Кусков Платон Александрович - Стихотворения, Страница 2 - Книги

iv align="justify">

зодчий повесил.

Злобно сровнял он песок; и опять завело

свою песню

Бурное сердце. Но вдруг оно просияло опять:

Новые начал чертить он выступы, стрелы,

розетки...

"Маинцкий это собор, - сказал старичок

и прибавил

Так поощрительно, - очень, да, очень похоже, -

чудесно!"

Стерши ногою чертеж, ушел - обессилен -

художник;

Но у него в голове засел этот адский старик:

К прежним терзаньям еще прибавилось новое;

прежде

Мог он хоть думать, искать; а теперь

в его мыслях одни лишь

Два, на песке, неудалые планы да Рейн

с стариком.

Вера исчезла в душе даже и в то, что он может

Освободить свою мысль от них, и в мозгу

воспаленном

Нет их тогда лишь, как все они перед ним

воочию.

Это всё гонит его на Рейн, на прибрежный песок;

И осужден свои думы он думать теперь

под надзором

Двух этих скаредных глаз: он их чувствует

даже спиною.

Ненависть, злоба... Сидит и чертит; а тот

за спиной

И объясняет, на что всё это похоже. О, сколько

Раз он в безумьи хотел умертвить старика!

Но однажды,

Ярости полн, говорит: "Вижу, великий ты мастер;

Вот тебе трость, - покажи ты мне уменье свое!"

И из-под трости его, той же самой, как только

попала

В руки она старику, выходить стал, частями,

Нынешний Кельнский собор. "Что хочешь, -

воскликнул безумец, -

То и бери за него: всё, что достану, - твое!"

- "Выгодно ты покупаешь!" - прошамшил

старик, усмехаясь,

И из карманов своих стал золото сыпать

горстями

В волны реки. Прилила кровь к сердцу,

и зодчий мгновенно,

От чертежа отстранив старика, в него мощной

рукою

Верный направил удар, но быстро сверкнувшею

сталью

Только лишь воздух рассек: старика пред ним

не было; весь он

Облаком дыма исчез; исчез и чертеж-соблазнитель.

Тут лишь разверзлись у зодчего очи: "Так вот

оно кто он!"

В ужасе был он готов оставить все замыслы.

"С ними, -

Думал он, - душу погубишь!" И в церковь

пошел на молитву.

Но и молитва дала покой на короткое время,

Шепчут молитву уста, а мечта свое делает дело:

Стрелы бесчисленных башен, окон стрельчатых

узоры,

Давящий душу кошмар этих, каменных кружев.

"О боже,

Что твоя вечная жизнь мне даст вместо этого?" -

он

Мыслит и мыслей своих страшится, но пуще

страшится

Из головы упустить, что память ему сохранила

Из чертежа старика, и не ведает сам,

что страшнее.

Сон убежал от него: эти кружева, кружева душу

Всю его обвили, держат на привязи сердце

и мысль -

Не отпускают на шаг: или их, иль не нужно

и жизни!

Хочет он их начертить, за пергамент берется, -

пергамент

Путает мысли его; идет на прибрежный песок -

В памяти всё помрачилось, смешалось, исчезло.

Кончено! надо решать с жизнью. Но, вяло

перстами

Щупая острую сталь, он думает: "Из-за чего же

Гибнуть бесславно, коль гибель - цена

за бессмертие в мире?"

А уж старик перед ним и стоит. Сговорились:

Вечером дьявол ему свой план передаст на том

самом

Месте, а зодчий ему изготовит как нужно

расписку,

Кровью своей, об уступке души своей. Радостен,

весел

Зодчий ушел: как гора с утомленных свалилася

плеч.

Только когда написал он обет свой, задумался

снова:

В мыслях явились его орудия пыток, какими

Люди терзали тогда друг друга, и волосы дыбом

Стали: какие ж ему готовит терзания ад?

Вновь изнемогши душой, пошел он на исповедь.

Добрый

Патер его успокоил. "Великое дело, -

сказал он, -

Дело святое! И бог спасет тебя. Будут народы

К нам притекать и свое к нам приносить

достоянье.

Всё изготовь, как взялся, - по чести; но только

к расписке

Ты прикрепи эту малую часть чудотворного

древа;

План получи и отдай расписку: увидишь,

что будет".

Вечером зодчий застал старика на условленном

месте;

С полным доверьем старик ему передал план;

на расписку ж

Только с усмешкой взглянул и мгновенно

рассеялся дымом.

Так побежден был злой дух. - Началося строенье.

В шуме работы, в ее кутерьме, в беспокойстве

веселом,

Зодчий забыл старика; с возрастающим зданьем

собора

Рос его дух. В кружевах и блондах из камня

всё зданье,

Словно надменный маркиз, счастливый, довольный

собою.

Наполовину оно уж готово; уж скоро в средине

Вырастет легкая башня; свои и чужие толпами

Рвутся к нему: диво всем этот вязаный в кружево

камень.

Видно далёко его! - Вечером ясным однажды,

Как воцарился кругом, после умолкших работ,

Мир тишины, на лесах один их остался хозяин.

Смотрит он в синюю даль, и за этою далью

он видит

Мыслию новую даль, а за тою еще и еще.

Тонет счастливая мысль в бесконечности мира:

Всю эту даль, что глаза видят и видит

одно лишь

Око души, суждено пройти его имени! Миру

Праздник - такая победа духа над камнем! -

И очи

Сладкий туман заволок слез упоенья собою.

Но сквозь туман этих слез вдруг он видит давно

позабытый

Образ: пред ним, на лесах, настоящий творец

его храма,

Юный, могучий и властный, и весь - торжество

и победа.

"Ты и водитель души твоей, патер, задумали оба

Сердцем лукавым меня обмануть; вы немножко

забыли,

Что, замышляя обман, вы в мое забрели

уже царство, -

Милости просим! В мое царство всем двери

открыты.

И полюбилася вам ваша расписка! - Зачем мне

Ваша расписка? - Ни мне, ни небу расписки

не нужны:

Вся ваша жизнь для меня и для неба расписки.

Но всё же

Я за обман накажу: от меня если хочешь награды,

Так уж обманывай небо! Ты славой прельстился;

седые

В смену друг другу века пройдут; поколенья

людские

Место уступят одни другим; и не только

могилы

Ныне дышащего жизнью исчезнут, но даже

могилы

Будущих ваших людских поколений бесследно

В прах перейдут; целый мир переденется в новые

ризы:

Вместо дорог неуклюжих пойдут по железу

дороги,

В лодках летать к облакам будут люди; один

лишь в том самом

Виде, как в эту минуту, стоять неоконченным

будет

Этот собор, не угодный ни небу, ни мне;

и исчезнет.

Имя пустое твое, как дым; только матери детям

Будут рассказывать сказки, что я сошвырнул

тебя будто

С этих подмостков, и ты, вниз летя, сам забыл

свое имя...

Так победил ты меня!" - И, видя свой

путь загражденным

Неодолимою силою, зодчий невольно пред нею

Вспять подался, хоть стоял у края настилки;

и, рухнув

С нагроможденных лесов, чрез мгновенье летел он

на землю,

Сам позабыв свое имя, с лицом, искаженным

в предсмертном

Страхе, и ежился весь, обратиться желая

в пылинку.

1863

АРАГВА

Меж лесистыми горами,

В жемчуг пены убрана,

Светло-синими водами,

Словно умными глазами -

Улыбается она.

Ускользнув с веселым смехом

Из объятий душных гор,

Упоенная успехом,

И к камням - своим помехам -

Клонит резвый разговор.

Плещет пеной в них жемчужной.

"Что молчите? - говорит. -

Вам не радость полдень южный?

Что у вас такой ненужный,

Недовольный, серый вид!"

К этой звонкой, детской речи

Мой прикован слух и ум:

Я хочу с собой далече

Унести, до новой встречи,

Светлых струй волшебный шум.

1880

ОНА

Помнишь ночь: мы на камне с тобой гробовом,

Чужды мысли о смерти, сидели вдвоем,

И к тебе ближе сесть мне нежданно помог

Засветившийся в темной траве светлячок.

Я его для тебя взял к себе на ладонь;

На холодный его, непонятный огонь

Ты смотреть наклонилась - як камню прирос:

Я вдыхал аромат твоих пышных волос -

Мне милей был он всех ароматов земли...

Твои косы в душе моей гимны зажгли,

О светлейшая искра всего бытия,

Что собою в тот миг окружало меня!

БАЙДАРСКИЕ ВОРОТА

В молочном облаке тумана всё ущелье -

На море синее исчез волшебный вид;

Холодный мелкий дождь уныло моросит;

И дума на сердце досадная лежит,

Что тут же, рядом с ним, блеск, радость и веселье;

Что солнце, с вышины безоблачных небес,

Всю зноем облило соседнюю долину;

Что этот злой туман, в котором день исчез,

Дает долине той волшебную картину:

Он перламутовым улегся облачком

Меж гор, на гребни их раскинув словно руки,

И манит взор к себе; и мысли нет ни в ком,

Что всё, что в нем теперь, полно тоски и муки.

1887