Лялечкин Иван Осипович - Стихотворения

  

  

   И. О. Лялечкин

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты 1880-1890-х годов.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

  Л., "Советский писатель".

  Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания

  Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой

  OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  Содержание

  Биографическая справка

  512. "Мятежным вихрем суеты..."

  513. Рассвет

  514. Свидание

  515. Летом

  516. "Мне не жаль, что ночь минула скоро..."

  517. "Не вчера ли в тени, меж зеленых ветвей..."

  518. Серенада ("Пойдем со мной в тенистый сад...")

  519. Весна

  520. Канун Купала (Фантазия)

  521. Ожидание

  522-523. Из Шопенгауэра

  1. К Канту

  2. К Сикстинской мадонне

  524. Весенний карнавал

  525-526. Летние досуги

  1. "Вот опять мы одни..."

  2. "Говорят, что порой полуночной..."

  527. Северная мелодия

  528. Осенний путь

  529. Октябрь

  530. Символическое

  531. В альбом N - ой (Сонет)

  532. Из Катулла Мендеса

  533. Allegro ("Прекрасна ты, - о, как прекрасна!..")

  534. Сонет ("Покинем вертепы докучной тревоги...")

  Среди поэтов, выступивших со стихами в начале 90-х годов, большие надежды подавал Иван Осипович Лялечкин.

  Биографические сведения о Лялечкине в критической литературе почти отсутствуют. Даже для современников имя Лялечкина ассоциировалось только с его стихами, он казался поэтом без биографии. В начале 900-х годов А. И. Куприн как-то обронил в разговоре имя этого поэта:

  "Когда видишь на обложке новое имя, то всегда приходит в голову - имеет ли оно будущее, или это фамилия без будущего. Впервые я задумался над этим несколько лет назад, когда мне попались стихи поэта Лялечкина. Стихи были неплохи, хотя и незрелые, и видно было, что писал их начинающий молодой автор. "Ну, хорошо, - сказал я себе, - сейчас он молод, и "Лялечкин" звучит наивно и даже мило. А что же будет, когда он доживет до седых волос? Он все еще будет Лялечкиным, и это будет смешно не вязаться с его поэзией, когда она станет зрелой и серьезной. Нет, это фамилия без будущего, зрелого писателя из него не выйдет". И странно, после этого небольшого сборника фамилия Лялечкина мне больше не попадалась. Кажется, он умер молодым". {М. К. Куприна-Иорданская, Годы молодости, М., 1966, с. 132.}

  Стихи Лялечкина так и остались исповедью молодого, одаренного, но незрелого поэта, активно выступавшего в поэзии всего несколько лет. Куприн хорошо запомнил стихотворения Лялечкина, но не мог видеть его авторского сборника - поэт не успел выпустить свои стихотворения отдельной книгой. Скорее всего, Куприн ознакомился со стихами Лялечкина по сборнику "Молодая поэзия" (1895), включавшему в свой состав десятки имен. В рецензиях на этот сборник стихотворения Лялечкина ("Незабудки, васильки...", "Прости, прости!.. Дай ручку мне, не бойся...") неизменно отмечались как пример характерных для молодой поэзии настроений ухода от жизни в мир иллюзии и мечты. {См.: А. Скабичевский, Литературная хроника. - "Новости и биржевая газета", 1895, 13 апреля; (Шуф), "Молодая поэзия". - "Петербургский листок", 1895, 14 апреля.}

  В первой половине 90-х годов имя Лялечкина, несомненно, было известно в литературных кругах Москвы и Петербурга. Он общался со многими начинающими поэтами, состоял в переписке с молодым И. А. Буниным. Среди материалов архива Бунина, находящихся в рукописном отделе Государственного литературного музея имени И. С. Тургенева в Орле, сохранилась небольшая пачка из десяти писем Лялечкина, отправленных Бунину из Петербурга между декабрем 1892 и октябрем 1894 года. Эти письма, достаточно любопытные как человеческий документ, содержат также ряд биографических сведений, открывающих с самой неожиданной стороны личность Лялечкина - поэта и литератора.

