Никандров Николай Никандрович - Руда

тике последних открытий технической науки как русской, так и иностранной! В No 229 "Известий" председатель ВСНХ товарищ Куйбышев пишет: "Производительность наших до­менных печей на одного рабочего в год составляет 330 тонн, а в САСШ эта цифра на одного рабочего в 10 раз больше и равняется 3.300 тоннам. То же самое, - продолжает тов. Куй­бышев, - и в металлообработке и в машиностроении..." Что же, шулейковские спецы, вы и Америку перегонять будете одной голой физической силой рабочих? А где ваша обещанная "новая техника"? Мы ее что-то не видим: как работали, так и работаем!

  - А мы ви-но-ва-ты??? Мы виноваты, что на переоборудо­вание двухсотлетних шулейковских заводов Гомза не отпуска­ет нам необходимых кредитов??? Ведь если, как вы говорите, "перегонять Америку", то для этого надо срыть до основания старые заводы и на их месте поставить новые!!!

  - Нет, нет, товарищи спецы! Признайтесь, что дело тут вовсе не в кредитах Гомзы! А дело тут в том, есть ли у вас охота к советскому строительству! Рабочим говорят: "Творчества, твор­чества побольше проявляйте в вашей работе, вносите поболь­ше дельных предложений". И мы проявляем, и мы вносим. А вы? А вы, товарищи спецы? Где же ваше творчество? Вы, как чинов­ники, отбываете на заводах свою служебную повинность от первого числа и до первого! И только!

  - Это неправда!!! Мы р-работаем!!!

   - Нет, правда! И я не говорю, что вы не работаете! Вы работаете! Вы аккуратно исполняете обязанности, перечислен­ные в советском тарифном справочнике, но больше этого палец о палец не ударяете! Поднять завод вы не интересуетесь! А чем вы интересуетесь, мы даже не знаем! Ни завод, ни заводское дело, ни заводские рабочие не привязывают вас к месту, вы долго не засиживаетесь на одном предприятии, порхаете с за­вода на завод, как бабочки с цветочка на цветочек! С Урала кидаетесь на Донбасс, оттуда в Сибирь, оттуда на Шулейку! Шкурники, везде ищете личных выгод, спешите туда, где вам обещают больше платить!

  - А вы?! А вы, товарищи рабочие?! Вы разве не ищете лучших условий труда?!

  - Мы? В своем заключительном слове вы еще будете иметь время сказать об нас, какие мы, а пока речь идет об вас, какие вы! И разве можно сравнивать вашу нагрузку работы с нашей! Мы - везде, вы - нигде! Вы не показываете вашей активности ни в чем ни на общественном участке, ни на чисто техническом! Вас нет в наших кружках изобретателей, вы ред­кие гости на производственных совещаниях, вас не видно ни в одной культкомиссии!

  - А вы нас при-гла-ша-ли???

  - А как же вас еще приглашать? Вы члены нашего со­юза, и все, что делается в союзе металлистов, должно касаться вас без всяких приглашений! А вы - нет! Вы, инженера, живете среди нас, рабочих, как иностранцы среди русских! Вы в нашем СССР как подданные чужой страны, как, бывает, приезжают из Америки технические эксперты!

  - Ложь!!!

  - Кле-ве-та!!!

  - Трав-ля спе-ци-а-лис-тов!!!

  - Пок-леп на ин-тел-ли-ген-цию!!!

  - Де-ма-го-гия!!!

  - Аг-гит!!!

  - И как бы мы - ин-же-не-ры - ни ста-ра-лись, - вы все рав-но во всем бу-де-те ви-нить нас!!!

  - Товарищ председатель!!! Вы видите, что у вас тут тво­рится??? Ответьте же честно, что это: критика, крытика или кричика??? А-а-а?!!

  

  

  - От заводских чернорабочих слово имеет крестьянин Аввакумов.

   - Товарищи пролетарии. Прошу обратить внимание. Мы, конечно, из села Малые Ельники. В заводском поселке нету квартир, и мы каждый день ходим на завод и с завода, туда восемь верст и оттудова восемь, всего шестнадцать. Прошу обратить внимание. Как чернорабочие, работаем мы большая часть не в штату, а поденно, ни от какой работы не отказыва­емся, с часами и минутами не считаемся, как считаются проле­тарии. Прошу обратить внимание. Тянем, как волы. Ни спины, ни рук, ни ног не жалеем. Не говоря об одежде и обуви. А получаем всего по первому разряду каких-нибудь тридцать рублей в месяц, наравне с заводскими сторожами. Но сторожа, те хоть находятся под крышей, а мы работаем под открытым небом, на заводских дворах, в складах, при узкоколейке, во вся­кую погоду. В дождь, в мороз. Прошу обратить внимание. Мы ворочаем десятипудовые тяжести, вручную нагружаем и сгружаем платформы. А пролетарии работают в помещении, под прикрытием, в тепле, на себе тяжестей не таскают, а все на тележках, да на роликах, да на талях и получают по четвертому, пятому, шестому разряду. Прошу обратить внимание. Когда во время долгого простоя или рационализации пролетариям заместо увольнения предлагают временно заступить на нашу работу, то они отказываются, говорят: "Это лошадиный труд", "от него можно сдохнуть с непривычки", - и берут лучше расчет, тем более что они будут получать с биржи труда, ничего не работая, почти такие же деньги, какие получаем мы за свой тяжелый, ненормированный труд...

  - О, уже запел, запел лазаря!

  - Завел волынку!

  - Затянул!

  - Дайте ему там, которые поближе, копеек тридцать на лапти, он и уйдет! Ха-ха...

  - Товарищи! Без замечаний с мест! Не мешайте ему говорить! Он вам не мешал! Чернорабочие имеют точно та­кое же право на самокритику, как и вы, квалифицированные рабочие!

   - Прошу обратить внимание. Как пролетарии лаются сейчас на меня здесь на собрании, так они постоянно измыва­ются над нами на заводах. Редко-редко который пройдет мимо и не бросит в нашу сторону какую-ни-то насмешку. Мы и "деревенщина", и "лапти", и "кушаки", и "навозники", и "темно­та", и "не перекипели в заводском котле", и "на производство нам наплевать", и "ни в каких обществах" не участвуем, и "лишь бы отработать смену и поскорей в свою деревню, к своему свинушнику". Мы и на работу ходим шестнадцать верст не из нужды, а из "жадности". Мы и хлеб у других отбиваем, потому что у них по поселку ходит без дела много своих безра­ботных, членов союза. Прошу обратить внимание. Когда на заводе из цеха пропадает инструмент или со двора полоска железа, или со склада готовое изделие, пролетарии говорят: "Больше некому взять, как только работающим на заводе кре­стьянам, потому крестьянину для его хозяйства железо нужней всего, деревенский кузнец из куска железа сделает ему лю­бую вещь". И у сельского кузнеца Малых Ельников постоянно делают обыски, но никакого железа не находят, окромя полосок, которые он покупает на заводе за деньги и проводит по завод­ским книгам. Прошу обратить внимание. На заводе No 1 боль­ше двух лет крали с маховиков приводные ремни. Накрали уже на громадную сумму денег, а кто - неизвестно. Понятно, опять все думали на крестьян, работающих на заводе. Пере­трясли всех деревенских сапожников, рассчитывали найти у них хотя кусочек кожи с тех ремней, но ничего не находили. Когда вдруг как-то перед вечером, во время второй смены, за­водский пожарник вышел из проходной наружу и глянул вдоль деревянного заводского забора. Смотрит - какой-то человек сидит на земле и вроде подкапывается под доски забора. Пожарник сразу подумал, что поджигатель, сразу дал во дворе свисток, сразу прибежали еще двое пожарников и дежурный милиционер, вчетвером они сразу словили того человека, а при нем сразу нашли громадный приводной ремень, который он протаскивал под забором. И в том воре сразу признали штат­ного шорника, который заведовал ремнями на заводе. А два года думали на крестьян! Прошу обратить внимание, занесть мои слова в резолюцию, что от нас, значит, есть просьба, от крестьян...

  - Аввакумов, твои пять минут прошли! Довольно!

  - Прошу обратить внимание. В обеденный перерыв, когда в цеховых столовках играет радий, мы тогда туда не заходим, закусываем на воле, где придется, чтобы ничего не подумали на нас, потому в тех столовых каждый день пропадают ложки, алю-минивые кружки, хорошие такие миски...

  - Аввакумов, довольно!

  - . ..Прошу обратить внимание, новенькие, целенькие про­падают, а старые, помятые остаются...

  - От заводской рабочей молодежи! Выпускник фабзавуча! Комсомолец Поступаев! Есть?

   - Есть!

  

  

  - Товарищи! Мне придется говорить очень о многом - можно сказать, обо всем, и я не знаю, как это уместить в пять минут...

  - Говори, сколько успеешь! Остальное в другой раз!

   - Ну хорошо... Товарищи! Как индивидуальное завод­ское ученичество, как бригадное, так и наши "фабзайцы" пору­чили мне довесть до сведения настоящего собрания, что на Шулейке слишком мало уделяется внимания рабочей молоде­жи. В этом повинны и заводская администрация во главе с партхозяйственниками, и наши профорганы во главе с райко­мом металлистов. У техперсонала все еще не изживается взгляд на молодых рабочих как на малонадежных, и в цехах есть много квалифицированной рабочей молодежи, которую заставляют возить по заводскому двору железную стружку, таскать дрова, убирать в цехах мусор. И инструктора, и мастера нисколько не считаются ни с их просьбами, ни с их заявлениями. "Когда мы обучались, так мы лет пять мастеру за водкой да за табаком бегали, а вы нервничаете, спешите, хотите в два года квалифи­цированным рабочим стать, больно зелены, поживите, поучитесь еще". И если молодежь успешно сдаст пробу, скажем, со второ­го разряда на третий, то ей долго еще продолжают платить по старому, по второму, и т. д. и т. д. Такое несерьезное отноше­ние старших рабочих к молодежи, к сожалению, нередко объяс­няется тем, что молодежь отказывается среди работы проры­ваться с завода через проходную и .приносить контрабандой бутылку для старшего, когда тому бывает нужно опохмелиться. Не поможешь старшему опохмелиться в цеху - и он не помо­гает тебе, не учит работе. Что-нибудь спросишь его, а он: "По­годи ты, некогда мне, я сам сдельно работаю". Еще хуже отношение старших рабочих к ученицам ФЗУ и вообще к металлисткам-девушкам. Шуточки, усмешечки, почти презрение. Кроме того, девушку ставят обязательно на худший станок и дают ей неинтересную работу, одну и ту же. "А зачем им учиться на хорошей работе? Все равно скоро повыходят замуж, и учение на казенные денежки пропадет даром: сделаются обыкновенными домашними хозяйками, будут мужьям тряпки стирать, щи варить, по очередям в потребиловках продовольственные ново­сти собирать. А если которая-нибудь, одна-единственная, самая неудачливая, некрасивая рожей, и удержится дольше других на производстве, так ее портреты будут печатать в газетах и жур­налах наравне со Львом Толстым!!" Такой устарелый взгляд у старших рабочих на девушек и женщин мы должны как можно скорее изжить. По случаю предстоящего перехода нашей про­мышленности на высшую техническую базу нам необходимо подготовлять кадры культурных рабочих. В первую голову в этом отношении надо напереть на мастеров и их подручных. Сами мы этого сделать, конечно, не можем, так как мастер от свистка до свистка командир на производстве, и нам приходит­ся только подчиняться ему. После же смены он просто знать нас не желает. Поэтому мы, рабочая молодежь, просим собра­ние поставить этот пункт в резолюцию. Потом, у меня тут запи­сан еще целый ряд острых вопросов - о церковных праздниках, пьянстве, прогулах, симуляции, но я не знаю, успею ли... Товарищ председатель, сколько у меня осталось времени?

  - Всего две минуты!

  - Ну хорошо. Тогда я остальные вопросы отложу до сле­дующего раза, а сейчас по поручению ячейки комсомола на­шего ФЗУ сделаю вам краткий отчет о нашем первом проле­тарском походе в деревню Куртамышевку на смычку с кресть­янством. В Куртамышевке мы проделали следующее: 1) раскололи куб сучковатых дров для школы; 2) отремонтировали в избе-читальне библиотечный шкаф, у которого заднюю спинку всю дочиста проел шашель; 3) починили девять ведер для куртамы-шевских бедняцких крестьян: у шести вставили новые донышки, у двух выправили помятые бока, к одному приделали дужку; 4} исправили пять самоваров, в течение многих лет дававших сильную течь; 5) одной старухе запаяли три дырки в тазу для мытья в бане, очень благодарила...

  - Поступаев, две минуты прошли! Будет!

  - Все куртамышевские крестьяне смотрели на нас с удивлением, как на американцев, спрашивали, чьей мы веры, наши ребята отвечали: "Ле-нин-скай..."

  

  

  - Дарья Агаповна Захаркина! От вспомогательных рабочих!

   - Граждане рабочие! Я хочу высказать, как шулейковские заведующие магазинами ЦРК делают злоупотребления с продуктами. После получки пятнадцатого числа этого месяца зашла я в магазин ЦРК No 3 посмотреть, что почем, узнать, какие есть новости и в ценах на продукты. Гляжу - в магазин поступили при мне две трубки столовой клеенки! Я успела заметить, что клеенка хорошая, ноская, будет служить и служить, если взять кусок метра полтора и накрыть стол. Я к приказчи­кам, к одному, к другому. Те: "Обратись к заведующему". Я - к заведующему, а он грубо так, невежливо: "Сейчас клеенка не продается". Почему не продается? "Цена не проставлена". А когда же будет проставлена? "Зайдите на днях". Прихожу на другой день. Прямо к заведующему: где клеенка? "Клеенки нет". Как нет? Где же она? Я хотела себе купить кусок на стол! "Поздно пришли". Значит, вчера очень рано пришла, а сегодня очень поздно, когда же к вам приходить, чтобы что-нибудь ку­пить? "Гражданка, не докучайте глупыми вопросами, нам неког­да, мы работаем". Потом от приказчиков узнала, что клеенка в магазине в продажу вовсе не поступала. Теперь я спрашиваю у собрания: "Где же та клеенка?"

  - Захаркина, ты все сказала?..

  - Нет еще...

  - Тогда поторапливайся, а то время идет...

  - Не могу сразу опомниться... Как подумаю про ту клеенку, так дух внутри переворачивается... Потом еще хотела высказать, что заведующий магазином ЦРК No 3 имеет моду относить к себе на квартиру дефицитные товары. Когда выходит из своего магазина, всегда со свертком, хоть и с маленьким, а все-таки со свертком, жадность не дозволяет с голыми рука­ми идти. В ту субботу, после закрытия магазина, он вынес: 1)три кила рису; 2) полтора кила сливочного масла; 3) три четверти кила китайского чаю... А когда проходил через пло­щадь Карла Маркса, то опять не утерпел, остановился, постоял-постоял среди площади, подумал-подумал, потом завернул к хлеб­ному ларьку ЦРК и прихватил буханку хлеба, - а мирным жителям дают только по полбуханки на семейство.

  - Откуда ты все это знаешь? Не член ли ты лавкома?

  - А понятно, член. И приказчики мне все на заведую­щих показывают.

  - А-а! Чего же ты раньше не сказала, что ты член лавко­ма? Об этом надо было сразу сказать. Еще имеешь что-нибудь заявить?

  - А понятно, имею.

  - Ну заявляй, заявляй. А то время твое истекает.

  - Ваньку знаете?

  - Какого Ваньку?

  - Ну Ваньку. Неужели Ваньку не знаете?

  - Ты скажи, какого? А то я, может, двадцать Ванек знаю!

  - Ну Ваньку. Старшего приказчика из мясной лавки ЦРК. Так вот этот Ванька ведет дружбу с шулейковскими частниками, отпускает им мясо по пониженным ценам. Подой­дет рабочий или работница к хорошему куску мяса, спро­сит почем, - Ванька оценивает кусок как первый сорт, по семьдесят две копейки кило. Потом подходит к тому же жир­ному куску частник, мануфактурист с нашего базарчика или обувщик, или галантерейщик. Ванька засмеется от радости, что видит их, и расценивает для них тот кусок уже как второй сорт, по пятьдесят три копейки кило. И нам, пролетариям, по пониженной цене попадает мясо только изрубленное на мелкие кусочки, просто сказать, обрезки, которые иначе никому не спихнешь.

  - Все сказала?

  - Нет. Про манную крупу еще ничего не говорила. Привезут в ЦРК мешок манной крупы, расхватают всю за час, за два, кому надо и кому не надо, а потом опять жди ее полгода, и матерям бывает нечем кормить малых детей. Манную крупу надо выдавать по удостоверениям только тем матерям, у кото­рых есть дети до двух лет.

  - Об этом заяви в охрану материнства и младенчества. Все? Кончила?

  - А про хлеб надо? Все равно уж скажу и про хлеб. Сейчас, чтобы в пекарне ЦРК получить норму хлеба, надо простоять в очереди полдня. И хлеб дают плохого качества, неукисший, сырой, мятый, с палками, с мочалой. И раньше опы­ливали буханку мукой, а сейчас мякиной, попадаются перья, а то и земля.

  - Что же ты предлагаешь?

  - Чтобы прекратить очереди и разгрузить пекарни, мы, женщины, домашние хозяйки, предлагаем выдачу печеного хле­ба заменить для желающих мукой. Весь народ кинется на муку, и всем сразу станет легче: и пекарям, и покупателям хлеба.

  - Ой-ой-ой!.. Ты уже знаешь сколько лишних минут про­говорила?.. А мы-то слушаем тебя!.. А мы-то сидим и молчим!.. И ни один не смотрит на часы!.. Вот завлекла!.. Ха-ха-ха...

   - Ну, где уж там завлекать. Завлекать - не те годы.

  

  

  - От счетно-конторских служащих! Товарищ Самокатов!

   - Товарищи! Что можно рассказать в пять минут? Конеч­но, только самые пустяки. Серьезного, научного, вычитанного из книжек ничего не расскажешь, хотя здесь, я вижу, больше поло­вины собрания нуждаются в этом. Ну, тогда расскажу вам пус­тяк на пять минут. Когда наш завод No 2 решил распродать кое-какой остаток бывшей господской мебели, то единствен­ным покупателем всей обстановки явился комендант завода, товарищ Хачипуров, член партии, с боевыми заслугами в прош­лом. А я, как не за страх, а за совесть сочувствующий совет­ской власти, как раз в то время находился в добровольных сотрудниках районного РКИ, в подсекции разбора жалоб и заявлений от мирных жителей. Ну и, конечно, половина всех жалоб, которые к нам сыпались в то время, была посвящена покупке товарища Хачипурова заводской мебели. Редко какой житель Шулейки не писал нам об этом. Население, можно сказать, в один голос показывало, что т. Хачипуров "единолично, втихомолку, а также по слишком низкой цене" завладел всеми этими люстрами, вензелями, брензелями и прочей графской дребеденью. Не скрою, я сам, как и многие шулейковцы, тоже давно ожидал этой распродажи, имея в виду приобресть для себя в рассрочку пару английских кроватей с никелированны­ми головками. Не лично я, конечно, а моя жена. И вот, получив множество заявлений от возмущенных граждан, я, конечно, сей­час же бросился собирать полномочное число членов комис­сии, с которой и нагрянул на квартиру товарища Хачипурова. Но, несмотря на всю мою спешку, оказалось, мы опоздали. Ког­да мы подошли к квартире коменданта, там разгружали уже последнюю подводу, с барахлом. Сам Хачипуров находился в квартире, сидел на застеленной английской кровати и держал­ся рукой за никелированную шишку. Ну что нам было делать, не стреляться же с ним! И мы ограничились тем, что проверили формальную часть покупки и, найдя все в полном порядке, ни с чем ушли. Ясно, что его предупредили. Товарищи! Такое пове­дение сознательного партийца я называю нездоровым подхо­дом к экономическому вопросу. Вылазка коммуниста к граф­ской мебели, я уверен, разлагающе повлияет на отсталую часть рабочей массы. Тем более что среди мебели попадались не­плохие вещички, которые каждый не прочь был бы купить. Лично мне моя жена всю жизнь не простит тех двух кроватей с никелированными шишками. Будет вечно корить: "Зачем же ты, разиня, в РКИ сидел! Другие хотя с пользой сидят"...

  - Ну, довольно, довольно, Самокатов, твои минуты прошли, садись, не трепись! Следующий по списку: Гу-ля-ев!

  - Отказываюсь!

  - Почему?

  - Про мебель графскую хотел рассказать. Тоже тогда в РКИ жалобу на Хачипурова подавал.

  - Ну тогда Бегунов выходи! Бегунов!

  - Тоже отказываюсь!

  - А ты почему?

  - Тоже про графский шурум-бурум желал высказать.

  - А еще кто-нибудь из записавшихся ораторов есть, ко­торые тоже рассчитывали про графский хлам говорить?

  - Есть! Есть!

  - Тогда поднимите руки, и я сразу вычеркну вас из списка, чтобы потом не терять времени зря, не вызывать! Ого, сколько! Порядочно!.. В верхнем ярусе тоже есть... Раз, два, три...

  - Товарищ председатель, а, товарищ председатель! Объясните, что же это такое? У вас в президиуме опять курят! Вношу два внеочередных предложения: или немедленно всем снова начать курить в зале, или у всех членов президиума отобрать папиросы! Нельзя быть до такой степени мальчиками! Раз постановлено было не курить - значит, не курить! А у нас одни подчиняются, другие нет! Старые терпят, молодые курят! Только людей выводите из терпения! Лично я прямо не знаю, что сейчас могу наделать! Для решения этого вопроса и чтобы дать желающим покурить, прошу объявить перерыв!

  - Объявляется перерыв на пять минут!

  

  

   - Товарищ Певунов, мы тебя знаем, ты большой любитель поговорить, а времени у нас, сам видишь, мало, так что ты, пожалуйста, сообщай только факты, какие знаешь, только голые факты!

   - Хорошо. Так и сделаю. Факт первый: прислали к нам в цех из-за границы три ненужных станка. Кто прислал, кто выписывал, этого до сего дня не удалось выяснить, хотя стоят эти станки у нас в цеху уже полтора года. Стоят? Ну и пусть себе стоят. Портятся? Ну и пусть себе портятся. Никому не нужны? Ну и пусть себе не нужны. Гомза заплатила за них валютой громадные деньги? Ну и пусть себе заплатила. Не из нашего же кармана она платила. Так прошло полтора года, и про исто­рию со станками стали забывать... Когда вдруг я как-то разо­злился и под влиянием аффекта, минуя все профсоюзные инстан­ции, передал дело об импортных станках прокурору. И сейчас, через полтора года, прокурор повел это дело в спешном поряд­ке. Факт второй: красуется в столовке нашего цеха кипятиль­ник "Титан", поставленный там давно, еще когда Шулейке угро­жала холера. Но беда в том, что "Титан" все эти годы только стоит в столовой, но не работает: прислали неисправным. И ра­бочие прозвали его "Золотым Титаном" и вот почему. Ежегодно на него ухлопывается масса денег - то на ремонт, то на рекон­струкцию, то на покраску. А толку с него по-прежнему ни на грош: не действует. Тогда однажды выписали для него насос - для механизации, - воду в него помпой накачивать, что делалось раньше вручную. Но и насос, как на смех, прислали неисправ­ным, и теперь ни "Титан" не работает, ни насос не действует. Тогда стали ассигновывать средства на правку, реконструкцию и перекраску насоса. Тут я как-то рассердился и через голову всех промежуточных властей направил дело о "Золотом Тита­не" прямо к прокурору. Факт третий, мелкий, - все факты нарочно выбираю мелкие, потому что крупные вы сами замети­те. Наш клуб получил средства на выписку для клубной читаль­ни подписных периодических изданий. Но вместо этого завклуб сейчас же на те деньги приобрел для себя и для своего по­мощника два хороших портфеля. И у нас есть читальня, но на этот год без газет и журналов, а зато с двумя завами и с двумя хорошими портфелями. Дело это, благодаря мне, уже у прокуро­ра. Факт четвертый: на конном дворе завода No 4 хиреют лошади. Хиреют и хиреют! Сбруя никуда не годится, протирает на теле раны... Копыта сбиты, не подкованы вовремя... И никто не обращает на это никакого внимания: ни конюха, ни шорник, ни ветфельдшер, ни кузнец, ни заведующий конным двором... Раз иду, а одна лошадь во время работы пала на месте, на заводском дворе, поперек рельсов узкоколейки. Через час дело о павшей лошади уже находилось на внеочередном рассмот­рении у прокурора.

  - Одна минута осталась!

   - Сейчас кончаю, товарищи. Факт пятый. Выпил чаю с медом - и разболелся у меня зуб. Да так разболелся, что я места себе не находил! Болит и болит, проклятый! Ну, думаю, смерть пришла, и какая глупая смерть - от зуба! Жена посмотрела - дупло. Решили сейчас же вырвать. Побежал я в завод­скую больницу. Ждал час, другой, третий, но пришло время идти на мою смену, и я ушел. На другой день - то же самое, прождал часа два-три, ушел ни с чем. На третий - то же. На четвертый день прихожу в больницу уже с бумажкой от проку­рора, и мне в секунду вырвали зуб - хотя тогда его уже не надо было вырывать, не болел, и дупла в нем никакого не оказа­лось, была простая чернинка. И вырвал я его только из принци­па. И из уважения к хорошему прокурору.

  - Ми-ну-та кон-чи-лась!

  - Дать ему еще минуты две-три! Хорошо говорит!

  - Дать! Дать! Очень по правилу рассказывает!

  - Нет, нет, товарищи, благодарю вас, прошу не давать мне больше ни одной минуты, потому что мне и нескольких часов и нескольких суток оказалось бы мало, чтобы рассказать все, что я знаю! Только даром раздразните мой аппетит!

  

  

  - Демобилизованный красноармеец Пловцов!

   - Товарищи, когда не хватает квартир в Москве, это я еще понимаю! А когда жилищный кризис наблюдается даже в лесных дебрях Шулейки, то этого я уже никак не могу перева­рить, никак! Что это такое? Всем жителям шестой части мира вдруг стало негде жить! Короче говоря, я хочу объяснить, что наши заводоуправления совсем не занимаются вопросами жилстроительства. Правда, Гомза идет нам на помощь, поощря­ет индивидуальное строительство рабочими для себя домиков, отпускает долгосрочную ссуду, почти что достаточную для всей постройки. Но при каждом сокращении на заводе увольняют в первую очередь тех рабочих, у которых имеются свои дома, - "домовладельцы", "собственники". И приходится выбирать одно из двух: или работать на заводе и быть сытым, или сидеть в "собственном доме" и быть голодным. Все выбирают первое. И я тоже. Вот почему я не строюсь, а, вернувшись со службы из Красной Армии, третий год добиваюсь получить себе жилпло­щадь в домах поселка. Я тормошил уже всех: и жилищную комиссию при завкоме, и райком металлистов, и наш партколлектив, и профбюро, и губотдел труда - и везде встречал очень большое сочувствие. А квартиры для меня все-таки нет. Тогда, убедившись, что тут я ничего не добьюсь, я обратился кое-куда повыше, с документом, содержание которого сейчас огла­шу. Знаю, заранее знаю, что заводские власти всех видов будут мне мстить за эту бумажку в Москву. Но пусть мстят! Я не сложу оружия, пока не потеряю веры, что идеал справедливости, в конце концов, должен взять верх! Документ - огромной важ­ности, адресован он, увидите, каким большим лицам, поэтому во время моего чтения прошу соблюдать полную тишину... Но пяти минут для такого документа, товарищи, мало. Но я уверен, что если документ вам понравится, то вы общим собранием прикините мне еще минут десять - пятнадцать...

  - Да ты читай скорей! Читай!

  - Начинаю! Читаю! "В Центральное Бюро Жалоб при НК РКИ СССР в городе Москве. Демобилизованного красно­армейца, потомственного рабочего-металлиста горнового домен­ного цеха госметзавода No 4 Шулейковского Горнозаводского Округа заявление. Копия предсовнаркома т. Рыкову. Копия пред. ВЦИКА т. Калинину. Копия наркомвоенмору т. Вороши­лову. Копия наркому труда т. Шмидту. Копия наркому просвеще­ния - как к нам однажды приезжавшему с лекцией против Бога - т. Луначарскому. Копия генеральному секретарю ЦК ВКП(б) т. Сталину. Копия председателю ВЦСПС т. Томскому. Копия председателю ВСНХ т. Куйбышеву. Копия редактору "Правды" т. Бухарину. Копия т. Крупской. Копия т. Ульяновой. Копия - на предмет срочной экспертизы моих умственных способностей, взятых тут под сомнение нашими заводскими партволкодавами, - т. Семашко..."

   - Стой, стой, погоди, товарищ Пловцов, не читай, там, в коридорах, какой-то странный шум, ничего не слыхать... А это что за люди врываются в зал? Что за безобразие - зачем же двери ломать? Откуда их столько? Прут и прут без конца дикой ордой! Товарищи, кто вы такие? Разве можно ломиться так в помещение, ведь получается сплошная свалка! Не видите, что давите друг друга? Не слышите, трещат скамьи? Окна, окна, окна там выдавите, зачем взбираетесь толпой на подоконники! Ага, вы, вероятно, из профсоюза с льготными билетами в кино? Но сейчас кино не будет, на сегодня оно переведено в старый наш клуб, и картина "Усни, сердце, усни" будет показываться там, идите все туда, поворачивайте обратно! Жи-во!

  

  

  

  

  

   РУДА. Впервые: "Новый мир". 1929. No 5. Печ. по первому изд.

   Работа над рассказом проходила трудно, писатель долго искал "живую форму". Наконец она была найдена - "дробь голых диалогов без единой описательной строчки, без единой повествовательной фразы" (РГАЛИ. Ф. 24. Оп. 1. Ед. хр. 50. Л. 31). Редактору журнала Вяч. Полонскому вещь очень понра­вилась, он опубликовал ее сразу же после прочтения. В критике она фигурировала как "неверно" освещающая рабочую тему. Никандров надеялся ее увидеть в томе "Избранного", предложенного им в 1957 г. "Крымиздату", но ни в одном из сборников "Руда" так и не появилась.

  

   С. 442. Гомза - Государственное объединение машино­строительных заводов.

  

   С. 444. Бандажный - зд. цех, делающий металлические пояса, ободы, надеваемые на части машин, на железнодорож­ные колеса для увеличения их прочности.

  

   С. 450. ВМС - Военно-морские силы.

   ВСНХ - Высший Совет Народного Хозяйства (1917-1932).

  

   С. 454. НК РКИ - Народный комиссариат Рабоче-Крестьянской инспекции (1920-1934).

   ...шахтинское <...> вредительства... - "шахтинское дело" - судебный процесс, состоявшийся в Москве в мае-июле 1928 г. Группа инженеров и техников была обвинена в создании контрреволюционной вредительской организации, которая якобы действовала в Шахтинском и др. районах Донбасса. 5 обвиняемых были приговорены к расстрелу. Других приговорили к различным срокам заключения.

  

   С. 458. Вальцы - элемент прокатного стана.

   Стелюга - деревянный настил, служащий для перемеще­ния грузов.

  

   С. 460. Куйбышев Валериан Владимирович (1888-1935) - государственный деятель. С 1926 - председатель ВСНХ СССР. Ранее - председатель ЦКК (Центральная контрольная комис­сия) партии, нарком РКИ (Рабоче-крестьянская инспекция, Рабкрин).

  

   С. 462. Таль - компактная подвесная подвижная или неподвижная подъемная лебедка.

   С. 463. Маховик - тяжелое колесо для обеспечения рав­номерного движения машины.

   Шорник - специалист по изготовлению изделий из кожи.

   Фабзавуч - школа фабрично-заводского ученичества.

  

   С. 465. Шашель - жучок или червь, который точит дерево.

  

   С. 472. Рыков Алексей Иванович (1881-1938) - политический и государственный деятель. В 1924-1930 - председатель СНК (Совет Народных Комиссаров) СССР, в 1926-1930 - председатель СТО (Совет Труда и Обороны). Репрессирован.

   Калинин Михаил Иванович (1875-1946) - политический деятель. С 1922 - председатель ЦИК (Центральный Исполнительный Комитет) СССР. С 1938 - председатель Президиума ВС (Верховный Совет) СССР.

   Ворошилов Климент Ефремович (1881-1969) - военный и политический деятель. С 1925 - нарком по военным и морским делам и председатель РВС (Революционный военный совет) СССР.

   Шмидт Василий Владимирович (1886-1938) - политический и государственный деятель. Нарком труда в 1918-1928, затем заместитель председателя СНК СССР. Репрессирован.

   Луначарский Анатолий Васильевич (1875^-1933) - поли­тический и государственный деятель, писатель. С 1917 - нар­ком просвещения.

   Томский (наст. фам. Ефремов) Михаил Павлович (1880-1936) - политический и государственный деятель. В 1919-1921 и 1922-1929 - председатель ВЦСПС (Всесоюзный Центральный Совет Профессиональных Союзов), затем заместитель пред­седателя ВСНХ СССР, заведующий ОГИЗ (Объединение государственных издательств). Покончил жизнь самоубийством.

   Бухарин Николай Иванович (1888-1938) - политический деятель. В 1918-1929 - редактор газеты "Правда", член Политбюро ЦК (1924-1929). Репрессирован.

   Крупская Надежда Константиновна (1869-1939) - политический деятель. Жена В.И.Ленина. С 1920 - председатель Главполитпросвета (Главный политико-просветительный коми­тет) при Наркомпросе.

   Ульянова Мария Ильинична (1878-1937) - партийный деятель, сестра В.И.Ленина. С 1917 - член редколлегии и ответственный секретарь газеты "Правда".

   Семашко Николай Александрович (1874-1949) - врач. С 1918 - нарком здравоохранения.