Бальмонт Константин Дмитриевич - В безбрежности

й Мы с тобою похожи на двух бестелесных эльфов, Мы как будто летим все выше и выше,- И нет у меня родины, кроме тебя, И нет у тебя родины, кроме меня. Как странно спутались пряди Твоих золотистых волос, Как странно глядят Твои глубокие и темные глаза! Ты молчишь, как русалка. Но много говорит мне Твое стыдливое молчание. Знойные ласки сказали бы меньше. И зачем нам ласки, Когда мы переполнены счастьем, Когда сквозь окно Для нас горят своими снегами высоты Ронданэ, И смутное эхо Вторит далекому говору Седых водопадов, И угрюмый горный король Своей тяжелой стопою будит уснувшие ели. Я не сжимаю твоей руки в моей руке, Я не целую твоих губ. Но мы с тобою два цветка одной и той же ветви, И наши взоры говорят на таком языке, Который внятен только нашим душам. Хочешь,- расскажу тебе старую сагу. Хочешь,- спою тебе песню. Здесь, под Северным небом, Я против воли делаюсь скальдом, А скальды,- ты знаешь,- Могли петь свои песни каждый миг. Будь же моей Торбьёрг Кольбрун, Будь моей вдохновительницей. Смотри, перед тобою твой - твой певец, Тормодд Кольбрунарскальд. Уж я слышу звуки незримых голосов, Трепетанье струн нездешней арфы. Пусть будет моя песня воздушна, как чувство

  

  

  

  

  

   любви, Легка как шелест камышей, И если в ней будет Хоть капля того яда, Которым я был когда-то отравлен,- Да не коснется он тебя. Слушай, Эльзи. В час ночной, во мгле туманной, где-то там за

  

  

  

  

   синей далью, Убаюканная ветром, озаренная Луной, Изгибаяся красиво, наклоняяся с печалью, Шепчет плачущая ива с говорливою волной. И томительный, и праздный, этот шепот

  

  

  

  

   бесконечный, Этот вздох однообразный над алмазною рекой Языком своим невнятным, точно жалобой сердечной, Говорит о невозвратном с непонятною тоской. Говорит о том, что было, и чего не будет снова, Что любила, разлюбила охладевшая душа, И, тая в очах слезинки, полны жаждой неземного, Белоснежные кувшинки задремали, чуть дыша. И отравлен скорбью странной, уязвлен немой

  

  

  

  

  

  печалью, В миг туманный, в миг нежданный, ум опять живет

  

  

  

  

  

   былым, Где-то там, где нет ненастья, где-то там за синей

  

  

  

  

  

   далью, Полон счастья сладострастья пред виденьем

  

  

  

  

  

  неземным. Что с тобой, моя Эльзи? Ты спишь? Нет, не спишь? Отчего ж ты закрыла глаза? Что ж ты так побледнела? Лунный лик засверкал Из-за сети уснувших развесистых елей. Лунный луч задрожал На твоем, побледневшем от страсти, лице. Эльзи, Эльзи, я здесь, я с тобой! Я люблю тебя! - Эльзи! 66. * * * В стыдливости немой есть много красоты: Полурасцветшие цветы Внушают нам любовь и нежное участье, И девственной Луны пленительна мечта. Но есть иная красота: Души влюбленной сладострастье. Пред этой чудной вспышкой счастья Полубожественного сна, Стыдливость чуть горит воспоминаньем бледным, Как потускневшая Луна Пред Солнцем пышным и победным. 67. Непоправимое М. А. Дурнову Прекрасен полуночный час для любовных свиданий, Ужасен полуночный час для бездомных теней. Как сладко блаженство объятий и страстных

  

  

  

  

  

  рыданий, И как безутешна печаль о возможном несбывшихся

  

  

  

  

  

   дней! Прекрасен полуночный час для любовных свиданий. Земля не устанет любить, и любить без конца. Промчатся столетья и будут мгновеньем казаться, И горькие слезы польются, польются с лица, И тот не устанет рыдать, кто любви был бессилен

  

  

  

  

  

  отдаться. А мир будет вечно любить, и любить без конца. Франческа, Паоло, воздушные нежные тени, Вы свято любили, и светит вам нежность в Аду. Но горе тому, кто замедлил на первой ступени, Кто ввериться снам не посмел и всю жизнь

  

  

  

