил над собою другой,
Дым провожая глазами,
Счастлив, как будто нет доли иной
Лучше, богаче дарами.
Третий, раскинувшись, сладко заснул,
Над головою висела
Лютня на иве. По струнам шел гул,
По сердцу греза летела.
Пусть из-за пестрых заплат из прорех
Голое тело сквозится -
Все на лице у них гордость и смех,
Сколько судьба не грозится.
Вот у кого довелось мне узнать,
Как тебя, доля лихая,
Дымом развеять, проспать, проиграть,
Мир и людей презирая.
Глаз я не мог отвести от бродяг.
Долго мне будут всё сниться
Головы в черных, косматых кудрях,
Темные, смуглые лица.
ГЕОРГ ГЕРВЕГ
СТАРИКИ И МОЛОДЫЕ
"Ты молод, и твой долг - молчанье.
Ты молод; слушай стариков.
Горячей крови волнованье
Пусть поут_и_шит ряд годов!
Ты молод; испытал ты мало,
Цель жизни для тебя темна.
Ты молод; пусть тебя сначала
Украсит наша седина.
Умей отказываться, милый;
Дай пылу юности простыть;
Сковать дай молодые силы:
Тогда и годен можешь быть!"
"Вы рады, умники, любого
С собою на цепь посадить.
Скажите ж, сторожа Былого,
Кому Грядущее творить?
Где, кроме сил могучих наших,
Себе опору вам сыскать?
Кто дочерей полюбит ваших?
Кто будет дом ваш охранять?
По вас, и в речи нашей страстной
И в русых кудрях проку нет?
Но - серебро седин прекрасно;
А золоту покорен свет!
Не вам хулить нас! Юность наша
Шумна, конечно, и громка;
А сколько добродетель ваша
Творила зла исподтишка!"
Между 1862 и 1865 (?)
МОРИЦ ГАРТМАН
БЕЛОЕ ПОКРЫВАЛО
I
Позорной казни обреченный,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетенной
Хотел помочь он: гордый нрав
В нем возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом -
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присужден врагами.
Едва двадцатая весна
Настала для него - и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться...
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.
По_у_тру, грустно мать лаская,
Он говорил: "Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное мое.
Ах, пожалей дитя свое!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне".
Мать говорила, утешая:
"Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая:
Слезами, воплем и мольбой
Я сердце разбужу на троне...
И поутру, как поведут
Тебя на площадь, стану тут,
У места казни, на балконе.
Коль в черном платье буду я,
Знай - неизбежна смерть твоя...
Не правда ль, сын мой! шагом смелым
Пойдешь навстречу ты судьбе?
Ведь кровь венгерская в тебе!
Но если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай - вымолила я слезами
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами -
Не бойся, не дрожи, родной!"
И графу тихо, мирно спится,
И до утра он будет спать...
Ему все на балконе мать
Под белым покрывалом снится.
II
Гудит набат; бежит народ...
И тихо улицей идет,
Угрюмой стражей окруженный,
На площадь граф приговоренный.
Все окна настежь. Сколько глаз
Его слезами провожает,
И сколько женских рук бросает
Ему цветы в последний раз!
Граф ничего не замечает:
Вперед, на площадь он глядит.
Там на балконе мать стоит -
Спокойна, в покрывале белом.
И заиграло сердце в нем!
И к месту казни шагом смелым
Пошел он... с радостным лицом
Вступил на помост с палачом...
И ясен к петле поднимался...
И в самой петле - улыбался!
Зачем же в белом мать была?..
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!
<1859>
АЛЬФРЕД МЕЙСНЕР
ТРИ ПОЭТА
Куда, скорбя и негодуя,
Идешь ты? - В даль былых веков,
В историю, во тьму гробов
От вашей жизни ухожу я.
Среди дряхлеющих руин,
Холодных камней, мхом покрытых,
Средь мавзолеев позабытых
Я буду жить один - один.
Мне ненавистно это время
Без сил на подвиг и борьбу,
Мне жалко ты, больное племя,
Свою влачащее судьбу
С покорством, свойственным рабу!
Вокруг меня не люди - тени.
Скорее дальше! прочь от них!
