Жуковский Василий Андреевич - Поэмы, повести и сцены в стихах

дым голубою Струйкой вьется по зелени темной. Взглянуть,

  

  

  

  

   так прекрасный Рай. Ну слушайте ж: очень недавно там, на пригорке, Близко развалин замка, стояла гостиница - чистый, Светлый, просторный дом, под вывеской Черного вeпря, В этой гостинице каждый прохожий в то время мог

  

  

  

  

  

  

  видеть Бедную Эми. Подлинно бедная! дико потупив Голову, в землю глаза неподвижно уставив, по целым Дням сидела она перед дверью трактира на камне. Плакать она не могла, но тяжко, тяжко вздыхала; Жалоб никто от нее не слыхал, но, боже мой! всякий, Раз поглядевши ей, бедной, в лицо, узнавал, что на свете Все для нее миновалось: мертвою бледностью щеки Были покрыты, глаза из глубоких впадин сверкали Острым огнем; одежда была в беспорядке; как змеи, Черные кудри по голым плечам раскиданы были. Вечно молчала она и была тиха, как младенец; Но порою, если случалось, что ветер просвищет, Вдруг содрогалась, на что-то глаза упирала и, пальцем Быстро туда указав, смеялась смехом безумным. Бедная Эми! такою ль видали ее? Беззаботно Жизнью, бывало, она веселилась, как вольная пташка. Помню и я и старые гости Черного вепря, Как нас радушной улыбкой и ласковым словом

  

  

  

  

  

   встречала Эми, как весело шло угощенье. И все ей друзьями Были в нашей округе. Кто веселость и живость Всюду с собой приносил? Кого, как любимого гостя, С криками вся молодежь встречала на праздниках? Эми. Кто всегда так опрятно и чинно одет был? Кого наш

  

  

  

  

  

   священник Девушкам всем в образец поставлял? Кто, шумя

  

  

  

  

  

   как ребенок Резвый на игрищах, был так набожно тих за молитвой? Словом: кто бедным был друг, за больными ходил

  

  

  

  

  

   с огорченным Плакал, с детьми играл, как дитя? Все Эми, все Эми. Господи боже! она ли не стоила счастья? А вышло Все напротив. Она полюбила Бранда. Признаться, Этот Бранд был молод, умен и красив; но худые Слухи носились об нем: он с людьми недобрыми знался; В церковь он не ходил; а в шинках, за картами, кто был Первый? Бранд. Колдовством ли каким он понравился

  

  

  

  

  

  

   Эми, Сам ли господь ей хотел послать на земле испытанье, С тем, чтоб душа ее, здесь в страданьях очистившись,

  

  

  

  

  

  

  прямо В рай перешла - не знаю, но Эми была уж невестой Бранда, и все жалели об ней. Ну послушайте ж: вечер Был осенний и бурный; в гостинице Черного вепря Два сидели гостя; яркое пламя трещало в камине. "Что за погода! - сказал один.- Не раздолье ль

  

  

  

  

  

   в такую Бурю сидеть у огня и слушать, как ветер холодный Рвется в оконницы?" - "Правда,- другой отвечал,-

  

  

  

  

  

  ни за что бы Я теперь отсюда не вышел; ужас, не буря. Месяц на небе есть, а ночь так темна, что хоть оба Выколи глаза; плохо тому, кто в дороге". - "Желал бы Знать я, найдется ль такой удалец, чтоб теперь в тот

  

  

  

  

  

   старинный Замок сходить? Он близко, шагов с три сотни, не боле; Но, признаться, днем я не трус, а ночью в такое Время пойти туда, где, быть может, в потемках Гость из могилы встретит тебя,- извините; с живыми Сладить можно, а с мертвым и смелость не в пользу;

  

  

  

  

  

   храбрися Сколько угодно душе, а что ты сделаешь, если Вдруг пред тобою длинный, бледный, сухой, с костяными Пальцами станет, и два ужасные глаза упрутся Дико в тебя, и ты ни с места, как камень? А в этом Замке, все знают, нечисто; и в тихую ночь там не тихо; Что же в бурю, когда и мертвец повернется в могиле?" "Страшно, правда: а я об заклад побьюся, что наша Эми не струсит и в замок одна-одинешенька сходит". "Бейся, пробьешь".-"Изволь, по рукам! ты слышала,

  

  

  

  

  

  

  Эми? Хочешь ли новую шляпку выиграть к свадьбе? Сходи же В замок и ветку нам с клена, который между обломков Там растет, принеси; я знаю, что ты не боишься Мертвых и бредням не веришь. Согласна ли, Эми?"

  

  

  

  

  

  "Согласна,- Эми сказала с усмешкой. - Бояться тут нечего, разве Бури; а против ночных привидений защитой молитва". С этим словом Эми пошла. Развалины были Близко; но ветер выл и ревел; темнота гробовая Все покрывала, и тучи, как черные горы, задвинув Небо, страшно ворочались. Эми знакомой тропинкой Входит без всякого страха в средину развалин; Клен недалеко; вдруг ветер утих на минуту; и Эми Слышит, что кто-то идет живой, а не мертвый; ей стало Страшно... слушает... ветер снова поднялся и снова Стих, и снова послышалось ей, что идут; в испуге К груде развалин прижалася Эми. В это мгновенье Ветром раздвинуло тучи, и месяц очистился. Что же Эми увидела? Два человека - две черные тени - Крадутся между обломков и тащат мертвое тело. Ветер ударил сильней; с головы одного сорвалася Шляпа и к Эмнным прямо ногам прикатилась; а месяц В ту минуту пропал, и все опять потемнело. "Стой! (послышался голос) шляпу ветром умчало". "После отыщешь, прежде окончим работу: зароем Клад свой", - другой отвечал, и они удалились.

  

  

  

  

  

   Схвативши Шляпу, стремглав пустилась к гостинице Эми. Бледнее Смерти в двери вбежала она и долго промолвить Слова не в силах была: отдохнув, наконец paccказала То, что ей в замке привиделось. "Вот обличитель

  

  

  

  

  

  убийцам!"- Шляпу поднявши, громко примолвила Эми; но тут же В шляпу всмотрелась... "Ах!" и упала на пол

  

  

  

  

  

  без чувства Брандово имя стояло на шляпе. Мне нечего боле Вам рассказывать. В этот миг помутился рассудок Бедной Эми; господь милосердый недолго страдать ей Дал на земле: ее отнесли на кладбище. Но долго Видели столб с колесом на пригорке близ замка:

  

  

  

  

  

   прохожим Он приводил на память и Бранда и бедную Эми. Все исчезло теперь, и гостиницы нет; лишь могилка Бедной Эми цветет, как цввела, и над нею спокойно". Дедушка кончил и молча стал выколачивать трубку. Внучки также молчали и с грустью смотрели иа церковь: Солнце играло на ней, и темные липы бросали Тень на кладбдще, где Эми давно покилась в гробе. "Вот вам другая быль,- сказал, опять раскуривши Трубку, старик.- Каспар был беден. К буйной,

  

  

  

  

  

  раэвратной Жизни привык он, и сердце в нем сделалось камнем.

  

  

  

  

  

   Но жадным Оком смотрел на чужое богатство Каспар.

  

  

  

  

   На злодейство Трудно ль решиться тому, кто шатается праздно,

  

  

  

  

  

   не помня Бога? Так и случилось. Каспар на ночную добычу Вышел. Вы видите остров на Рейне? Вдоль берега вьется Против этого острова, мимо утеса, дорожка. Там, у самой дорожки, под темным утесом, в ночное Позднее время Каспар засел и ждал: не пройдет ли Кто-нибудь мимо? Ночь прекрасна была; освещенный Полной луной островок отражался в воде, и густые Клены, глядяся в нее, стояли тихо, как черные тени; Все покоилось... волны изредка в берег плескали. В листьях журчало, и пел соловей. Но, злодейским Замыслом полный, Каспар не слыхал ничего; он иное Жадным подслушивал ухом. И вот напоследок он слышит: Кто-то идет по дороге; то был одинокий прохожий. Выскочил, словно как зверь из берлоги, Каспар;

  

  

  

  

  

  не недолго Длилась борьба между ими: бедпый путник с тяжелым Стоном упал на землю, зарезанный. Мертвое тело В воду стащил Каспар и вымыл кровавые руки; Брызнули волны, раздавшись под трупом, и снова

  

  

  

  

  

   слилися В гладкую зыбь; все стало по-прежнему тихо, и сладко Петь продолжал соловей. Каспар беззаботно с добычей В путь свой пошел; свидетелей не было; совесть

  

  

  

  

  

   молчала. Скоро истратил разбойник добытое кровью, и скоро Голым стал он по-прежнему. Годы прошли; об убийстве, Кроме бога, никто не проведал; но слушайте дале. Раз Каспар сидел за столом в гостинице. Входит Старый знакомец его, арендарь Веньямин; он садится Подле Каспара; он крепко, крепко задумчив; и вправду Было о чем призадуматься: денно и ночно работал, Честно жил Веньямин, а все понапрасну; тяжелый Крест достался ему: семью имел он большую; Всех одень, напой, накорми... а чем? И вдобавок Новое горе постигло его: жена от тяжелой Скорби слегла в постель, и деньги пошли за лекарство; Бог помог ей; но с той поры все хуже да хуже;

  

  

  

  

  

   и часто Нечего есть; жена молчит, но тает как свечка; Дети криком кричат; наконец остальное помещик В доме силою взял, в уплату за долг, и из дома Выгнать грозился. Эта беда с Векьямином случилась Утром, а вечером он Каспара в гостинице встретил. Рядом с ним он сидел у стола; опершись на колено Локтем, рукою закрывши глаза, молчал он, как

  

  

  

  

  

   мертвый. "Что с тобой, Веньямин? - спросил Каспар.-

  

  

  

  

   Ты как будто В воду опущен. Послушай, сосед, не распить ли нам

  

  

  

  

  

   вместе Кружку вина? Веселее на сердце будет; отведай". Кружку взял Веньямин и выпил. "Тяжко приходит Жить,- сказал он.- Жена умирает, и хилые кости Не на чем ей успокоить: злодеи последнюю взяли Нынче постелю. А дети - господи боже мой! лучше б Им и мне в могилу. Помещик наш нынешней ночью В замок свой пышный поедет и там на мягких подушках Вкусно поужинав, сладко заснет... а я, воротяся В дом мой. где голые стены, что найду там? Бездушный! Я ли Христом да богом его не молил? У него ли Мало добра?.. Пускай же всевышний господь

  

  

  

  

  на судилище страшном Так же с ним немилостив будет, как он был со мною!" Слушал Каспар и в душе веселился, как злой искуситель; В кружку соседу вина подливал он, и скоро зажег в нем Кровь, и потом из гостиницы вышел с ним вместе

  

  

  

  

  

  

  Уж было Поздно. "Сосед,- Веньямину он тихо шепнул,-

  

  

  

  

  

  господин твой Нынешней ночью один в свои замок поедет; дорога Близко, она пуста: а мщенье, знаешь ты, сладко". Речью такой был сражен Веньямин: но тяжкая бедность, Горе семьи, досада, хмель, темнота, обольщенье Слов коварных... довольно, чгоб слабое сердце опутать Так ли, не так ли, но вот пошел Веньямин за Каспаром; Против знакомого острова сели они под утесом, Близко дороги, и ждут; ни один ни слова; не смеют Вспух дышать и слушают молча. Их окружала Тихая, темная ночь; звезд не сверкало на небе, Лист едва шевелился, без ропота волны лилися, Все покоилось сладко, и пел соловей. Душа Веньямина Вдруг согрелась: в ней совесть проснулась,

  

  

  

  

   и он со дрогнулся. "Нечего ждать,- он сказал,- уж поздно; уйдем,

  

  

  

  

  

   не придет он". "Будь терпелив,- злодей возразил,- пождем,

  

  

  

  

  

   и дождемся. Доле зато дожидаться его возвращенья придется В замке жене; да будет напрасно ее нетерпенье". Сердце от этих слов повернулось в груди Веньямина. Вспомнил свою он жену и сказал: "Теперь прояснилась Совесть моя; не поздно еще, не хочу оставаться!" "Что ты? - воскликнул Каспар. - Послушался совести;

  

  

  

  

  

  

  бредит. Дочь темна, река глубока, здесь место глухое; Кто нас увидит?" Мороз подрал Веньямина по коже. "Кто нас увидит? А разве нет свидетеля в небе?" "Сказки! здесь мы одни. В ночной темноте не приметит Нас ни земной, ни небесный свидетель". Тут неоглядкой Прочь от него побежал Веньямнн. И в это мгновенье Темное небо ярким, страшным лучом раздвоилось; Все кругом могильная мгла покрывала; на том лишь Месте, где спрятаться думал Каспар, было как в ясный Полдень светло. И вот пред глазами его повторилось Все, что он некогда тут совершил во мраке глубокой Ночи один: он услышал шум от упавшего в воду Трупа; он черный труп на волнах освещенных увидел; Волны раздвинулись, труп нырнул в них.

  

  

  

  

   и вес потемнело... Дети, долго с тех пор под этим утесом, как дикий Зверь, гнездился Каспар сумасшедший. Не ведал

  

  

  

  

  

   он кровли; Был безобразен: лицо как кора, глаза как два угля, Волосы клочьями, ногти на пальцах как черные когти, Вместо одежды гнилое тряпье; худой, изможденный, Чахлый, все ребра наружу, он в страхе все жался

  

  

  

  

  

   к утесу, Все как будто хотел а нем спрятаться и все озирался Смутно кругом; но порою вдруг выбегал и, на небо Дико уставив глаза, шептал: "Он видит, он видит". Дедушка, быль досказав, посмотрел, усмехаясь,

  

  

  

  

  

   на внучек. "Что же вы так присмирели? - спросил он. - Видно,

  

  

  

  

  

   рассказ мой Был не на шутку печален? Постойте ж, я кое-что

  

  

  

  

  

   вспомнил, Что рассмешит вас и вместе научит. Слушайте. Часто Мы на свою негодуем судьбу; а если рассудишь, Как все на свете неверно, то сердцем смиришься

  

  

  

  

  

   и станешь Бога за участь свою прославлять. Иному труднее Опыт такой достается, иному легче. И вот как Раз до премудрости этой, не умствуя много, а просто Случаем странным, одною забавной ошибкой добрался Бедный немецкий ремесленник. Был по какому-то делу Он в Амстердаме, голландском городе; город богатый Пышный, зданья огромные, тьма кораблей; заглгляделся Бедный мой немец, глаза разбежались; вдруг он увидел Дом, какого не спилось ему и во сне: до десятки Труб, три жилья, зеркальные окна, ворота С добрый сарай - удивленье! С смиренным поклоном

  

  

  

  

  

   спросил он Первого встречного: "Чей это дом, в котором так много В окнах тюльпанов, нарциссов и роз?" Но, видно,

  

  

  

  

  

  

  прохожий Или был занят, или столько же знал по-немецки, Сколько тот по-голландски, то есть не знал ни полслова; Как бы то ни было, Каннитферштан! отвечал он. А это Каннитферштан! есть голландское слово, иль, лучше,

  

  

  

  

  

  

  

  четыре Слова, и значит оно: не могу вас понять. Простодушный Немец, напротив, вздумал, что так назывался владелец Дома, о коем он спрашивал. "Видно, богат не на шутку Этот Каннитферштан!",- сказал про себя он, любуясь Домом. Потом отправился дале. Приходит на пристань - Новое диво: там кораблей числа нет; их мачты Словно как лес. Закружилась его голова, и сначала Он не видал ничего, так много он разом увидел. По наконец на огромный корабль обратил он вниманье. Этот корабль недавно гтришел из Ост-Индии; много Вкруг суетилось людей: его выгружали. Как горы, Были навалены тюки товаров: множество бочек С сахаром, кофе, перцем, пшеном сарацинским. Разинув Рот, с удивленьем глядел на товары наш немец; и сведать Крепко ему захотелось, чьи были они. У матроса, Несшего тюк огромный, спросил он: "Как назывался Тот господин, которому море столько сокровищ Разом прислало?" Нахмурясь, матрос проворчал мимоходом: Каннитферштан! "Опять! смотри пожалуй! Какой же Этот Каннитферштан! молодец! Мудрено ли построить Дом с богатством таким и расставить в горшках золоченных Столько тюльпанов, нарциссов и роз по окошкам?"

  

  

  

  

  

  

  Пошел он Медленным шагом назад и задумался; горе Взяло его, когда он размыслил, сколько богатых В свете и как он беден. Но только что начал с собою Он рассуждать, какое было бы счастье, когда б он Сам был Каннитферштан, как вдруг перед ним -

  

  

  

  

  

   погребенье. Видит: четыре лошади в черных длинных попонах Гроб на дрогах везут и тихо ступают, как будто Зная, что мертвого с гробом в могилу навеки отвозят; Вслед за гробом родные, друзья и знакомые молча В трауре идут; вдали одиноко звонит погребальный Колокол. Грустно стало ему, как всякой смиренной Доброй душе, при виде мертвого тела; и, снявши Набожно шляпу, молитву творя, проводил он глазами Ход погребальный; потом подошел к одному

  

  

  

  

  

   из последних Шедших за гробом, который в эту минуту был занят Важным делом: рассчитывал, сколько прибыли чистой Будет ему от продажи корицы и перцу; тихонько Дернув его за кафтан, он спросил: "Конечно, покойник Был вам добрый приятель, что так вы задумались?

  

  

  

  

  

   Кто он?" Каннитферштан! был короткий ответ. Покатилися слезы Градом из глаз у честного немца; сделалось тяжко Сердцу его, а потом и легко; и, вздохнувши, сказал он: "Бедный, бедный Каннитферштан! от такого богатства Что осталось тебе? Не то же ль, что рано иль поздно Мне от моей останется бедности? Саван и тесный Гроб". И в мыслях таких побрел он за телом, как будто Сам был роднею покойнику; в церковь вошел за другими; Там голландскую проповедь, в коей не понял ни слова, Выслушал с чувством глубоким; потом, когда опустили Каннитферштана! в землю, заплакал; потом

  

  

  

  

  

   с облегченным Сердцем пошел своею дорогой. И с тех пор, как скоро Грусть посещала его и ему становилось досадно Видеть счастье богатых людей, он всегда утешался, Вспомнив о Каннитферштане!, его несметном богатстве, Пышном доме, большом корабле и тесной могиле".

  

  СУД БОЖИЙ

  

   Повесть Был непорочен душой Фридолин; он в страхе господнем Верно служил своей госпоже, графине Савернской. Правда, не трудно было служить ей: она добронравна Свойством, тиха в обращенье была: но и тяжкую

  

  

  

  

  

  должность С кротким терпением он исполнял бы, покорствуя

  

  

  

  

  

   богу. С самого раннего утра до поздней ночи всечасно Был он на службе ее, ни минуты покоя не зная; Если ж случалось сказать ей ему: "Фридолин,

  

  

  

  

   успокойся!"- Слезы в его появлялись глазах: за нее и мученье Было бы сладостно сердцу его, и не службой считал он Легкую службу. За то и его отличала графиня; Вечно хвалила и прочим слугам в пример подражанья Ставила; с ним же самим она обходилась как с сыном Мать, а не так, как с слугой госпожа. И было приятно Ей любоваться прекрасным, невинным лицом Фридолина. То примечая, сокольничий Роберт досадовал; зависть Грызла его свирепую душу. Однажды, с охоты С графом вдвоем возвращаяся в замок, Роберт, лукавый Бесом прельщенный, вот что сказал господину, стараясь В сердце его заронить подозрение: "Счастьем завидным Бог наградил вас, граф-государь; он дал вам в супруге Вашей сокровище; нет ей подобной на свете; как ангел Божий прекрасна, добра, целомудренна; спите cпокойно Мыслью никто не посмеет приблизиться к ней".

  

  

  

  

  

   Заблистали Грозно у графа глаза. "Что смеешь ты бредить?-

  

  

  

  

  

  сказал он.- Женская верность слово пустое; на ней опираться То же, что строить на зыбкой воде; берегися как хочешь: Все обольститель отыщет дорогу к женскому сердцу. Вера моя на другом, твердейшем стоит основанье: Кто помыслить дерзнет о жене Савернского графа "Правда,- коварно ответствовал Роберт,- подобная

  

  

  

  

  

   дерзость Только безумному в голову может зайти. Лишь презренья Стоит жалкий глупец, который, воспитанный в рабстве, Смеет глаза подымать на свою госпожу и, служа ей, В сердце развратном желанья таить".-"Что слышу! -

  

  

  

  

  

   воскликнул Граф, побледневши от гнева,- о ком говоришь ты?

  

  

  

  

  

   И жив он?" "Все об нем говорят, государь; а я из почтенья К вам, полагая, что все вам известно, молчал:

  

  

  

  

  

  что самим вам В тайне угодно держать, то должно и для нас быть

  

  

  

  

  

   священной Тайной".-"Злодей, говори! - в исступленье ужасном

  

  

  

  

  

   воскликнул Граф,- ты погиб, когда не скажешь мне правды!

  

  

  

  

  

  

  Кто этот Дерзкий?"- "Паж Фридолин: он молод, лицом

  

  

  

  

  

   миловиден (Так шипел предательски Роберт, а графа бросало В холод и в жар от речей ядовитых). Возможно ль,

  

  

  

  

  

   чтоб сами Вы не видали того, что каждому видно? За нею Всюду глазами он следует; ей одной, забывая Все, за столом он служит; за стулом ее, как волшебной Скованный силой, стоит он и рдеет любовью преступной. Он и стихи написал и в них перед ней признается В нежной любви".- "Признается!"- "И даже молить

  

  

  

  

  

   о взаимном Чувстве дерзает. Конечно, графиня, по кротости сердца, Скрыла от вас, государь, безумство такое, и сам я Лучше бы сделал, когда б промолчал: чего вам

  

  

  

  

  

   страшиться?" Граф не ответствовал: ярость душила его. Приближались В это время они к огромной литейной палате: Там непрестанно огонь, как будто в адской пучине, 0 горнах пылал, и железо, как лава кипя, клокотало; День и ночь работники там суетились вкруг горнов, Пламя питая; взвивалися вихрями искры; свистали Страшно мехи; колесо под водою средь брызжущей

  

  

  

  

  

  

  пены Тяжко вертелось; и молот огромный, гремя неумелкно, Сам, как живой, подымался и падал. Граф, подозвавши Двух из работников, так им сказал: "Исполните

  

  

  

  

  

   в точность Волю мою; того, кто первый придет к зам и спросить: Сделано ль то, что граф приказал? - без всякой пощады Бросьте в огонь, чтоб его к следоз не осталось".

  

  

  

  

  

   С свирепым Смехом рабы обещались покорствовать графскому слову. Души их были суровей железа; рвенье удвоив, Начали скова работать они и, убийством заране Жадную мысль веселя, дожидались обещанной жертвы. К графу тем временем хитрый наушник позвал Граф, увидя его, говорит: "Ты должен, не медля нимало, Влес пойти и спросить от меня у литейщиков: все ли Сделано то, что я приказал?"- "Исполнено будет",- Может быть, даст ему и она порученье какое, Он приходит к графине и ей говорит: "Господином Послан я в лес; но вы моя госпожа; не угодно ль Будет и вам чего приказать?" Ему с благосклонным Взором графиня ответствует: "Друг мой, к обедне

  

  

  

  

  

   хотелось Ныне сходить мне, но болен мой сын; сходи, помолися Ты за меня; а если и сам согрешил, то покайся". Весело в путь свой пошел Фридолин; и еще из деревни Он вышел, как слышит благовест: колокол звонким Голосом звал христиан на молитву. "От встречи

  

  

  

  

  

   господней Ты уклоняться не должен", - сказал он и в церковь

  

  

  

  

  

   с смиренным, Набожным сердцем вступил; но в церкви пусто и тихо: Жатва была, и все поселяне работали в поле. Там стоял священник один: никто не явился Быть на время обедни прислужником в храме.

  

  

  

  

  

  "Господу богу Прежде свой долг отдай, потом господину". С такою Мыслью усердно он начал служить: священнику ризы, Столу и сингулум подал; потом приготовил святые Чаши; потом, молитвенник взявши, стал умиленно Долг исправлять министранта: и там и тут на колени, Руки сжав, становился; звонил в колокольчик, как скоро Провозглашаемо было великое "Sanctus"; когда же Тайну священник свершил, предстоя алтарю, и возвысил Руку, чтоб верным явить спасителя-бога в бескровной Жертве, он звоном торжественным то возвестил

  

  

  

  

  

   и смиренно Пал на колени пред господом, в грудь себя поражая, Тихо молтву творя и крестом себя знаменуя. Так до конца литургии он все, что уставлено чином, В храме cвершал. Напоследок, окончивши службу святую, Громко священник воскликлул: "Vobiscum Dominus".

  

  

  

  

  

  

  верных Благословил; и церковь совсем опустела; тогда он, Все в порядок приведши, и чаши, и ризы, и утварь, Церковь оставил, и к лесу пошел, и вдобавок дорогой "Pater noster" двенадцать раз прочитал. Подошедши К лесу, он видит огромный дымящийся горн;

  

  

  

  

  

  перед горном, Черны от дыма, стоят два работника. К ним обратяся, "Сделано ль то, что граф приказал",- он спросил.

  

  

  

  

  

   И, оскалив Зубы смехом ужасеным, они указали на пламень Горна. "Он там! - прошептал сиповатый их голос. -

  

  

  

  

  

   Как должно, Прибран, и граф нас похвалит". С таким их ответом

  

  

  

  

  

  

   обратно В замок пошел Фридолин. Увидя его издалека, Граф не поверил глазам. "Несчастный! откуда идешь ты?" "Из лесу прямо".- "Возможно ль? ты, верно.

  

  

  

  

   промешкал в дороге". "В церковь зашел я. Простите мне, граф-государь;

  

  

  

  

  

  

  повеленье Ваше приняв, у моей госпожи, по обычному долгу, Также спросил я, не будет ли мне и ее приказанья? Выслушать в церкви обедню она приказала. Исполнив Волю ее, помолился я там и за здравие ваше". Граф трепетал и бледнел. "Нo скажи мне,-

  

  

  

  

  

   спросил он,- Что отвечали тебе?" - "Непонятен ответ был.

  

  

  

  

  

  

  Со смехом Было на горн мне указано. Там он (сказали)!

  

  

  

  

  

   Как должно, Прибран, и граф нас похвалит!" - "А Роберт?-спросил

  

  

  

  

  

  

   леденяя В ужасе, граф.-Ты с ним не встречался? Он послан

  

  

  

  

  

  

   был мною В лес".-"Государь, ни в лесу, ни в поле, нигде

  

  

  

  

  

   я не встретил Роберта".- "Ну! - вскричал уничтоженный граф, опустивши В землю глаза. - Сам бог решил правосудный!

  

  

  

  

  

   И, с кроткой Ласкою за руку взяв Фридолина, с ним вместе он Прямо к супруге и ей (хотя сокровенного смысла Речи его она не постигла) сказал, представляя Милого юношу, робко пред ними склонившего очи: "Он, как дитя, непорочен; нет ангела на небе чище; Враг коварен, но с ним господь и всевышние силы".

  НОРМАНДСКИЙ ОБЫЧАЙ

  Драматическая повесть Рыбачья хижина на берегах Нормандии.

   Б а л ь д е р, мореходец.

   Р и х а р д, рыбак.

   Т о р и л ь д а.

   Б а л ь д е р Твое здоровье, мой хозяин добрый. Признаться ли? Я благодарен буре, Занесшей нас в спокойный твой залив: Давно таким радушным угощеньем, У светлого огня, в приюте мирном, Порадован я не был.

   Р и х а р д

  

  

  В добрый час; Доволен ты, и мы довольны; в наших Рыбачьих хижинах какая роскошь? Но вдвое нам по сердцу гость такой, Как ты, рожденный в северных странах. Из коих в старину приплыли наши Отцы, о коих нам из древних лет Так много славного сохранено В преданиях и песнях сладкозвучных. Но должен я тебе, мой благородный Гость, объявить, что есть у нас обычаи. По коему здесь каждый иноземец, Кто б ни был он, богатый иль убогий, За угощенье платит.

   Б а л ь д е р

  

   Рад исполнить Я ваш обычай; мой корабль, стоящий На якоре в заливе, полон редких Товаров, собранных по берегам Земель полуденных: есть золотые Плоды, есть вина сладкие, есть птицы, Пленяющие взор блистаньем перьев; И кузниц северных изделья есть: Двуострые мечи, кольчуги, шлемы.

   Р и х а р д Меня не понял ты, мой гость почтенный; Нормандский наш обычай не таков: Здесь всякий, кто ночлег дал иноземцу, Имеет право требовать, чтоб гость Иль сказку рассказал, иль песню спел, И в свой черед ему он тем же платит. На старости держусь я старины, Люблю я песни, сказки и преданья. Исполни ж наш обычай, добрый гость.

   Б а л ь д е р Иная сказка сладостней вина, Душистее плода, пестрее птицы: И часто звук старинной бранной песни, Как звук мечей, как гром щитов, пленяет Наш слух: итак, не вовсе я сшибся. Хоть в памяти не много у меня Рассказов, но почтить такой похвальный Обычай я готов. Вот что недавно На палубе, в морскую тишину Нам при луне один из корабельных Товарищей рассказывал.

   Р и х а р д

  

  

   Но прежде Еще по кубку выпье