Бальмонт Константин Дмитриевич - Мое - ей - Книги

К. Бальмонт

Мое - ей

Россия

Стихи 1923 --------------------------------------

Бальмонт К. Д. Избранное. Стихотворения. Переводы. Статьи

М., "Художественная литература", 1980

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Содержание

Она

Мое - ей

Россия

Всю жизнь

Полдень

Я слышу

Сентябрь

Первозимье

Медвяная тишь

Горячий побратим

Воскресенье

Золотой обруч

ОНА

В мгновенной прорези зарниц,

В крыле перелетевшей птицы,

В чуть слышном шелесте страницы,

В немом лице, склоненном ниц,

В глазке лазурном незабудки,

В веселом всклике ямщика,

Когда качель саней легка

На свеже-белом первопутке,

В мерцанье восковой свечи,

Зажженной трепетной рукою,

В простых словах "Христос с тобою",

Струящих кроткие лучи,

В глухой ночи, в зеленоватом

Рассвете, истончившем мрак,

И в петухах, понявших знак,

Чтоб перепеться перекатом,

В лесах, где папоротник, взвив

Свой веер, манит к тайне клада, -

Она одна, другой не надо,

Лишь ей, жар-птицей, дух мой жив.

И все пройдя пути морские,

И все земные царства дней,

Я слова не найду нежней,

Чем имя звучное: Россия.

МОЕ - ЕЙ

Приветствую тебя, старинный крепкий стих,

Не мною созданный, но мною расцвеченный,

Весь переплавленный огнем души влюбленной,

Обрызганный росой и пеной волн морских.

Ты в россыпи цветов горишь, внезапно тих,

Мгновенно мчишься вдаль метелью разъяренной,

И снова всходишь в высь размерною колонной,

Полдневный обелиск, псалом сердец людских.

Ты полон прихотей лесного аромата,

Весенних щебетов и сговора зарниц.

Мной пересозданный, ты весь из крыльев птиц.

И рифма, завязь грез, в тебе рукой не смята.

От Фета к Пушкину сверкни путем возврата

И брызни в даль времен дорогой огневиц.

РОССИЯ

Есть слово - и оно едино.

Россия. Этот звук - свирель.

В нем воркованье голубино.

Я чую поле, в сердце хмель,

Позвавший птиц к весне апрель.

На иве распустились почки,

Береза слабые листочки

Раскрыла - больше снег не враг.

Трава взошла на каждой кочке,

Заизумрудился овраг.

Тоска ли в сердце медлит злая?

Гони. Свой дух утихомирь.

Вновь с нами ласточка живая,

Заморского отвергшись края,

В родимую влюбилась ширь.

И сердце, ничего не зная,

Вновь знает нежно, как она,

Что луговая и лесная

Зовет к раскрытости весна.

От солнца - ласка властелина,

Весь мир - одно окно лучу.

Светла в предчувствии долина,

О чем томлюсь? Чего хочу?

Всегда родимого взыскую,

Люблю разбег родных полей,

Вхожу в прогалину лесную -

Нет в мире ничего милей.

Ручьи, луга, болота, склоны,

В кустах для зайца уголок.

В пастушью дудку вдунул звоны,

Качнув подснежник, ветерок.

Весенним дождиком омочен,

Весенним солнцем разогрет,

Мой край, в покров весны одет,

Нерукотворно беспорочен.

Другого в мире счастья нет.

ВСЮ ЖИЗНЬ

Всю жизнь служил я богу сил,

Проплыл моря и океаны,

Окрасил солнцем звон кадил,

Молитв расчислил караваны.

Под серполикою луной,

В бессмертных жатвах соприсущей,

Я обручился с тишиной,

Всегда безмолвием поющей.

Я предпочел средь всяких стран

Одну - где все мы кровью верим.

Весна в ней - яркий сарафан,

А осень - многоцветный терем.

В ней лето - пламенный пожар,

Душа в ней - песня, даль разбега.

В ней разгадал я тайну чар,

Внимая белой сказке снега.

Поняв, что лучше не найти,

Чем мне дарованная богом,

Примкнул я пыльные пути

К речным серебряным дорогам.

Прошел я древние леса,

Псалмы расслышал в птичьем гаме,

Пропел, как дышит полоса

Земли, где кашка с васильками.

Часами медля близ межи,

Не сыть и белозернь пшеницы,

А чернохлебный колос ржи

Я полюбил в игре зарницы.

Пустил пастись табун коней

В луга, где свежая прохлада,

По всей округе светлых дней

Берег разбродливое стадо.

Я ничего не потерял

Из восприятого наследства

И ныне возношу фиал

За правду юности и детства.

Всю жизнь я славлю бога сил,

Отца, и мать, и край родимый,

И я костер не погасил,

Чей к небу огнь и к небу дымы.

ПОЛДЕНЬ

Высокий полдень. Небо голубое.

Лик ястреба, застывшего вверху.

Вода ручья в журчащем перебое,

Как бисер, нижет звонкий стих к стиху.

Среди листвы умолк малейший шепот.

Мир - солнечный, а будто неживой.

Лишь издали я слышу спешный топот,

Куда-то мчится вестник верховой.

Откуда весть? Из памяти давнишней?

Быть может, час - обратный начал ток?

Я сплю. Я мертв. Я в этой жизни лишний.

В гробу сплетаю четки мерных строк.

Но если я навек живыми, ныне,

На дальней грани жизни позабыт,

Ко мне стремится тень былой святыни,

И ближе-ближе звонкий стук копыт.

Я СЛЫШУ

Я слышу гуд тяжелого шмеля,

Медлительный полет пчелы, несущей

Добычу, приготовленную пущей,

И веет ветер, травы шевеля.

Я вижу урожайные поля,

Чем дальше глянь, тем всходы видишь гуще

Идет прохожий, взор его нелгущий,

Благой, как плодородная земля.

Я чую, надо мною реют крылья.

Как хорошо в родимой стороне!

Но вдруг душа срывается в бессилье.

Я слышу, вижу, чувствую - во сне.

И только брызг соленых изобилье

Чужое море мчит и плещет мне.

СЕНТЯБРЬ

За утром преждевременно студеным

Июльский полдень в полдень сентября.

В лесах цветет древесная заря

Рубиново-топазным перезвоном.

Чу! Гончие бегут лесистым склоном,

Разливным лаем зайцу говоря,

Что косвенным прыжком метаться зря,

Что смерть прошла над тайником зеленым.

Обрызган охрой редкий изумруд.

Шафранные ковры затрепетали,

И лисьим мехом выкрасились дали.

Излом всех линий в сети веток крут.

"Туда! Туда! Ото всего, что тут!" -

Отчаливая, птицы прокричали.

ПЕРВОЗИМЬЕ

Свертелся заяц в поле чистом,

Беляк, на белом белый жгут,

Мигает хвостиком пушистым,

Сигает там, мелькает тут.

Он сказку заячью следами

На первом снеге начертил -

И шорк обмерзлыми кустами,

И прыг в свой терем что есть сил.

Кричали гуси на деревне:

"Окован пруд. Не плавать нам".

И крякал селезень напевней:

"Тепло в закутке. Там, там, там".

Свой голос не сгустив до лая,

Дворняжка тявкает на снег,

В нем зыбко лапы окуная,

Игривый зачинает бег.

На елке галка скоком шалым

Стряхнула с ветки бахрому

И глазом сине-полинялым

Глядит, что у людей в дому.

Горят все печи и печурки,

До неба всходит белый дым.

И бегом вещей сивки-бурки

Несусь я к далям голубым.

Тоски и мысли сверглась ноша,

Душа открыта и чиста.

Безгрешна первая пороша,

Как подвенечная фата.

МЕДВЯНАЯ ТИШЬ

Медвяная тишь от луны округлой и желтоогромной

В сосновом лесу разлилась, дремотный безмолвствует бор.

И только по самым верхам скользит ветерок неуемный,

И между высоких вершин чуть слышный идет разговор.

Далёко родимая Мать от Волги глядит до Урала,

От Белой волны на Закат, глядит чрез Алтай на Восток.

Атлантика мне говорит, что ждать остается мне мало,

К Родимой моей припаду, чуть только означится срок.

ГОРЯЧИЙ ПОБРАТИМ

Я редко слышу тонкий стук копыт.

Конь осужден людьми на увяданье,

И, чтец времен, поэт и следопыт,

Я говорю: вам будет воздаянье

За осужденье таинства веков,

Из всех созданий - лучшего созданья.

О, дни безмерных конских косяков!

Простор степей, покрытых табунами.

О, час руды! Кование подков.

Когда мой дух глубинно схвачен снами,

Я вижу то, что было искони,

Я прохожу седыми временами.

Горят в пещерах дымные огни.

Впервые найден пламень человеком,

И пляшет мысль, дремавшая в тени.

Он будет ковачом и дровосеком,

Строителем крылатых кораблей,

Он поплывет к безвестному по рекам.

Река ведет к безбрежию морей.

Морская синь уводит в океаны.

Бежишь с горы, - чем дальше, тем скорей.

Из искры - весь цветной ковер Светланы.

Вся музыка - из пения огня.

В нем жизнь и завоеванные страны.

Но кто бежит, металлом ног звеня?

Кто смерил все открытые просторы?

Везде в веках увидишь лик коня.

Леса, луга, пустыни, степи, горы,

Охоты, битвы, все, чего хотим,

Где воля человека ткет узоры, -

Где замысел судьбы неисследим,

Везде твой бег и звонкий голос ржанья,

Горячий конь, наш вещий побратим.

Но не в одних играниях стяжанья

Испытан он, дарованный судьбой.

Услышь колосья. Вникни в их шуршанья.

Постой на ниве ночью голубой,

Когда перекликаются зарницы

Сказаньями из света над тобой.

Священна рожь. Светло зерно пшеницы.

Как сказка, взвихрен колос ячменя.

Слова одной божественной страницы.

Но в звон зерна чей звук взошел, звеня?

В нем за сто верст умчавшееся ржанье,

И храп, и вздох, и хруст, и ступь коня.

Взгляни на звезды. Сосчитай дрожанья

Всех желтых, всех зеленых, голубых,

Тех свеч тысячелетних обожанья.

Составь им лист и знай: не больше их,

Чем тайных несосчитанных внушений,

Чьей власти я слагаю ныне стих.

Наш мир внутри - дорога отражений.

Мы обручальным скованы кольцом

С звериным царством светлых наваждений.

О человек, ты с царским был венцом,

Когда умел, в сознанье вещей связи,

До конской шеи припадать лицом.

Кто был Кентавром в двойственном рассказе?

Не человек ли, скованный с конем?

Где ночь черней, чем в грозном конском глазе?

К кому в беде мы в дикой скачке льнем?

С кем в юность делим бурные восторги?

Топча змею, разившую огнем,

Не на коне ли был святой Георгий?

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Слава доброму мышленью,

Слава доброму реченью,

Слава доброму деянью,

Вечность - ярким трем огням.

Кто к благой склонился мысли,

Он склонен к благому слову,

Он идет к благому делу,

Слава верным трем путям.

Мысль - зерно, а слово - стебель,

Дело - колос пышной жатвы,

В триединстве - завершенье,

Трижды слава трем лучам.

Троекратной скрепой света

Опоясан к битвам жизни,

Вопрошатель Заратустра

Стал о смерти размышлять.

Вопросил свое он сердце,

Но молчало грустно сердце,

Вопросил Агурамазду:

"Смерть возможно ль победить?"

Свет миров, создатель жизни,

Лунноликий, солнцеокий,

Отвечал Агурамазда,

К Заратустре говоря:

"Ночь - лишь краткий отдых солнца,

Ночь поит росой расцветы,

Воскресеньем человеков

Смерть вовек побеждена".

И упавши Заратустра

Пред лицом Агурамазды,