Перед гробницами былых
Героев я склоню колени.
Холодный прах их вопрошу,
Душой проникну в их могилу
И мысли их живую силу
В могучем слове воскрешу.
А ты куда? - Туда, где море
В пустынный берег бьет волной,
Уйду глухой лесной тропой
Подальше от людского горя.
Там не смутит моих ушей
Бессильный плач и стон людей,
Закон которых - не свобода,
А воля горсти палачей.
Там обоймет меня природа
Святой гармонией своей.
Ее весны любовный шепот,
Ее громов угрюмый ропот,
И тихий сон морских зыбей,
И волн ревущие громады,
Под солнцем молкнущие вновь,
И гнев, не знающий пощады,
И бесконечная любовь -
Моей душе они родные;
Гроза души и тишина
Там встретят отзывы живые.
В строй мировой погружена,
Природы мысль найдет она -
И, воплотясь в живое слово,
Людей пробудит к жизни новой.
А ты? - Прощайте! Вам душой
И был и буду я чужой.
Меня не манит жизнь природы,
Не манит жизнь былых племен.
Я не хочу _себе_ свободы,
Когда народ порабощен.
Меня влечет в свой омут темный
Жизнь многолюдных городов.
Не их дворцы, не блеск пиров,
А злобный голод, труд бессонный
В углах их горьких бедняков,
С судьбой бессильное боренье,
Стон боли, вопль ожесточенья,
Проклятье жертвы палачу,
Забвение в пороке грязном,
В разврате жалко-безобразном,
Все это видеть я хочу,
Все слышать...
Между 1862 и 1865 (?)
С венгерского
ШАНДОР ПЕТЕФИ
В КАБАКЕ
Наш кабак одной стеною
Покосился над рекою.
Весь он виден был бы в ней,
Будь немножко ночь светлей.
Ночь же больше все темнеет;
Над рекой туман густеет;
Веслы убраны с челна;
По деревне тишина.
В кабаке лишь крик и грохот,
Бубен, скрипка, пляска, хохот.
Спор кипит, поют, шумят -
Только окна дребезжат.
"Ну, красавица хозяйка!
Подходи-ка, наливай-ка!
Хорошо твое вино;
Жаль, что есть у чарок дно.
Эй, цыган! притих ты что-то;
А вот мне плясать охота.
Разутешь-ка плясовой!
Деньги есть ведь за душой".
Вдруг в окошко постучались:
"Что вы так разбушевались?
Барин вам велел сказать:
Разошлись бы, - лег он спать!"
"Взяли б вас обоих черти!
Пить и петь хочу до смерти.
С плеч рубашку заложу,
А уж вам не угожу!"
Но опять стучат в окошко.
"Пели б тише вы немножко!
Очень матушка больна;
Хоть заснула бы она".
И цыгану все кивают,
Чарки молча допивают,
Все за шапку - и домой...
Все притихло над рекой.
Между 1862 и 1865 (?)
Из славянских поэтов
ТАРАС ШЕВЧЕНКО
ЗАВЕЩАНИЕ
Как умру, похороните,
Братья, вы мой труп остылый
Средь родной широкой степи,
На моей Украйне милой!
Чтоб вокруг поля родные
Расстилались, колосились,
Чтоб с Днепра раскаты бури
До могилы доносились.
И как Днепр помчится к морю,
Кровью вражеской окрашен,
Я покину степь родную,
Днепр и ширь полей и пашен.
Понесусь душою вольной
В небо, к богу; стану много
Там молиться... А дотоле
Что мне бог? Мне нету бога.
Хороните да вставайте,
Разрывайте, братья, цепи,
Окропляйте вражьей кровью
Нашу волю, наши степи!
И меня в семье великой,
В нашем круге вольном, новом,
Не забудьте - помяните,
Братья, теплым братским словом!
Между 1862 и 1865 (?)
Из поэтов новой Греции
КОНСТАНТИН РИГАС
ВОЕННЫЙ ГИМН
Что ж, братья паликары,
До коих будем пор
Мы, словно львы, гнездиться
По кручам диких гор?
В лесах да по ущельям,
Вдали от городов
| |
| Просмотров: 493 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры