| Главная » Книги |
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Юрий и Ксения, Страница 4
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Юрий и Ксенияign="justify"> Уж подходил с святым крестом.
Но тут зарокотал не гром:
"Стой!"- крикнул князь, и все трепещут,
И взоры князя пламя мещут;
Весь мир забыт,- он рвется к ней
И молвил: "Блеск твоих очей
Палит мне сердце, жжет мне душу!
Ах! счастье ли твое разрушу,
Красавица, когда с тобой
Я, сам я обойду налой?"
Да он помучить только хочет
Боярина? вот захохочет
И - даст согласие на брак?
Быть может, что и было так
Им предположено сначала;
Но девы грудь затрепетала,
Но по щекам ее вспылал,
И свеж и нежен, жив и ал,
Румянец молодой денницы,
И вдруг за длинные ресницы
Стыдливых взоров чистый свет
Скрывается,- и силы нет.
"Ты мне назначена судьбою;
Мне жить и умереть с тобою!"-
Тверской воскликнул... И она...
Предательству не учена -
Ведь провела ж, дитя природы,
В селе младенческие годы,-
Да ей уже знаком обман:
Она, жалея тяжких ран,
Которые душе Ермила
(А был он мил ей) наносила,
Скрепяся, нанесла же их!
Теперь не милый ей жених:
Ей победить ли искушенье?
О! почему в сие мгновенье
В ней все прелестно, все краса?
Все - в легких тучах небеса
Очей, как бирюза лазурных,
И колыханье персей бурных,
И боязливый, умный взор,
В котором борется укор,
Сомнение и страх с желаньем,
Который то с живым вниманьем
На князя устремлен, то вдруг,
Как будто чувствуя испуг,
К земле опущен, полн смятенья;
Все - и румянец восхищенья,
И та улыбка, сердцу яд,
С которой чуть увидишь ряд
Зубов жемчужных из-за алых,
Как две гвоздички, свежих, малых,
Волшебных губок! - Тяжкий миг
Ужасный Юрия постиг:
Изменница простерла руку
К сопернику - и ада муку,
Нет! ад весь Юрий ощутил!
Вдруг дрогнул он, лишенный сил,
И выбежал.- Меж тем к обряду,
Послушный властелина взгляду,
Послушный робости своей,
Уж приступает иерей.
Вот совершен обряд священный;
Союз, пред богом заключенный,
В величье Ксению одел:
Он, неразрывный, за предел
Надежды самой дерзновенной
Жилицу хижины смиренной
Вдруг поднял на престол княжой.
Но блеск заменит ли покой?
Там на княжом златом престоле
Она найдет ли счастья боле,
Чем в хижине, чем в низкой доле?
Не знаю,- только в дом отца
По совершении венца
Пришла княгиня с князем... Что же?
Старик взглянул и молвил: "Боже!
Смиряюсь пред тобою я!
Скончалась в день сей дочь моя,
Убита грешною гордыней...
Склоню колена пред княгиней!"
И вспыхнул гнев в княжих очах,
И всех кругом объемлет страх,
Всех, кроме старца... Пал во прах,
Почтил княгиню поклоненьем,
Но тверд, но над своим рожденьем,
Над чадом нежности своей,
Над чадом падшим - Елисей,
Презрев угрозы и моленья,
Не произнес благословенья.
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
"Не покинутый ребенок
Плачет по родной;
Не к волкам забрел теленок
С паствы в бор глухой:
Бродит по бору глухому
Над Тверцой-рекой
Там по бережку крутому
Молодец лихой...
Молодец лихой да знатный,
Барин многих слуг,
Первый на потехе ратной,
Первый князю друг:
Не его ль осанке статной,
Удальству, красе,
Взору, поступи приятной
Дивовались все?
Был таков,- а ныне, ныне...
(Смех меня берет)
Без пути, один, в пустыне,
Как шальной, бредет.
Бесталанный! что с тобою?
Что на небеса,
Заволоченные тьмою,
Пялишь так глаза?
Нет на небесах помоги
Злой твоей судьбе;
Как ни думай, нет дороги
Из беды тебе!
Есть одна тебе дорожка:
Та дорожка - скок
Не с крылечка, не с окошка -
С бережка в поток!"
Так голос пел из глуби леса
И, песню кончив, смехом беса
Ненастный воздух огласил.
На мрачной тверди нет светил;
Валят густые хлопья снега,
Но лед еще живого бега
Тверцы стенящей не сковал:
За валом вдаль сверкает вал,
Дол заливает, землю роет,
Ярится, катится и воет;
Дубравы темной черный зев
Плач издает, и свист, и рев.
А в бурю вышел кто-то смелый;
Как труп, от стужи посинелый,
Для стужи бледный странник туп,
Бесчувственный, как тот же труп,
И, тою песнью беспощадной
Из уст дремоты безотрадной
Незапно, страшно извлечен,
Он дрогнул, болию пронзен.
А нечестивых слов певица,
Кумиров падших злая жрица,
Ему предстала тут же вдруг
И говорит: "Давно ли, друг,
Ты полюбил скитаться в пору,
Когда и волк, залегший в нору,
Не выйдет из норы на лов?
Узнал ли ты моих богов?
В столетья славы и победы
Им поклонялись ваши деды;
Их дивной силой волхв Олег
Своих стругов отважный бег
По суше под Царь-град поставил;
Их Святослав и чтил и славил;
Не через них ли сокола
И я на брак твой пригнала? ..
И вот, как зверь, по дебри рыщешь:
Где преклонить главу, не сыщешь,
Не сыщешь, чем унять алчбу!
А ты давно ль блажил судьбу
За жребий, мнилось, беспримерный?
"Из всех друзей мне каждый верный,
Прямой, нелицемерный друг",-
Так думал ты... Что ж их услуг
Не видит дикая дубрава?
Ты причислял к ним Ярослава,-
А скорбь твоя ему забава,
Ему твое мученье - смех!
Ты (вот удар тяжеле всех!),
Ты был любим, по крайней мере
Всем сердцем предавался вере,
Что мил невесте; только миг -
И ты блаженства бы достиг
И звал бы Ксению своею...
Но миг (хвалиться я не смею:
И я не ждала!) - и она,
Не силою увлечена,
Нет! по своей по доброй воле
Изменою, какой дотоле
Не знали, растерзав тебя,
Другому отдала себя!
Рвись, рвись же, жертва поруганья!
Пусть когти лютого страданья
В тебя вонзятся! пусть любовь
Обманутая выжмет кровь
Из глаз твоих! Перед тобою
Не дуб ли? об дуб головою!
Разбрызгай мозг свой! Где твой бог?
Чем в бездне зол тебе помог?
Наказан ли им похититель?
Клятвопреступным грозный мститель,
Он, упование твое,
Разбил ли молнией ее?
Но столь же щедры, сколь и строги
Твоих могучих предков боги:
Они зовут, предайся им,-
И за тебя мы постоим!
Проси их помощи надежной
И узришь скорый, неизбежный
Твоих злодеев злой конец".
Но укрепил его творец;
Он прервал грешницу седую:
"В слезах лобзаю длань святую
Непостижимого уму!
Не легок крест мой,- а ему
Я и под игом посещенья
Воздам хвалу благословенья.
Волхвица! именем Христа
(Он вложит мощь в мои уста!)
Повелеваю и глаголю:
Иди!"- и вдруг пустому полю
Передает дубрава визг,
И вспыхнул столб блестящих брызг,
И тут же с неба быстрый пламень,
Плеснуло что-то, словно камень
Скатился в воду... Ведьмы нет!
Тогда ли чародейки свет
Погас, Тверды волнами залит?
Тверца кипит и волны валит,-
О смерти ж ведьмы ни одна
Не молвит бурная волна;
А не встречали уж крестьяне
Ни в сизом, утреннем тумане,
Ни поздно при звезде ночной
Зловещей бабушки лесной.
Нет месяца средь тьмы глубокой;
По-прежнему разлив широкий
За валом гонит грозный вал;
Свистящий, хладный вихрь не пал;
Как прежде, воют вопли бури,-
Но уж не тот, как прежде, Юрий.
"Служил довольно миру я,-
Он мыслит,- жизнь моя
Да будет господу отныне
Принос и дар в святой пустыне!
С зениц прозревших снят туман:
Прости же, горестный обман
Мучительных, слепых желаний!
Мне быть игралищем мечтаний,
Быть жертвой безотрадных снов
Довольно.- Сень немых дубов,
Священный кров седого бора,
Прими меня! - С тоскою взора
Не обращу назад, туда,
Где не бывало никогда
Для сердца прочного покоя...
Я духотой земного зноя,
Грозами жизни утомлен:
Нужна мне пристань; освещен
И путь мой к пристани надежной
Из треволненной и безбрежной
Пучины лести, зол и бед!
Убийствен твой кровавый след,
Безумной страсти ослепленье!
Прости навеки!"- Чувств волненье
Его высокое чело
Вновь быстрой тучей облекло;
Но верным близок вседержитель:
Отныне ангел-утешитель
Ему сопутствует везде;
Звезда, подобная звезде
Вождю пловцов в ненастном море,
Горит пред ним и в самом горе.
Вот и отшельник, божий раб,
Из чащи вышел: "Ты не слаб,-
Вещает старец,- но гордыне
Да не предашься! - Как о сыне
Печется день и ночь отец,
И о тебе же твой творец
Так пекся: богу, богу слава!
Мощь - жезл его; любовь - держава.
В свой дом да идешь! - так, не вдруг
(Не скрою) тяжкий твой недуг
Медлительной цельбе уступит:
Не скоро мир сердечный купит,
Кто потерял сердечный мир...
Ни он покров тому, кто сир,
Он слышит страждущих молитвы,
И рано ль, поздно ль, а из битвы
И ты изыдешь, увенчан".
- "Увы! в крови смертельных ран,-
Воскликнул Юрий,- утопаю:
Закроются ль когда? - не знаю;
Но гаснет в персях жизнь моя.
Могу ли возвратиться я?
Когда орлу подрежешь крылья,
Вотще, вотще тогда усилья:
Уж не поднимется с земли!
Нет! дни те для меня прошли,
В которые, неутомимый,
И князю и стране родимой
И я служить способен был.
Не даст ли бог иных мне крыл?
Не время ли к нему, к благому?
К владыке крепкому, живому?
Томлюсь и жажду! Как под тень
К источнику воды олень
Желает из степи палящей,
Так, воспален тоской горящей,
Стремлюсь к единому, к нему!"
- "Завесу с вежд твоих сниму:
Ты край прельщенья ненавидишь;
Но - в нем утех уже не видишь,
Но - обманул тебя тот край.
Нет, друг! стезя иная в рай.
Ты в силах ли в часы моленья
За тех, которых оскорбленья
Отяготели над тобой,
Нелицемерною душой,
Любовью чистой окрыленный,
Взывать к правителю вселенной?
Когда же ты и за врагов
Ему молиться не готов,
Тогда не можешь дать залога,
Что ищешь ты в пустыне бога".
Так отвечал седой мудрец,
Проникший в глубь людских сердец,
Муж опытный и прозорливый,
Который мрак изведал лживый
Вертепов, где игра страстей
Привыкла крыться от очей.
Под мировым огромным сводом
Пред пышным солнечным восходом
Лежит святая тишина;
Журча, не пробежит волна
В реке, стеклу подобно гладкой;
Дается сон и самый сладкий
Пред пробуждением земле;
Луга и горы в влажной мгле,
И дол и небо в ожиданьи,
Пока в торжественном сияньи
Из моря разноцветных зарь
Не выплывет природы царь:
Так точно старцево вещанье
Повергло Юрия в молчанье;
Он строгий взвешивал глагол;
Прилив и дум и чувств борол
В нем дух, с собою несогласный;
Он долго пребывал безгласный;
Но вот промолвил наконец:
"Притворство чуждо мне, отец!
