Но песен дар и слезы умиленья
Мне помогли святыню сохранить -
Из сердца вырвать с кровью заблужденья,
Сосуд души очистить и омыть.
Мой кроток дух. В нем, как в спокойном море,
Я берега и небо отражу,
Все помыслы, все радости, всё горе,
Все тайны жизни братьям покажу.
Я их люблю, я речью благородной,
Как музыкой, сердца их растворю,
Я научу их отдавать свободно
Всё божье - богу, царское - царю;
Не лезть наверх, а скромную дорогу
Надеждою и верой освещать,
Смирясь, всегда, везде молиться богу,
Любить, бороться, мыслить и страдать;
Век изуча, идти вперед пристойно -
И под ноги себе глядеть и вдаль;
О злобе дня обдуманно и стройно
Высказывать души своей печаль;
Зубов не скаля, побеждать косненье
И воплощать заветные мечты,
И с трепетом несть перлы вдохновенья
К стопам творца любви и красоты;
Не льстить толпе за детское участье,
Слепую ненависть ее презреть,
Не хлопотать о мимолетном счастье,
Как бог велит и жить, и умереть.
Я старцу намекну, как бодрым оком
На поколенье новое взирать,
За слабости казнить людей упреком,
Советом и примером ободрять.
И ты был юн - и сердцем заблуждался,
Любил добро, за ближнего страдал,
Мечтой о лучшем слепо увлекался
И злобой дня кипел и трепетал.
Ты одряхлел, - мы в том не виноваты;
Иди вперед! Не можешь? - Нас пусти!
Оставим мы тебе твои утраты,
А ты нам нашу молодость прости!
Вам, юноши, путь укажу ко славе:
Трудиться и смирять огонь в крови,
Душой не жертвовать скотским забавам,
Благоговеть пред таинством любви,
Благоговеть перед идеей века,
Творца в твореньи скромно изучать,
Чтить как святыню званье человека,
А мишуру и дрязги презирать;
Искать с молитвой своего призванья
И получа, ему не изменять:
Всё благо - разница в одном названьи,
Любимый честный труд есть благодать;
Лишь в общей пользе находить отраду,
Всё родине отдать: и труд и кровь.
А слава? - Дым. Есть лучшая награда:
Зреть бога, сознавать в себе любовь.
Я женщину сдружу с ее призваньем:
Цветами путь тернистый осыпать,
Жизнь обновлять блаженством и страданьем,
Любить страдая и любить страдать;
Святить себя - жить в новом поколенье,
В нем жажду вечной жизни пробудить
И оправдать творца: венцом творенья,
Залогом лучшей будущности быть.
Паду ли вновь среди житейской битвы,
Победный ли венок себе совью, -
Мои мечты, надежды и молитву,
Мою всю душу в песни перелью.
А те, что в будущем родные звуки
Полюбят и, прочувствовав, поймут,
Из колыбели ей протянут руки
И в жизнь грядущего меня возьмут.
И вот уж льются слезы умиленья...
О, если бы я мог их сохранить!
Мне кажется, я выстрадал прощенье,
А всё боюсь его не получить!
<1880>
AD VENEREM URANIAM {*}
{* К небесной любви (лат.). - Ред.}
Прекрасный друг души унылой,
Волшебной прелестью своей
Ты так отрадно озарила
Пустыню юности моей.
В поре надежд, в поре желаний -
Страдалец от избытка сил -
Без уверений, без признаний,
Стыдливо, робко я любил.
Я увлекался суетою,
Но я тебя не забывал,
И, немощно, борясь с судьбою,
Я втайне плакал и страдал.
Без обаянья, без участья,
Одним умом я жил тогда,
А сердцу так хотелось счастья,
Любви и мирного труда.
Рок не судил: в борьбе бесплодной
Погибли светлые мечты,
И сердце обнял сон холодный
Под шум житейской суеты.
Печальны были пробужденья,
И сны печальны. Мрак густой
Сокрыл волшебные виденья,
Кумиры жизни молодой.
Во тьму вотще вперяя очи,
Уж я тебя не обретал,
И всё один во мраке ночи
Между могилами блуждал,
Без маяка и без дороги,
Лишь смутно чувствуя душой
То шум бессмысленной тревоги,
То холод бездны роковой.
Я изнемог, борьбой убитый,
И пал в слезах. Из грозных туч,
Уже нежданный и забытый,
Во тьме блеснул отрадный луч...
И понял я твое призванье,
В больной груди проснулись вновь
Святое лучших лет страданье,
Тоска, надежда и любовь.
Стою коленопреклоненный,
В душе молитва - не печаль,
И вопрошает взор смущенный
Небес таинственную даль.
Что ж он - в судьбе моей печальной
Внезапный прошлого привет,
Зари ль вечерней луч прощальный
Или дня нового рассвет?
