Елена Гуро
Стихотворения
--------------------------------------
Поэзия русского футуризма / Cост. и подгот. текста В. Н. Альфонсова и
С. Р. Красицкого, персональные справки-портреты и примеч. С. Р. Красицкого
- СПб., Академический проект, 1999.
Дополнения по:
Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века.
М., "Амирус", 1991
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
130. Город ("Пахнет кровью и позором с бойни...")
131. "Вот и лег утихший, хороший..."
132. "Но в утро осеннее, час покорно-бледный..."
133. Вдруг весеннее ("Земля дышала ивами в близкое небо...")
134. Звенят кузнечики ("Звени, звени, моя осень...")
135. На еловом повороте ("Крепите снасти!..")
136. Этого нельзя же показать каждому? ("Прости, что я пою о тебе
береговая сторона...")
137. "Ветрогон, сумасброд, листатель..."
138. "Поклянитесь однажды, здесь мечтатели..."
139. "Ты веришь в меня?.."
140. "Гордо иду я в пути..."
141. Финляндия ("Это ли? Нет ли?..")
142. Моему брату ("Помолись за меня - ты...")
143. Выздоровление ("Апетит выздоровлянский...")
144. Лень ("И лень...")
145. Слова любви и тепла ("У кота от лени и тепла разошлись ушки...")
146. Июнь ("Глубока, глубока синева...")
147. "Струнной арфой..."
148. "Возлюбив боль поругания..."
149. Вечернее ("Покачнулося море...")
150. "Он доверчив..."
Дополнения
Детская шарманочка. (Шарманка. 1914)
"Дождики, дождики". (Небесные верблюжата. 1914)
Едкое. (Шарманка. 1914)
"Звездочка". (Небесные верблюжата. 1914)
Июнь - вечер. (Там же)
"Пролегала дорога в стороне". (Там же).
Как и многие кубофутуристы, Елена (Элеонора) Генриховна Гуро совмещала
занятия живописью и литературой. Но в отличие от громких соратников, она не
привлекла внимания массовой аудитории. И причина этого не в болезни
(белокровие) и ранней смерти, а в своеобразии ее поэзии, прозы и живописи,
предполагавшем пристальное, доверительное, сочувственное отношение читателей
и зрителей. В. Шершеневич, называя Гуро самой одаренной из современных
русских поэтесс, писал: "Елена Гуро ласковая, нежная. У нее и слова-то
какие-то особенные, свои. У всякого другого эти слова пропали бы,
измельчали, но у стихов Гуро есть особая притягательная сила. Ласковость
Гуро сильна, ласковость Гуро - это обратная сила ее дерзости, смелости.
<...>
Она чувствует себя матерью всех вещей, всех живых существ: и куклы, и
Дон-Кихота, и кота.
Все ее дети изранены, и она тянет к ним свою смелую душу. <...> Елена
Гуро - первая поэтесса мать" {1}.
Пафос материнства пронизывает не только творчество Гуро, но всю ее
жизнь. Ею был создан миф о якобы умершем сыне, которого она назвала
Вильгельм Нотенберг. Его портреты она помещала в своих книгах. В реальность
сына Гуро верили даже близкие знакомые, что отразилось в их мемуарах {2}.
Многие критики не видели в творчестве Гуро ничего футуристического и
считали ее случайной в шумной компании будетлян. Так, К. Чуковский писал:
"Ее тема: светлая боль, радость увядания, умирания и нежность до
восторженной муки. Ее стихи на смерть единственного сына, такие простые и
страшные, невозможно читать без участия <...>.
Ясно, здесь г. Крученых ни при чем. Здесь нечего делать г. Василиску
Гнедову. Озябшая душа искала крова, и рада была приютиться среди чужих,
посторонних. <...> Гуро вся - осанна, молитва, - где же ей шиши и пощечины?"
{3}
Дочь крупного военачальника, Елена Гуро в тринадцать лет поступила в
школу Общества поощрения художеств в Санкт-Петербурге, а в 1905 году
дебютировала в печати в качестве писательницы и художницы. Ее первую книгу
"Шарманка" (СПб., 1909) Д. Бурлюк впоследствии назовет первым литературным
выступлением "старших футуристов, вышедших на борьбу за Русскую Литературу"
{4}. Гуро публиковалась в обоих "Садках судей", в третьем выпуске журнала
"Союз молодежи" (март 1913), как художница участвовала в нескольких
выставках. Дом Гуро и ее мужа М. Матюшина (Песочная, 10) стал своеобразной
штаб-квартирой "будетлян", здесь зародились многие их проекты. Вторая
выпущенная ею книга - "Осенний сон" (СПб., 1912). Высоко оценивший эту книгу
Вяч. Иванов писал о ней: "Тех, кому очень больно жить в наши дни, она, быть
может, утешит. Если их внутреннему взгляду удастся уловить на этих почти
разрозненных страничках легкую, светлую тень, - она их утешит" {5}.
Задуманный еще при жизни Гуро альманах "Трое" (СПб., 1913), включавший
произведения Е. Гуро, А. Крученых и В. Хлебникова и иллюстрированный К.
Малевичем, был выпущен посмертно. В предисловии М. Матюшин писал о Гуро:
"Душа ее была слишком нежна, чтобы ломать, слишком велика и благостна, чтобы
враждовать даже с прошлым, и так прозрачна, что с легкостью проходила через
самые уплотненные явления мира, самые грубые наросты установленного со
своей тихой свечечкой большого грядущего света. Ее саму, может быть, мало
стесняли старые формы, но в молодом напоре "новых" она сразу узнала свое - и
не ошиблась. <...> Вся она, как личность, как художник, как писатель, со
своими особыми потусторонними путями и в жизни и в искусстве - необычайное,
почти непонятное в условиях современности, явление. Вся она, может быть,
знак.
Знак, что приблизилось время" {6}.
Сборник "Небесные верблюжата" (СПб., 1914) как бы подытожил творческий
путь Гуро, хотя и не вместил в себя многое созданное ею. В. Брюсов в статье
"Год русской поэзии: Апрель 1913 - апрель 1914 г." отметил, что в книге есть
"действительно художественные и проникнутые чувством страницы" {7}. В письме
к М. Матюшину Хлебников отзывался о "Небесных верблюжатах": "Эти страницы с
суровым сильным слогом, с их Гафизовским признанием жизни особенно хороши
дыханием возвышенной мысли и печатью духа"". Писательский талант Гуро высоко
ценили В. Маяковский, А. Блок, А. Ремизов, Л. Шестов.
После смерти Гуро в печати неоднократно высказывалось мнение, что ее
имя скоро станет известно широким читательским кругам. Однако эти
предположения не оправдались. Не случайно через много лет Р. Якобсон,
называя Гуро "выдающейся поэтессой с ценнейшим литературным наследием",
сетовал, что это наследие - "доселе неизученное и лишь отчасти изданное"
{9}.
1. Шершеневич В. Поэтессы // Современная женщина. 1914. No 4. С. 74-75.
2. См. например: Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения.
Переводы. Воспоминания. Л., 1989. С. 406-407; Каменский В. Путь энтузиаста
// Каменский В. Танго с коровами; Степан Разин; Звучаль Веснеянки; Путь
энтузиаста. М., 1990. С. 447.
3. Чуковский К. Образцы футуристической литературы //
Литературно-художественные альмахи издательства "Шиповник". СПб., 1914. Кн.
22. С. 145-146, 150.
4. Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма.
Стихотворения. СПб., 1994. С. 62.
5. Иванов Вяч. Marginalia // Труды и дни. 1912. No 4/5. С. 45.
6. От издателей // Хлебников В., Крученых А., Гуро Е. Трое. СПб.,
1913. С. 4.
7. Брюсов В. Год русской поэзии. Апрель 1913 - апрель 1914 г. // Брюсов
В. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 437.
8. Хлебников В. Неизданные произведения. М., 1940. С. 365.
9. Якобсон Р. Вместо послесловия // Харджиев Н., Малевич К., Матюшин М.
К истории русского авангарда. Stockholm, 1976. С. 188.
130. ГОРОД
Пахнет кровью и позором с бойни.
Собака бесхвостая прижала осмеянный зад к столбу
Тюрьмы правильны и спокойны.
Шляпки дамские с цветами в кружевном дымку.
Взоры со струпьями, взоры безнадежные
Умоляют камни, умоляют палача...
Сутолка, трамваи, автомобили
Не дают заглянуть в плачущие глаза
Проходят, проходят серослучайные
Не меняя никогда картонный взор.
И сказало грозное и сказало тайное:
"Чей-то час приблизился и позор"
Красота, красота в вечном трепетании,
Творится любовию и творит из мечты.
Передает в каждом дыхании
Образ поруганной высоты.
Так встречайте каждого поэта глумлением!
Ударьте его бичом!
Чтобы он принял песнь свою, как жертвоприношение,
В царстве вашей власти шел с окровавленным лицом!
Чтобы в час, когда перед лающей улицей
Со щеки его заструилась кровь,
Он понял, что в мир мясников и автоматов
Он пришел исповедовать - любовь!
Чтоб любовь свою, любовь вечную
Продавал, как блудница, под насмешки и плевки, -
А кругом бы хохотали, хохотали в упоении
Облеченные правом убийства добряки!
Чтоб когда, все свершив, уже изнемогая,
Он падал всем на смех на каменья вполпьяна, -
В глазах, под шляпой модной смеющихся не моргая,
Отразилась все та же картонная пустота!
Март 1910
131
Памяти моего незабвенного
единственного сына В. В.
Нотенберг.
Вот и лег утихший, хороший -
Это ничего -
Нежный, смешной, верный, преданный -
Это ничего.
Сосны, сосны над тихой дюной
Чистые, гордые, как его мечта.
Облака да сосны, мечта, облако...
Он немного говорил. Войдет, прислонится.
Не умел сказать, как любил.
Дитя мое, дитя хорошее,
Неумелое, верное дитя!
Я жизни так не любила,
Как любила тебя.
И за ним жизнь, жизнь уходит -
Это ничего.
Он лежит такой хороший -
Это ничего.
Он о чем-то далеком измаялся...
Сосны, сосны!
Сосны над тихой и кроткой дюной
Ждут его..
Не ждите, не надо: он лежит спокойно -
Это ничего.
<1912>
132
Но в утро осеннее, час покорно-бледный,
Пусть узнают, жизнь кому,
Как жил на свете рыцарь бедный
И ясным утром отошел ко сну.
Убаюкался в час осенний,
Спит с хорошим, чистым лбом
Немного смешной, теперь стройный -
И не надо жалеть о нем.
<1912>
133. ВДРУГ ВЕСЕННЕЕ
Земля дышала ивами в близкое небо;
под застенчивый шум капель оттаивала она.
Было, что над ней возвысились,
может быть и обидели ее, -
а она верила в чудеса.
Верила в свое высокое окошко:
маленькое небо меж темных ветвей,
никогда не обманула, - ни в чем не виновна,
и вот она спит и дышит...
и тепло.
<1912>
134. ЗВЕНЯТ КУЗНЕЧИКИ
В тонком завершении и
прозрачности полевых
метелок - небо.
Звени, звени, моя осень,
Звени, мое солнце.
Знаю я отчего сердце кончалося -
А кончина его не страшна -
Отчего печаль перегрустнулась и отошла
И печаль не печаль, - а синий цветок.
Все прощу я и так, не просите!
Приготовьте мне крест - я пойду.
Да нечего мне и прощать вам:
Все, что болит, мое родное,
Все, что болит, на земле, - мое
благословенное;
Я приютил в моем сердце все земное,
И ответить хочу за все один.
Звени, звени, моя осень,
Звени, мое солнце.
И взяли журавлиного,
Длинноногого чудака,
И связав, повели, смеясь:
Ты сам теперь приюти себя!
Я ответить хочу один за все.
Звени, звени, моя осень,
Звени, звени, моя осень,
Звени, мое солнце.
<1912>
135. НА ЕЛОВОМ ПОВОРОТЕ
Крепите снасти!
Норд-Вест!
Смельчаком унеслась
в небо вершина
И стала недоступно
И строго
на краю,
От ее присутствия - небо - выше.
<1913>
136. ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ЖЕ ПОКАЗАТЬ КАЖДОМУ?
Прости, что я пою о тебе береговая сторона
Ты такая гордая.
Прости что страдаю за тебя -
Когда люди, не замечающие твоей красоты,
Надругаются над тобою и рубят твой лес.
Ты такая далекая
И недоступная.
Твоя душа исчезает как блеск -
Твоего залива
Когда видишь его близко у своих ног.
Прости, что я пришел и нарушил -
Чистоту, твоего одиночества
Ты царственная.
<1913>
137
Ветрогон, сумасброд, летатель,
создаватель весенних бурь,
мыслей взбудараженных ваятель,
гонящий лазурь!
Слушай, ты, безумный искатель,
мчись, несись,
проносись нескованный
опьянитель бурь.
<1913>
138
Поклянитесь однажды, здесь мечтатели,
глядя на взлет,
глядя на взлет высоких елей,
на полет полет далеких кораблей,
глядя как хотят в небе островерхие,
никому не вверяя гордой чистоты,
поклянитесь мечте и вечной верности
гордое рыцарство безумия,
и быть верными своей юности
и обету высоты.
<1913>
139
Ты веришь в меня?
- Я верю в тебя. -
А если они все будут против меня?
Ну да, какой же ты, я верю в тебя.
Если все мои поступки будут
позорно против меня?
Я же верю в тебя!
В небо улетает, улетает ласточка - кружится от
счастья. На дюне пасмурно, серо и тихо.
Куличок льнет к песку.
<1913>
140
Гордо иду я в пути.
Ты веришь в меня?
Мчатся мои корабли
Ты веришь в меня?
Дай Бог для тебя ветер попутный,
Бурей разбиты они -
Ты веришь в меня?
Тонут мои корабли!
Ты веришь в меня!
Дай Бог для тебя ветер попутный!
<1913>
141. ФИНЛЯНДИЯ
Это ли? Нет ли?
Хвои шуят, - шуят
Анна - Мария, Лиза, - нет?
Это ли? - Озеро ли?
Лулла, лолла, лалла-лу,
Лиза, лолла, лулла-ли.
Хвои шуят, шуят,
ти-и-и,ти-и-у-у.
Лес ли, - озеро ли?
Это ли?
Эх, Анна, Мария, Лиза,
Хей-тара!
Тере-дере-дере.. .Ху!
Холе-кулэ-нэээ.
Озеро ли?-Лес ли?
Тио-и
ви-и... у.
<1913>
142. МОЕМУ БРАТУ
Помолись за меня - ты
Тебе открыто небо.
Ты любил маленьких птичек
И умер замученный людьми.
Помолись обо мне тебе позволено
чтоб-б меня простили.
Ты в своей жизни не виновен в том -
в чем виновна я.
Ты можешь спасти меня.
помолись обо мне
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как рано мне приходится не спать,
оттого, что я печалюсь.
Также я думаю о тех,
кто на свете в чудаках,
кто за это в обиде у людей,
позасунуты в уголках - озябшие без ласки,
плетут неумелую жизнь, будто бредут
длинной дорогой без тепла.
Загляделись в чужие цветники,
где насажены
розовенькие и лиловенькие цветы
для своих, для домашних.
А все же их хоть дорога ведет -
идут, куда глаза глядят,
я - же и этого не смогла.
Я смертной чертой окружена.
И не знаю, кто меня обвел.
Я только слабею и зябну здесь.
Как рано мне приходится не спать,
оттого, что я печалюсь.
<1913>
143. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Апетит выздоровлянский
Сон, - колодцев бездонных ряд,
и осязать молчание буфета и печки час за часом.
Знаю, отозвали от распада те, кто любят...