  Иван Осипович Лялечкин родился в 1870 году в семье бедного чиновника, в Пензе; детство его прошло в этом городе. Затем семья переехала в Сызрань, где Лялечкин окончил реальное училище. В 1889 году он отправился из провинции в Петербург и поступил в Лесной институт, из которого выходил дважды. В марте 1893 года Лялечкин все еще оставался на втором курсе - наука мало увлекала его. Так же тяготился он своей недолгой службой в департаменте земледелия и государственных имуществ, куда ему помогли устроиться в трудную минуту друзья.

  Почти все свободное время Лялечкин посвящал писанию стихов и театру. С 1891 года стихотворения Лялечкина часто печатались в журналах "Всемирная иллюстрация", "Труд", "Живописное обозрение", "Звезда", "Наблюдатель", "Книжки "Недели"", "Север", газетах "Свет", "Петербургская жизнь" и др.

  Особенно сблизился Лялечкин с редакцией петербургского журнала "Север". Среди своих знакомых, связанных с этим журналом, Лялечкин назвал Бунину секретаря редакции Лебедева, поэтов Коринфского, Сафонова, Мережковского, Минского, Льдова, Лохвицкую, Чюмину, Фофанова, Червинского, Величко, Ладыженского и др. {Письмо от 29 марта 1893 г.} Впрочем, довольно скоро Лялечкин разочаровался в компании столичных литераторов, среди которых чувствовал себя изгоем.

  "Вы спрашиваете, как наш "кружок" и как наша "компания"? - отвечал Лялечкин Бунину. - Я должен Вам, как моему хорошему знакомому, сказать откровенно, что у нас нет ни кружка, ни компании (если не считать "С.-Петербургского драматического кружка" - в память Н. В. Гоголя... основанного К. Льдовым). У нас есть только иллюзии. Все мы живем врозь. Если мы где и встречаемся, то разве только на улице. И то, встретясь, стараемся друг друга не увидеть или не узнать, или разбежаться в разные стороны. В этом все наше общение!" {Письмо от 3 ноября 1893 г.}

  Откровеннее многих других Лялечкин выразил кризисное состояние молодой поэзии конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века, жившей ощущениями "безвременья" и идейного тупика. Упадок гражданской поэзии после смерти Некрасова, обнаружившийся в мрачные 80-е годы, Лялечкин сознавал как крушение гражданственных идеалов вообще. Вот что писал Лялечкин Бунину по поводу знаменитого стихотворения Плещеева "Вперед": "Я не могу понимать тех настроений, которые вызывают подобные стихотворения. Они точно стыдятся говорить, что им живется тяжело и скучно. Нас, говорят, гнала роковая судьба, и тернии кололи нам грудь, и тьма застилала нам дорогу, а мы не падали духом! Мы, говорят, верили в свет и возрождение, хотя чувствовали, что надежда нам изменяет и мечты нас обманывают. Мы, говорят, видели вокруг только зло и несправедливость, но мы верили в торжество правды или, верите, лгали самим себе, уверяя самих себя, что это торжество будет.

  Я же говорю, не стыдясь, всем и везде, что, живя в этом пошлом свете, среди пошлых людишек, среди огорчений, невежества, зверства, неблагодарности и нищеты, я на каждом шагу падаю духом и скорблю. У меня нет силы бороться с великою безрассудностью пошлости, и совесть моя не позволяет мне кричать: вперед! Потому что впереди еще хуже!" {Там же.}

  Отворачиваясь от тягостных сторон реальности, страшась настоящего и будущего, Лялечкин стремился создать свой, особый условно-поэтический мир, противоположный действительности и возвышающийся над ней. Во многом близкий Фофанову и позднему Апухтину, Лялечкин действительно "падал духом на каждом шагу" и разделял многие слабости эстетических установок поэзии "чистого искусства".

  20 августа 1893 года, в день похорон А. Н. Апухтина, Лялечкин выступал у его могилы с чтением стихов, тогда же напечатанных. {См.: "Новости", 1893, 21 августа.} Вместе с латинистом Н. И. Соколовым Лялечкин принимал участие в подготовке переводов на русский язык сонетов Петрарки. К осуществлению этого замысла были привлечены многие поэты, в их числе Апухтин, Полонский, Фофанов, Минский, Мережковский, Сафонов, Червинский, Лохвицкая, Федоров, Фруг, Коринфский, Бунин и др.

  Второй после поэзии страстью Лялечкина был театр. Еще в детстве он едва не сбежал из дому с пригласившей его актерской труппой. В Петербурге Лялечкин играл в любительских спектаклях в Лесном театре, в зале Павловой и на других подмостках. "Теперь бросить сцену мне так же трудно, как бросить писать стихи, - признавался Лялечкин Бунину. - С сентября этого года я буду уже играть не любителем, а настоящим актером в Ново-охтинском театре, в Петербурге. С антрепренером этого театра я подписал контракт на весь будущий сезон - с начала этого месяца. Конечно, актерство мое нисколько не помогает заниматься лесными науками". {Письмо от 25 июля 1893 г.}

  Для театра Лялечкин написал несколько комедий и водевилей - "Воинственные жены", "Мамушки", "В дебрях лесных", "Любовь на выдумки хитра". Выступал он и в качестве театрального рецензента (под псевдонимами "Лесной", "Нарцисс-Сызранский" и др.).

  Безнадежно больной Лялечкин умер 27 февраля 1895 года в Калуге, в возрасте двадцати пяти лет, не совершив многого из того, что обещал. Бунин посвятил Лялечкину некролог, который был передан в редакцию газеты "Свет", где Лялечкин некоторое время состоял сотрудником. Однако днем раньше редакция этой газеты поместила другой некролог, перепечатанный из "Нового времени". Публикацию своих стихотворений в сборнике "Молодая поэзия" Лялечкин не успел увидать. "Наш сборник едва успел выйти, - свидетельствует П. Перцов, - как умер один из самых молодых его участников - И. О. Лялечкин (1870-1895). В то время, помимо Надсона, это была первая смерть в рядах молодой поэзии... Лялечкин возбуждал особенные ожидания в Брюсове. Жалуясь в письмах ко мне на безнадежность всей юной поэзии, он делал исключения только для Бальмонта и еще для Лялечкина". {П. Перцов, Литературные воспоминания. 1890-1902, М.-Л., 1933, с. 173.}

  Брюсов ценил стихотворения Лялечкина за их искренность; он видел в молодом поэте продолжателя линии Фета и Фофанова в поэзии и рассматривал его стихотворные опыты как вполне созвучные новейшим исканиям русских символистов. В пору подготовки сборников "Русские символисты" Брюсов переписывался с Иваном Лялечкиным, считая его если не прямым соратником, то по крайней мере ближайшим союзником в современной поэзии. Этот эпизод их общения послужил темой лирического стихотворения Брюсова "На смерть И. Л." из цикла "Близким" в книге "Tertia Vigilia" (1900). Среди русских поэтов, причисленных к числу "близких", И. Л. (Лялечкин) был поставлен Брюсовым после Лермонтова и Бальмонта.

  

  

  Милый брат! ты звездой серебристой

  

  

  Заблестел на ночном небосклоне,

  

  

  Но предтечей безвестных гармоний

  

  

  Закатился за далью росистой.

  

  

  Ты предтечей безвестных гармоний

  

  

  Тихо канул в вечерние тени!

  

  

  Уронил я письмо на колени,

  

  

  Утонул я в ночном небосклоне...

  Характерно, что Брюсов в своей книге не расшифровал инициалов адресата. Конкретный биографический эпизод подан в чисто символистическом духе, так что за инициалами И. Л. читатель "Tertia Vigilia" мог угадать лишь предельно обобщенный, идеально-возвышенный образ поэта со стремительной и эфемерной судьбой, такой же короткой, как жизнь падающей звезды. Для Брюсова Лялечкин был "предтечей", и он особенно остро чувствовал это, перечитывая его стихи и перебирая старые письма.

  Среди стихотворений Лялечкина Брюсов особо выделял такие, как "Пятнадцать лет - счастливая пора...", "Натуры более изысканной и тонкой..." (Из

  Катулла Мендеса), "Прочь, бездушная действительность..." ("Символическое").

  После выхода антологии "Молодая поэзия" Брюсов писал П. Перцову: "Во всем сборнике, кажется, нет "страстных" стихотворений, а ведь их современные поэты все-таки пишут. Важно не то, что наши юные поэты еще ничего не дали, а то, что они и не могут ничего дать; это же - для меня по крайней мере - вполне ясно из их произведений....Есть исключения - о! я ничего не говорю - есть маленькие исключения. Есть Бальмонт... Есть... впрочем, увы! - был Лялечкин. Вы, конечно, слышали о его смерти. Вот о ком можно пожалеть. Мне случалось получать от него стихотворения из подготовленной им к печати книжки. То были прелестные вещи. Надеюсь, друзья Лялечкина издадут посмертный сборник стихов". {"Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову. 1894-1896", М., 1927, с. 9-10.}

  Сообщение о подготовленном для печати сборнике стихотворений Лялечкина было подтверждено в некрологе. {См.: "Новое время", 1895, 4 (16) марта.} Однако издание книги не осуществилось. Рукопись ее не обнаружена.

  Стихотворения И. О. Лялечкина, напечатанные в периодике, впервые объединены в настоящем издании.

  

  

  

  

   512

  

  

   Мятежным вихрем суеты,

  

  

   Спеша, проходят дни за днями,

  

  

   А душу с новыми годами

  

  

   Волнуют старые мечты.

  

  

   Всему есть грань, всему есть мера, -

  

  

   Есть мера злу, мы ждем добра

  

  

   И говорим: придет пора,

  

  

   И будет - свет, любовь и вера.

  

  

   Борясь с неправдою и злом,

  

  

   Мы чаем светлый праздник встретить

  

  

   И в нашей памяти отметить

  

  

   Миг правды - правды торжеством.

  

  

   Чем гуще мрак, чем зло сильнее,

  

  

   Тем будет радостнее час,

  

  

   Когда сойдется много нас

  

  

   Делить победные трофеи.

  

  

   Года идут, а мы всё ждем

  

  

   Желанной радостной победы

  

  

   И верим, что, минуя беды,

  

  

   Мы к тихой пристани придем.

  

  

   Не вняв страданьям бесконечным,

  

  

   Мы свято чтим завет времен...

  

  

   О человек, как ты силен

  

  

   В своем терпенья вековечном!

  

  

   <1891>

  

  

  

   513. РАССВЕТ

  

  

  Громче и радостней трель соловьиная

  

  

   В чаще зеленой звенит...

  

  

  Тает заря в небесах злато-алая,

  

  

   Тает она и дрожит.

  

  

  Зашелестели высокие тополи -

  

  

   Их ветерок разбудил;

  

  

  Он и цветам полевым пробудившимся

  

  

   Что-то тайком говорил...

  

  

  Он разогнал и туман, поднимавшийся

  

  

   Тучей седой от реки.

  

  

  Точно живые, проснулись и смотрятся

  

  

   В зеркало вод тростники.

  

  

  Скоро уж солнце! и первый сверкающий

  

  

   Луч по кустам пробежит...

  

  

  Громче и радостней трель соловьиная

  

  

   В чаще зеленой звенит.

  

  

  <1891>

  

  

  

   514. СВИДАНИЕ

  

  

   Медленно еду я рощей березовой,

  

  

   Еду, не зная куда.

  

  

   Гаснет и гаснет закат бледно-розовый,

  

  

   Первая блещет звезда.

  

  

   Месяц украдкой всплывает над рощею,

  

  

   Путь предо мной серебря,

  

  

   Вправо - чернеют кустарники тощие,

  

  

   Влево - пылает заря.

  

  

   Шире и сумрачней тени вечерние,

  

  

   Гуще цветов аромат...

  

  

   Думы бессменные, грезы бессонные

  

  

   Дальше и дальше манят.

  

  

   Вот миновал я и рощу, и медленно

  

  

   Еду, не зная куда.

  

  

   Ну же, мой конь! - и, ударивши шпорами,

  

  

   Я отпустил повода.

  

  

   Еду... А сердце мечтой непонятною

  

  

   Сжалось и больно стучит.

  

  

   Ночь благовонная, ночь благодатная,

  

  

   Что-то она мне сулит?..

  

  

   Чем-то знакомым вдруг в душу повеяло -

  

  

   Силы нет ехать... пойду...

  

  

   Тут мое счастье, что сердце лелеяло, -

  

  

   В этом тенистом саду.

  

  

   Грустный стою, опершися на загородь,

  

  

   Липы чуть-чуть шелестят...

  

  

   О, неужели моя ненаглядная

  

  

   Выйдет в задумчивый сад?

  

  

   Чу! будто хрустнуло!.. Вон что-то белое

  

  

   Мне закивало, маня...

  

  

   Боже! ужели?.. О счастье! О молодость!

  

  

   Жизнь моя! радость моя!

  

  

   <1891>

  

  

  

  

  515. ЛЕТОМ

  

  

   Опять звенят напевы мая

  

  

   Влюбленной трелью соловья,

  

  

   Опять с тобой, моя родная,

  

  

   Поется мне - и весел я.

  

  

   Скажи, мой друг, ты хочешь песен?

  

  

   Скажи, мой друг, ты не грустишь?

  

  

   Ведь этот вечер так чудесен,

  

  

   Так благовонна эта тишь!

  

  

   Дай руку, побежим в аллеи

  

  

   Вечерней влагой подышать;

  

  

   Там льются песни горячее,

  

  

   Там им такая благодать!

  

  

   Там песни птиц, без слов, названья,

  

  

   В груди у нас разбудят вновь -

  

  

   И позабытые желанья,

  

  

   И позабытую любовь.

  

  

   <1891>

  

  

  

  

   516

  

  

  Мне не жаль, что ночь минула скоро,

  

  

  Мне не жаль, что скоро минет день...

  

  

  Всё - слова любви, слова укора,

  

  

  Даже клятв слова - всё только тень.

  

  

  Эта страсть пройдет, как сновиденье,

  

  

  Как и ночь, мелькнув едва на миг;

  

  

  Я давно привык к разуверенью,

  

  

  И давно к изменам я привык.

  

  

  И с тобой грозящая разлука

  

  

  Мне теперь уж вовсе нипочем:

  

  

  Ведь любить всегда - такая скука!

  

  

  А любить на миг - что пользы в том?

  

  

  О, не верь ты чувствам, что дарят нам

  

  

  Слезы счастья, - в них сокрыт обман,

  

  

  Так в просторе моря необъятном

  

  

  В тишине таится ураган!

  

  

  Пусть бежит скорей она от взора,

  

  

  Не любовь, а эта счастья тень...

  

  

  Мне не жаль, что ночь минула скоро,

  

  

  Мне не жаль, что скоро минет день.

  

  

  <1891>

  

  

  

  

   517

  

   Не вчера ли в тени, меж зеленых ветвей,

  

   Нам о счастье свистал молодой соловей?

  

  

  Не вчера ли, не зная печали,

  

  

  Мы сидели вдвоем и мечтали?

  

   Было тихо в саду, освещенном грозой,

  

   И земля, вся обвеяна нежной дремой,

  

  

  Фимиамы куря, засыпала,

  

  

  И заря разгоралася ало.

  

   А сегодня печальна, тиха и бледна,

  

   Как и пасмурный день, ты сидишь у окна,

  

  

  Смутным грезам отдавшись душою,

  

  

  И не вымолвишь слова со мною.

  

   Подожди, моя радость, промчится гроза -

  

   И над нами заблещет небес бирюза,

  

  

  И на смену глухому ненастью

  

  

  Улыбнется желанное счастье.

  

   <1891>

  

  

  

   518. СЕРЕНАДА

  

  

   Пойдем со мной в тенистый сад,

  

  

  

  Пойдем, мой нежный друг, -

  

  

   Там жизнь, цветы и аромат,

  

  

  

  И бархатный там луг...

  

  

   Сгони пугливый сон с ресниц,

  

  

  

  Покинь постель свою, -

  

  

   В саду щебечут хоры птиц,

  

  

  

  И я тебе пою.

  

  

   Уж солнце весело глядит

  

  

  

  В раскрытое окно,

  

  

   И кущи темные ракит

  

  

  

  Заждались нас давно.

  

  

   Всё громче свищет соловей,

  

  

  

  Всё ярче краски дня...

  

  

   Пойдем же в сад гулять скорей,

  

  

  

  Красавица моя!

  

  

   <1891>

  

  

  

  

  519. ВЕСНА

  

  

  

  По садам уже, кудрявясь,

  

  

  

  И на липах, и на кленах

  

  

  

  Распустилась нежно завязь

  

  

  

  В бахромах темно-зеленых.

  

  

  

  У ручья, в волокнах ила,

  

  

  

  Под душистой тенью клена,

  

  

  

  Лепестки свои раскрыла

  

  

  

  Голубая анемона.

  

  

  

  Зацвела нитчаткой заводь,

  

  

  

  Как в узорной пелеринке,

  

  

  

  И над нею вышли плавать

  

  

  

  Бледно-желтые кувшинки.

  

  

  

  Над рекою утром рано

  

  

  

  Пар клубится дымкой тонкой,

  

  

  

  И слышны из-за тумана

  

  

  

  Влажный блеск и рокот звонкий.

  

  

  

  И по соснам вновь запрыгал

  

  

  

  Дятел громко и проворно,

  

  

  

  Из-под шишек, в чаще игол,

  

  

  

  Вышелушивая зерна.

  

  

  

  <1892>

  

  

  

   520. КАНУН КУПАЛА

  

  

  

  

  (Фантазия)

  

  

   Лес не дремал... Цветы не спали,

  

  

   Живой росой окроплены;

  

  

   Шурша листвой на ветровале,

  

  

   Играл зефир с лучом луны.

  

  

   Не спали птицы в теплых гнездах,

  

  

   И по опушке, вдоль межи,

  

  

   Ползли, вдыхая влажный воздух,

  

  

   Желтоголовые ужи.

  

  

   Под сенью пихт и сосен хмурых,

  

  

   Как тень проворны и легки,

  

  

   Ловя жучков, на ржаво-бурых

  

  

   Стволах сновали пауки.

  

  

   И там, среди ложбин, в которых

  

  

   Ручьи бессонные гремят,

  

  

   В тени на пестрых мухоморах

  

  

   Впивал тарантул жгучий яд.

  

  

   И оглашали томным криком

  

  

   Лесов загадочную ширь

  

  

   В своем злорадстве алчно-диком

  

  

   Сова и мрачный нетопырь.

  

  

   Давно заря зарю сменила,

  

  

   А в темном лесе, как шакал,

  

  

   Всё кто-то выл, стеня уныло,

  

  

   Всё кто-то воздух оглашал.

  

  

   Уж поздно. Над безмолвной кроной

  

  

   Душистой ночи сумрак лег;

  

  

   Кой-где в кудрях травы зеленой

  

  

   Блестит Иванов червячок.

  

  

   И над рекою, осиянны

  

  

   Печально-кроткою луной,