| Главная » Книги |
Белый Андрей - Золото в лазури
Белый Андрей - Золото в лазури Андрей Белый. Золото в лазури
-----------------------------
Источник: Андрей Белый. Сочинения в 2-х томах, М.: Художественная литература, 1990, Том 1.
Электронная версия: В. Есаулов, декабрь 2006.
-----------------------------
ЗОЛОТО В ЛАЗУРИ Посвящаю эту книгу дорогой матери ЗОЛОТО В ЛАЗУРИ
БАЛЬМОНТУ
1
В золотистой дали
облака, как рубины, -
облака, как рубины, прошли,
как тяжелые, красные льдины.
Но зеркальную гладь
пелена из туманов закрыла,
и душа неземную печать
тех огней - сохранила.
И, закрытые тьмой,
горизонтов сомкнулись объятья.
Ты сказал: "Океан голубой
еще с нами, о братья!"
Не бояся луны,
прожигавшей туманные сети,
улыбались - священной весны
все задумчиво грустные дети.
Древний хаос, как встарь,
в душу крался смятеньем неясным.
И луна, как фонарь,
озаряла нас отсветом красным.
Но ты руку воздел к небесам
и тонул в ликовании мира.
И заластился к нам
голубеющий бархат эфира.
Апрель 1903
Москва
2
Огонечки небесных свечей
снова борются с горестным мраком.
И ручей
чуть сверкает серебряным знаком.
О поэт - говори
о неслышном полете столетий.
Голубые восторги твои
ловят дети.
Говори о безумье миров,
завертевшихся в танцах,
о смеющейся грусти веков,
о пьянящих багрянцах.
Говори
о полете столетий:
Голубые восторги твои
чутко слышат притихшие дети.
Говори...
Май 1903
Москва
3
Поэт, - ты не понят людьми.
В глазах не сияет беспечность.
Глаза к небесам подними:
с тобой бирюзовая Вечность.
С тобой, над тобою она,
ласкает, целует беззвучно.
Омыта лазурью, весна
над ухом звенит однозвучно.
С тобой, над тобою она.
Ласкает, целует беззвучно.
Хоть те же всё люди кругом,
ты - вечный, свободный, могучий.
О, смейся и плачь: в голубом,
как бисер, рассыпаны тучи.
Закат догорел полосой,
огонь там для сердца не нужен:
там матовой, узкой каймой
протянута нитка жемчужин.
Там матовой, узкой каймой
протянута нитка жемчужин.
1903
Москва
ЗОЛОТОЕ РУНО
Посвящено
Э. К. Метнеру
1
Золотея, эфир просветится
и в восторге сгорит.
А над морем садится
ускользающий солнечный щит.
И на море от солнца
золотые дрожат языки.
Всюду отблеск червонца
среди всплесков тоски.
Встали груди утесов
средь трепещущей солнечной ткани.
Солнце село. Рыданий
полон крик альбатросов:
"Дети солнца, вновь холод бесстрастья!
Закатилось оно -
золотое, старинное счастье -
золотое руно!"
Нет сиянья червонца.
Меркнут светочи дня.
Но везде вместо солнца
ослепительный пурпур огня.
Апрель 1903
Москва
2
Пожаром склон неба объят...
И вот аргонавты нам в рог отлетаний
трубят...
Внимайте, внимайте...
Довольно страданий!
Броню надевайте
из солнечной ткани!
Зовет за собою
старик аргонавт,
взывает
трубой
золотою:
"За солнцем, за солнцем, свободу любя,
умчимся в эфир
голубой!.."
Старик аргонавт призывает на солнечный пир,
трубя
в золотеющий мир.
Все небо в рубинах.
Шар солнца почил.
Все небо в рубинах
над нами.
На горных вершинах
наш Арго,
наш Арго,
готовясь лететь, золотыми крылами
забил.
Земля отлетает...
Вино
мировое
пылает
пожаром
опять:
то огненным шаром
блистать
выплывает
руно
золотое,
искрясь.
И, блеском объятый,
светило дневное,
что факелом вновь зажжено,
несясь,
настигает
наш Арго крылатый.
Опять настигает
свое золотое
руно...
Октябрь 1903
Москва
СОЛНЦЕ
Автору "Будем как Солнце"
Солнцем сердце зажжено.
Солнце - к вечному стремительность.
Солнце - вечное окно
в золотую ослепительность.
Роза в золоте кудрей.
Роза нежно колыхается.
В розах золото лучей
красным жаром разливается.
В сердце бедном много
зла сожжено и перемолото.
Наши души - зеркала,
отражающие золото.
1903
Серебряный Колодезь
ВЕЧНЫЙ ЗОВ
Д. С. Мережковскому
1
Пронизала вершины дерев
желто-бархатным светом заря.
И звучит этот вечный напев:
"Объявись - зацелую тебя..."
Старина, в пламенеющий час
обуявшая нас мировым, -
старина, окружившая нас,
водопадом летит голубым.
И веков струевой водопад,
вечно грустной спадая волной,
не замоет к былому возврат,
навсегда засквозив стариной.
Песнь все ту же поет старина,
душит тем же восторгом нас мир.
Точно выплеснут кубок вина,
напоившего вечным эфир.
Обращенный лицом к старине,
я склонился с мольбою за всех.
Страстно тянутся ветви ко мне
золотых, лучезарных дерев.
И сквозь вихрь непрерывных веков
что-то снова коснулось меня, -
тот же грустно-задумчивый зов:
"Объявись - зацелую тебя..."
2
Проповедуя скорый конец,
я предстал, словно новый Христос,
возложивши терновый венец,
разукрашенный пламенем роз.
В небе гас золотистый пожар.
Я смеялся фонарным огням.
Запрудив вкруг меня тротуар,
удивленно внимали речам.
Хохотали они надо мной,
над безумно-смешным лжехристом.
Капля крови огнистой слезой
застывала, дрожа над челом.
Гром пролеток, и крики, и стук,
ход бесшумный резиновых шин...
Липкой грязью окаченный вдруг,
побледневший утих арлекин.
Яркогазовым залит лучом,
я поник, зарыдав, как дитя.
Потащили в смирительный дом,
погоняя пинками меня.
3
Я сижу под окном.
Прижимаюсь к решетке, молясь.
В голубом
все застыло, искрясь.
И звучит из дали:
"Я так близко от вас,
мои бедные дети земли,
в золотой, янтареющий час..."
И под тусклым окном
за решеткой тюрьмы
ей машу колпаком:
"Скоро, скоро увидимся мы..."
С лучезарных крестов
нити золота тешат меня...
Тот же грустно-задумчивый зов:
"Объявись - зацелую тебя..."
Полный радостных мук,
утихает дурак.
Тихо падает на пол из рук
сумасшедший колпак.
Июнь 1903
Серебряный Колодезь
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
1
Все тот же раскинулся свод
над нами лазурно-безмирный,
и тот же на сердце растет
восторг одиночества лирный.
Опять золотое вино
на склоне небес потухает.
И грудь мою слово одно
знакомою грустью сжимает.
Опять заражаюсь мечтой,
печалью восторженно-пьяной...
Вдали горизонт золотой
подернулся дымкой багряной.
Смеюсь - и мой смех серебрист,
и плачу сквозь смех поневоле.
Зачем этот воздух лучист?
Зачем светозарен... до боли?
Апрель 1902
Москва
2
Поет облетающий лес
нам голосом старого барда.
У склона воздушных небес
протянута шкура гепарда.
Не веришь, что ясен так день,
что прежнее счастье возможно.
С востока приблизилась тень
тревожно.
Венок возложил я, любя,
из роз - и он вспыхнул огнями.
И вот я смотрю на тебя,
смотрю, зачарованный снами.
И мнится - я этой мечтой
всю бездну восторга измерю.
Ты скажешь - восторг тот святой?
Не верю!
Поет облегающий лес
нам голосом старого барда.
На склоне воздушных небес
сожженная шкура гепарда.
Апрель 1902
Москва
3
Звон вечерней гудит, уносясь
в вышину. Я молчу, я доволен.
Светозарные волны, искрясь,
зажигают кресты колоколен.
В тучу прячется солнечный диск.
Ярко блещет чуть видный остаток.
Над сверкнувшим крестом дружный визг
белогрудых счастливых касаток.
Пусть туманна огнистая даль -
посмотри, как все чисто над нами.
Пронизал голубую эмаль
огневеющий пурпур снопами.
О, что значат печали мои!
В чистом небе так ясно, так ясно...
Белоснежный кусок кисеи
загорелся мечтой виннокрасной.
Там касатки кричат, уносясь.
Ах, полет их свободен и волен...
Светозарные волны, искрясь,
озаряют кресты колоколен.
1902
ВО ХРАМЕ
Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже...
Лампад пунцовых блеск и тихий возглас:
"Боже..."
И снова я молюсь, сомненьями томим.
Угодники со стен грозят перстом сухим,
лицо суровое чернеет из киота
да потемневшая с веками позолота.
Забил поток лучей расплавленных в окно...
Все просветилось вдруг, все солнцем зажжено:
И "Свете тихий" с клироса воззвали,
и лики золотом пунцовым заблистали.
Восторгом солнечным зажженный иерей,
повитый ладаном, выходит из дверей.
Июнь 1903
Серебряный Колодезь
В ПОЛЯХ
Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
над червонной рекой.
От воздушного пьянства
онемела земля.
Золотые пространства,
золотые поля.
Озаренный лучом,
я опускаюсь в овраг.
Чернопыльные комья
замедляют мой шаг.
От всего золотого
к ручейку убегу -
холод ветра ночного
на зелёном лугу.
Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
убежал на покой.
Убежал в неизвестность.
Над полями легла,
заливая окрестность,
бледно-синяя мгла.
Жизнь в безвременье мчится
пересохший ключом:
все земное нам снится
утомительным сном.
<1904>
ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ
ОПАЛА
Посвящается А. А. Блоку
Блестящие ходят персоны,
повсюду фаянс и фарфор,
расписаны нежно плафоны,
музыка приветствует с хор.
А в окнах для взора угодный,
прилежно разбитый цветник.
В своем кабинете дородный
и статный сидит временщик.
В расшитом камзоле, при шпаге,
в андреевском ордене он.
Придворный, принесший бумаги,
отвесил глубокий поклон, -
Приветливый, ясный, речистый,
отдавшийся важным делам.
Сановник платочек душистый
кусает, прижавши к устам.
Докладам внимает он мудро.
Вдруг перстнем ударил о стол.
И с буклей посыпалась пудра
на золотом шитый камзол.
"Для вас, государь мой, не тайна,
что можете вы пострадать:
и вот я прошу чрезвычайно
сию неисправность изъять..."
Лицо утонуло средь кружев.
Кричит, раскрасневшись: "Ну что ж!.
Татищев, Шувалов, Бестужев -
у нас есть немало вельмож -
Коль вы не исправны, законы
блюсти я доверю другим...
Повсюду, повсюду препоны
моим начинаньям благим!.."
И, гневно поднявшись, отваги
исполненный, быстро исчез.
Блеснул его перстень и шпаги
украшенный пышно эфес.
Библиотека русской классики 57 Опала
Идет побледневший придворный...
Напудренный щеголь в лорнет
глядит - любопытный, притворный:
"Что с вами? Лица на вас нет...
В опале?.. Назначен Бестужев?"
Главу опустил - и молчит.
Вкруг море камзолов и кружев,
волнуясь, докучно шумит.
Блестящие ходят персоны,
музыка приветствует с хор,
окраскою нежной плафоны
ласкают пресыщенный взор.
Апрель 1903
Москва
ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
Посвящается дорогой матери
Сияет роса на листочках.
И солнце над прудом горит.
Красавица с мушкой на щечках,
как пышная роза, сидит.
Любезная сердцу картина!
Вся в белых, сквозных кружевах,
мечтает под звук клавесина...
Горит в золотистых лучах
под вешнею лаской фортуны
и хмелью обвитый карниз,
и стены. Прекрасный и юный,
пред нею склонился маркиз
в привычно заученной роли,
в волнисто-седом парике,
в лазурно-атласном камзоле,
с малиновой розой в руке.
"Я вас обожаю, кузина!
Извольте цветок сей принять..."
Смеются под звук клавесина,
и хочет кузину обнять.
Уже вдоль газонов росистых
туман бледно-белый ползет.
В волнах фиолетово-мглистых
луна золотая плывет.
Март 1903
Москва
ПРОМЕНАД
Красотка летит вдоль аллеи
в карете своей золоченой.
Стоят на запятках лакеи
в чулках и в ливрее зеленой.
На кружевах бархатной робы
все ценные камни сияют.
И знатные очень особы
пред ней треуголку снимают.
Карета запряжена цугом...
У лошади в челке эгретка.
В карете испытанным другом
с ней рядом уселась левретка.
На лошади взмыленно снежной
красавец наездник промчался;
он, ветку акации нежной
сорвав на скаку, улыбался.
Стрельнул в нее взором нескромно.
В час тайно условленной встречи,
напудренно-бледный и томный, -
шепнул ей любовные речи...
В восторге сидит онемелом...
Карета на запад катится...
На фоне небес бледно-белом
светящийся пурпур струится.
Ей грезится жар поцелуя...
Вдали очертаньем неясным
стоит неподвижно статуя,
охвачена заревом красным.
1903
Серебряный Колодезь
ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМ
Заброшенный дом.
Кустарник колючий, но редкий.
Грущу о былом:
"Ах, где вы - любезные предки?"
Из каменных трещин торчат
проросшие мхи, как полипы.
Дуплистые липы
над домом шумят.
И лист за листом,
тоскуя о неге вчерашней,
кружится под тусклым окном
разрушенной башни.
Как стерся изогнутый серп
средь нежно белеющих лилий -
облупленный герб
дворянских фамилий.
Былое, как дым?
И жалко.
Охрипшая галка
глумится над горем моим.
Посмотришь в окно -
часы из фарфора с китайцем.
В углу полотно
с углем нарисованным зайцем.
Старинная мебель в пыли,
да люстры в чехлах, да гардины.
И вдаль отойдешь. 
| |
| Просмотров: 929 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры