и разобрать всѣ ея подробности и объяснить другимъ, какое именно участ³е онъ принималъ въ ея причинахъ и послѣдств³яхъ. Дѣло въ томъ, что когда ему прочитали обвинительный актъ, по которому его предавали суду, извращен³е фактовъ такъ возмутило его, что умереть, не доказавши истину, показалось ему невозможнымъ и борьба съ клеветниками явными и тайными завязалась у него яростная. Онъ увлекся этой борьбой, увлекся и страстно привязался къ оруж³ю, избранному имъ,- къ правдѣ; онъ хвастался имъ передъ самимъ собой и передъ другими, какъ ребенокъ, который отыскалъ въ шкафу старую игрушку, припрятанную туда заботливой няней, прежде чѣмъ онъ успѣлъ окончательно разрушить ее. Защитникъ совѣтывалъ ему быть осторожнѣе, по его мнѣн³ю, не слѣдовадо высказываться вполнѣ, гораздо лучше о недоказанномъ молчать, многое оставить въ двусмысленномъ полусвѣтѣ и кое-что подчеркнуть намеками. Онъ находилъ также, что не мѣшаетъ набросать побольше тѣней обличительнаго свойства на окружающую среду, доказывать что другихъ можно точно также обвиннть въ излишней довѣрчивости, а, пожалуй, даже кое въ чемъ и похуже.
Адвокатъ надѣялся спасти этимъ карьеру своего кл³ента; но кл³ентъ съ презрительной усмѣшкой отказался отъ такой системы защиты и объявилъ, что намѣренъ объяснять свои поступки одной только правдой и больше ничѣмъ.
Наступилъ день суда. Его потомъ хвалили за находчивость и за чувство собственнаго достоинства, которымъ дышало каждое его слово, каждый взглядъ и движен³е въ то роковое утро. Удивлялись его самообладан³ю... Онъ увѣрялъ потомъ своихъ друзей, что когда его привели и поставили передъ столомъ, за которымъ сидѣлъ судъ, онъ былъ точно во снѣ: чувства притупились, словно подернулись туманомъ, все тѣло было въ какомъ то стеснѣн³и. Онъ почти не страдалъ въ то утро и даже боль въ сердцѣ, ни на секунду не покидавшая его почти все это время, теперь притупилась. Кругомъ говорили, спорили приставали къ нему съ вопросами. Онъ отвѣчалъ на эти вопросы, но что именно? Этого онъ не могъ бы сказать, ни тогда, ни послѣ. Звуки чужихъ голосовъ и его собственнаго, долетали только до уха, не проникая дальше и не вызывая въ умѣ никакихъ представлен³й. Внѣшняя обстановка суда занимала его гораздо больше. Онъ съ любопытствомъ разсматривалъ лица людей, которые допрашивали его.... Всѣ они ему были болѣе или менѣе знакомы, но у каждаго изъ нихъ, онъ въ тотъ день замѣчалъ новую черту въ лицѣ, у одного во взглядѣ, у другаго въ изгибѣ сосредоточенно сжатыхъ губъ, у третьяго въ морщинахъ на лбу или между бровями.... Всѣ эти люди заняты имъ, глубоко, исключительно и такъ серьезно, что каждое слово его, каждое движен³е подмѣчается ими и комментируется на всяк³е лады. Онъ чувствовалъ также, что то "новое", которое такъ поражаетъ его въ этихъ физ³оном³яхъ и есть именно выражен³е озабоченности объ его судьбѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ отчужден³я, враждебности и недовѣр³я къ нему.... Захотятъ ли эти люди увидѣть, понять истину?
Порою, мысль эта, точно электрическимъ токомъ встряхивала его нервы и сжимала сердце нестерпимой болью. Но это длилось мгновен³е, и затѣмъ снова все въ немъ замирало и притуплялось.
Впрочемъ, не ко всѣмъ словамъ, раздававшимся вокругъ него, онъ оставался равнодушенъ, были и так³я, что гвоздемъ вбивались ему въ голову и нѣсколько минутъ сряду повторялись въ ушахъ. Когда у него спросили: признаетъ ли онъ себя виновнымъ въ взводимомъ на него обвинен³и, онъ отвѣчалъ, что оправдываться въ такомъ преступлен³и, какъ кража, считаетъ для себѣ неумѣстнымъ. Слово это начало вертѣться у него въ умѣ съ самаго начала засѣдан³я, неотвязно напрашиваясь на каждый предлагаемый ему вопросъ. Никогда не забыть ему чувства внутренняго удовлетворен³я, которое овладѣло имъ, когда ему удалось, наконецъ, произнести это слово.
Люди за столомъ продолжали совѣщаться между собою о степени его виновности и о томъ, какому наказан³ю его подвергнуть за эту виновность, а онъ въ это время размышлялъ о томъ, что цѣль изъ-которой онъ отсрочилъ свое намѣрен³е уйдти со сцены жизни достигнута, что все, что было въ его силахъ доказать - доказано, и что теперь онъ вправѣ распорядиться собою, катъ ему заблагоразсудится.... Причины, побуждавш³я его къ самоуб³йству двѣ недѣли тому назадъ, остались тѣ же. Онъ снова началъ перечислять ихъ, ихъ было множество; но теперь ему вдругъ показалось, что всѣ онѣ такъ ничтожны, что положительно не стоитъ умирать изъ-за нихъ. Право же, резоннѣе было бы убить себя раньше, когда онъ пересталъ вѣрить въ огонекъ маминой лампадки, когда онъ устранилъ любовь къ правдѣ! Теперь же, изъ одного любопытства стоило жить. Онъ сдѣлалъ столько интересныхъ открыт³й за это послѣднее время, сталкивался съ такими странными личностями! И разочарован³й было не мало; множество друзей измѣнило ему и предало его; но за то друг³е, на которыхъ онъ не разсчитывалъ, поняли его и поддержали. Благодаря случившейся съ нимъ истор³и, онъ окунулся нежданно, негаданно въ такой м³ръ, въ которомъ все ему было чуждо и ново.... Всматриваясь въ этотъ м³ръ, онъ испытывалъ то же самое жуткое ощущен³е, которое охватило его двадцать лѣтъ тому назадъ, когда онъ вступилъ въ первый разъ въ рекреац³онную залу корпуса. Откуда взялось такое множество дворянскихъ дѣтей? спрашивалъ онъ тогда у самого себя. Теперь же, онъ задавалъ себѣ тотъ же самый вопросъ относительно людей, ищущихъ счастье вовсе не въ томъ, въ чемъ онъ и ему подобные его находятъ.
Людей этихъ оказалось множество. Они были молоды, здоровы и не глупы; мног³е изъ нихъ были образованнѣе его, многихъ изъ нихъ природа одарила блестящими талантами.... Почему онъ до сихъ поръ даже и не подозрѣвалъ объ ихъ существован³и? Они не интересуются ни свѣтскими удовольств³ями, ни чинами, ни почестями, ни деньгами, у нихъ друг³я цѣли и радости.... Что это за люди? Откуда они взялись?
Мужики работаютъ, чтобъ не умереть съ голоду и платить подати; офицеры и чиновники служатъ изъ-за крестовъ, чиновъ и денегъ; а они изъ за чего трудятся? Въ чемъ ищутъ они себѣ награду?
На новомъ поприщѣ ему пришлось часто сталкиваться съ этими людьми. Онъ ихъ узналъ короче и мног³я изъ ихъ цѣлей сдѣлались его цѣлями. Съ восторгомъ повинуясь житейской волнѣ, выбросившей его на Моравск³й берегъ, онъ отчасти надѣялся служить ихъ идеѣ и встрѣтиться съ людьми подобными имъ.
- Но первое столкновен³е съ здѣшнимъ обществомъ и порядками значительно расхолодило мои восторженныя мечты, разсказывалъ мой сосѣдъ.
- Люди, встрѣтивш³е меня здѣсь, вовсе не походили на тѣхъ, что прислали меня сюда. О главнокомандующемъ я еще не смѣлъ судить, слишкомъ мало видѣлъ я его и слышалъ....Вотъ въ какихъ размышлен³яхъ застала меня утренняя заря. Изъ бѣлесоватой мглы, то тутъ, то тамъ начали выдѣляться очертан³я палатокъ, изгороди, у которой я сидѣлъ, домикъ главнокомандующаго.
На сѣроватой почвѣ пятнами зачернѣлись спящ³я фигуры, закутанныя въ плащи, а въ умѣ съ новой силой зашевелились впечатлѣн³я прежитаго дня: нахально надменный физ³оном³и, раздражительное ощущен³е усталости, голода и злобы подъ палящими лучами солнца, такого же непривѣтливаго и чужаго, какъ здѣшн³е люди и порядки. А затѣмъ, замелькали въ умѣ загорѣлыя и запыленныя лица добровольцевъ изъ простаго народа, съ выражен³емъ безпредѣльной покорности судьбѣ и суровой рѣшимости въ каждомъ движен³и и взглядѣ. Встрѣча съ ними и тогда освѣжила мнѣ душу, теперь же, было особенно отрадно останавливать на нихъ мое измученное воображен³е. Отъ нихъ мысли мои невольно перешли къ тому человѣку, котораго они избрали себѣ вождемъ.... Я былъ въ двухъ шагахъ отъ него. Незатѣйливыя очертан³я его жилища, съ каждой минутой все яснѣе и яснѣе выступали изъ туманной мглы.... Онъ вѣрно тоже спитъ, какъ и всѣ, думалъ и ему вѣрно снятся чудныя грёзы о славѣ, объ успѣшно достигнутой цѣли, о блестящихъ овац³яхъ освобожденныхъ имъ народовъ....
- Нѣтъ, онъ не спалъ. Въ то время, какъ мысли объ немъ кружились въ моей головѣ, одна изъ дверей, ведущихъ на крыльцо, неслышно отворилась и съ лѣсенки сталъ кто-то спускаться, медленной, тяжелой поступью. Неужели это онъ? Долго не могъ я этому повѣрить, долго всматривался я въ согнутую фигуру, шагавшую неровной, порывистой походкой вдоль изгороди, прежде чѣмъ узнать въ ней самоувѣреннаго начальника, которому мы представлялись наканунѣ. Куда дѣлся смѣлый взглядъ, которымъ онъ каждому изъ насъ заглядывалъ въ душу, ободряющая усмѣшка умныхъ, толстыхъ губъ? Куда дѣвалась мощная сила, проглядывавшая нѣсколько часовъ тому назадъ въ каждомъ его словѣ и движен³и?... Теперь черты его лица дышали скорбью и отчаян³емъ, скулы нервно подергивались.... Онъ машинально повернулъ голову въ мою сторону и глаза его остановились на мнѣ... Представь себѣ, въ нихъ были слезы! Я отдался ему навсегда за эти слезы. Впослѣдств³и, когда мы сошлись ближе и коротко узнали другъ друга, и когда, трудясь вмѣстѣ, мы иногда расходились во взглядахъ и мнѣн³яхъ, въ так³я минуты мнѣ стоило только вспомнить это утро, чтобъ ему все простить. Эти слезы, нечаянно подмѣченныя въ его глазахъ, многое мнѣ открыли и суровое предчувств³е будущаго молн³ей озарило мнѣ душу. Въ то время, никто еще не подозрѣвалъ приближен³я бѣды, никому еще не было извѣстно на какую вѣрную гибель идетъ онъ самъ и ведетъ людей, ввѣрившихъ свою судьбу въ его руки но онъ уже зналъ это и ни на что не надѣялся. Сколько надо было силы воли, преданности и любви къ идеѣ, а также вѣры въ нее, чтобъ выдерживать такую пытку и ни единымъ словомъ, ни единымъ взглядомъ, не выдавать своихъ страдан³й! Я понялъ также, как³я и меня ожидаютъ разочарован³я въ арм³и и, право же, мнѣ часто кажется, что, только благодаря этому откровен³ю, я исполнилъ безъ ропота мой долгъ, ничѣмъ не возмущаясь и ни на что не надѣясь.... А вѣдь ѣхалъ я сюда совсѣмъ съ другими мечтами.... Нѣсколько часовъ спустя, меня назначили къ Хорватовичу....
И вдругъ, описывая свое знакомство съ сербскимъ генераломъ, мой сосѣдъ совершено неожиданно назвалъ свое имя.... Я чуть не вскрикнулъ отъ изумлен³я; имя это было такое извѣстное! Какъ это случилось, что я раньше не узналъ его, по выражен³ямъ, по складу мыслей, по нѣкоторымъ эпизодамъ изъ его жизни, о которыхъ онъ упоминалъ въ разсказахъ о своемъ прошломъ?... Наружность его мнѣ была давно извѣстна, сколько разъ приходилось всматриваться въ его симпатичное лицо на страницахъ иллюстрированныхъ журналовъ, среди группъ героевъ послѣдней войны и отдѣльно.... Въ умѣ затѣснились воспоминан³я объ чудесахъ храбрости, самоотвержен³я и великодуш³я, вычитанныхъ объ немъ въ русскихъ и иностранныхъ газетахъ, разсказы очевидцевъ о томъ, какъ его всѣ тамъ любили, и свои, и сербы....
А, между тѣмъ, бесѣда за стѣной продолжалась, но только совершенно въ другомъ тонѣ, чѣмъ прежде. Вѣроятно, чтобъ изгладить мрачное впечатлѣн³е, навѣянное началомъ разговора, сосѣдъ мой теперь отвѣчалъ смѣшными анекдотами на всѣ разспросы и съ особенною любовью останавливался на случаяхъ, характеризирующихъ его слабости, ошибки и увлечен³я.
- О! я тоже былъ трусомъ, да еще какимъ! вскричалъ онъ на какое-то замѣчан³е своей слушательницы;- вотъ я тебѣ разскажу.... Это случилось нѣсколько часовъ послѣ моего пр³ѣзда къ Хорватовичу. Чтобъ скрытно отъ непр³ятеля занять позиц³ю на высотахъ, мы двинулись въ походъ ночью. Влѣво отъ шоссе, по которому мы шли, тянулись горы, усѣянныя пылавшими кострами. Это была боевая лин³я Сербской арм³и. При блескѣ огоньковъ, сверкавшихъ то тутъ, то тамъ, можно было различить неясныя очертан³я главнѣйшихъ пунктовъ окружающей мѣстности: ближе всѣхъ высок³й Джувисъ, дальше плоск³й Креветъ. за нимъ холмистый Гредитинъ и наконецъ Суповацъ, гдѣ мы потомъ нашли такое множество сливъ, грушъ и винограда. Мнѣ не дали никакого назначен³я при Хорватовичѣ, стало быть, свободнаго времени для изучен³я среды, въ которой приходилось жить и дѣйствовать, было много. Наблюден³я мои я началъ съ полковника и чѣмъ ближе всматривался я въ продолговатое лицо этого сухаго,высокаго и сутуловатаго человѣка, съ нависшими густыми бровями, длинной бородой и жестокой непреклонностью во взглядѣ, тѣмъ лучше понималъ я уважен³е и довѣр³е, питаемыя къ нему нашимъ генераломъ. О! это былъ войникъ въ полномъ смыслѣ этого слова. По наружности онъ напоминалъ скорѣе атамана разбойниковъ, чѣмъ начальника дисциплинированныхъ войскъ и гуманности въ немъ было такъ мало, что впослѣдств³и нервы мои не могли выдерживать раздирательныхъ сценъ, при которыхъ волей-неволей приходилось присутствовать, состоя при его особѣ. Но надо отдать ему справедливость:- къ самому себѣ онъ былъ точно также непреклоненъ, какъ и къ другимъ и жизнь его отличалась истинно спартанской простотой и суровостью. Впрочемъ, надо и то сказать, что съ такимъ войскомъ какъ то, которымъ ему доводилось командовать, трудно было бы сладить безъ жестокости.... За мародерство и трусость, онъ частехонько собственноручно разстрѣливалъ виновныхъ; а, между тѣмъ, право же сербы далеко не так³е трусы, какъ объ нихъ разсказываютъ; сколько разъ мнѣ потомъ на опытѣ удалось убѣдиться, что съ умѣньемъ можно изъ нихъ сдѣлать настоящихъ героевъ.... Вотъ меня они тоже торжественно произвели въ юнаки.... Еслибъ они только знали, что со мной случилось въ первый день нашего выступлен³я въ походъ!...
- Начинала заниматься утренняя зорька, мы прошли деревню, стали бивуакомъ и войники наши заварили свой классическ³й паприкашъ. Хорватовичъ, не слѣзая съ лошади, отдалъ приказан³я иѵ взявъ въ прикрыт³е одинъ эскадронъ, отправился на рекогносцировку. Это военное движене вполнѣ его характеризовало: съ трубкой въ зубахъ, какъ-то особенно раскачиваясь на сѣдлѣ, онъ ѣхалъ впереди всѣхъ, за нимъ по старшинству, слѣдовалъ я, потомъ штабъ.
Тропинка, по которой мы подымались въ гору, шла густымъ, дѣвственнымъ лѣсомъ. Гдѣ-то вдали, влѣво отъ насъ, слышались пушечные выстрѣлы. По временамъ, Хорватовичъ, полуоборачиваясь во мнѣ и тыкая пальцемъ въ воздухъ, произносилъ отрывисто: Креветъ!... ого! То Джунисъ!... Турцы.... Ну! Гредитинъ....
На каждый возгласъ я почтительно прикладывалъ руку къ козырьку. Наконецъ, дорожка наша круто повернула на право и вышла на тропу, болѣе протертую. Начальникъ нашъ пр³остановился, взглянулъ внизъ и ткнувъ пальцемъ въ землю, проговорилъ лаконически: свиньи! Я и свиньямъ сдѣлалъ подъ козырекъ. Такое мое поведен³е, видимо понравилось начальству и оно милостиво улыбаясь, продолжало беззаботно подниматься въ гору... А, между тѣмъ, выстрѣлы раздавались все чаще и чаще.
- То наши, замѣтилъ Хорватовичъ, отвѣчая на недоумѣвающ³й взглядъ, которымъ я окидывалъ окружающую насъ мѣстность.
"Можетъ быть, и наши, а можетъ быть и турки", подумалъ я и, совершенно упустивъ изъ виду военное правило, предписывающее намъ ни отъ чего не отказываться и ни на что не напрашиваться, я предложилъ начальнику обозрѣть мѣстность и убѣдиться изъ какого именно лагеря летятъ пули.
- Добже, добже, отвѣчалъ онъ, не переставая насмѣшливо улыбаться.
Я отправился. Лѣсъ шелъ чѣмъ дальше, тѣмъ гуще; выстрѣлы не прекращались и объ тѣмъ, чтобъ придерживаться какому бы то ни было направлен³ю, нечего было и думать: пули летали со всѣхъ сторонъ; съ оглушительнымъ свистомъ пронизывая листву и сбивая ее, онѣ производили такой странный, нескончаемый шорохъ, что меня невольно началъ забирать какой-то глупый, непреодолимый ужасъ. Точно сверхъестественной силой тянуло меня въ таинственную бездну, изъ которой нѣтъ исхода. Я пробирался все дальше и дальше, выстрѣлы раздавались чаще, дождь листьевъ, сыпавш³йся на меня, съ каждой минутой усиливался, усиливался также свистъ и шорохъ, повторяясь безъ конца эхомъ.... Напрасно пытался я поймать въ умѣ разбѣгающ³яся во всѣ стороны мысли, сообразить и обдумать свое положен³е, изъ этихъ усил³й ровно ничего не выходило. Гдѣ начинается лѣсъ, гдѣ онъ кончается и кончается ли онъ гдѣ-нибудь? Что въ немъ и за нимъ? За какимъ именно изъ окружающихъ меня кустовъ ждетъ меня смерть, которая изъ пролетающихъ пуль задѣнетъ меня и куда задѣнетъ? Умру ли я мгновенно или буду долго мучиться?... Вотъ как³я мысля неотвязно лѣзли мнѣ въ голову, вмѣстѣ съ неумѣстными воспоминан³ями о турецкихъ звѣрствахъ и сцены, одна другой кровавѣе, тѣснились въ мозгу. Страхъ все крѣпче и крѣпче охватывалъ все мое существо... зубы судорожно сжимались, дыхан³е спиралось, руки и ноги холодѣли.... Я чувствовалъ, какъ вся кровь приливаетъ въ сердцу, какъ блѣднѣетъ мое лицо, а глаза невольно раскрываются все шире и шире.... По черепу, нѣтъ-нѣтъ да и пробѣжитъ дрожь, ужасно раздражительная.... Отъ этой дрожи волосы приподнимаются на головѣ.... Преотвратительное ощущен³е, увѣряю тебя!... И вдругъ, совсѣмъ близко и явственно раздались поспѣшные шаги безчисленныхъ ногъ, все ближе и ближе, такъ близко, что мнѣ уже замерещились звѣрск³я рожи между спутанными вѣтвями деревьевъ.... Какая-то невидимая сила, сила самосохранен³я, отдернула меня въ сторону, за дерево.... кровь застыла въ жилахъ, сознан³е окончательно исчезло.... Машинально спрыгнулъ я съ лошади, поставилъ ее за собою, вынулъ пистолетъ и взвелъ курокъ... Сколько времени простоялъ я такимъ образомъ въ ожидан³и, стиснувъ до боли челюсти и устремивъ пристальный взглядъ въ ту сторону, откуда долженъ былъ показаться врагъ, этого я не знаю, помню только, что минуты тянулись томительно долго, что я любилъ себя въ эти минуты такъ, какъ никогда, и что мнѣ было безконечно жаль себя.... Наконецъ, вѣтви захрустѣли и затрещали у самаго моего уха, кусты передо мной зашевелились и мимо меня съ неимовѣрной быстротой промчалось большое стадо свиней!... Теперь, я не могу вспомнить про эту сцену безъ смѣха, но тогда, мнѣ вовсе не хотѣлось издѣваться надъ собою, увѣряю тебя.
Приключен³е это мигомъ отрезвило его. Пули не переставали свистать, щелкать объ вѣтви и шуршать листьями, но, теперь, весь этотъ гвалтъ особеннаго дѣйств³я на его нервы не производилъ. Раскидывая умомъ, какимъ образомъ выбраться изъ лѣса, онъ вспомнилъ старину, въ немъ проснулись инстинкты охотника и онъ принялся отыскивать свой путь по солнцу. Не прошло и часу, какъ онъ благополучно добрался до оврага, на днѣ котораго сверкалъ ручей. Ружейные выстрѣлы шли отсюда, но никого не было видно. Вдругъ, у самыхъ его ногъ просвистала пуля.... Онъ нагнулся и увидалъ человѣка, въ которомъ тотчасъ же узналъ русскаго. Человѣкъ этотъ лежалъ за кустами на брюхѣ; въ рукахъ его было ружье.
- Меня онъ не замѣчалъ, продолжалъ мой сосѣдъ.- Не перемѣняя своей лѣнивой позы, и не дождавшись, чтобъ дымъ отъ перваго выстрѣла разсѣялся, онъ снова взвелъ курокъ и снова выпалилъ. Справа и слѣва тоже раздались выстрѣлы... Я оглянулся - друг³е люди лежали подъ кустами, въ той же позѣ, и тоже стрѣляли.- Что вы тутъ дѣлаете? закричалъ я на нихъ. Произошло смятен³е. Оглядѣвъ меня съ ногъ до головы и признавъ во мнѣ начальство, они начали приподниматься одинъ за другимъ и, переминаясь съ ноги на ногу, отвѣчали, что имъ тутъ приказано быть.... служить прикрыт³емъ полковнику Хорватовичу.
- Только тутъ понялъ и восклицан³е, вырвавшееся часа два тому назадъ у нашего начальника. Эпитетъ "свиньи" относился къ моимъ соотечественникамъ и, надо сознаться, былъ ими вполнѣ заслуженъ.
- Какъ же вы смѣете стрѣлять, когда поставлены здѣсь въ секретѣ?
Окрикъ этотъ окончательно ихъ смутилъ. Одинъ изъ нихъ, посмѣлѣе прочихъ, началъ довольно сбивчиво объяснять, что, молъ, такъ и такъ, ваше благород³е, ручей тутъ, какъ изволите видѣть, вода въ немъ - вотъ здѣсь соленая, (онъ указалъ на воду, струившуюся у ихъ ногъ), а тамъ, гдѣ эти самые турки, чѣмъ дальше, тѣмъ слаще... Ну вотъ, мы и палимъ, чтобъ значитъ маленько дорожку себѣ къ тому мѣсту прочистить... Они, чортовы дѣти, отъ выстрѣловъ-то, что твои воробьи разсыпаются, намъ и вольготно за водой-то ходить....
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сосѣди мои долго забавлялись этимъ эпизодомъ; но мнѣ вовсе не хотѣлось смѣяться, мнѣ воображен³е рисовало иныя картины. Передо мной развертывалась гористая мѣстность, съ непроходимымъ лѣсомъ, чернѣющимъ въ ущельяхъ и по скатамъ горъ. Тутъ расположились двѣ арм³и, одна въ пять тысячъ человѣкъ, другая въ тридцать. Отъ первой высланъ отрядъ на ту самую вершину, на которую направлены непр³ятельск³я баттареи. Цѣль отряда заключается въ томъ, чтобъ продержать непр³ятеля по возможности дольше въ неизвѣстности относительно численности и силы маленькой арм³и. Выполнен³е этой задачи возложено на начальника отряда. Онъ одинъ знаетъ, что горсть людей, которую онъ привелъ сюда, ожидаетъ неминуемая гибель, если въ планахъ непр³ятеля не произойдетъ перемѣны. Онъ также знаетъ, какъ мало шансовъ на такую перемѣну и какъ трудно надѣяться, чтобъ большая арм³я ушла отсюда, не истребивши предварительно до единаго человѣка, маленькую.
Но пока онъ одинъ это знаетъ, дѣло нельзя еще считать проиграннымъ.
Онъ прохаживается между брустверами, за которыми укрываются солдаты и подходитъ къ оруд³ямъ, у которыхъ хлопочатъ артиллеристы. Непр³ятельск³я гранаты перелетаютъ чрезъ его голову и лопаются въ отдален³и, не причиняя никому вреда.... Но это только до поры до времени, пр³емы непр³ятеля ему хорошо извѣстны;; онъ знаетъ, что гранаты будутъ сначала перелетать за цѣль, потомъ не долетать до нее, а затѣмъ, когда разстоян³е опредѣлится, онѣ будутъ падать и разрываться у ихъ ногъ.
Онъ очень спокоенъ и ничто въ его наружности и движен³яхъ не выдаетъ внутренняго волнен³я и напряженнаго вниман³я, съ которымъ онъ слѣдить за выражен³емъ лицъ и прислушивается къ говору окружающихъ его людей. До сихъ поръ все обстоитъ благополучно, люди веселы и бодры, надъ гранатами подшучиваютъ и острятъ... Вотъ одна изъ нихъ разорвалась довольно близко... Осколки ея полетѣли впередъ, никого не задѣвъ, стоявшихъ тутъ только обсыпало землей.... Ничего, смѣются и смѣются отъ души.... Летитъ другая.... Эта пущена вѣрнѣе, солдатику, некстати высунувшему свою улыбающуюся рожу изъ-за бруствера, отрываетъ голову.... его убираютъ. Лица дѣлаются серьезнѣе; но пока, все это еще не то, чего начальникъ отряда такъ сильно опасается. Онъ продолжаетъ прохаживаться и присматриваться, подходитъ къ людямъ у оруд³й... Повидимому, они совершенно поглощены своимъ дѣломъ и ни объ чемъ другомъ, кромѣ наводки оруд³я не помышляютъ.... Но вотъ одинъ изъ нихъ поднялъ голову, глаза его встрѣтились, съ глазами начальника и этому послѣднему почудилось что-то неладное въ этомъ взглядѣ.... Онъ поспѣшно отходитъ къ группамъ за прикрыт³ями, приближается то въ одной, то къ другой, шутитъ, предлагаетъ вопросы.... Ему отвѣчаютъ въ томъ же тонѣ; но онъ начинаетъ подмѣчать какую-то натянутость въ улыбкахъ.... ему кажется, что глаза разбѣгаются по сторонамъ и не выдерживаютъ его взгляда.... Невидимая сила заставляетъ его оборачиваться.... на лицахъ, застигнутыхъ врасплохъ, растерянность выражается ужъ совсѣмъ ясно.... О! какъ ему знакомо кто выражен³е и какъ ему ненавистно подмѣчать его у людей, которыхъ онъ долженъ вести на бой!
Снова возвращается онъ къ баттареямъ. Непр³ятельск³я гранаты не перестаютъ летать и разрываться все ближе и ближе. Осколками ихъ уже искалѣчено пять, шесть человѣкъ.... Артиллеристъ, тотъ самый, что своимъ взглядомъ заставилъ его, нѣсколько минутъ тому назадъ, отойдти къ людямъ за брустверъ, артиллеристъ хлопочетъ у оруд³я, очень усердно.... Брови его сдвинуты, губы сосредоточенно сжаты, онъ дѣлаетъ много лишнихъ движен³й и, притворяясь что не замѣчаетъ начальника, упорно отвертывается отъ него.... Ему ужасно не хочется, чтобъ замѣтили, какъ онъ труситъ....
- Вамъ тутъ не мѣсто, полковникъ, отойдмте, раздается умоляющ³й голосъ у самаго уха начальника отряда.
Кто это сказалъ? Къ чему? Развѣ онъ можетъ чего-нибудь бояться въ такую минуту? Развѣ онъ можетъ думать объ чемъ бы то.ни было, кромѣ какъ объ томъ, чтобъ продержаться тутъ до извѣстнаго часа? А какъ это сдѣлать? Какими силами остановить панику, которая начинаетъ уже овладѣвать его людьми?...
Онъ оглядывается: дѣйствительно мѣсто, на которомъ онъ стоитъ, открыто со всѣхъ сторонъ и онъ одинъ тутъ остался; человѣкъ, предостерегавш³й его, снова спрятался за брустверъ, его не видать....
Можно себѣ представить съ какими лицами они тамъ сидятъ!
Солнце очень высоко, должно быть второй часъ дня.... Онъ вспомнилъ, что съ утра ничего не ѣлъ. Люди тоже, ничего еще себѣ не варили.... Скверно!...
Вдругъ, ген³альная мысль озаряетъ его, средство отвлечь всеобщее вниман³е отъ опасности найдено и средство вѣрное, остается только немедленно привести его въ исполнен³е. Онъ приказываетъ принести себѣ обѣдать, сюда, въ двухъ шагахъ отъ баттареи, на то самое мѣсто, на которое направлены непр³ятельск³я пушки.
Солдатики въ недоумѣн³и переглядываются, но тотчасъ же принимаются исполнять приказан³е: приносятъ приборы, холодную баранину и вино.... Изъ-за брустверовъ начинаютъ высовываться головы, съ преобладающимъ выражен³емъ наивнаго любопытства въ глазахъ.... снова поднимается говоръ и смѣхъ, чѣмъ дальше, тѣмъ громче. Толпа постепенно увеличивается.... Зрѣлище такое заманчивое! Всякому хочется посмотрѣть, какъ это полковникъ будетъ обѣдать подъ гранатами?
Очень просто; пригласилъ своихъ адъютантовъ, сѣли вокругъ стола и принялись какъ ни въ чемъ ни бывало, кушать баранину и запивать ее виномъ. А гранаты-то свистятъ да свистятъ.... Турки точно взбѣсились, такъ и жарятъ.... и прямо въ импровизированную столовую начальника отряда наровятъ, но только все не въ попадъ, то перелетмтъ, то не долетитъ, вотъ оказ³я-то! А вѣдь, кажется, чего бы легче попасть, зрительныя трубки у нихъ отличныя, англ³йск³я, все въ нихъ до крошечки видно.... Эдак³й счастливецъ полковникъ, судьба видимо ему благопр³ятствуетъ и къ концу трапезы шлетъ ему новое подспорье.... Скачетъ адъютантъ изъ главнаго штаба, вѣроятно съ депешами отъ генерала.... Господи, какая рожа! Такъ вотъ и читается на ней, что онъ еще издали увидалъ оригинальную сцену на горѣ и давно ужъ посылаетъ ко всѣмъ чертямъ изобрѣтателя этой безумной выходки.... Однако, какъ тамъ не мнись, а подойти надо, на то служба....
Гранаты изъ непр³ятельскаго лагеря продолжаютъ летать и разрываться, но кому же теперь придетъ въ голову обращать на нихъ вниман³е? Всѣ взоры устремлены на пр³ѣзжаго, одинъ только полковникъ продолжаетъ спокойно кушать, ничего не замѣчая. Онъ только тогда подымаетъ глаза съ тарелки и протягиваетъ руку за депешей, когда бумага очутилась подъ самымъ его носомъ.
Медленно и внимательно прочелъ онъ записку генерала, вскидывая по временамъ спокойный взглядъ на несчастнаго адъютанта, который стоитъ передъ нимъ ни живъ, ни мертвъ.
Чтобъ ближе поглазѣть на эту курьезную сцену, всѣ солдатики одинъ за другимъ повылазили изъ-за прикрыт³й.
Полковникъ сложилъ депешу, положилъ ее въ боковой карманъ, вынулъ записную книжку, оторвалъ отъ нея листокъ и началъ набрасывать на немъ свой отвѣтъ, а затѣмъ, передавая его посланцу, съ любезной улыбкой предложилъ ему закусить.
Зрители этой забавной комед³и придвигаются все ближе и ближе; всѣ глаза пристально впились въ красавчика штабнаго.... Ему ужасно жутко отъ этихъ взглядовъ, щеки его вспыхиваютъ, а затѣмъ, снова покрываются блѣдностью, губы шепчутъ что-то непонятное и вдругъ, онъ съ отчаянною рѣшимостью прикладываетъ руку къ козырьку, быстро повертывается, вскакиваетъ на коня и безъ оглядки удираетъ во свояси.
Съ минуту толпа смотритъ ему вслѣдъ, а затѣмъ разражается такимъ гомерическимъ хохотомъ, что хохотъ этотъ на время заглушаетъ свистъ и трескъ разрывающихся вокругъ гранатъ.
Цѣль начальника отряда достигнута, люди бодро простояли на позиц³и до слѣдующаго утра.
Множество разсказовъ подобныхъ этому слышалъ я отъ очевидцевъ про моего сосѣда. Теперь, разсказы эти воскресали одинъ за другимъ въ моей памяти и чѣмъ откровеннѣе разоблачалъ онъ передъ своей слушательницей свои слабости, колебан³я и ошибки, тѣмъ ярче выступали въ моемъ воображен³и тѣ выдающ³яся сцены изъ его дѣятельности, о которыхъ онъ умалчивалъ.
- Мои подвиги! вскричалъ онъ, на какое-то замѣчан³е, которое я не разслышалъ.
- Мои подвиги! Во-первыхъ, въ нихъ нѣтъ ничего особеннаго, ничего такого, чего мног³е не сдѣлали бы на моемъ мѣстѣ; а во-вторыхъ, все это ужасно преувеличено, увѣряю тебя. Прослыть героемъ въ такой войнѣ, какой была наша война.... да нѣтъ ничего легче этого, стоитъ только такъ сдѣлать, чтобъ тебя полюбили люди, сейчасъ произведутъ въ Александры Македонск³я! Къ тому же тутъ дѣйствуешь инстинктивно, волей управляетъ идея.... она душитъ въ зародышѣ всякую попытку къ какому бы то ни было анализу и размышлен³ю, человѣкъ превращается въ оруд³е долга, а, при такомъ нравственномъ настроен³и нельзя не быть храбрымъ....
Что же касается до его пресловутаго умѣнья ладить съ людьми и внушать имъ любовь и довѣр³е, онъ утверждалъ, что обязанъ этому искусству исключительно личнымъ впечатлѣн³ямъ и что пр³емъ, оказанный ему сослуживцами, въ первый день его пр³ѣзда, открылъ ему глава на многое. Онъ узналъ по опыту, как³я мысли и чувства зарождаются въ душѣ самаго добраго, самаго незлобиваго человѣка, послѣ того, какъ онъ пробродитъ цѣлые сутки безъ крова и безъ пищи, безъ привѣтливаго слова въ незнакомой мѣстности, среди сытыхъ и довольныхъ скотовъ, которымъ рѣшительно нѣтъ никакого дѣла до его страдан³й.
- Я тутъ же далъ себѣ слово поступать совершенно наоборотъ чѣмъ они, и если бъ ты только знала, сколько почитателей и друзей пр³обрѣлъ я такими пустыми услугами, какъ напримѣръ, уступленная подушка кстати, и тому подобныя, ничего не стоющ³я жертвы... Правда также и то, что я всегда старался поступать справедливо и что когда я дѣлалъ ошибки, мнѣ ничего не стоило сознаваться въ этомъ.... Ты представить себѣ не можешь какимъ тонкимъ политикомъ и глубокимъ знатокомъ человѣческаго сердца оказался я, поступая такимъ образомъ. Люди далеко не такъ испорчены, какъ думаютъ, сколько разъ мнѣ приходилось убѣждаться въ этомъ по опыту! Бывали так³е случаи: разнесешь, напримѣръ, какого-нибудь забулдыгу за скверное поведен³е, наговоришь ему такихъ оскорбительныхъ вещей, что потомъ даже самому гадко сдѣлается; а на другой день этотъ же самый "неисправимый" негодяй, о которомъ безъ омерзен³я и презрѣн³я нельзя вспомнить, этотъ самый пропащ³й человѣкъ лѣзетъ изъ-за тебя въ огонь и спасаетъ тебѣ жизнь, то-есть, положительнѣйшимъ образомъ, тебѣ доказываетъ, что когда дѣло идетъ объ томъ, чтобъ "положить душу за ближняго", онъ стоитъ неизмѣримо выше тебя - развитаго джентльмена!... Да и наконецъ, одинъ развѣ я очутился тамъ, потому что душа жаждала сильныхъ ощущен³й и обновлен³я? Насъ тамъ собралась цѣлая колон³я неудачниковъ всевозможныхъ сортовъ и оттѣнковъ....
Онъ смолкъ, поднялся съ мѣста и началъ ходить по комнатѣ. Она тоже съ минуту времени молчала, а затѣмъ спросила нерѣшительнымъ тономъ:
- Ну, и что жъ?
Слова эти были произнесены очень тихо; онъ такъ глубоко задумался, что не разслышалъ ихъ.
- Что же ты изъ всего этого вынесъ? повторила она.
- Что я вынесъ? О! совершенно не то, что думалъ вынести! Съ одной стороны разочарован³е было полное, но за то съ другой.... Вотъ я тебѣ разскажу, слушай. Это случилось позже, много позже.... Наша маленькая война кончилась, кончилась также и большая.... Я давно уѣхалъ оттуда, уѣхалъ съ растерзаннымъ сердцемъ, пресыщенный до отвращен³я неудачами, обманами, оскорблен³ями, предательствами.... Ни одно изъ моихъ мечтан³й не сбылось; мнѣ объявили, что я не нуженъ и чтобъ я ни на что не надѣялся.... Ничего больше не оставалось дѣлать, какъ снова забиться въ ту темную, глухую щель, изъ которой два года тому назадъ, я вырвался съ такимъ восторгомъ, съ такими радужными надеждами! Эти восемь мѣсяцевъ прошли также быстро, какъ сонъ и точно также безслѣдно. Еслибъ не боль въ раненной ногѣ передъ дурной погодой, можно было бы пожалуй забыть мою несчастную попытку снова вскарабкаться на ту ступеньку общественной лѣстницы, съ которой во второй разъ, такъ жестоко сбрасывала меня судьба.... Правда, въ моей маленькой, скромной квартирѣ стоялъ ящикъ съ иностранными орденами, да футляръ съ той знаменитой золотой саблей съ пышной надписью, о которой ты вѣрно слышала.... Но, теперь, эти вещественныя напоминан³я пережитыхъ волнен³й не возбуждали у меня ни въ умѣ, ни въ сердцѣ, никакой отрады. Все это вышло какъ-то глупо и смѣшно! послалъ меня туда русск³й народъ, на русск³я деньги, дрался я тамъ и выбивался изъ силъ, чтобъ искупить прошлое, добиться чести снова служить Росс³и наравнѣ съ прочими, а кончается тѣмъ, что получаю къ награду золотую саблю отъ сербскихъ офицеровъ!... Гдѣ же тотъ народъ, который провожалъ насъ туда съ восторженными криками, который совалъ намъ въ карманы свои послѣдн³е гроши, молился за насъ въ церквахъ, читалъ съ жадностью газеты, чтобъ узнавать про наши подвиги? Гдѣ онъ этотъ народъ? Какъ принялъ онъ вѣсть о нашихъ неудачахъ? Какихъ онъ теперь мыслей объ насъ? Да и вообще, есть ли у него как³я бы то ни было мысли?... Послѣднее время враги наши, внутренн³е и внѣшн³е, такъ много кричали объ его неразвитости, о невозможности пробудить въ немъ какую бы то ни было иниц³ативу, въ немъ даже отрицали способность любить и вѣрить въ добро, его сравнивали со стадомъ, которое бѣжитъ безъ толку и смысла, за первымъ попавшимся вожакомъ.... Неужели это правда?...
Тяжко было задавать себѣ так³е вопросы и не находить на нихъ отвѣта. Къ несчастью уйти отъ такихъ мыслей было трудно благодаря прогрессу въ путяхъ сообщен³я, слухи извнѣ проникали и въ его захолустье, большею частью искаженные и выцвѣтш³е отъ времени, это - правда; но эти запоздалыя вѣсти о нашихъ бѣдств³яхъ еще больнѣе отзывались въ сердцѣ, еще раздражительнѣе дѣйствовали на воображен³е, чѣмъ живое горе, въ которомъ самъ принимаешь участ³е.
Народныя бѣдств³я тѣмъ и отличаются отъ личныхъ, что отъ нихъ въ одномъ только можно искать утѣшен³я - въ сознан³и, что и самъ страдаешь не меньше другихъ.
У него было отнято это утѣшен³е, отнято именно въ ту минуту, когда ему на опытѣ удалось убѣдиться, что онъ можетъ приносить пользу!... Иногда ему казалось, что все, что онъ тамъ сдѣлалъ, пропало даромъ и безслѣдно, что всѣ труды его уничтожены этою роковою невозможностью продолжать дѣло дальше, и тогда скверный чувства шевелились въ немъ.
Да, тяжкое время переживалъ онъ, всѣ огоньки, одинъ за другимъ, гасли въ его душѣ, съ каждымъ днемъ въ ней дѣлалось холоднѣе и темнѣе; нападала зловѣщая апат³я, все чаще и чаще выдавались так³е дни, когда онъ ни на что не надѣялся и ни во что не вѣрилъ.
Но судьба какъ будто только этого и ждала, чтобъ указать ему, въ чемъ именно онъ долженъ искать себѣ награду и утѣшен³е.
Наступала осень. Однажды вечеромъ, проѣзжая съ одной станц³и на другую по обязанности службы, сосѣдъ мой заснулъ въ вагонѣ. Поѣздъ остановился у маленькой станц³и. Это былъ товарный поѣздъ, онъ долженъ былъ простоять тутъ очень долго; но кондукторъ рѣшилъ, что будить г-на контролера не для чего, на слѣдующей станц³и ему предстоитъ столько дѣла, что, пожалуй, всю ночь не удастся заснуть.
День выдался необыкновенно пыльный и жарк³й. Отъ одного утомительнаго однообраз³я мѣстности, можно было заскучать до тоски. На десятки, на сотни верстъ тянулась степь. Долго смотрѣлъ онъ изъ окна своего вагона, на ея зеленыя волны, на бѣлые, воздушные пучки ковыля, мѣрно и тихо колыхавшихся подъ знойными лучами солнца. Нигдѣ не встрѣчалъ взглядъ ни малѣйшаго препятств³я. Отъ бѣлыхъ, легкихъ облачковъ, причудливо раскинувшихся по небу, оно казалось еще синѣе, глубже и дальше.... Порою, какая-нибудь птица выпорхнетъ изъ травы, взовьется на воздухъ, рѣзко отдѣляясь чернымъ пятномъ на прозрачной лазури, отлетитъ немного въ сторону и снова, поспѣшно взмахивая крыльями, спустится внизъ. Порой, мелькнетъ вдали кочующ³й табунъ, засеребрится рѣчка или зачернѣются неуклюж³я очертан³я хутора, съ низенькими строен³ями; но поѣздъ мчится быстро, ни на чемъ нельзя остановиться взгляду....
Да и лучше такъ. На чемъ тутъ останавливаться? Во что всматриваться?
Въ тотъ день ему было особенно тяжко. Наканунѣ онъ случайно встрѣтился съ однимъ человѣкомъ оттуда. Разсказы этого человѣка освѣжили ему память и такъ разбередили сердце, что когда сонъ началъ смыкать его глаза, онъ обрадовался ему, какъ избавителю отъ мучительныхъ думъ.
Какой-то странный гулъ, гулъ множества сдержанныхъ голосовъ, разбудилъ его. Солнце скрылось, сумерки быстро сгущались. Голубую шелковую занавѣску, спущенную передъ открытымъ окномъ вагона, вздувало свѣжимъ, душистымъ вѣтеркомъ и на него пахнуло ароматомъ степныхъ травъ.
Шорохъ и шопотъ вокругъ вагона не прекращался; голоса старались сдерживаться, въ нихъ звучала ласка какая-то, такъ говорятъ только у постели милаго, дорогаго больнаго, когда боятся обезпокоить его. Однако, до слуха моего сосѣда долетѣло явственно имя.... его имя! А за тѣмъ, умоляющ³е возгласы:
- Покажи намъ его.... тутъ што ли?... Братцы, онъ тутъ, говорятъ полковникъ.... (Опять его имя, онъ не ошибся!).
- Тутъ въ эфтомъ самомъ вагонѣ.... вонъ, гдѣ занавѣсочку-то раздуваетъ!... Ну-у-у!... Право, ей Богу.... Вишь ты.... Какъ бы посмотрѣть на него!...
Раздался сердитый шопотъ кондуктора.
- Отойдите, чего тутъ.... Говорятъ вамъ, что заснулъ.... Не будить же изъ-за васъ!...
И снова гулъ толпы и отрывки фразъ.
- Мы тутъ обождемъ.... Можетъ проснется, намъ бы только посмотрѣть на него.... Мы подождемъ....
- Я приподнялъ край занавѣски, продолжалъ взволнованнымъ голосомъ мой сосѣдъ, у окна тѣснилась толпа косарей. Они возвращались съ работы и остановились тутъ, чтобъ посмотрѣть на меня.... Чудное чувство охватило мнѣ душу!... Всѣ эти люди, съ загорѣлыми, запыленными лицами, съ блестящими отъ умилен³я глазами, знаютъ и любятъ меня, имъ хочется меня видѣть, они раньше слышали и думали обо мнѣ!...
- Раздались свистки, поѣздъ долженъ былъ сейчасъ тронуться.... Толпа прихлынула къ окну еще ближе, гулъ голосовъ усилился и я опять услышалъ свое имя.... Мнѣ вдругъ страстно захотѣлось выразить имъ мою радость, мое глубокое, сердечное спасибо, или захотѣлось сказать, что жизнь моя принадлежитъ имъ.... Я сорвался съ мѣста, поднялъ занавѣску и поклонился, низко, низко.... Еще бы! Вѣдь я кланялся всей русской землѣ въ лицѣ этой толпы!
Декабрь 1878 г.
Хуторъ Крутояръ.
"Русская Мысль" 1880, No 3