   протомился в бреду. Франческа, Паоло, в несчастьи счастливые тени! 68. * * * Тебя я хочу, мое счастье, Моя неземная краса! Ты - Солнце во мраке ненастья, Ты - жгучему сердцу роса! Любовью к тебе окрыленный, Я брошусь на битву с судьбой. Как колос, грозой опаленный, Склонюсь я во прах пред тобой. За сладкий восторг упоенья Я жизнью своей заплачу! Хотя бы ценой преступленья - Тебя я хочу! 69. * * * Был покинут очаг. И скользящей стопой На морском берегу мы блуждали с тобой. В Небесах перед нами сверкал Скорпион, И преступной любви ослепительный сон Очаровывал нас все полней и нежней Красотой содрогавшихся ярких огней. Сколько таинства было в полночной тиши! Сколько смелости в мощном размахе души! Целый мир задремал, не вставала волна, Нам никто не мешал выпить чашу до дна. И как будто над нами витал Серафим, Покрывал нас крылом белоснежным своим. И как будто с Небес чуть послышался зов, Чуть послышался зов неземных голосов. "Нет греха в тех сердцах, что любовь пьют до дна, Где любовь глубока - глубока и полна. Если ж стынет очаг, пусть остынет совсем, Тот, в ком чувство молчит, пусть совсем будет

  

  

  

  

  

   нем". И от прошлого прочь шли мы твердой стопой, Уходили все дальше, и дальше с тобой. В Небесах потускнел, побледнел Скорпион, И пурпурной зарей был Восток напоен. И пурпурной зарей озарился весь мир: Просветленной любви он приветствовал пир. 70. Я жду Уж ночь зажигает лампады Пред ликом пресветлым Творца. Пленителен ропот прохлады, И водная даль - без конца. Мечта напевает мне, вторя: "Мой милый, желанный... Приду!" Над синею влагою Моря, В ладье легкокрылой я жду. Я жду, и заветное слово "Люблю" повторяю, любя, И все, что есть в сердце святого, Зовет, призывает тебя. Приди, о, любовь золотая, Простимся с добром и со злом, Все Море от края до края Измерим быстрым веслом. Умчимся с тобой в бесконечность, К дворцу сверхземной Красоты, Где миг превращается в вечность, Где "я" превращается в "ты". Хочу несказанных мгновений, Восторгов безумно святых, Признаний, любви, песнопений Нетронутых струн золотых. Тебе я отдам безвозвратно Весь пыл вдохновенной души, Чем жизнь как цветок ароматна, Что дышит грядущим в тиши. С тобою хочу я молиться Светилам нездешней страны, Обняться, смешаться, и слиться С тобой, как с дыханьем Весны. С тобою как призрак я буду, Как тень за тобою пойду, Всегда, неизменно, повсюду... Я жду! Между ночью и днем 71. * * * Восходящее Солнце, умирающий Месяц, Каждый день я люблю вас и жду Но сильнее, чем Месяц, и нежнее, чем Солнце Я люблю Золотую Звезду. Ту звезду золотую, что мерцает стыдливо В предрассветной мистической мгле, И в молчаньи вечернем, холодна и прекрасна, Посылает сияние Земле. Тем, кто днем утомился и враждой и заботой, Этот блеск о любви говорит, Для того, кто во мраке тосковал беспросветно, Он с высот упованьем горит. Оттого так люблю я ту Звезду-Чаровницу: Я живу между ночью и днем, От нее мое сердце научилося брезжить Не победным, но нежным огнем. 72. Данте Видение Пророк, с душой восторженной поэта, Чуждавшейся малейшей тени зла, Один, в ночной тиши, вдали от света, Молился он,- и Тень к нему пришла. Святая Тень, которую увидеть Здесь на земле немногим суждено. Тем избранным с ней говорить дано, Что могут бескорыстно ненавидеть И быть всегда - с Любовью заодно. И долго Тень безмолвие хранила, На Данте устремив пытливый взор. И вот, вздохнув, она заговорила, И вздох ее речей звучал уныло, Как ветра шум среди угрюмых гор. "Зачем зовешь? Зачем меня тревожишь? Тебе одно могу блаженство дать, Ты молод, ты понять его не можешь: Блаженство за других душой страдать. "Тот путь суров. Пустынею безлюдной Среди песков он странника ведет. Достигнет ли изгнанник цели чудной,- Иль не дойдя бессильно упадет? "Осмеянный глухой толпой людскою, Ты станешь ненавидящих любить, Питаться будешь пламенной тоскою, Ты будешь слезы собственные пить. "И холодна, как лед, людская злоба! Пытаясь тщетно цепи тьмы порвать, Как ложа ласк, ты будешь жаждать гроба, Ты будешь смерть, как друга, призывать!" И отвечал мечтатель благородный: "Не страшен мне бездушной злобы лед, Любовью я согрею мрак холодный. Я в путь хочу! Хочу идти вперед!" И долго Тень безмолвие хранила, Печальна и страдальчески-бледна. И в Небесах, из темных туч, уныло Взошла кроваво-красная Луна. И говорила Тень: "Себя отринуть, Себя забыть - избраннику легко. Но тех, с кем жизнь связал, навек покинуть, От них уйти куда-то далеко,- Навек со всем, что дорого расстаться, Оставить свой очаг, жену, детей, И много дней, и много лет скитаться, В чужой стране, среди чужих людей,- Какая скорбь! И ты ее узнаешь! И пусть тебе отчизна дорога, Пусть ты ее, любя, благословляешь, Она тебя отвергнет, как врага! Придет ли день, ты будешь жаждать ночи, Придет ли ночь, ты будешь ждать утра, И всюду зло, и нет нигде добра, И скрыть нельзя заплаканные очи! И ты поймешь, как горек хлеб чужой, Как тяжелы чужих домов ступени, Поднимешься - в борьбе с самим собой, И вниз пойдешь - своей стыдяся тени. О, ужас, о, мучительный позор: Выпрашивает милостыню-Гений!" И Данте отвечал, потупя взор: "Я принимаю бремя всех мучений!" . . . . . . . . . . . . . . . И Тень его отметила перстом, И вдруг ушла, в беззвучии рыдая, И Данте в путь пошел, изнемогая Под никому невидимым крестом. 73. Погибшие Два отрывка из поэмы 1 Уж ночь. Калитка заперта. Алдея длинная пуста. Окован бледною Луной, Весь парк уснул во мгле ночной. Весь парк не шелохнет листом. И заколдован старый дом. Могильны окна, лишь одно Мерцаньем свеч озарено. Не спит - изгнанник средь людей,- И мысли друг,- и враг страстей. Он в час любви, объятий, снов Читает книги мудрецов. Он слышит, как плывет Луна, Как дышит, шепчет тишина, Он видит в мире мир иной, И в нем живет он час ночной. Тот мир - лишь в нем, и с ним умрет, В том мире светоч он берет. То беглый свет, то краткий свет, Но для него забвенья нет. 2 Помогите! Помогите! Я один в ночной тиши. Целый мир ношу я в сердце, но со мною ни души. Для чего кровавым потом обагряется чело? Как мне тяжко! Как мне душно! Вековое давит зло! Помогите! Помогите! Но никто не внемлет мне. Только звезды, улыбаясь, чуть трепещут в вышине. Только лик Луны мерцает, да в саду, среди вершин, Шепчет Ветер перелетный: Ты один - один - один. 74. Три сонета Вопрос Меня пленяет все: и свет, и тени, И тучи мрак, и красота цветка, Упорный труд, и нега тихой лени, И бурный гром, и шепот ручейка. И быстрый бег обманчивых мгновений, И цепь событий, длящихся века; Во всем следы таинственных велений, Во всей видна Создателя рука. Лишь одного постичь мой ум не может: - Зачем Господь в борьбе нам не поможет, Не снимет с нас тернового венца? Зачем Он создал смерть, болезнь, страданье, Зачем Он дал нам жгучее желанье - Грешить, роптать, и проклинать Творца? Отклик Кто там вздыхает в недрах темной бездны? Чьи слезы льются скорбно по лицу? Кто шлет свой крик бессильный в мир надзвездный, Взывая святотатственно к Творцу? Богохуленья ропот бесполезный, Слова упрека, от детей к отцу. Поймет ли человек закон железный: - Без вечных мук пришел бы мир к концу. Ужели маловерным непонятно, Что правда - только в образе Христа? Его слова звучат светло и внятно. "Я - жизни смысл, печаль и красота... К блаженству Я пришел стезей мученья... Смерть победил Я светом отреченья..." Библия В тиши полуразрушенной гробницы Нам истина является на миг. Передо мной заветные страницы, То Библия, святая книга книг. Людьми забытый, сладостный родник, Текущий близ покинутой станицы. В раздумьи вкруг него, склонив свой лик, Былых веков столпились вереницы. Я вижу узел жизни - строгий долг - В суровом Пятикнижьи Моисея; У Соломона, эллина-еврея, Любовь и жизнь одеты в яркий шелк, Но Иов жизнь клянет, клянет, бледнея, И этот стон доныне не умолк. 75. * * * О, только бы знать, что могу я молиться, Что можно молиться, кому я молюсь! О, только бы в мыслях, в желаниях слиться С тем чистым, к чему я так жадно стремлюсь! И что мне лишенья, и что мне страданья, И что мне рыдающих струн трепетанья,- Пусть буду я ждать и томиться года, Безумствовать, падать во тьме испытанья,- Но только бы верить всегда, Но только бы видеть из бездны преступной, Что там, надо мной, в высоте недоступной, Горит - и не меркнет Звезда! 76. * * * Свеча горит и меркнет и вновь горит сильней, Но меркнет безвозвратно сиянье юных дней, Гори же, разгорайся, пока еще ты юн, Сильней, полней касайся сердечных звонких струн. Чтоб было что припомнить на склоне трудных лет, Чтоб старости холодной светил нетленный свет - Мечтаний благородных, порывов молодых, Безумных, но прекрасных, безумных - и святых. 77. Надгробные цветы Среди могил неясный шепот, Неясный шепот ветерка. Печальный вздох, тоскливый ропот, Тоскливый ропот ивняка. Среди могил блуждают тени Усопших дедов и отцов, И на церковные ступени Восходят тени мертвецов. И в дверь церковную стучатся, Они стучатся до зари, Пока вдали не загорятся На небе бледном янтари. Тогда, поняв, что жизнь минутна, Что безуспешна их борьба, Рыдая горестно и смутно, Они идут в свои гроба. Вот почему под утро блещут Цветы над темною плитой: В них слезы горькие трепещут О жизни - жизни прожитой. 78. Из-под северного неба Из-под северного неба я ушел на светлый Юг, Где звучнее поцелуи, где пышней цветущий луг. Я хотел забыть о смерти, я хотел убить печаль, И умчался беззаботно в неизведанную даль. Отчего же здесь на Юге мне мерещится метель, Снятся снежные сугробы, тусклый месяц, сосны, ель? Отчего же здесь на Юге, где широк мечты полет, Мне так хочется увидеть воды, убранные в лед? Да, не понял я, не понял, что с тоскливою душой Не должны мы вдаль стремиться, в край волшебный

  

  

  

  

  

  и чужой! Да, не понял я, не понял, что родимая печаль Лучше, выше, и волшебней, чем чужбины ширь и даль! Полным слез, туманным взором я вокруг себя гляжу, С обольстительного Юга вновь на Север ухожу. И как узник, полюбивший долголетний мрак тюрьмы, Я от Солнца удаляюсь, возвращаясь в царство тьмы. 79. Больной Ах, мне хотелось бы немножко отдохнуть! Я так измучился, мне в тягость все заботы, И ждать, надеяться - нет сил и нет охоты, Я слишком долго жил, мне хочется уснуть. Вот видишь, я устал. Я жил еще немного, Но слишком долго жил: Мой день длинней, чем год. Я столько знал тоски, я столько знал невзгод, Что бесконечною мне кажется дорога,- Дорога прошлого. Еще одна ступень, Еще ступень, еще... И вот слабеют силы, И тени прошлого мне более не милы, И ночь заманчива, и ненавистен день... Уснуть, навек уснуть! Какое наслажденье! И разве смерть страшна? Жизнь во сто крат

  

  

  

  

  

  страшней. Всего несносней цепь минут, часов, и дней, Ужасно правды ждать и видеть заблужденье, И пыл своей души бесцельно расточать, Жить в неизвестности мучительной и странной, И вечно раздражать себя мечтой обманной, Чтоб тотчас же ее с насмешкой развенчать. Но ты не сердишься? Я жалуюсь, тоскую... Ну, нет, конечно нет... Я знаю, ты добра, О, запоздалая, о, нежная сестра! Дай руку мне свою... вот так... я поцелую, Я буду целовать все пальчики твои,- Ты знаешь, никогда мне счастье не смеялось, И в детстве надо мной ни разу не склонялось Родимое лицо с улыбкою любви. Но около тебя я полон чем-то новым, Мне кажется, что я от горя отдохнул; Вот если бы еще немножко я уснул, С постели я бы встал совсем-совсем здоровым... А если я умру? Ты каждую весну Ведь будешь приходить поплакать у могилы? Ах, как-то странно мне... Совсем теряю силы... Послушай, не сердись... Я.... кажется... усну! 80. Морозные узоры Бьют часы. Бегут мгновенья. Вечер вспыхнул и погас. И настойчивы мученья В этот поздний горький час. Луч Луны кладет узоры На морозное стекло. Сердца трепетные взоры Ищут правды, видят зло. Нет отрады, нет привета Вне Земли и на Земле, В царстве солнечного света, И в холодной лунной мгле. Мир молчит, а сердце внемлет, Мчатся годы и века, Не заснет и не задремлет Неустанная тоска. В Небесах плывут Светила Безутешной чередой, И бессменно и уныло Тучи стелются грядой. Зло с добром, печаль с мечтою Нераздельная семья, И бесцельной Красотою Вспыхнул светоч Бытия. И как будто кто-то тонет В этой бездне мировой, Кто-то плачет, кто-то стонет Полумертвый, но живой. И бегут, бегут мгновенья, Новый вечер вновь погас, И настойчивы мученья В этот поздний горький час. И напрасно ищут взоры Разгадать добро и зло. И Луна кладет узоры На морозное стекло. 81. Млечный путь Месяца не видно. Светит Млечный Путь Голову седую свесивши на грудь, Спит ямщик усталый. Кони чуть идут Звезды меж собою разговор ведут. Звезды золотые блещут без конца Звезды прославляют Господа Творца. "Господи", спросонок прошептал ямщик, И, крестясь, зевает, и опять поник И опять склонил он голову на грудь. И скрипят полозья. Убегает путь. 82. Нескончаемый кошмар Едва-едва горит мерцанье Пустынной гаснущей Луны, Среди безбрежной тишины, Среди бездонного молчанья. Иду один... Везде снега, Снега и льды, и воздух мертвый, Над мертвым царством распростертый Пустыни снежной берега Вдали рисуются туманно; На них гигантские цветы, В расцвете бледной красоты, Встают и гаснут беспрестанно. Бросаю к Небу тусклый взор И там не вижу тверди синей: Там бледный, белый, мертвый иней Сплелся в нависнувший собор. Иду... Пространству нет предела! И в этой страшной тишине Мои шаги не слышны мне. Мое замерзнувшее тело Бежит вперед, скорей, скорей,- Гонимо жаждою бесцельной, Бежит в пустыне беспредельной И тени собственной моей Не вижу в этом беге вечном,- И лишь гигантские цветы, Как вечных снежных гор хребты, Растут в пространстве бесконечном! 83. Небесная роса День погас, и ночь пришла. В черной тьме душа светла. В смерти жизнь, и тает смерть. Неба гаснущая твердь Новой вспыхнула красой Там серебряной росой, В самой смерти жизнь любя, Ночь усыпала себя. Ходят Ангелы во мгле, Слезы счастья шлют земле, Славят светлого Творца, Любят, любят без конца. 84. * * * Ночью мне виделся Кто-то таинственный, Тихо склонялся Он, тихо шептал, Лучшей надеждою, думой единственной, Светом нездешним во мне трепетал. Ждал меня, звал меня долгими взорами, К небу родимому путь открывал, Гимны оттуда звучали укорами, Сон позабытый все ярче вставал. Что от незримых очей заслонялося Тканью телесною, грезами дня, Все это с ласкою нежной склонялося, Выше и выше манило меня. Пали преграды, и сладкими муками Сердце воскресшее билось во мне, Тени вставали и таяли звуками, Тени к родимой влекли стороне. Звали Эдема воздушные жители В царство, где Роза цветет у Креста Вот уж я с ними в их тихой обители. "Где же я медлил?" - шептали уста. 85. Последняя мысль Прометея Благородному борцу Петру Федоровичу Николаеву Вдали от блеска дня, вдали от шума, Я жил не год, не два, а сотни лет. Тюремщик злой всегда молчал угрюмо, Он мне твердил одно лишь слово: - "Нет". И я забыл, что в мире дышит свет, И я забыл, что значат звуки смеха, Я ждал - чего-то ждал - хоть новых бед. И мне одна была дана утеха - Крича, будить в тюрьме грохочущее эхо. В уме вставали мысли прежних дней, И гасли вновь, как беглые зарницы, Как проблески блуждающих огней, Как буквы строк сжигаемой страницы И вместо них тянулись вереницы Насмешливых кроваво-смутных снов; Как хищные прожорливые птицы, Как полчища уродливых врагов, Неслись они ко мне на звон моих оков. И все же в этой черной тьме изгнанья Зажегся блеск, зажегся, наконец; Кипучие и жгучие страданья Взлелеяли сверкающий венец, И первый луч смеялся, как гонец Моей весны, душистого рассвета; Со вздохом я приветствовал конец Ночной тоски в пустыне без ответа, И видел взгляд любви, и слышал гул привета. И вот я вновь живу среди людей, Под Солнцем ослепительно-лучистым. И вижу я детей, моих детей, Внимаю в полдень птичкам голосистым, Роптанью трав, струям кристально-чистым.- Но я опять вернулся бы в тюрьму, К уступам скал, безжизненным и мглистым, Когда бы знал, что, выбрав скорбь и тьму, Я с чьей-нибудь души тяжелый грех сниму! 86. На мотив псалма XVIII-го Ночь ночи открывает знанье, Дню ото дня передается речь. Чтоб славу Господа непопранной сберечь, Восславить Господа должны Его созданья. Все от Него - и жизнь, и смерть. У ног Его легли, простерлись бездны, О помыслах Его вещает громко твердь, Во славу дел Его сияет светоч звездный. Выходит Солнце-исполин, Как будто бы жених из брачного чертога, Смеется светлый лик лугов, садов, долин, От края в край небес идет его дорога. Свят, свят Господь, Зиждитель мой! Перед лицом Твоим рассеялась забота. И сладостней, чем мед, и слаще капель сота Единый жизни миг, дарованный Тобой! 87. В бездонном колодце Меж стен отсыревших, покрытых грибками, В бездонном колодце, на дне, глубоко, Мы ждем, притаившись, и дышим легко, И звезды в Лазури сияют над нами,- Лучистые звезды, горящие днем Для тех, кто умеет во тьму опускаться, Чтоб в царстве беззвучья полнее отдаться Мечтам, озаренным небесным огнем. Вдали от людского нестройного гула, Не видя, как скользкая плесень растет, Мечтой мы бежим все вперед и вперед.- Вселенная сном безмятежным уснула. И чище, чем свет суетливого дня, Воздушней, чем звуки земных песнопений, Средь звезд пролетает блуждающий Гений, На лютне незримой чуть слышно звеня. И в Небе как будто расторглась завеса, Дрожит от восторженных мук небосклон, Трепещут Плеяды, блестит Орион, И брезжит далекий огонь Геркулеса. Сплетаются звезды - и искрятся днем Для тех, кто умеет во тьму опускаться, Для тех, кто умеет во тьме отдаваться Мечтам, озаренным небесным огнем. 88. * * * И Сон и Смерть равно смежают очи, Кладут предел волнениям души, На смену дня приводят сумрак ночи, Дают страстям заснуть в немой тиши. И в чьей груди еще живет стремленье, К тому свой взор склоняет Ангел Сна, Чтоб он узнал блаженство пробужденья, Чтоб за зимой к нему пришла весна. Но кто постиг, что вечный мрак - отрада, С тем вступит Смерть в союз любви живой, И от ее внимательного взгляда К страдальцу сон нисходит гробовой. 89. На мотив Экклезиаста Род проходит и снова приходит, Вновь к истокам стекаются реки, Солнце всходит и Солнце заходит, А Земля пребывает вовеки. Веет ветер от Севера к Югу, И от Юга на Север стремится, И бежит во мраке по кругу, Чтобы снова под Солнцем кружиться. Суета! Что премудрость и знанье! Нам одно все века завещали: Тот, кто кочет умножить познанья, Умножает тем самым печали. Полдень жжет ослепительным зноем, Ночь смиряет немым усыпленьем: Лучше горсть с невозбранным покоем, Чем пригоршни с трудом и томленьем. Смех напрасен, забота сурова, И никто ничего не откроет, И ничто здесь под Солнцем не ново, Только Смерть - только Смерть успокоит! 90. Воскресший Полуизломанный, разбитый, С окровавленной головой, Очнулся я на мостовой, Лучами яркими облитой. Зачем я бросился в окно? Ценою страшного паденья Хотел купить освобожденье От уз, наскучивших давно. Хотел убить змею печали, Забыть позор погибших дней... Но пять воздушных саженей Моих надежд не оправдали. И вдруг открылось мне тогда, Что все, что сделал я,- преступно. И было Небо недоступно, И высоко, как никогда. В себе унизив человека, Я от своей ушел стези, И вот лежал теперь в грязи, Полурастоптанный калека. И сквозь столичный шум и гул, Сквозь этот грохот безучастный. Ко мне донесся звук неясный: Знакомый дух ко мне прильнул. И смутный шепот, замирая, Вздыхал чуть слышно надо мной, И был тот шепот - звук родной Давно утраченного рая - "Ты не исполнил свой предел, Ты захотел успокоенья, Но нужно заслужить забвенье Самозабвеньем чистых дел. Умри, когда отдашь ты жизни Все то, что жизнь тебе дала, Иди сквозь мрак земного зла, К небесной радостной отчизне. Ты обманулся сам в себе И в той, что льет теперь рыданья,- Но это мелкие страданья. Забудь. Служи иной судьбе. Душой отзывною страдая, Страдай за мир, живи с людьми И после - мой венец прими"... Так говорила тень святая. То Смерть - владычица была, Она явилась на мгновенье, Дала мне жизни откровенье И прочь - до времени - ушла. И новый, лучший день, алея, Зажегся для меня во мгле.- И прикоснувшися к земле, Я встал с могуществом Антея. 91. * * * Символ смерти, символ жизни, бьет полночный час. Чтобы новый день зажегся, старый день угас. Содрогнулась ночь в зачатьи новых бодрых сил, И заплаканные тени вышли из могил. Лишь на краткие мгновенья мраку власть дана, Чтоб созрела возрожденья новая волна. Каждый день поныне видим чудо из чудес, Всходит Солнце, светит миру, гонит мрак с Небес. Мир исполнен восхищенья миллионы лет, Видя тайну превращения тьмы в лучистый свет. 92. * * * Горящий атом, я лечу В пространствах - сердцу лишь известных, Остановиться не хочу, Покорный жгучему лучу, Который жнет в полях небесных Колосья мыслей золотых И с неба зерна посылает, И в этих зернах жизнь пылает, Сверканье блесток молодых, Огни для атомов мятежных, Что мчатся, так же, как и я, В туманной мгле пустынь безбрежных, В бездонных сферах Бытия. 93. * * * Да, я вижу, да, я знаю: В этой жизни счастья нет. Счастье брезжит, как мерцанье умирающих планет. Там в пространствах недоступных, вечно полных

  

  

  

  

  

  тишины, Ярко дышат, ярко светят Неба огненные сны. Дышат стройные Светила, блещут только для себя, К нам невольный свет бросают, нас, безвестных, не

  

  

  

  

  

   любя. Миллионы, мириады нескончаемых веков, Мы, отринутые, стонем, слыша звон своих оков. Мы не знаем, где родится норой истины звезда. Нами правят два проклятья: Навсегда и Никогда. Навсегда в пределах жизни, к мнимой смерти мы

  

  

  

  

  

   идем, И страданье нам смеется над обманчивым путем. К нам доходит свет небесный - в час когда умрет

  

  

  

  

  

  звезда. И с живой душой обняться мы не можем никогда. 94. Перевоплощение За краткий миг существованья Я сотни лет готов страдать, И новых - новых пыток ждать За эту сладость упованья, Что в тусклой мгле небытия Зажгутся быстрою слезою Цветы, спаленные грозою, И брызнет звонкий всплеск ручья, И сон любви, как призрак, встанет, И вновь и вновь меня обманет Улыбкой бледного лица, И крик души сквозь Вечность грянет Восторгом жгучим без конца! 95. * * * За пределы предельного, К безднам светлой Безбрежности! В ненасытной мятежности, В жажде счастия цельного, Мы, воздушные, летим И помедлить не хотим. И едва качаем крыльями. Все захватим, все возьмем, Жадным чувством обоймем! Дерзкими усильями Устремляясь к высоте, Дальше, прочь от грани тесной, Мы домчимся в мир чудесный К неизвестной Красоте!