Взойди, взойди, мое светило,
С волшебной прелестью своей
И пробуди в душе унылой
Очарованье прежних дней!
Я твой! Я лучшие желанья,
Гордыню смелых дум моих,
Все наслажденья, все страданья
Поверг во прах у ног твоих.
И жизнь отдам без сожаленья, -
Чтоб только до конца я мог
Дышать святыней вдохновенья
И умереть у милых ног.
1880-е годы
* * *
Нет мочи _жить_! Слепой судьбы угрозы,
Слепой толпы вседневный, дикий шум,
Бессилием проглоченные слезы,
Тоска любви и ноша скорбных дум -
Вот жизнь! На правду ложь глядит угрюмо,
На слезы глупость смотрит свысока...
Печальные, безвыходные думы!
Бесплодная, тюремная тоска!
Иссякла вера, зверство и обманы
Царят над миром, - безотрадный век!
Бог - чрево, бог - дырявые карманы,
И жертвой зверя гибнет человек.
Любовь иссякла: братского участья
Ни в ком, грызня за грош всем по плечу;
Желанного нигде не вижу счастья,
Безумцев счастья сам я не хочу.
Богатством, властью, славою преступной
Моя душа не будет прельщена,
Я не упьюсь красой для всех доступной,
Я не утешусь пеною вина.
Мне нужен хмель не пенистый, но сильный,
Чтоб сразу сокрушить мой бедный ум,
Чтоб в тишине, чтоб в темноте могильной
Мне отдохнуть от слез, тоски и дум.
Ну что ж, умри, закрой больные очи,
Усни навек и перестань скорбеть.
Но сердцу страшен призрак вечной ночи,
И силы нет, _не живши_, умереть.
Ну, так _живи_: страдай, и до могилы
Покорно крест неси, учись терпеть,
Молись творцу, проси любви и силы
Для бога жить, за братьев умереть.
1880-е годы
ПО ПРОЧТЕНИИ БАЙРОНОВА "КАИНА"
Я здесь один: меня отвергли братья;
Им непонятна скорбь души моей;
Пугает их на мне печать проклятья,
А мне противны звуки их цепей.
Кляну их рай, подножный корм природы,
Кляну твой бич, безумная судьба,
Кляну мой ум - рычаг моей свободы,
Свободы жалкой беглого раба!
Кляну любовь мою, кляну святыню,
Слепой мечты бесчувственный кумир,
Кляну тебя, бесплодную пустыню,
В зачатии творцом проклятый мир!
ЭПИГРАММЫ, ШУТКИ
<НА И. И. ДАВЫДОВА>
Подлец по сердцу и из видов,
Душеприказчик старых баб,
Иван Иванович Давыдов,
Ивана Лазарева раб.
В нем грудь полна стяжанья мукой,
Полна расчетов голова,
И тащится он за наукой,
Как за Минервою сова.
Сквернит своим прикосновеньем
Науку божию педант,
Так школьник тешится обедней,
Так негодяй официант
Ломает барина в передней.
1832 или 1833
<НА И. И. ДАВЫДОВА>
Учитель наш был истинный педант,
Сорокоум, - дай бог ему здоровья!
Манеры важные, - что твой официант,
А голос - что мычание коровье.
К тому ж - талант, решительный талант,
Нет, мало - даже гений пустословья:
Бывало, он часа три говорит
О том, кто постигает, кто творит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Возьмем, бывало, оду для примера
За голову и за ноги вдвоем,
И разберем по руководству Блера,
В ней недостатки и красы найдем,
_Что худо в ней, что хорошо_ - оценим,
Чего ж недостает - своим заменим.
1833 или 1834
* * *
Друзья мне скучны, - прихожу в их круг,
И говорят с участьем: "Здравствуй, друг!
Здоров ли?" - и протягивают руки.
"Ну как дела?" - и прочее. От скуки
За трубку, развалюсь, болтаю вздор,
А мне кругом рукоплескает хор:
"Вот мило! Вот забавно! Молодец!
Скажи еще!" Невмочь мне наконец:
Не с тем я шел, не то сказать хотел.
Я не сказал - зачем же? - так, не смел...
Друзья мне скучны; не пойду в их круг -
Не дружный сам с собой - кому я друг?..
12 декабря <1838>
СТИХОТВОРЕНИЯ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ И. П. КЛЮШНИКОВУ
* * *
Мне не забыть по гроб! Она сидела
С улыбкою страданья на устах...
И на меня сквозь тонких слез глядела
И руку жала в трепетных руках.
Прости, прости! Не знай сердечной муки,
Тебя спасет твоя любовь ко мне...
Забудь меня! Но, друг, во дни разлуки
Молись, молись в далекой стороне.
Давно, давно я пережил страданье,
Молюсь о ней - но всё еще порой
Мне слышится знакомое стенанье
И кто-то тихо плачет надо мной.
Молись, молись! В страну, где нет разлуки,
Ты унесла с собой твою любовь!
Она свята; и я спасен от муки,
Я для любви душой воскресну вновь.
10 января 1839
* * *
Природа вечно созидает
И жизни шествует путем:
Вода, засохнув, исчезает,
Но возвращается дождем.
И, разрушая, образует;
Смерть изменяет только вид
И жизни частные связует
В бессмертную живую нить.
Но если в бытии отдельном
И существует только я,
То в океане беспредельном
Исчезнет капелька моя.
Но капля вод не исчезает,
А путь иной ей только дан, -
Единство же соединяет
Все капли в купный океан.
Отдельный луч не погасает,
Соединяйся с другим;
И звуков - мир не убивает
Согласным пением своим.
Износится земное платье,
Но душу дал живую бог;
А без того иметь понятье
Я б о бессмертии не мог.
Неугасимая, затмиться
Не может искра божества,
А в бестелесности сокрыться
От тусклых взоров вещества.
И что есть смерть? Освобожденье
От тяжких дряхлости обид
И полное зерна созренье,
Мякина только отлетит.
Премудрости небесной дщери
Надежда, Вера и Любовь
Отверзут райские нам двери,
Святая нас омыла кровь.
А время жизни - испытанье,
А верх его - разлуки час,
Но сладкое потом свиданье
Соединит навеки нас.
Начало 1840-х годов
ПРИМЕЧАНИЯ
В настоящий сборник вошло все наиболее существенное из поэтического
наследия четырех поэтов кружка Станкевича. Кроме оригинальных и переводных
стихотворений мы включили в книгу две стихотворные пьесы (Н. В. Станкевича и
К. С. Аксакова). В основе композиции каждого раздела книги лежит
хронологический принцип. Внутри разделов выделены шуточные и написанные на
случай стихи Станкевича и Клюшникова. Не имея самостоятельного
художественного значения, они тем не менее представляют определенный
биографический интерес. Переводы помещены среди оригинальных стихотворений,
ввиду того что по своему характеру они являются органической частью
творчества поэтов кружка. Кроме В. И. Красова, никто из поэтов,
представленных в этой книге, не издавался в советские годы отдельными
сборниками, а стихи И. П. Клюшникова, затерянные в периодических изданиях,
вовсе никогда не были собраны. В процессе подготовки к печати этой книги
было обследовано значительное количество архивных фондов в восьми
архивохранилищах. В результате нами обнаружено большое количество ранее
неизвестных стихотворений К. Аксакова, а также несколько произведений других
членов кружка Станкевича. Обследован также целый ряд старых журналов, газет
и альманахов. Мы не можем поручиться, что это обследование увенчалось
исчерпывающими результатами. Не исключено, что какие-то произведения
остались невыявленными.
Не придавая серьезного значения своему поэтическому творчеству, Н. В.
Станкевич не проявлял ни малейшей заботы о сохранении своих рукописей.
Автографов его стихов дошло до нас мало. Главным источником его поэтических
текстов являются публикации 1829-1834 гг. После окончания университета
Станкевич продолжал еще изредка писать стихи, но не печатал их. В 1857 г. П.
В. Анненков издал книгу "Н. В. Станкевич. Переписка его и биография",
{Первоначально работа была опубликована в "Русском вестнике", 1857, NoNo 1 и
2 и вслед за тем вышла отдельной книгой.} в приложении к которой поместил 12
стихотворений. Из них 11 публиковались впервые, в том числе одно, ошибочно
приписанное Станкевичу. Источником этих произведений
явилась
неопубликованная рукопись друга Станкевича Н. Г. Фролова "Н. В. Станкевич"
(ГИМ, ф. 351, д. No 62 и 63). Этот биографический очерк был написан в
1843-1846 гг. В распоряжении его автора находились списки некоторых
стихотворений Станкевича, которые он и воспроизвел в своем труде. На
титульном листе рукописи Фролова есть помета Александра Станкевича, брата
поэта, что этой рукописью в свое время пользовался П, В, Анненков, когда
трудился над своей книгой. Таким образом, рукопись Фролова являлась
единственным первоисточником десяти стихотворений Станкевича, поскольку их
автографы считались утерянными. В архивном фонде ЯМ. Неверова (ГИМ) мы
обнаружили почти все эти автографы (за исключением двух).
В последние годы жизни Станкевич написал несколько шуточных
стихотворений на русском и немецком языках, адресуя их своим друзьям. Они
были известны Анненкову, но тексты их считались погибшими. Из упомянутых
Анненковым стихотворений неразысканным осталось теперь пока только одно -
"Хор духов над спящим Грановским, возвещающий ему скорое пришествие
бутерброда, и горькие жалобы героя, при пробуждении, на отлетев