e=38>
ДВОЙНИК
Вот моя песня - тебе, Коломбина
Это - угрюмых созвездий печать -
Только в наряде шута-Арлекина
Песни такие умею слагать.
Двое - мы тащимся вдоль по базару,
Оба - в звенящем наряде шутов.
Эй, полюбуйтесь на глупую пару,
Слушайте звон удалых бубенцов!
Мимо идут, говоря: "Ты, прохожий,
Точно такой же, как я, как другой;
Следом идет на тебя непохожий
Сгорбленный нищий с сумой и клюкой".
Кто, проходя, удостоит нас взора?
Кто угадает, что мы с ним - вдвоем?
Дряхлый старик повторяет мне: "Скоро"
Я повторяю- "Пойдем же, пойдем"
Если прохожий глядит равнодушно,
Он улыбается; я трепещу;
Злобно кричу я: "Мне скучно! Мне душно?"
Он повторяет: "Иди. Не пущу"
Там, где на улицу, в звонкую давку
Взглянет и спрячется розовый лик, -
Там мы войдем в многолюдную лавку, -
Я - Арлекин, и за мною - старик.
О, если только заметят, заметят,
Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! -
Может быть, рядом со мной они встретят
Мой же - лукавый, смеющийся взгляд!
Там - голубое окно Коломбины,
Розовый вечер, уснувший карниз...
В смертном весельи - мы два Арлекина
Юный и старый - сплелись, обнялись!
О, разделите! Вы видите сами:
Те же глаза, хоть различен наряд!..
Старый - он тупо глумится над вами,
Юный - он нежно вам преданный брат!
Та, что в окне, - розовей навечерий,
Та, что вверху, - ослепительней дня!
Там Коломбина! О, люди! О, звери!
Будьте как дети. Поймите меня.
30 июля 1903 С Шахматово
ВЕРБНАЯ СУББОТА
Вечерние люди уходят в дома.
Над городом синяя ночь зажжена.
Боярышни тихо идут в терема
По улице веет, гуляет весна.
На улице праздник, на улице свет,
И свечки и вербы встречают зарю.
Дремотная сонь, неуловленный бред -
Заморские гости приснились царю.
Приснились боярам... - Проснитесь, мы тут...
Боярышня сонно склонилась во мгле
Там тени идут и виденья плывут..
Что было на небе - теперь на земле...
Весеннее утро. Задумчивый сон.
Влюбленные гости заморских племен
И, может быть, поздних, веселых времен
Прозрачная тучка. Жемчужный узор.
Там было свиданье. Там был разговор.
И к утру лишь бледной рукой отперлась,
И розовой зорькой душа занялась.
1 сентября 1903 С.-Петербург
* * *
Иммануил Кант
Сижу за ширмой. У меня
Такие крохотные ножки..
Такие ручки у меня,
Такое темное окошко...
Тепло и темно. Я гашу
Свечу, которую приносят,
Но благодарность приношу.
Меня давно развлечься просят.
Но эти ручки... Я влюблен
В мою морщинистую кожу..
Могу увидеть сладкий сон,
Но я себя не потревожу
Не потревожу забытья,
Вот этих бликов на окошке
И ручки скрещиваю я,
И также скрещиваю ножки.
Сижу за ширмой. Здесь тепло
Здесь кто то есть. Не надо свечки
Глаза бездонны, как стекло.
На ручке сморщенной колечки
18 октября 1903
* * *
Когда я уйду на покой от времен,
Уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,
Которым я цвел и дышал.
Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,
Которое билось во мне,
Когда подходила Ты, стройно бела,
Как лебедь, к моей глубине
Не я возмущал Твою гордую лень -
То чуждая сила его.
Холодная туча смущала мой день, -
Твой день был светлей моего.
Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,
Исчезну за синей чертой, -
Одну только песню, что пел я с Тобой,
Что Ты повторяла за мной.
1 ноября 1903
* * *
Андрею Белому
Так. Я знал. И ты задул
Яркий факел, изнывая
В дымной мгле.
В бездне - мрак, а в небе - гул.
Милый друг! Звезда иная
Нам открылась на земле.
Неразлучно - будем оба
Клятву Вечности нести.
Поздно встретимся у гроба
На серебряном пути.
Там - сжимающему руки
Руку нежную сожму.
Молчаливому от муки
Шею крепко обниму
Так. Я слышал весть о новом!
Маска траурной души!
В Оный День - знакомым словом
Снова сердце оглуши!
И тогда - в гремящей сфере
Небывалого огня -
Светлый меч нам вскроет двери
Ослепительного Дня.
1 ноября 1903
* * *
Ты у камина, склонив седины,
Слушаешь сказки в стихах.
Мы за тобою - незримые сны
Чертим узор на стенах
Дочь твоя - в креслах - весны розовей,
Строже вечерних теней.
Мы никогда не стучали при ней,
Мы не шалили при ней.
Как у тебя хорошо и светло -
Нам за стеною темно...
Дай пошалим, постучимся в стекло,
Дай-ка - забьемся в окно!
Скажешь ты, тихо подняв седины
"Стукнуло где-то, дружок?"
Дочка твоя, что румяней весны,
Скажет: "Там серый зверок"
1 ноября 1903
* * *
Крыльцо Ее словно паперть
Вхожу - и стихает гроза.
На столе - узорная скатерть
Притаились в углу образа.
На лице Ее - нежный румянец,
Тишина озаренных теней.
В душе - кружащийся танец
Моих улетевших дней.
Я давно не встречаю румянца,
И заря моя - мутно тиха.
И в каждом кружении танца
Я вижу пламя греха
Только в дар последним похмельям
Эта тихая радость дана.
Я пришел к ней с горьким весельем
Осушить мой кубок до дна
7 ноября 1903
РАССВЕТ
Я встал и трижды поднял руки.
Ко мне по воздуху неслись
Зари торжественные звуки,
Багрянцем одевая высь.
Казалось, женщина вставала,
Молилась, отходя во храм,
И розовой рукой бросала
Зерно послушным голубям.
Они белели где-то выше,
Белея, вытянулись в нить
И скоро пасмурные крыши
Крылами стали золотить.
Над позолотой их заемной,
Высоко стоя на окне,
Я вдруг увидел шар огромный,
Плывущий в красной тишине.
18 ноября 1903
ФАБРИКА
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам - по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене - а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
24 ноябре 1903
* * *
Мы шли на Лидо в час рассвета
Под сетью тонкого дождя.
Ты отошла, не дав ответа,
А я уснул, к волнам сойдя.
Я чутко спал, раскинув руки,
И слышал мерный плеск волны.
Манили страстной дрожью звуки,
В колдунью-птицу влюблены.
И чайка - птица, чайка - дева
Всё опускалась и плыла
В волнах влюбленного напева,
Которым ты во мне жила.
11 декабря 1903 С.-Петербург
* * *
Мне гадалка с морщинистым ликом
Ворожила под темным крыльцом.
Очарованный уличным криком,
Я бежал за мелькнувшим лицом.
Я бежал и угадывал лица,
На углах останавливал бег.
Предо мною ползла вереница
Нагруженных, скрипящих телег.
Проползала змеей меж домами -
Я не мог площадей перейти...
А оттуда взывало: "За нами!"
Раздавалось: "Безумный! Простив
Там - бессмертною волей томима,
Может быть, призывала Сама...
Я бежал переулками мимо -
И меня поглотили дома.
11 декабря 1908
* * *
Е. П. Иванову
Плачет ребенок. Под лунным серпом
Тащится по полю путник горбатый.
В роще хохочет над круглым горбом
Кто-то косматый, кривой и рогатый.
В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Ветер колышет их влево и вправо.
Шепчет и клонится злак голубой.
Пляшет горбун под луною двурогой.
Кто-то зовет серебристой трубой.
Кто-то бежит озаренной дорогой.
Бледные девушки встали из трав.
Подняли руки к познанью, к молчанью.
Ухом к земле неподвижно припав,
Внемлет горбун ожиданью, дыханью.
В роще косматый беззвучно дрожит.
Месяц упал в озаренные злаки.
Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба. И не видно во мраке.
14 декабря 1903
* * *
Среди гостей ходил я в черном фраке.
Я руки жал. Я, улыбаясь, знал:
Пробьют часы. Мне будут делать знаки.
Поймут, что я кого-то увидал...
Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку.
Ты скажешь: "Брось. Ты возбуждаешь смех".
Но я пойму - по голосу, по звуку,
Что ты меня боишься больше всех.
Я закричу, беспомощный и бледный,
Вокруг себя бесцельно оглянусь.
Потом - очнусь у двери с ручкой медной,
Увижу всех... и слабо улыбнусь.
18 декабря 1903
ИЗ ГАЗЕТ
Встала в сияньи. Крестила детей.
И дети увидели радостный сон.
Положила, до полу клонясь головой,
Последний земной поклон.
Коля проснулся. Радостно вздохнул,
Голубому сну еще рад наяву.
Прокатился и замер стеклянный гул:
Звенящая дверь хлопнула внизу.
Прошли часы. Приходил человек
С оловянной бляхой на теплой шапке.
Стучал и дожидался у двери человек.
Никто не открыл. Играли в прятки.
Были веселые морозные Святки,
Прятали мамин красный платок.
В платке уходила она по утрам.
Сегодня оставила дома платок:
Дети прятали его по углам.
Подкрались сумерки. Детские тени
Запрыгали на стене при свете фонарей.
Кто-то шел по лестнице, считая ступени.
Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.
Дети прислушались. Отворили двери
Толстая соседка принесла им щей.
Сказала: "Кушайте". Встала на колени
И, кланяясь, как мама, крестила детей.
Мамочке не больно, розовые детки
Мамочка сама на рельсы легла.
Доброму человеку, толстой соседке,
Спасибо, спасибо. Мама не могла...
Мамочке хорошо. Мама умерла
27 декабря 1903
СТАТУЯ
Лошадь влекли под уздцы на чугунный
Мост. Под копытом чернела вода.
Лошадь храпела, и воздух безлунный
Храп сохранял на мосту навсегда.
Песни воды и хрипящие звуки
Тут же вблизи расплывались в хаос.
Их раздирали незримые руки.
В черной воде отраженье неслось.
Мерный чугун отвечал однотонно.
Разность отпала. И вечность спала.
Черная ночь неподвижно, бездонно -
Лопнувший в бездну ремень увлекла.
Всё пребывало. Движенья, страданья
Не было. Лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
Вечно застывший висел человек.
28 декабря 1903
* * *
По берегу плелся больной человек.
С ним рядом ползла вереница телег.
В дымящийся город везли балаган,
Красивых цыганок и пьяных цыган.
И сыпали шутки, визжали с телег.
И рядом тащился с кульком человек.
Стонал и просил подвезти до села
Цыганочка смуглую руку дала.
И он подбежал, ковыляя как мог,
И бросил в телегу тяжелый кулек.
И сам надорвался, и пена у губ.
Цыганка в телегу взяла его труп.
С собой усадила в телегу рядком,
И мертвый качался и падал ничком.
И с песней свободы везла до сеча.
И мертвого мужа жене отдала.
28 декабря 1903
* * *
Ветер хрипит на мосту меж столбами,
Черная нить под снегами гудет.
Чудо ползет под моими санями,
Чудо мне сверху поет и поет...
Всё мне, певучее, тяжко и трудно,
Песни твои, и снега, и костры...
Чудо, я сплю, я устал непробудно.
Чудо, ложись в снеговые бугры!
28 декабря 1903
* * *
Светлый сон, ты не обманешь,
Ляжешь в утренней росе,
Алой пылью тихо встанешь
На закатной полосе.
Солнце небо опояшет,
Вот и вечер - весь в огне.
Зайчик розовый запляшет
По цветочкам на стене.
На балконе, где алеют
Мхи старинных баллюстрад,
Деды дремлют и лелеют
Сны французских баррикад.
Мы внимаем ветхим дедам,
Будто статуям из ниш:
Сладко вспомнить за обедом
Старый пламенный Париж.
Протянув больную руку,
Сладко юным погрозить,
Сладко гладить кудри внуку,
О минувшем говорить.
И в алеющем закате
На балконе подремать,
В мягком стеганом халате
Перебраться на кровать...
Скажут: "Поздно, мы устали...
Разойдутся на заре.
Я с тобой останусь в зале,
Лучик ляжет на ковре.
Милый сон, вечерний лучик...
Тени бархатных ресниц...
В золотистых перьях тучек
Танец нежных вечерниц.
25 февраля 1904
* * *
Мой любимый, мой князь, мой жених,
Ты печален в цветистом лугу.
Павиликой средь нив золотых
Завилась я на том берегу.
Я ловлю твои сны на лету
Бледно-белым прозрачным цветком.
Ты сомнешь меня в полном цвету
Белогрудым усталым конем.
Ах, бессмертье мое растопчи, -
Я огонь для тебя сберегу.
Робко пламя церковной свечи
У заутрени бледной зажгу.
В церкви станешь ты, бледен лицом.
И к царице небесной придешь, -
Колыхнусь восковым огоньком,
Дам почуять знакомую дрожь...
Над тобой - как свеча - я тиха,
Пред тобой - как цветок - я нежна.
Жду тебя, моего жениха,
Всё невеста - и вечно жена.
26 марта 1904
МОЛИТВЫ
Наш Арго!
1
Сторожим у входа в терем,
Верные рабы.
Страстно верим, выси мерил!,
Вечно ждем трубы
Вечно - завтра. У решотки
Каждый день и час
Славословит голос четкий
Одного из нас.
Воздух полон воздыхании,
Грозовых надежд,
Высь горит от несмыканий
Воспаленных вежд.
Ангел розовый укажет,
Скажет: "Вот она:
Бисер нижет, в нити вяжет -
Вечная Весна".
В светлый миг услышим звуки
Отходящих бурь.
Молча свяжем вместе руки,
2. УТРЕННЯЯ
До утра мы в комнатах спорим,
На рассвете один из нас
Выступает к розовым зорям -
Золотой приветствовать час.
Высоко он стоит над нами -
Тонкий профиль на бледной заре
За плечами его, за плечами-
Все поля и леса в серебре.
Так стоит в кругу серебристом,
Величав, милосерд и строг.
На челе его бледно-чистом
Мы читаем, что близок срок.
3. ВЕЧЕРНЯЯ
Солнце сходит на запад. Молчанье.
Задремала моя суета.
Окружающих мерно дыханье
Впереди - огневая черта.
Я зову тебя, смертный товарищ!
Выходи! Расступайся, земля!
На золе прогремевших пожарищ
Я стою, мою жизнь утоля.
Приходи, мою сонь исповедай,
Причасти и уста оботри...
Утоли меня тихой победой
Распылавшейся алой зари.
4. НОЧНАЯ
Они Ее видят!
В. Брюсов
Тебе, Чей Сумрак был так ярок,
Чей Голос тихостью зовет, -
Приподними небесных арок
Всё опускающийся свод.
Мой час молитвенный недолог -
Заутра обуяет сон.
Еще звенит в душе осколок
Былых и будущих времен.
И в этот час, который краток,
Душой измученной зову:
Явись! продли еще остаток
Минут, мелькнувших наяву!
Тебе, Чья Тень давно трепещет
В закатно-розовой пыли!
Пред Кем томится и скрежещет
Суровый маг моей земли!
Тебя - племен последних Знамя,
Ты, Воскрешающая Тень!
Зову Тебя! Склонись над нами!
Нас ризой тихости одень!
5. НОЧНАЯ
Спи. Да будет твой сон спокоен.
Я молюсь. Я дыханью внемлю.
Я грущу, как заоблачный воин,
Уронивший панцырь на землю.
Бесконечно легко мое бремя
Тяжелы только эти миги.
Всё снесет золотое время:
Мои цепи, думы и книги.
Кто бунтует - в том сердце щедро
Но безмерно прав молчаливый.
Я томлюсь у Ливанского кедра,
Ты - в тени под мирной оливой.
Я безумец! Мне в сердце вонзили
Красноватый уголь пророка!
Ветви мира тебя осенили.
Непробудная...Спи до срока
Март - апрель 1904
* * *
Дали слепы, дни безгневны,
Сомкнуты уста.
В непробудном сне царевны,
Синева пуста.
Были дни - над теремами
Пламенел закат.
Нежно белыми словами
Кликал брата брат
Брата брат из дальних келий
Извещал: "Хвала!"
Где-то голуби звенели,
Расплескав крыла
С золотистых ульев пчелы
Приносили мед.
Наполнял весельем долы
Праздничный народ
В пестрых бусах, в алых лентах
Девушки цвели...
Кто там скачет в позументах
В голубой пыли?
Всадник в битвенном наряде,
В золотой парче,
Светлых кудрей бьются пряди,
Искры на мече,
Белый конь, как цвет вишневый.
Блещут стремена...
На кафтан его парчевый
Пролилась весна -
Пролилась - он сгинет в тучах,
Вспыхнет за холмом.
На зеленых встанет кручах
В блеске заревом,
Где-то перьями промашет,
Крикнет: "Берегись!"
На коне селом пропляшет,
К ночи канет ввысь...
Ночью девушкам приснится,
Прилетит из туч
Конь - мгновенная зарница,
Всадник - беглый луч...
И, как луч, пройдет в прохладу
Узкого окна,
И Царевна, гостю рада,
Встанет с ложа сна...
Или, в злые дни ненастий,
Глянет в сонный пруд,
И его, дрожа от страсти,
Руки заплетут.
И потом обманут - вскинут
Руки к серебру,
Рыбьим плёсом отодвинут
В струйную игру...
И душа, летя на север
Золотой пчелой,
В алый сон, в медовый клевер
Ляжет на покой...
И опять в венках и росах
Запоет мечта,
Засверкает на откосах
Золото щита,
И поднимет щит девица,
И опять вдали
Всадник встанет, конь вздыбится
В голубой пыли...
Будут вёсны в вечной смене
И падений гнёт.
Вихрь, исполненный видений, -
Голубиный лет...
Что мгновенные бессилья?
Время - легкий дым...
Мы опять расплещем крылья,
Снова отлетим?
И опять, в безумной смене
Рассекая твердь,
Встретим новый вихрь видений,
Встретим жизнь и смерть!
Апрель - май 1904. С. Шахматово
* * *
В час, когда пьянеют нарциссы,
И театр в закатном огне,
В полутень последней кулисы
Кто-то ходит вздыхать обо мне...
Арлекин, забывший о роли?
Ты, моя тихоокая лань?
Ветерок, приносящий с поля
Дуновений легкую дань?
Я, паяц, у блестящей рампы
Возникаю в открытый люк.
Это бездна смотрит сквозь лампы
Ненасытно-жадный паук.
И, пока пьянеют нарциссы,
Я кривляюсь, крутясь и звеня...
Но в тени последней кулисы
Кто-то плачет, жалея меня.
Нежный друг с голубым туманом,
Убаюкан качелью снов.
Сиротливо приникший к ранам
Легкоперстный запах цветов.
26 мая 1904. С. Шахматова
* * *
Вот он - ряд гробовых ступеней.
И меж нас - никого. Мы вдвоем.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом.
Ты покоишься в белом гробу.
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу.
Золотой образок на груди.
Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой.
Остальное - бездонная твердь
Схоронила во мгле голубой.
Спи - твой отдых никто не прервет.
Мы - окрай неизвестных дорог.
Всю ненастную ночь напролет
Здесь горит осиянный чертог.
18 июня 1904. С. Шахматово