И не таю: я силой скуден;
Тяжел же долг и подвиг труден,
Взложенный на меня тобой;
Но укрепит создатель мой
Изнемогающую душу.
Клянусь,- и клятвы не нарушу:
Врагов прощаю; за врагов
Ему молиться я готов".
Взошло в груди его смиренной
Светило жизни обновленной;
Взошло - и бросило свой луч
Прекрасный, дивный из-за туч
И над свинцовой мглой страданья
В венце чудесного сиянья
Свое бессмертное чело,
Как победитель, вознесло!
Взирал пустынник с умиленьем
На юношу и, вдохновеньем
Предведенья объятый вдруг,
Воскликнул: "Сонм господних слуг
Возникнет здесь в немой пустыне!
Кладешь основу той святыне
И в ней уснешь желанным сном...
Ты взял свой крест, и под крестом
Любовь Христа в тебе созрела.
О сын мой! из темницы тела
Изыду вскоре; близок час -
И ангела услышу глас:
Мне кончились земные лета.
Но бог дает тебе клеврета,
Сподвижника: найдешь его
Под кровом скита моего.
Друг! и ему мечты, надежды,
Обманы, ложь слепили вежды,
Ты враг ему, а он тебе.
Хвала таинственной судьбе!
Благая вас соединила,
Да возрастет в обоих сила,
Да примешь ты клеврета стон
И да тебя утешит он!"
И вот идет за старцем Юрий.
Утихла ярость зимней бури,
И уж рассеян мрак ночной
Над лесом, долом и горой;
Уж день родился: он не красен,
Как мощный вешний день, а ясен;
Не сыплет утро в путь свой роз,
А в серебро одел мороз,
В сверкающий алмазом иней
Седые сосны; в тверди синей
Пожара нет, а все светло,-
И все страдальцу предрекло:
"Мятеж и твоего ненастья
Пройдет, и серафим бесстрастья
В уединении святом
Покроет и тебя крылом".
Но вот и скит, приют отрадный
Больной души, покоя жадной;
И кто же дверь им отворил?
Кто их приветствует? - Ермил.
В ту ж ночь до утра: "Князю слава!"-
Взывало в доме Ярослава;
Гремели гусли, трубы, рог;
Пылал, горел златой чертог,-
И гости чашу круговую
За Русь и за чету младую
Не уставали выпивать;
А Юрия не смел назвать
Никто за чашей круговою.
Лишь Ольга с многою тоскою
В своей светелке за него,
Тебя и сына твоего,
Покров скорбящих, пресвятая!
Свои страданья забывая,
В слезах молила до зари
Одна в ликующей Твери.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Воскресла мертвая природа:
Летит с лазоревого свода
На землю красная весна;
А тело старца глубина
Давно прияла гробовая;
И смотрит он уже из рая,
Как трудятся его сыны.
Их мысли в небо вперены:
Хотя в сердцах их тишины
Всегдашней, светлой, совершенной
И нет еще, и тьмой мгновенной
Бывает дух их омрачен,
Но, твердой верой укреплен,
Он почерпает мощь в молитве,
Он побеждает в каждой битве,
Он расторгает, дивный луч,
Покров мимолетящих туч.
Так! бодр их дух; однако тело
Григория с тех битв слабело...
(Пред смертью божий человек
Постриг их; Юрия нарек
Григорием, по толкованью:
"Не предающийся дреманью,
Муж, победивший грешный сон".
Ермила ж Савой назвал он.)
Нередко Сава в час трапезы
На брата бледного сквозь слезы
Глядел и про себя шептал:
"Уныл же век твой был и мал!"
Любимца вспомнил князь: не минул,
Не потухал еще, не стынул
Счастливой страсти первый жар,
Еще пирует сонм бояр,
А уж раскаяния жало
Грудь Ярослава растерзало,-
И в третий день, друзей собрав,
Простер к ним слово Ярослав:
"Труды отбросив и печали,
Со мной вы два дня пировали...
Для пира я и третий день
Назначил было; да, как тень
Убитого вослед убийцы
Идет и воет,- так с денницы
Мутит мне душу до луны,
Так даже в ночь мои все сны
Тревожит образ незабвенный...
Ах! брат мой, мною оскорбленный!
Спасите князя своего!
Где Юрий? - дайте мне его!
Найдите мне его, живого!
Его престолом трисвятого,
Всевышним богом закляну
Мне отпустить мою вину,
Простить мне грех мой!"- Во мгновенье
Княжих гостей объяло рвенье:
Казалось, сердца лишены;
Но, вдруг усердьем возжжены,
Бегут и ищут.
Вот до Глеба
В тот день, когда в обитель неба
Взлетел святого старца дух,
Дошла молва, народный слух:
"Отшельник запрещает ныне
Приблизиться к своей пустыне;
И что же? любопытный взор
Сквозь обнаженный стужей бор
Двух юношей, небезызвестных
Крестьянам деревень окрестных,
Молящихся перед крестом
Однажды видел с стариком".
Тут догадались Глеб и други
И предложить свои услуги
Любимцу князя в лес спешат;
Надеждой лживою объят,
Мечтает каждый: "Благодарен
За память будет мне боярин;
Меня и князь-то наградит".
Прошли они в дубравный скит,
Глядят и видят: два монаха
Покою гроба, лону праха
В лесу кого-то предают.
Был храбрый Глеб суров и крут,
Все у него так и кипело:
Молчать и ждать его ли дело?
Он стал и крикнул: "Чернецы!
Вы что творите, молодцы?
Добром скажите!"- Речь пришельца
Монаха, сына земледельца,
Перепугала; да другой
Так отвечает: "Бог с тобой!
Не видишь ли?"- И, погруженный
В безмолвье, кончил труд священный.
И скорбный совершен обряд,
И потупили томный взгляд
И стали удаляться братья;
Вдруг Юрия схватить в объятья
Дебелый бросился пришлец,
Но Юрий отступил: "Отец
И сын и дух святый с тобою!
Ты не мути нас суетою".
Так, Глеба оградив крестом,
Промолвил он и хочет в дом;
Да воин, переняв дорогу,
Воскликнул: "Не пущу, ей-богу!
Боярин,- нет! ступить не дам! -
Твое благословенье нам
Не нужно, Юрий; от клеврета
Желаем ласки, ждем привета".
- "Благословенье - мой привет;
Не Юрий я, не ваш клеврет,
Считайте Юрья погребенным:
Зовусь Григорием смиренным;
Здесь не боярин пред тобой,
А грешный инок".- "Нет, постой
И выслушай! ты Ярослава,
Ты князя пожалей: ни слава,
Ни золото, ни блеск, ни власть,
Ни даже счастливая страсть
И Ксении краса и младость
Без Юрия ему не в радость;
Твердит одно: "Его! его!
Не пожалею ничего:
Сыщите Юрья моего!"
Оставь же пустынь,- сделай дружбу!
Опять за меч, опять за службу!
На князя гнева не держи:
Пойдем, боярин! не тужи!"
Тут, указав на рясу Глебу:
"Любезный брат, я ныне небу,-
Григорий говорит,- служу.
На князя гнева не держу,
Не сетую и на княгиню:
Но променять на мир святыню
Дерзнет ли раб Христа - монах?
Вот жизнь где кончу - в тех стенах.
За князя теплые моленья,
За вас в тиши уединенья
По гроб свой стану воссылать:
Да будет с вами благодать,
Да осенит вас длань господня!
В последний раз меня сегодня
Ты видел... руку дай! прости!"
Сказал и - скрылся. Не уйти
Тогда уж стало невозможно:
Пошли и князю осторожно,
Что жив, да от сует земли
Отрекся Юрий,- донесли.
Но долго же утрату друга
Из сердца князя взять супруга
Была не в силах.-
Мчится вал,
Несутся годы: амигдал
Уж расцветать там начинал
И 
| |
| Просмотров: 316 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры