Цертелев Дмитрий Николаевич - Стихотворения

">  

  

  Нет, каждый отклик радости живой

  

  

  И каждый вопль смертельной тяжкой боли

  

  

  Отдастся сам блаженством и тоской

  

  

  И отзовется в сердце поневоле...

  

  

  Но образы неясны и бледны,

  

  

  Среди борьбы, тревог и колебанья

  

  

  Они, скользя, меняют очертанья,

  

  

  Как смутные томительные сны.

  

   Когда ж во глубь веков они уйти готовы

  

  

  И потонуть во тьме минувших дней,

  

   Спадают разом их случайные покровы,

  

  

  И скрытый смысл их светится ясней.

  

   <1889>

  

  

  

  

   146

  

  

  Да, пламя жгучее в груди не угасает:

  

  

   Его минутный яркий блеск исчез,

  

  

  Оно не рвется вверх, кругом не озаряет

  

  

   Кровавым заревом луга и лес, -

  

  

  Ночь надвигается всё ближе, всё чернее,

  

  

   И в искрах дождь не брызжет золотой, -

  

  

  Но угли жаркие лежат на сердце, тлея,

  

  

   Пока не станут пеплом и золой.

  

  

  <1889>

  

  

  

  

   147

  

  

   Смеркается. Знакомыми полями

  

  

   Подходит поезд к станции. Лесок

  

  

   И мельница за прудом и кустами,

  

  

  

  Еще минута и - звонок.

  

  

   А тройка ждет уже, тревоги, горе -

  

  

   Забыто всё, и хочется скорей

  

  

   Уйти и потонуть в немом просторе

  

  

  

  И тихом сумраке полей.

  

  

   <1889>

  

  

  

   148. А. А. ФЕТУ

  

  

  Пусть лучшие давно промчались лета,

  

  

  Над пламенем твоим бессильны дни:

  

  

  Светлей и ярче первого рассвета

  

  

  Горят твои вечерние огни.

  

  

  1889

  

  

   149. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ БУДДЫ

  

  

   День наступил, спешит густой толпою

  

  

   Ко храму древнему народ:

  

  

   Сегодня в первый раз своей рукою

  

  

   Царь-отрок жертву принесет.

  

  

   Засыпана цветами вся дорога,

  

  

   Гремит браминов стройный хор,

  

  

   Но он глядит задумчиво и строго,

  

  

   И полон скорби детский взор.

  

  

   Звучат везде священные напевы,

  

  

   Горят алмазы и жемчуг.

  

  

   Его красавицы встречают девы

  

  

   И замыкают в чудный круг.

  

  

   Весельем дышат лица молодые,

  

  

   Всё полно жизни, красоты,

  

  

   И солнце льет потоки золотые

  

  

   На ткани, мрамор и цветы...

  

  

   Но вот и храм - и холодом и тенью

  

  

   От сводов веет вековых,

  

  

   Там в сумраке под вечно хмурой сенью

  

  

   Безмолвно всё - и хор затих.

  

  

   У стен стоят немые изваянья,

  

  

   Во мрак вперив недвижный взор:

  

  

   Праджапати - источник мирозданья,

  

  

   Варуна - вечности простор;

  

  

   И рядом Чандра, тихая богиня,

  

  

   Царица светлая ночей,

  

  

   Что плавает в лазуревой пустыне

  

  

   В венце серебряных лучей,

  

  

   И Сурия, живой огонь вселенной,

  

  

   Кем мир согрет и озарен,

  

  

   И сам великий Брама неизменный

  

  

   Среди явлений и времен.

  

  

   И замерла толпа безмолвно на пороге,

  

  

   И ждет, чтоб царь колени преклонил свои,

  

  

   Но он вошел - и встали мраморные боги

  

  

   Пред тем, кто миру нес учение любви.

  

  

   <1892>

  

  

  

  

  150. МОЛОТ

  

  

   Сияют огнями Одина чертоги,

  

  

   В совете давно уже боги сидят,

  

  

   Но тихо собранье, все полны тревоги,

  

  

   И сумрачен Тора могучего взгляд.

  

  

   Похитили молот тяжелый у Грома,

  

  

   От турсов владыки его не достать:

  

  

   Он крепко и зорко хранит его дома,

  

  

   И только за Фрейю согласен отдать.

  

  

   Безмолвно собранье в сияющей зале,

  

  

   А ночь обступила чертоги кругом,

  

  

   И гибель грозит и богам и Валгалле,

  

  

   Когда не добудут похищенный гром.

  

  

   Но Локи смеется: "И жалко вам Фрейю,

  

  

   И молот похищенный надо вернуть;

  

  

   Но вашему горю помочь я сумею,

  

  

   Со мною пусть Тор собирается в путь.

  

  

   Одеждою женской окутавши тело,

  

  

   Невестою Трима он явится сам

  

  

   И, девою к турсам проникнувши смело,

  

  

   Свой молот тяжелый добудет он там".

  

  

   Тор вспыхнул в порыве минутного гнева,

  

  

   Но средства другого не мог он сыскать:

  

  

   Пришлось громовержцу одеться как дева

  

  

   И броню на женский наряд променять.

  

  

   С досадой он Фрейи надел покрывало,

  

  

   И жемчуг, и пояс ее дорогой,

  

  

   Вкруг стана широкими складками пала

  

  

   Одежда блестящая легкой волной.

  

  

   Служанкою вмиг нарядился и Локи,

  

  

   С товарищем хитрым отправился Тор

  

  

   За молотом к турсам в их замок далекий,

  

  

   В страну неприступных утесов и гор.

  

  

   Неслись они плавно могучею птицей,

  

  

   Что в небе скользит и не движет крылом,

  

  

   Но скалы под их золотой колесницей

  

  

   Трещали, и сыпались искры кругом.

  

  

   А Трим великанов созвал отовсюду

  

  

   Встречать и невесту, и славу, и мир,

  

  

   Он красного золота высыпал груду,

  

  

   Сбираясь отпраздновать свадебный пир.

  

  

   Дождался, и вечно цветущую Фрейю

  

  

   В свой замок угрюмый ввести он спешит,

  

  

   Садится за стол разукрашенный с нею,

  

  

   Скорей угощенье подать ей велит.

  

  

   Но, видно, невеста с дороги устала,

  

  

   И голод, и жажда ее велика:

  

  

   Ведерного кубка ей кажется мало,

  

  

   Одна она молча съедает быка.

  

  

   И турсов дивится властитель суровый,

  

  

   Но яства другие подать ей велит,

  

  

   И кубок ее наполняет он снова;

  

  

   Она же по-прежнему пьет и молчит.

  

  

   И только служанка проворная смело

  

  

   Закинула лести коварную сеть:

  

  

   "Устала богиня - неделю не ела,

  

  

   В ваш замок хотела скорее поспеть".

  

  

   И Трим улыбнулся, в крови пробежала

  

  

   Горячей любви и желанья мечта,

  

  

   И, дерзкой рукой приподняв покрывало,

  

  

   К устам ее хочет прижать он уста.

  

  

   Взглянул ей в глубокие темные очи, -

  

  

   Найти в них и негу и страсть он мечтал,

  

  

   Но там, будто в грозные летние ночи,

  

  

   Лишь молнии синий огонь трепетал.

  

  

   И Трим отшатнулся в испуге: "Что с нею?

  

  

   Как угли, глаза ее ярко горят,

  

  

   Кто видел такою стыдливую Фрейю?

  

  

   И жжет, и слепит ее огненный взгляд".

  

  

   Но Локи: "Неделю очей не смыкала

  

  

   Богиня и бредила только тобой,

  

  

   Всё время любовь в ее взорах сияла,

  

  

   Мерцала и теплилась яркой звездой".

  

  

   И царь великанов, отрадною думой

  

  

   Увлекшись, забыл про минутный испуг,

  

  

   Средь дикого смеха и гама и шума

  

  

   Другая картина пригрезилась вдруг.

  

  

   Теперь, когда долго желанную Фрейю

  

  

   У богов Валгаллы сумел он добыть,

  

  

   Блаженство - бессмертье познает он с нею,

  

  

   И дней золотая потянется нить.

  

  

   Он жадно от Фрейи ждет ласки и взора,

  

  

   Он хочет опять заглянуть ей в лицо,

  

  

   К ногам ее молот приносит он Тора

  

  

   И на руку хочет надеть ей кольцо.

  

  

   Но Тор дорогое сорвал покрывало

  

  

   И поднял свой молот одною рукой;

  

  

   Всё замерло разом, лишь в окна сверкала

  

  

   Беззвучная молния яркой струей.

  

  

   Всё чаще и чаще зарницы дрожали,

  

  

   Горел их мерцающий синий пожар

  

  

   Безмолвно на кубках, на стенах и стали...

  

  

   Но тяжкого молота грянул удар.

  

  

   И рухнули своды, и стены упали,

  

  

   Попадали гордые турсы во прах,

  

  

   А боги в пылающем небе стояли,

  

  

   Удар за ударом гремел в облаках.

  

  

   И долго грозы не смолкали раскаты.

  

  

   Им вторило эхо протяжное гор,

  

  

   И грудою пепла стал замок богатый...

  

  

   Так добыл свой молот разгневанный Тор.

  

  

   <1892>

  

  

  

  

   151

  

  

  Всё, что лучами надежды манило,

  

  

  Что озаряло так ярко наш путь,

  

  

  Всё, что блаженство когда-то сулило,

  

  

  Вновь не пытайся ты к жизни вернуть.

