| Главная » Книги |
Белый Андрей - Золото в лазури, Страница 3
Белый Андрей - Золото в лазуриnbsp;
Шепну тебе: из стран обетованных
в долину скорби суждено уйти им...
Цветами, гном, осыпь гостей желанных,
зеленый плащ под ноги расстели им.
2
На пир бежит с низин толпа народу.
Стоит над миром солнца шар янтарный.
Таинственно протянутый к восходу,
на высях блещет жезл мой светозарный.
Подножье пира - льдистая вершина.
Пылает скатерть золотом червонца.
В сосудах ценных мировые вина:
вот тут - лазурь, а там - напиток солнца.
Одетый в плащ зари вечерне-темный
и в туфли изумрудные обутый,
идет мой гном, приветливый и скромный,
над головой держа свой рог загнутый.
Он жемчуга дарит, как поцелуи,
то здесь, то там тяжелый рог нагнувши,
журчащие, ласкающие струи
между собой и гостем протянувши.
Меж них хожу в небесно-бледной тоге.
То здесь, то там мелькает жезл волшебный.
"Друзья, пируйте - будете как боги",
то там, то здесь твержу: "Мой стол - целебный".
"До ночи мы пробудем на высотах.
А ночью, взяв пунцовые лампады,
отправимся в таинственные гроты,
где выход нам завесят водопады".
Венчая пир, с улыбкой роковою
вкруг излучая трепет светозарный,
мой верный гном несет над головою
на круглом блюде солнца шар янтарный.
3
В очах блеснул огонь звериной страсти.
С налитыми, кровавыми челами
разорванные солнечные части
сосут дрожаще-жадными губами.
Иной, окончив солнечное блюдо,
за лишний кус ведет шумливо торги.
На льду огнистоблещущею грудой
отражена картина диких оргий.
Я застил свет во гневе. Тенью длинной
легла на них моей одежды лопасть.
Над головою Вечностью старинной,
бездонно-темной, разверзалась пропасть.
Безмолвно ждал я алчущего брата,
в толпе зверей ища высот намеки...
Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата!.
И гном трубит, надув худые щеки.
Идите прочь!.. И ужасом безумным
объятые, спускаются в провалы.
Сорвавши плащ, в негодованье шумном
мой верный гном им вслед бросает скалы.
Лазурь, темнея, рассыпает искры...
Ряд льдистых круч блестит грядой узорной.
Я вновь один в своей пещере горной.
Над головой полет столетий быстрый.
1903
ГНОМ
1
Вихрь северный злился,
а гном запоздалый
в лесу приютился,
надвинув колпак ярко-алый.
Роптал он: "За что же,
убитый ненастьем,
о боже,
умру - не помянут участьем!"
Чредою тягучей
года протекали.
Морщинились тучи.
И ливни хлестали.
Все ждал, не повеет ли счастьем.
Склонился усталый.
Качался с участьем
колпак ярко-алый.
2
Неслышно зловещего грома.
Ненастье прошло - пролетело.
Лицо постаревшего гнома
в слезах заревых огневело.
Сказал он: "Довольно, довольно..."
В лучах борода серебрилась.
Сказал - засмеялся невольно,
улыбкой лицо просветлилось.
И вот вдоль заросшей дороги
Неслась песнь старинного гнома:
"Несите меня, моя ноги,
домой, заждались меня дома".
Так пел он, смеясь сам с собою.
Лист вспыхнул сияньем червонца.
Блеснуло прощальной каймою
зеркальное золото солнца.
1902
ЖИЗНЬ
Посвящается Г. К. Балтрушайтису
1
Сияя перстами, заря рассветала
над морем, как ясный рубин.
Крылатая шхуна вдали утопала.
Мелькали зубцы белых льдин.
Душа молодая просила обмана.
Слеза нам туманила взор.
Бесстрашно отчалил средь хлопьев тумана
от берега с песней помор.
Мы сдвинули чаши, наполняв до краю
душистым янтарным вином.
Мы плакали молча, о чем, я не знаю.
Нам весело было вдвоем.
2
Года проходили... Угрозой седою
Полярная ночь шла на нас.
Мы тихо прощались с холодной зарею
в вечерний, тоскующий час.
Крылатая шхуна в туман утопала,
качаясь меж водных равнин.
Знакомым пятном равнодушно сияла
стена наплывающих льдин...
Старушка, ты робко на друга взглянула, -
согбенный, я был пред тобой,
Ты, прошлое вспомнив, тихонько вздохнула,
поникла седой головой.
3
Я глухо промолвил: "Наполним же чаши...
Пусть сердце забьется опять...
Не мы, так другие, так правнуки наши
зарю будут с песней встречать...
Пускай же охватит нас тьмы бесконечность -
сжимается сердце твое?
Не бойся: засветит суровая Вечность
полярное пламя свое!.."
Знакомую песню вдали затянули.
Снежинки мелькали кругом...
Друг другу в глаза мы с улыбкой взглянули.
Наполнили чашу вином.
Июль 1901
Серебряный Колодезь
ОДИН
Посвящается
Сергею Львовичу
Кобылинскому
Окна запотели.
На дворе луна.
И стоишь без цели
у окна.
Ветер. Никнет, споря,
ряд седых берез.
Много было горя...
Много слез...
И встает невольно
скучный ряд годин.
Сердцу больно, больно.
Я один.
Декабрь 1900
Москва
БАГРЯНИЦА В ТЕРНИЯХ
ЗНАЮ
Посвящается О. М. Соловьевой
Пусть на рассвете туманно -
знаю - желанное близко...
Видишь, как тает нежданно
образ вдали василиска?
Пусть все тревожно я странно...
Пусть на рассвете туманно -
знаю - желанное близко.
Нежен восток побледневший.
Знаешь ли - ночь на исходе?
Слышишь ли - вздох о свобода -
вздох ветерка улетевший -
весть о грядущем восходе?
Спит кипарис онемевший.
Знаешь ли - ночь на исходе?
Белые к сердцу цветы я
вновь прижимаю невольно.
Эта мечты золотые,
эти улыбки святые
в сердце вонзаются больно...
Белые к сердцу цветы я
вновь прижимаю невольно.
Август 1901
ВОЗМЕЗДИЕ
Посвящается Эллису
1
Пусть вокруг свищет ветер сердитый,
облака проползают у ног.
Я блуждаю в горах, - позабытый,
в тишине замолчавший пророк.
Горький вздох полусонного кедра.
Грустный шепот: "Неси же свой крест..."
Черный бархат истыкан так щедро
бесконечностью огненных звезд.
Великан, запахнувшийся в тучу,
как утес, мне грозится сквозь мглу.
Я кричу, что осилю все кручи,
не отдам себя в жертву я злу.
2
И все выше и выше всхожу я.
И все легче и легче дышать.
Крутизны и провалы минуя,
начинаю протяжно взывать.
Се, кричу вдохновенный и дикий:
"Иммануил грядет! С нами бог!"
Но оттуда, где хаос великий,
раздается озлобленный вздох.
И опять я подкошен кручиной.
Еще радостный день не настал.
Слишком рано я встал над низиной,
слишком рано я к спящим воззвал.
И бегут уж с надеждою жгучей
на безумные крики мои,
но стою я, как идол, над кручей,
раздирая одежды свои.
3
Там... в низинах... ждут с верой денницу.
Жизнь мрачна и печальна, как гроб.
Облеките меня в багряницу!
Пусть вонзаются тернии в лоб.
Острым тернием лоб увенчайте!
Обманул я вас песнью своей.
Распинайте меня, распинайте.
Знаю - жаждете крови моей.
На кресте пригвожден. Умираю.
На щеках застывает слеза.
Кто-то, милый, мне шепчет: "Я знаю",
поцелуем смыкает глаза.
Ах, я знаю - средь образов горных
пропадет сиротливой мечтой,
лишь умру, - стая воронов черных,
что кружилась всю жизнь надо мной.
Пригвожденный к кресту, умираю.
На щеках застывает слеза.
Кто-то, милый, мне шепчет: "Я знаю".
Поцелуем смыкает уста.
4
Черный бархат, усеянный щедро
миллионами огненных звезд.
Сонный вздох одинокого кедра.
Тишина и безлюдье окрест.
Октябрь 1901
Москва
БЕЗУМЕЦ
Посвящается А. С. Челищеву
1
"Вы шумите. Табачная гарь
дымно-синие стелет волокна.
Золотой мой фонарь
зажигает лучом ваши окна.
Это я в заревое стекло
к вам стучусь в час вечерний.
Снеговое чело
разрывают, вонзясь, иглы терний.
Вот скитался я долгие дни
и тонул в предвечерних туманах.
Изболевшие ноги мои
в тяжких ранах.
Отворяют. Сквозь дымный угар
задают мне вопросы.
Предлагают, открыв портсигар,
папиросы.
Ах, когда я сижу за столом
и, молясь, замираю
в неземном,
предлагают мне чаю...
О, я полон огня,
предо мною виденья сияют...
Неужели меня
никогда не узнают?.."
2
Помним всё. Он молчал,
просиявший, прекрасный.
За столом хохотал
кто-то толстый и красный.
Мы не знали тогда ничего.
От пирушки в восторге мы были.
А его,
как всегда, мы забыли.
Он, потупясь, сидел
с робким взором ребенка.
Кто-то пел
звонко.
Вдруг
он сказал, преисполненный муки,
побеждая испуг,
взявши лампу в дрожащие руки:
"Се дарует нам свет
Искупитель,
я не болен, нет, нет:
я - Спаситель..."
Так сказав, наклонил
он свой лик многодумный...
Я в тоске возопил:
"Он - безумный".
3
Здесь безумец живет.
Среди белых сиреней.
На террасу ведет
ряд ступеней.
За ограду на весь
прогуляться безумец не волен...
Да, ты здесь!
Да, ты болен!
Втихомолку, смешной,
кто-то вышел в больничном халате,
сам не свой,
говорит на закате.
Грусть везде...
Усмиренный, хороший,
пробираясь к воде,
бьет в ладоши.
Что ты ждешь у реки,
еле слышно колебля
тростники,
горьких песен зеленого стебля?
Что, в зеркальность глядясь,
бьешь в усталую грудь ты тюльпаном?
Всплеск, круги... И, смеясь,
утопает, закрытый туманом.
Лишь тюльпан меж осоки лежит
весь измятый, весь алый...
Из больницы служитель бежит
и кричит, торопясь, запоздалый.
Март 1904
Москва
ЖЕРТВА ВЕЧЕРНЯЯ
Стоял я дураком
в венце своем огнистом,
в хитоне золотом,
скрепленном аметистом, -
один, один, как столб,
в пустынях удаленных, -
и ждал народных толп
коленопреклоненных...
Я долго, тщетно ждал,
в мечту свою влюбленный...
На западе сиял,
смарагдом окаймленный,
мне палевый привет
потухшей чайной розы.
На мой зажженный свет
пришли степные козы.
На мой призыв завыл
вдали трусливый шакал...
Я светоч уронил
и горестно заплакал:
"Будь проклят, Вельзевул -
лукавый соблазнитель, -
не ты ли мне шепнул,
что новый я Спаситель?..
О проклят, проклят будь!...
Никто меня не слышит..."
Чахоточная грудь
так судорожно дышит.
На западе горит
смарагд бледно-зеленый...
На мраморе ланит
пунцовые пионы...
Как сорванная цепь
жемчужин, льются слезы...
Помчались быстро в степь
испуганные козы.
Август 1903
Серебряный Колодезь
МОИ СЛОВА
Мои слова - жемчужный водомет,
средь лунных снов, бесцельный,
но вспененный, -
капризной птицы лёт,
туманом занесенный.
Мои мечты - вздыхающий обман,
ледник застывших слез, зарей горящий, -
безумный великан,
на карликов свистящий.
Моя любовь - призывно-грустный звон,
что зазвучит и улетит куда-то, -
неясно-милый сон,
уж виданный когда-то.
Май 1901
Серебряный Колодезь
С. М. СОЛОВЬЕВУ
Сердце вещее радостно чует
призрак близкой священной войны.
Пусть холодная вьюга бунтует -
Мы храним наши белые сны.
Нам не страшно зловещее око
великана из туч буревых.
Ах, восстанут из тьмы два пророка.
Дрогнет мир от речей огневых.
И на северных бедных равнинах
разлетится их клич боевой
о грядущих, священных годинах,
о последней борьбе мировой,
Сердце вещее радостно чует
признак близкой, священной войны.
Пусть февральская вьюга бунтует -
мы храним наши белые сны.
Февраль 1901
Москва
РАЗДУМЬЕ
Посвящается памяти Вл. С. Соловьева
Ночь темна. Мы одни.
Холод. Ветер ночной
деревами шумит. Гасит в поле огни.
Слышен зов: "Не смущайтесь... я с вами...
за мной!..."
И не знаешь, кто там.
И стоишь, одинок.
И боишься довериться радостным снам.
И с надеждой следишь, как алеет восток.
В поле зов: "Близок день.
В смелых грезах сгори!"
Убегает на запад неверная тень.
И все ближе, все ярче сиянье зари.
Дерева шелестят:
"То не сон, не обман..."
Потухая, вверху робко звезды блестят...
И взывает пророк, проходя сквозь туман.
Февраль 1901
| |
| Просмотров: 390 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры