Бальмонт Константин Дмитриевич - Мое - ей, Страница 2 - Книги

v align="justify"> Ноги звездные целуя,

Сомневаясь, вопросил?

"Тело было, стало прахом,

Ветер пыль давно развеял.

Как возможно воскресенье

Праха спутанных путей?"

В гром и молнию одевшись,

Балдахин взнеся из радуг,

Отвечал Агурамазда,

К Заратустре говоря:

"В час, когда я строил небо,

Без стропил и без подпорок,

Лишь из сущности рубина

Изводя широкий свет, -

В час, когда моею волей,

Восприемница зачатий,

Прародительница жизней,

Встала круглая Земля, -

В час, когда зерно возникло,

Как продольный крепкий жемчуг,

Чтоб, рассыпанное в прахе,

Многократно стать живым, -

В час, когда в деревьях, в травах,

Силой духа волевого,

Сокровенно заиграли

Чары тайного огня, -

В час, когда из поцелуя

Там, во чреве материнском,

Стали в первый раз слагаться

Руки, ноги и глаза, -

В этих всех победах жизни

Над пустотами безличья,

В этих всех изводах ликов

Из глубин небытия

Было больше трудной тайны,

Чем в восторге воскресенья, -

В настоящем и в прошедшем

Есть грядущее всегда.

Не из прошлого ковал я

Настоящее мгновений,

Не из бывшего я вынул

Синь эмали верховой, -

Изумруды всех былинок

И рубины всех расцветов

Из небывшего исторг я

Волей творческой мечты.

Так насколько же мне легче,

Взяв металл отяжелевший,

Дунуть в горн и в плясках красных

Жидкость ковкую ваять.

Подниму тяжелый молот,

Опущу гремучий молот,

Пламя любит быть веселым,

Жизнь живет, и смерти нет.

Только помни три завета,

Мысль, и слово, и деянье,

Возрожденье - в недрах воли,

Воскресенье - не обман".

И, восставши, Заратустра

Услыхал, что гром уходит,

Увидал на небе синем

Семицветную дугу, -

Увидал под склоном горным

Нивы, пастбища и дом свой,

Услыхал в древесной чаще

Звонкий голос соловья.

ЗОЛОТОЙ ОБРУЧ

Красивы блески царственного злата,

Добытого в горах и руслах рек.

В нем силу солнца понял человек,

В нем страсть, любовь, и бой, и гуд набата.

Чтоб клад достать, утроба тьмы разъята,

Оплот гранита жаждущий рассек.

Подземный Вий, из-под тяжелых век,

Признал и в краткодневном смелом - брата.

Не говори о золоте слегка.

Колдуют долго солнечные чары

По руслам рек и там, где срывны яры.

Власть перстня обручального крепка.

Всесильны желто-алые пожары.

Изыскан огнь осеннего листка.

Изыскан огнь осеннего листка,

Когда, лиясь, внедряются рубины

В белесоватый страх в листве осины

И кровь сквозит в листве березняка.

В персидских шалях липы. Нет цветка

Краснее ягод вызревших калины.

В них бусы вспева пламенной былины.

По ржавым листьям пляска уголька.

Лесная глушь - расплесканное море.

От искры искра, зыбь и цепь огней,

Многорасцветиый праздник головней.

Душа ликует в красочном просторе.

Что в дали той, что вовсе далека?

До моря путь - чрез три страны река.

Поток весны - через пороги лета,

И осень, пред зимой, в огонь одета.

В тройном запястье тайна глубока.

Бездонный ров. Над ним лежит доска.

Пройди туда, где явь иного света,

Не торопя оправданность обета,

И, выпив радость, знай: нужна тоска.

К нам, в наших днях, должна прийти утрата.

У сердца с правдой мира договор.

Нам осенью поет о нем узор -

Кровавого разорванного плата.

И, эхом к нам идя сквозь гулкий бор,

Волнует зов минувшего "Когда-то".

Волнует зов минувшего "Когда-то",

Кричит "Ау!" пустынею лесной,

И помним мы, как хорошо весной,

Как вся она открыта и богата.

Мы ценим утро только в час заката.

Мы красочною тешимся волной,

Настурций увидав цветочный зной,

Когда осенней грустью сердце сжато.

И благо. Радость в боль обрамлена.

Какие бы мы были, не тоскуя?

Мы недостойны были б поцелуя.

Привет тебе - в час осени - весна.

Как камень, в воду брошенный со ската,

Люблю в весне разливы аромата.

Люблю в весне разливы аромата,

Веселая, она не хочет тьмы,

Секирой льдяной сшибла рог с зимы,

Поет, хоть от сугробов даль горбата.

И рухнула - из льда и снега хата,

Просыпан снег последний из сумы,

Ручьи бегут на праздник кутерьмы,

И рой сорок стрекочет воровато.

От всей земли, из каждого куска,

Дыханье разогретой жадной хоти.

Путь к радости - на каждом повороте.

С Егорья доходи до семика.

В русальных торжествах святыня плоти.

Весна, как степь, светла и широка.

Всегда, веснуя, дух наш весь веселье.

Весна - от солнца данное нам зелье.

Весна равняет с богом червяка.

Ко взору взор, к руке идет рука.

В веснянке - хмель, в весеннике - похмелье.

Кто полюбил, тот принял ожерелье,

Где жемчуг - солнцелунные века.

О, стебель мая с завязью июня,

С июльской чашей мака! Жаркий сказ.

Весна и лето, как люблю я вас.

Но мил мне также лёт бесшумный луня.

Весна, как вспышка вещих снов, ярка.

Прекрасней осень. Смерть душе близка.

Хотя б царем, безоблачно, беспечно,

Жить на земле я не хотел бы вечно.

На всем, что здесь, я вижу знак: "Пока".

Всегда ли мне смотреть из уголка?

Когда вверху, мостообразно, млечно,

Звездится Путь, он манит бесконечно

Туда, откуда наша глубь мелка.

Есть бег, есть взлет к иной лучистой цели,

Светлей того, что здесь светлей всего.

И тщетность ль наши свечи здесь горели?

Есть лучшее, и я найду его.

В часах, чья власть когтиста и рогата,

Что лиц милей, ушедших без возврата?

Мы были вместе. Память их жива.

Я помню каждый взгляд и все слова.

Они слышней громового раската.

Как запахом - раздавленная мята,

Сильней, чем вся окрестная трава,

Так слышен некий голос божества

В том, что любил, в твоем, что смертью смято.

Насмешкой был бы мир, все было б зря,

Когда бы жизнь сменялась пустотою.

Не на песке мою часовню строю, -

О правде воскресенья говоря.

И год, скруглившись, слушает со мною,

Как звонок светлый воздух сентября.

Благословеньем синего амвона

Какая тишь нисходит с небосклона,

В сознанье светят свечи алтаря.

Творец любил, творение творя.

Земля - неисчерпаемое лоно.

В селе, вдали, поплыли волны звона,

В душе поют бездонные моря.

Шуршанье листьев - музыка живая.

Спадает лист зажженный за листом,

Вещанье тихим шелестом свевая:

Разрушен дом, - в три дня восстанет дом.

И тонкий, как укол тончайшей спицы,

Хрустален свист мелькающей синицы.

Он говорит, что, если мир лучист,

Он скоро будет хрупок, бел и льдист.

Ловите миг цветущей огневицы.

По зову этой милой птицы,

На ветке каждый яхонтовый лист,

Впивая луч, трепещет, пламенист.

И падают цветные вереницы.

Отдохновенье - мудрость бытия.

Но жизнь жива под мертвыми листами,

И пахнет крепким запахом, груздями.

Растет их головастая семья.

Богатство до весенней нам денницы.

В амбарах рожь. Душистый клад пшеницы.

В сарае столько сена, посмотри,

Что до весенней хватит нам зари,

Когда у ней раскроются ресницы.

Не покладали рук жнецы и жницы,

Точили косу звонко косари.

Земля богата. Хочешь, так бери.

И мед есть в ней, и воск есть для божницы.

И оттого, что там трудились мы,

Что сосчитали труд наш закромами,

Приятно нам пришествие зимы.

Нас тешит журавлиный крик над нами.

Желанен, как земная нам заря,

Весь лес, - в рубинах, в меде янтаря.

Весь лес, - в рубинах, в меде янтаря,

В расцветностях, которых не измерим, -

Нам выстроил, пред смертью года, терем,

Всю пышность в час прощания даря.

Не льстись своей клюкой поводыря.

Живи лишь вровень с древом, с птицей, с зверем.

В людское наше мы чрезмерно верим,

Напрасно мир и смысл его коря.

Тяжелый жернов знает путь вращенья,

Он должен свой умол перемолоть.

И в куколке, до мига воплощенья,

Всю зиму мотылек лелеет плоть.

Не сетуй же, что белою зарницей

Уж скоро глянет иней бледнолицый.

Из мглы болот всползет седой туман,

Стремясь от нас к теплу далеких стран.

Чу, журавли подвижною станицей.

Взревет метель забытой львами львицей.

Застынет облак белых караван.

Весь мир, как Ледовитый океан,

Раскинется безмерною гробницей.

Но в час, как с вихрем бьется снег в окно,

Как хорошо в тиши нагретой, дома,

Припоминать все бывшее давно.

Крутить мечту дорогой кругоема.

И ярки звезды в ночи декабря.

Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.

Не утаил себя, как раб лукавый, -

Лелея луч внутри светящей славы,

Постиг, что спор с творцом пустая пря.

Какое счастье - расточать, беря

Из житницы, где звери, птицы, травы,

И в миг свой - боль, и в час свой - все забавы.

В деснице быть Верховного Царя.

Лишь сам себе ты облик супостата,

Когда своею краткой волей в бой

Вступить ты хочешь с Волей мировой.

Твоя хоругвь до солнца в высь подъята,

Когда ты явишь цвет цветка собой,

В красивых блесках царственного злата.

Красивы блески царственного злата,

Изыскан огнь осеннего листка.

До моря путь - чрез три страны река.

Волнует зов минувшего "Когда-то".

Люблю в весне разливы аромата,

Весна, как степь, светла и широка.

Прекрасней осень. Смерть душе близка.

Что лиц милей, ушедших без возврата?

Как звонок светлый воздух сентября.

Хрустален свист мелькающей синицы.

В амбарах рожь. Душистый клад пшеницы.

Весь лес - в рубинах, в меде янтаря.

Уж скоро глянет иней бледнолицый.

Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.

ПРИМЕЧАНИЯ

Мое - ей (стр. 383). - Огневица - лихорадка, жар.

Горячий побратим (стр. 388). - Кентавр (греч. миф.) - лесной демон, получеловек-полулошадь. Святой Георгий - см. примеч. к с. 233.

Воскресенье (стр. 390). - Заратустра - реформатор древнеиранской религии, основатель религиозного учения зороастризма. Агурамазда - см. примеч. к с. 159.

Золотой обруч (стр. 392). - Вий - см. примеч. к с. 370. С Егорья доходи до Семика. - Весенние народные празднества: Егорий (весенний Юрьев день) - 23 апреля (связан с первым выгоном скота в поле); семик - четверг седьмой недели после пасхи, так называемой "русальной" недели.