  

  

  Прежние сны не пригрезятся снова,

  

  

  Счастье, блеснув, не вернется назад -

  

  

  Крепки железные двери былого,

  

  

  Времени жатву навеки хранят.

  

  

  Если ж в безумном порыве желанья

  

  

  Ты и проникнешь до царства теней,

  

  

  Там в этот миг рокового свиданья

  

  

  Ты не узнаешь святыни своей!

  

  

  <1892>

  

  

  

  

   152

  

  

   Опять зима, и птицы улетели,

  

  

   Осыпались последние листы,

  

  

   И занесли давно уже метели

  

  

   Заглохший сад, поблекшие цветы.

  

  

   Напрасно ищешь красок и движенья,

  

  

   Окутал всё серебряный покров,

  

  

   Как будто небо - только отраженье

  

  

   Под ним разостланных снегов.

  

  

   <1892>

  

  

  

  

   153

  

  

  Твоя песня невнятно и тихо звучит,

  

  

  Но из мира дневного уносит невольно

  

  

  В мир далекий, где чудная греза царит,

  

  

  Где дышать так отрадно, и жутко, и больно.

  

  

  Пусть же звуки не льются, победно звеня,

  

  

  А как шелест - едва нарушают молчанье

  

  

  Там, где нет уж ни ночи, ни яркого дня,

  

  

  Где кончается песня и слышны рыданья.

  

  

  <1894>

  

  

  

  

   154

  

   Всё, что является, снова вдали исчезает,

  

  

   Мимо проходят явленья и сны.

  

   Мысль, промелькнувши во времени, вновь утопает -

  

  

  

  Только идеи вечн_ы_.

  

   <1899>

  

  

  

  

   155

  

   Ищет ум наш пределов вселенной напрасно:

  

  

  Ни миров, ни столетий не счесть;

  

   Но всё то, что в нас дух созерцает так ясно, -

  

  

  Всё то было, и будет, и есть.

  

   <1899>

  

  

  

  

   156

  

  

  Ты хочешь умчаться за тесные грани,

  

  

  Туда, где небесные своды синеют,

  

  

  Где всё утопает в прозрачном тумане, -

  

  

  Но дальние звезды горят, а не греют,

  

  

  Им чужды и радости наши и слезы,

  

  

  Пред ними - все наши стремленья ничтожны,

  

  

  До них долетают бесплотные грезы,

  

  

  Но здесь только горе и счастье возможны.

  

  

  <1900>

  

  

  

  

   157

  

  

  Не сетуй, что светлая порвана нить,

  

  

   Что счастья рассыпались звенья,

  

  

  И в сердце усталом умей воскресить

  

  

   Мелькнувшие прежде виденья.

  

  

  Вся жизнь есть усилье, порыв и борьба,

  

  

   Мы каждое утро встречаем тревожно;

  

  

  Но то, что прошло, уж не вырвет судьба,

  

  

   Того, что уж было, - отнять невозможно,

  

  

  <1900>

  

  

  

  

   158

  

  

   За пределами мира земного,

  

  

   Где круж_а_тся все мысли людей,

  

  

   Есть страна всемогущего Слова

  

  

   И прообразов вечных идей.

  

  

   И всё то, что, пред нами мгновенно

  

  

   Появясь, исчезает как тень,

  

  

   В этом крае всегда, неизменно

  

  

   Озаряет немеркнущий день.

  

  

   Но лишь тот, кому чуждо хотенье,

  

  

   В это царство найти может путь

  

  

   И проникнуть туда на мгновенье,

  

  

   Чтоб усталой душой отдохнуть.

  

  

   <1902>

  

  

  

  

   159

  

  

   Я хотел бы, отдавшись теченью,

  

  

   От бесплодной борьбы отдохнуть

  

  

   И в могучем, всемирном движеньи,

  

  

   Забывая себя, потонуть.

  

  

   И хотел бы я в целой вселенной

  

  

   Видеть отблеск идеи одной,

  

  

   Чтобы всюду царил неизменный

  

  

   И как сила могучий покой.

  

  

   Но напрасно ищу я покоя,

  

  

   Всё тревожно и мрачно кругом,

  

  

   Море пенится шумное, злое,

  

  

   Небо дышит зловещим огнем.

  

  

   Солнце скрылось за черною мглою

  

  

   Среди быстро клубящихся туч...

  

  

   Не пробьется, смеясь над грозою,

  

  

   Не заблещет божественный луч!

  

  

   <1902>

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  Настоящий сборник преследует цель дополнить представление о массовой поэзии 1880-1890-х годов, которой посвящены другие тома Большой серии "Библиотеки поэта". За пределами сборника оставлены поэты того же периода, уже изданные к настоящему времени отдельными сборниками в Большой серии "Библиотеки поэта" (П. Ф. Якубович, А. Н. Апухтин, С. Я. Надсон, К. К. Случевский, К. М. Фофанов, А. М. Жемчужников); не включены в сборник произведения поэтов, вошедших в специальные тома Большой серии: "Революционная поэзия (1890-1917)" (1954), "Поэты-демократы 1870-1880-х годов" (1968), "Вольная русская поэзия второй половины XIX века" (1959), "И. З. Суриков и поэты-суриковцы" (1966) и др. За пределами сборника оставлены также поэты конца XIX века, имена которых были известны в свое время по одному-двум произведениям, включенным в тот или иной тематический сборник Большой серии (например, В. Мазуркевич как автор слов известного романса "Дышала ночь восторгом сладострастья...", включенного в состав сборника "Песни и романсы русских поэтов", 1965).

  Составители настоящего сборника не стремились также ни повторять, ни заменять имеющиеся многочисленные стихотворные антологии, интерес к которым на рубеже XIX-XX веков был очень велик. Наиболее крупные из них: "Избранные произведения русской поэзии" В. Бонч-Бруевича (1894; изд. 3-1908), "Русские поэты за сто лет" А. Сальникова (1901), "Русская муза" П. Якубовича (1904; изд. 3 - 1914), "Молодая поэзия" П. Перцова (1895) и др. Во всех этих сборниках поэзия конца века представлена достаточно широко. Следует, однако, заметить, что никаких конкретных целей - ни с тематической точки зрения, ни со стороны выявления каких-либо тенденций в развитии поэзии - составители этих и подобных изданий, как правило, перед собой не ставили. {Исключение представляет лишь сборник, составленный П. Перцовым и ориентированный, как видно из заглавия, на творчество поэтов начинающих. О трудностях, возникших при отборе имен и определении критериев отбора, П. Перцов подробно рассказал в своих "Литературных воспоминаниях" (М.-Л., 1933, с. 152-190).} Столь же общий характер имеет и недавняя хрестоматия "Русские поэты XIX века" (сост. Н. М. Гайденков, изд. 3, М., 1964).

  В задачу составителей данного сборника входило прежде всего дать возможно более полное представление о многообразии поэтического творчества и поэтических исканий 1880-1890-х годов. Этим и объясняется известная пестрота и "неоднородность" в подборе имен и стихотворных произведений.

  Главная трудность заключалась в том, чтобы выбрать из большого количества имен те, которые дали бы возможность составить характерное представление об эпохе в ее поэтическом выражении (с учетом уже вышедших в Большой серии сборников, перечисленных выше, из числа которых на первом месте следует назвать сборник "Поэты-демократы 1870-1880-х годов").

  Для данного издания отобраны произведения двадцати одного поэта. {Некоторые поэты, включенные в настоящий сборник, вошли в состав книги "Поэты 1880-1890-х годов", выпущенной в Малой; серии "Библиотеки поэта" в 1964 г. (вступительная статья Г. А. Бялого, подготовка текста, биографические справки и примечание Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой).} Творчество каждого из них составители стремились представить с возможной полнотой и цельностью. Для этого потребовалось не ограничиваться примерами творчества 1880-1890-х годов, но в ряде случаев привести и стихотворения, созданные в последующие десятилетия - в 1900-1910-е годы, а иногда и в 1920-1930-е годы. В результате хронологические рамки сборника несколько расширились, что позволило отчетливей выявить ведущие тенденции поэтического творчества, складывавшиеся в 1880-1890-е годы, и те результаты, к которым они в конечном итоге привели.

  При отборе произведений составители старались избегать "крупных" жанров - поэм, стихотворных циклов, драматических произведений. Несколько отступлений от этого правила сделаны в тех случаях, когда требовалось с большей наглядностью продемонстрировать особенности как творческой эволюции поэта, так и его связей с эпохой. Сюда относятся: Н. М. Минский (драматический отрывок "Последняя исповедь", поэма "Гефсиманская ночь"), П. С. Соловьева(поэма "Шут"), С. А. Андреевский (поэма "Мрак"). В число произведений Д. С. Мережковского включен также отрывок из поэмы "Смерть", а в число произведений Н. М. Минского - отрывок из поэмы "Песни о родине".

  В сборник включались преимущественно оригинальные произведения. Переводы помещались лишь в тех случаях, если они были характерны для творческой индивидуальности поэта или если появление их связано было с какими-либо важными событиями общественно-политической жизни (см., например, переводы Д. Л. Михаловского, С. А. Андреевского, А. М. Федорова, Д. П. Шестакова и некоторых других).

  В основу расположения материала положен хронологический принцип. При установлении порядка следования авторов приняты во внимание время начала творческой деятельности, период наибольшей поэтической активности и принадлежность к тем или иным литературным течениям