| Главная » Книги |
Корнилов Борис Петрович - Стихотворения, Страница 3
Корнилов Борис Петрович - Стихотворенияsp;
и, как барышник, звонок, рыж,
поет по кошелям барыш.
А водка хлещет четвертями,
коньяк багровый полведра,
и черти с длинными когтями
ревут и прыгают с утра.
На пьяной ярмарке,
на пышной -
хвастун,
бахвал,
кудрями рыж -
за всё,
за барышню барышник,
конечно, отдает барыш.
И улетает с табунами,
хвостами плещут табуны
над сосунками,
над полями,
над появлением луны.
Так не зачти же мне в обиду,
что распрощался я с тобой,
что упустил тебя из виду,
кулак,
барышник,
конобой.
И где теперь твои стоянки,
магарычи,
со свистом клич?
И на какой такой гулянке
тебя ударил паралич?
Ты отошел в сырую землю,
глаза свои закрыл навек,
и я тебя
как сон приемлю -
ты умер.
Старый человек.
<1928>
* * *
Похваляясь любовью недолгой,
растопыривши крылышки в ряд,
по ночам, застывая над Волгой,
соловьи запевают не в лад.
Соловьи, над рекой тараторя,
разлетаясь по сторонам,
города до Каспийского моря
называют по именам.
Ни за что пропадает кустарь в них,
ложки делает, пьет вино.
Перебитый в суставах кустарник
ночью рушится на окно.
Звезды падают с ребер карнизов,
а за городом, вдалеке, -
тошнотворный черемухи вызов,
весла шлепают на реке.
Я опять повстречаю ровно
в десять вечера руки твои.
Про тебя, Александра Петровна,
заливают вовсю соловьи.
Ты опустишь тяжелые веки,
пропотевшая,
тяжко дыша...
Погляди -
мелководные реки
машут перьями камыша.
Александра Петровна,
послушай, -
эта ночь доведет до беды,
придавившая мутною тушей
наши крошечные сады.
Двинут в берег огромные бревна
с грозной песней плотовщики.
Я умру, Александра Петровна,
у твоей побледневшей щеки.
. . . . . . . . . . . . . . .
Но ни песен, ни славы, ни горя,
только плотная ходит вода,
и стоят до Каспийского моря,
засыпая вовсю, города.
Февраль 1929
НАЧАЛО ЗИМЫ
Довольно.
Гремучие сосны летят,
метель нависает, как пена,
сохатые ходят,
рогами стучат,
в тяжелом снегу по колено.
Опять по курятникам лазит хорек,
копытом забита дорога,
седые зайчихи идут поперек
восточного, дальнего лога.
Оббитой рябины
последняя гроздь,
последние звери -
широкая кость,
высоких рогов золотые концы,
декабрьских метелей заносы,
шальные щеглы,
голубые синцы,
девчонок отжатые косы...
Поутру затишье,
и снег лиловатый
мое окружает жилье,
и я прочищаю бензином и ватой
центрального боя ружье.
1929
ЛЕС
Деревья, кустарника пропасть,
болотная прорва, овраг...
Ты чувствуешь -
горе и робость
тебя окружают...
и мрак.
Ходов не давая пронырам,
у самой качаясь луны,
сосновые лапы над миром,
как сабли, занесены.
Рыдают мохнатые совы,
а сосны поют о другом -
бок о бок стучат, как засовы,
тебя запирая кругом.
Тебе, проходимец, судьбою,
дорогой - болота одни;
теперь над тобой, под тобою
гадюки, гнилье, западни.
Потом, на глазах вырастая,
лобастая волчья башка,
лохматая, целая стая
охотится исподтишка.
И старая туша, как туча,
как бурей отбитый карниз,
ломая огромные сучья,
медведь обрывается вниз.
Ни выхода нет, ни просвета,
и только в шерсти и зубах
погибель тяжелая эта
идет на тебя на дыбах.
Деревья клубятся клубами -
ни сна,
ни пути,
ни красы,
и ты на зверье над зубами
свои поднимаешь усы.
Ты видишь прижатые уши,
свинячьего глаза свинец,
шатанье слежавшейся туши,
обсосанной лапы конец.
Последние два шага,
последние два шага...
И грудь перехвачена жаждой,
и гнилостный ветер везде,
и старые сосны -
над каждой
по страшной пылает звезде.
1929
ЛЕСНОЙ ПОЖАР
Июлю месяцу не впервой
давить меня тяжелой пятой,
ловить меня, окружая травой,
томить меня духотой.
Я вижу, как лопнула кожура
багровых овощей, -
на черное небо пошла жара,
ломая уклад вещей.
Я задыхаюсь в час ночной
и воду пью спеша,
луна - как белый надо мной
каленый край ковша.
Я по утрам ищу... увы...
подножный корм коню -
звон кругом
от лезвий травы,
высохшей на корню.
И вот
начинает течь смола,
обваривая мух,
по ночам выходит из-за угла
истлевшей падали дух.
В конце концов
половина зари
отваливается, дрожа,
болото кипит -
на нем пузыри,
вонючая липкая ржа, -
и лес загорается.
Дует на юг,
поглубже в лес ветерок,
дубам и осинам
приходит каюк -
трескучей погибели срок.
Вставай,
поднимайся тогда,
ветлугай,
с водою иди на огонь,
туши его,
задуши,
напугай,
гони дымок и вонь.
Копай топорами широкие рвы,
траву губи на корню,
чтобы нельзя по клочьям травы
дальше лететь огню.
Чтобы между сосновых корней
с повадкой лесного клеща
маленькое семейство огней
не распухало, треща.
Вставай,
поднимайся -
и я за тобой,
последний леса жилец,
иду вперед с опаленной губой
и падаю наконец.
Огонь проходит сквозь меня.
Я лег на пути огня,
и падает на голову головня,
смердя,
клокоча
и звеня.
Вот так прожить
и так умереть,
истлеть, рассыпаясь в прах,
золою лежать
и только шипеть,
пропеть не имея прав.
И новые сосны взойдут надо мной,
взметнут свою красу,
я тлею и знаю -
всегда под сосной,
всегда живу в лесу.
1929
ДЕД
Что же в нем такого -
в рваном и нищем?
На подбородке - волос кусты,
от подбородка разит винищем,
кислыми щами
на полверсты.
В животе раздолье -
холодно и пусто,
как большая осень
яровых полей...
Нынче - капуста,
завтра - капуста,
послезавтра - тех же щей
да пожиже влей.
В результате липнет тоска, как зараза,
плачем детей
и мольбою жены,
на прикрытье бедности
деда Тараса
господом богом
посланы штаны.
У людей, как у людей, -
летом тянет жилы
русский, несуразный, дикий труд,
чтобы зимою со спокоем жили -
с печки на полати, обычный маршрут.
Только дед от бедности
ходит - руки за спину,
смотрит на соседей:
чай да сахар,
хлеб да квас... -
морду синеватую, тяжелую, заспанную
морду выставляя напоказ.
Он идет по первому порядку деревни -
на дорогу ссыпано золото осин.
- Где мои соседи?
- В поле, на дворе они,
Якова Корнилова разнесчастный сын.
И тебе навстречу,
жирами распарена,
по первому порядку своих деревень
выплывает туша розовая барина -
цепка золотая по жилету, как ремень.
Он глядит зелеными зернышками мака,
он бормочет - барин - раздувая нос:
- Здравствуй, нерадивая собака,
пес...
Это злобу внука,
ненависть волчью
дед поднимает в моей крови,
на пустом животе ползая за сволочью:
- Божескую милость собаке яви...
Я ее, густую, страшной песней вылью
на поля тяжелые,
в черный хлеб и квас,
чтобы встал с колен он,
весь покрытый пылью,
нерадивый дед мой -
Корнилов Тарас.
1930
КАЧКА НА КАСПИЙСКОМ МОРЕ
За кормою вода густая -
солона она, зелена,
неожиданно вырастая,
на дыбы поднялась она,
и, качаясь, идут валы
от Баку
до Махачкалы.
Мы теперь не поем, не спорим -
мы водою увлечены;
ходят волны Каспийским морем
небывалой величины.
А потом -
затихают воды -
ночь каспийская,
мертвая зыбь;
знаменуя красу природы,
звезды высыпали, как сыпь;
от Махачкалы
до Баку
луны плавают на боку.
Я стою себе, успокоясь,
я насмешливо щурю глаз -
мне Каспийское море по пояс,
нипочем...
Уверяю вас.
Нас не так на земле качало,
нас мотало кругом во мгле -
качка в море берет начало,
а бесчинствует на земле.
Нас качало в казачьих седлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых -
нас укачивала любовь.
Водка, что ли, еще?
| |
| Просмотров: 416 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры