Главная » Книги

Никандров Николай Никандрович - Руда

Никандров Николай Никандрович - Руда


1 2

   Николай Никандров

РУДА

Рассказ

  
   Источник: Никандров. Н. Н. Путь к женщине. Роман, повести, рассказы. Сост. И коммент. М. В. Михайловой; Вступ. ст. М. В. Михайловой, Е. В. Красиковой. - СПб.: РХГИ 2004 - 508 с.
   OCR: В. Есаулов, ноябрь 2008 г.
  

I

  - ...Всем понятно?
  - Всем! Всем!
  - А то я, может, не так хорошо выражаюсь, потому как я от рабочих, от станка, не так развитой...
  - Нет, нет! Чего там! Тут все от станка! Тут нет ни одного не от станка!
  - Товарищ Длинное, у тебя осталось две минуты!
   Хорошо... Сейчас кончаю... Я еще только то хотел сказать, товарищи, что наши красные хозяйственники, партдиректора, ког­да говорили нам о наших достижениях, то пропустили одно, по-моему, очень важное. Они приводили много таблиц, цифр, процентов, но почему-то ни один из них ничего не напом­нил молодым рабочим из истории. А надо было. Для нашей заводской молодежи надо было между нынешним временем и прошлым провесть примерно такое сравнение: что вот, дескать, ребяты, в этой нашей медвежьей глуши, средь темных еловых лесов и черных тор­фяных болот когда-то, лет двести тому назад, крепостные мастеровые в подневольных тру­дах воздвигали для своих господ, графов Чуваевых, эти рудники и заводы. А после, еще этак с сотню лет, наш брат, наемные рабо­чие, потом и кровью своей создавали тут капиталистам громадные богатства. А теперь, при советской власти, мы - рабочие - здесь хозяева! Мы распоряжаемся всей тутошней промышленностью... Мы пользуемся и вот этим "Домом Культуры", построенным для нас Гомзой на месте граф­ской церкви из церковного кирпича... Эй, старики-рабочие, ко­торые десятки лет трудились здесь еще до революции, что же вы попрятались, попритихли? Расшевелитесь-ка, оглянитесь во­круг, посмотрите только, где мы с вами сейчас сидим, в каком роскошном дворце, и скажите по совести: ну разве же это маленькое достижение?
  - О-о... У-у... Куды там... Еще бы... Понятное дело... Даже нельзя сравнить... То было время и - это... А нашим внукам будет еще лучше... Свет перестраивается... Не остается ниче­го похожего...
  - Товарищ Длинное, твои две минуты кончились! Гово­рит товарищ Смыслов, приготовиться товарищу Догадину!
  
  

II

  - Смыслов есть?
  - Есть!
  - А Догадин тут?
  - Тут!
  - Но нет, нет, Смыслов, из партера говорить нельзя! Выхо­ди, как все, сюда, на сцену! Как это так "не все ли равно"? Конечно, не все равно! А зачем же ты хочешь снимать пальто? Пальто можно не снимать, иди так! Да по-то-рап-ли-вай-ся ты там! А то желающих выступать рабочих записалось так много, что мы должны дорожить каждой минутой, каждой ми-ну-той! Вот так, становись здесь, впереди нашего стола, где становятся все... Да повернись лицом к партеру, спиной к нам, ведь ты собранию будешь говорить, не нам, не президиуму! Ну, начинай, не теряй время зря...
   - Товарищи! Согласно директиве ЦК ВКП, а также призыву ВЦСПС, мы, рабочие-металлисты четырех заводов, располо­женных по речке Шулейке, собрались здесь сегодня, как это видно из повестки дня, для проведения широкой массовой са­мокритики. Лозунг, долетевший из центра до нашей лесной глуши, гласит: "Всю работу, все строительство - под огонь ра­бочей самокритики". Лозунг, конечно, хороший, очень хороший и нужный, давно нужный... Но, товарищи!.. Надо прямо сказать, что опыт таких собраний по цехам уже показал нам, что пользы от нашей пролетарской самокритики не получается никакой, решительно никакой. Мы, например, критикуем, а непорядки в цехах, например, остаются, и выходит, например, болтаем собаке под хвост. Если кто помнит, еще и раньше, до объявления лозун­га о самокритике, в наших центральных газетах, в "Известиях", в "Правде", писали, что как заводоуправления, так и профорганы должны побольше прислушиваться к рабочим низам. Но, това­рищи!.. Наш заводской командный состав как не прислуши­вался к нам тогда, так, видно, не собирается прислушиваться и теперь. Но, товарищи!.. Кажется, пришло время, когда мы смо­жем заставить их считаться с голосом рабочих от станка. За нас ЦК металлистов, за нас ЦК партии, за нас вся советская власть. Вот почему, товарищи, прежде чем начать свою критику в общешулейковском масштабе, я спрашиваю у президиума соб­рания: ведется ли здесь, наверху, на эстраде, запись всех пред­ложений, которые раздаются оттуда, снизу, из партера, от рядо­вой рабочей массы? Потому что говорить на ветер, говорить просто так, для легкого провождения времени, сейчас ни один наш рабочий не согласится: мы только что отработали смену в горячих цехах, на домнах, мартенах, сварках, прокатах...
  - Товарищ Смыслов, ну а сам-то ты неужели не видишь, что у нас тут ведется запись речей всех выступающих?
  - Где? Кем?
  - Как "где", "кем"? А вон из-за рояля две кучерявых головы виднеются, два молодых товарища впеременку пишут!
   - Ага, значит, пишут? Ну хорошо. Тогда я буду говорить. А то бы ушел... Но, товарищи!.. Раньше я должен указать еще на одно большое злоупотребление. Призыв критиковать, как известно, был брошен из центра ко всем пролетариям, а у нас на Шулейке далеко не все рабочие выступают. Как в прочих кампаниях, так и здесь опять отдувается одна рабочая верхуш­ка, один профактив. Взять, к примеру, меня: я у нас, в сортопро­катном, председатель цехбюра. А рядовая рабочая масса, са­мый, можно сказать, низовой пласт, он как молчал раньше, так молчит и теперь. Смотришь, стоит на собрании человек - вовсе не такой глупый с виду или тихий, скорей даже наоборот, озорной, - стоит и молчит, как в рот воды набрал, даже не чихнет, только слушает да курносится, а потом видишь - сидит в уборной, окруженный слушающим народом, и так разливает­ся там, таким, можно сказать, разносится соловьем, ну прямо как приезжий московский оратор! И это я считаю, товарищи, для пролетарского государства ненормальным. Ненормально, когда большая часть рабочих все еще боится у себя на фабрике раскрыть рот, все еще остерегается высказать свое наболев­шее мнение...
  - Смыслов, будет тебе зря жалобиться-то! Ну чего же они остерегаются-то?
  - Как "чего"? Известно "чего"! А вдруг заводоуправле­ние с четвертого разряда снизит на третий! Или со сдельщины перебросит на поденную! Или по "табели взысканий" наста­вит "пунктиков"! Или под видом рационализации производства вовсе сократит с завода - походи тогда на биржу труда, поораторствуй там, покритикуй...
  - Верно, товарищ Смыслов, верно! У нас, в сталелитей­ном цеху, это уже было!
  - А у нас, в листопрокатном, думаете, этого не было? Было!
  - И у нас, в тысячесильном, тоже!
  - А в бандажном?!
  - Ти-хо! Товарищи, ти-хо там на местах! Смыслов, про­должай...
  - Поэтому, товарищи, я предлагаю в нашей сегодняшней резолюции потребовать принятия против зажима критики ра­бочих самых суровых, самых ожесточенных мер! Товарищи за роялем, запишите там у вас это мое предложение, а потом, во время перерыва, покажете мне то место, где записали...
  - Что ты, что ты, Смыслов?! Ты нам, президиуму, не доверяешь?!
   - А понятно, я своим глазам больше доверяю, чем чужим. Ну как там? Уже записали? Записали, вот и хорошо. Теперь, значит, можно продолжать... Но, товарищи!.. Еще одно, тоже очень важное!.. Тут наши хозяйственники очень красноречиво объясняли нам, что критика бывает разная: бывает критика от слова критиковать, и бывает крытика от слова крыть, и бывает еще третье, кричика, от слова кричать, это когда малосознательные рабочие кричат на ими же выдвинутого партийного директора, кричат без толку, сами не понимая, отчего и зачем. И докладчики просили, чтобы мы только критиковали их, но не крыли и тем более не кричали. И многие из выступающих рабочих уже придерживаются этого. Но, товарищи!.. Я считаю такую линию неправильной. Никаким церемониям с нашей стороны тут не может быть места. И мы должны чистосердечно заявить нашим директорам: что хотя вы, друзья, и из рабочих, выдвинутые на ответственные посты из низов, все-таки где нужна будет, например, кри-ти-ка, там мы будем вас критиковать, где же, по ходу дела, понадобится, например, кры-ти-ка, там мы будем с полным удовольствием вас крыть, а если где потре­буется, например, кричи-ка, там, извините, мы не побоимся на вас и покричать, да, да, не без этого, дорогие...
  - Браво, товарищ Смыслов!
  - Браво, ха-ха-ха!
  - Крой, не смотри!
  - Помни слова партдирективы: "Критикуйте всех не взи­рая на лица"!
  - А понятно, товарищи, не буду смотреть и начну сейчас крыть! За этим на эстраду, к роялю вышел! Раньше сроду не выходил! Вот только скину пальто - а то сделалось очень жар­ко, - на рояль его положу, очень удобный рояль для польт... Но, товарищи!.. Раньше еще одно!.. Уже последнее!.. Хорошо, что вспомнил!.. Чуть-чуть не забыл... А ведь оно-то и есть самое главное!..
  
  

III

   - А молодец этот Смыслов из сортопрокатного. Ловко их откатал. Можно сказать, с песком продрал. И, заметьте, нигде, ни в одном месте не запнулся. Сказал - как все равно по книжке прочитал.
   - Дд-да-а... Сейчас есть многие из рабочих, которые так наловчились говорить, столько всего понахватались, такое необыкновенное получили развитие ума, что за ними не угоняется ни один инженер... Иного слушаешь и глазам своим не веришь, что это говорит наш брат, рабочий... Слушаешь и думаешь: и откуда он все это знает, и откуда у него берутся такие подходящие слова?.. А вот я, наоборот, двух слов как следует слепить не могу, сколько ни стараюсь... Охота выступать на собраниях есть большая, даже очень большая, прямо зудит и зудит, а выступишь - ничего не выходит... Или стыдно громко произносить слова при публике и от этого память враз отшибает, или просто голова сама по себе от рождения слабая, не может держать никаких мыслей, - не знаю, не знаю... Но только сам говорю на собрании, а сам вдруг ка-ак позабуду, о чем это я людям проповедую!.. Позабуду и вдруг замолчу... Стою это на освещенной сцене, для развязности одну руку на тот рояль кладу, стою, напираю одним боком изо всей силы на рояль, так что ребра трещат, смотрю прямо в партер, на всю публику, на не­сколько тысяч человек, и все время молчу, как дурак, и каждую секунду желаю себе скоропостижной смерти... А публика!.. А публике нашей только этого и подавай!.. Она - смеется!.. Она - хохочет!.. Она - радуется, что я провалился!.. Она - хлопает в ладоши, стучит в пол ногами, ломает мебель руками, кричит с мест вся, как бешеная!.. Кричат: "Нет, нет, товарищ Прыгалов, ты хотя и в годах, с хорошей лысиной, а выступать за оратора все-таки еще не умеешь, поди раньше поучись!.." Ну и, помолчав под общий хохот минут пять или больше, в конце концов, понятно, уходишь, спускаешься со сцены вон по той ле­сенке вниз, обратно сюда, в партер, идешь через весь зал, сам себе на ноги наступаешь - то на одну, то на другую, вот-вот брякнешься мордой в пол, а тут еще это проклятое электриче­ство лезет во все глаза со всех сторон - слева, справа, сверху, из-под низу, окончательно ослепляет, потом, порядочно проблуждав по хохочущему золу таким чучелом, находишь наконец в рядах свое место, занятое галошами и пальтом, садишься и сидишь, как насквозь проплеванный... Брр! Даже вспоминать про это как-то нехорошо, конфузно... И уже сколько раз со мной так было, сколько раз!.. А все опять тянет идти выступать, все тянет... Есть, есть такая неизвестная сила в человеке... Вот, кажется, сейчас опять пойду, запишусь... Нет никакой возмож­ности удержаться... Или лучше немного переждать, пока круп­ные ораторы - политические - пройдут и на эстраду хлынет разная мелочь с жалобами на муку, на крупу, на семейный вопрос?..
  
  

IV

  - Говорит Догадин!.. Готовится Слухов!
   - Товарищи! Одиннадцать лет прожили мы и проработа­ли так, без ничего, без никакой самокритики, вроде вслепую, молчком, и наконец на двенадцатом году заговорили... И как заговорили! Хорошо заговорили, отлично заговорили, крепко, по-хозяйски! Товарищи, правильно я говорю?.. Сердце радуется, глядя, как наши рабочие за каждым разом говорят все лучше, все длиньше. Взять это сегодняшнее наше собрание - вот так сидел бы тут все время и слушал! Успехи на этом фронту достигнуты нами большие, очень большие! А ведь это, товарищи, только еще начало, первый год! Что же будет дальше, годков так через пяток, десяток! Вот почему, товарищи, мы должны старать­ся, чтобы эта самая самокритика оставалась за нами, за рабо­чими, надолго, навсегда! И следить за этим надо сегодня же поручить нашим высшим профорганам! Прошу занесть это по­желание в резолюцию... А теперь перейду к самому делу. Товарищи! Как вам хорошо известно, все советские фабрики и заводы управляются, во-первых, дирекцией, куда входят хозяй­ственники и прочая высшая администрация; во-вторых, инже­нерно-технической секцией, с высшим, средним и низшим техперсоналом; и в-третьих, нами, рядовой рабочей массой, спло­ченной вокруг своих профсоюзов. Товарищи, правильно я гово­рю?.. И в настоящее время все эти три живые силы наших заводов имеются тут налицо. Две из них уже полностью выска­зались: хозяйственники и инженера. Высказывается третья, пос­ледняя, - мы!..
  - Товарищ Догадин, а почему же мы последняя? Почему не наоборот: мы, рабочие, первая, а они, администрация и техперсонал, последняя? А то нам даже обидно: мы и до рево­люции были последние, мы и после революции оказываемся последними!
  - Нет, нет, тут, товарищи, у нас не об этом, кто первые, кто последние! Тут у нас только об том, как нам получше провесть ношу рабочую самокритику, как пофактичнее разобрать док­лады наших директоров заводов и начальников цехов! Товари­щи, правильно я говорю?..
  - Правильно, правильно! Продолжай, не слушай его, это он так, как всегда, бузит!
   Товарищи! Наши хозяйственники, отчитываясь тут перед нами, нарисовали нам такую веселенькую, такую заманчи­вую картину! В производственную работу заводов никак не могут ввести стандарт, а вот в свои доклады уже ввели: у всех у них поется одно и то же, одна и та же песня: "Производитель­ность труда рабочего поднялась; простои машин и печей со­кратились; выпуск металла резко увеличился, а расход топлива, несмотря на это, резко уменьшился, сделана большая эконо­мия; количество брака металлоизделий упало на столько-то процентов; себестоимость тонны продукции снизилась на столько-то процентов"... Слушаешь это ихнее спокойненькое чтение и думаешь: на красную доску их всех, и администра­цию и техперсонал, и выдать им поскорей премиальные, пока в Москве еще не перевелись все деньги! Товарищи, правильно я говорю?.. Но это, товарищи, только начало ихней стандартной картины. А вот прочитаю конец: "Таким образом, за отчетный отрезок времени, несмотря на достигнутые исключительные успехи по отдельным секторам производства, наш завод, в общем и целом, дал нам столько-то сот тысяч или миллионов убытка"... Товарищи! Уже сколько лет подряд я слышу тут все только про убыток да про убыток! Когда же будет барыш? Тогда, когда шулейковские заводы станут, а мы будем на бирже труда? Товарищи, правильно я говорю?.. Вот на этом клочке бумажки я только что произвел интересный подсчет, сделал два арифмети­ческих действия - сложение и деление: сложил годовые убыт­ки всех шулейковских заводов и полученную сумму разделил на число занятых в производстве рабочих. Получилась очень приличная цифра, достаточная для безбедного прожития в те­чение года семейного рабочего. И вот я спрашиваю: чем по­напрасну выматывать жилы рабочих и зря переводить сырой материал, руду и уголь, не лучше ли шулейковские заводы не­медленно прикрыть, а нам, рабочим, без всяких хлопот выдавать ту среднюю годовую пожизненную пенсию? В своем заклю­чительном слове хозяйственники пусть мне ответят, почему это для государства не лучше. Товарищи, правильно я говорю?
  - Ха-ха-ха, правильно!
  - Правильно, ха-ха-ха!
   - Только, товарищи, не смейтесь! Отнеситесь к вопросу вполне серьезно! Вдумайтесь-ка хорошенько в то, что тут еже­годно нам преподносят! По каждой отдельной статье шулейков­ские социалистические предприятия успевают, получают плюсы, хотя и маленькие, а если все эти маленькие плюсы сложить, то получается огромный минус. Что это такое? Что это за матема­тика? Не та ли это "высшая математика", которую наши инже­нера недавно стали преподавать заводской молодежи на "Ве­черних технических курсах"? Товарищи, правильно я говорю?.. Или, быть может, машинистка при переписке трудов красных директоров так волновалась, что получит сверхурочные, что вме­сто плюсов по ошибке понаставила им минусы? Товарищи, пра­вильно я говорю?.. Как вы знаете, я сегодня подавал об этом записку директору завода No 3, на котором работаю, и дирек­тор уже ответил мне на нее с этой кафедры. Ответили своим рабочим на этот вопрос и директора других заводов. Объясне­ние у них простое и, конечно, стандартное, у всех четырех оди­наковое. Убытки, по их мнению, у нас получаются оттого, что главный наш заказчик, Государственное Объединение Маши­ностроительных Заводов, или, короче, Гомза, расплачиваясь с нами за нашу продукцию, ставит нам свои цены, выработанные при таких же заказах другим заводам, Уральским, Донбасским... Вот и все. На этом наши хозяйственники успокаиваются и ставят точку. Не мы, мол, виноваты в наших убытках, виноваты другие, Урал, Донбасс, Гомза, Москва, Северо-Американские Соединен­ные Штаты, до сих пор не желающие признавать нашу власть. Товарищи, правильно я говорю?.. Но наши директора, видно, забыли, что теперь не те времена, когда шулейковский рабочий дальше своего станка ничего не видел. Теперь, благодаря войне, мы почти все кое-где побывали, а не только в Шулейке - хотя бы в германском плену! Теперь, благодаря революции, почти каждый из нас кое-что повидал, кроме Шулейки, хотя бы Москву - при поездках туда то так, то с разными делегациями! Товарищи, правильно я говорю?.. И я извиняюсь, что, тоже побывавши везде и повидавши все, сейчас продолжу доклады наших хозяйст­венников; доведу их до понятного конца, сделаю то, что должны были сделать они...
  - Догадин, осталось три минуты!
  - Ладно. Скажу, сколько успею...
  
  

V

  - По списку следующий имеет слово Слухов! За ним готовься Думнов!
   - Товарищи! Интересный вопрос! Что это означает, когда нам говорят, что шулейковские социалистические предприятия приносят нам убыток, и откуда же они берут эти недостающие им сотни тысяч и миллионы рублей? А это означает, товарищи, что заводы их на-тя-ги-ва-ют. Натягивают за счет всяких креди­тов, которые нам отпускает Гомза и вообще Москва: за счет капитального строительства, за счет переоборудования, за счет запасов сырья, за счет механизации, за счет введения стан­дарта и конвейера, за счет техники безопасности, профобра­зования, медпомощи, культработы, жилстроительства, коопери­рования - за счет всего-всего, за счет всей своей жизни. Получается сдирание собственной кожи вместо роста про­мышленности. Товарищи! Интересный вопрос! А может ли ка­кая-нибудь промышленность вечно жить за счет поедания са­мой себя или за счет московского Госбанка? Не может? Ну, конечно, не может. Вот ради этого-то, товарищи, ради спасения жизни наших заводов я и призываю вас всех сейчас: проснитесь, раскачайтесь, отбросьте всякий страх и смело вскрывайте здесь истинные причины убыточности наших заводов, их отсталости от уральских, донбасских! Разберите по винтикам весь механизм завода, на котором работаете, стряхните с каждого винтика пыль, сорвите ржавчину...
  - Слухов, а ты говори, да не заговаривайся! Разве мы, директора, сегодня вам тут подробно не объясняли, почему шулейковская металлопромышленность не может конкурировать с уральской и донбасской?
  - Объясняли, объясняли. Вот этих-то ваших "объяснений" я и хотел сейчас коснуться. Товарищи! Интересный вопрос! Нам говорят, что там, на Урале и Донбассе, вокруг крупных промышленных центров, квалифицированнее рабочая сила. Там сырье на месте в виде месторождений железной руды - нет накладных расходов на транспорт. Там электрооборудование лучше, мощнее - больше и силовой и осветительной энергии, и т. д., и т. д. Товарищи! Интересный вопрос! Там, допустим, квалифицированная рабочая сила, а у нас она разве неквали­фицированная? У нас, в нашей болотисто-лесной топи, в мест­ности, удаленной от всяких центров, в поселках, построенных только ради руды, - народ родится только на заводе, воспиты­вается только на заводе, всю жизнь проводит только на заводе, старится и умирает только на заводе. Мы, можно сказать, на­следственные металлисты с двухсотлетним рабочим производ­ственным стажем! Мы больше других заводов - больше Сормова, больше Коломны, больше Брянки - даем из своей среды ценных изобретателей-самоучек! Вы их можете встретить сей­час везде, в любой крупной металлообрабатывающей организации, даже в ВМС, даже в ВСНХ, и в Москве уже знают: раз хороший металлист, значит, из Шулейки!
  - Товарищ Слухов! Сегодня, кажется, уже объясняли, что когда так захваливают свой завод, то это патриотизм, который пора изжить!
  - Я не захваливаю, я правду говорю! И я не завод свой защищаю, я о квалификации шулейковских рабочих говорю! Правда, мы не учились ни в фабзавучах, ни в техникумах, ни во втузах! Но зато специальность металлиста у нас в роду, в жилах, в крови! Она у нас как неизлечимая болезнь! Ей у нас заражается каждый житель Шулейки с первого дня своего появле­ния на свет! Мы ведь и во сне видим только руду, только чугун, только ценные изобретения! А вы нам суете Урал, Донбасс... Йэх!.. С досады выругаться даже хочется!..
  - Так, Слухов, ха-ха-ха, так! Хорошенько!
  - Просим Слухова продолжать!
  - Просим! Просим!
  - Ти-хо!.. Товарищи, в партере и на балконах! Президи­ум просит вас не аплодировать выступающим!
  - А это-то по-че-му?..
  - Чтобы никому не было обидно - ни хорошим орато­рам, ни плохим! И здесь все-таки не состязание в ораторском искусстве, здесь, как вы сами знаете, вечер пролетарской само­критики рабочих-производственников!
  - Ну ладно, ладно...
  - Чего там...
  - Больно строг...
  - Если скажет опять хорошо, опять будем хлопать...
  
  

VI

  - Говорит Думнов!
  - Товарищи! Тут наши инженера стараются забить нам голову Уралом, Донбассом и прочими далекими местностями, которых отсюда не видать. Там, говорят нам, и руда на месте и всё. Товарищи! Там, на Урале, Донбассе, не спорю, руда, а у нас разве нет руды? Еще ни одному человеку во всем свете неиз­вестно, где больше железной руды: на Урале, Донбассе, Кавказе, Сибири, Шулейке или на какой-нибудь голой тульско-курской равнине! Кто мерил??? Товарищи! Я спрашиваю: кто мерил??? А между тем у нас, на Шулейке, когда роют на кладбище могилы, то редко-редко какого покойника закапывают не в же­лезную руду! У нас в лесу коровы, а на дорожных колеях лоша­ди копытами выворачивают из почвы руду! У нас крестьянские детишки по ярам и промоинам руками собирают руду и со всех окружных деревень возами везут ее на заводские дворы!
  - Она низкопроцентная!
   - Кто это там крикнул, что шулейковская руда низкопро­центная? Кто? Наверное, какой-нибудь заезжий служащий? Во всяком случае, не рабочий, который тут вырос! Говорите, низко­процентная? А вы ее искали, высокопроцентную? Кто искал, где, когда? Никто, нигде, никогда! Правда, ходили в очках, с портфе­лем, смотрели, ковыряли кой-где лопатой. Но вы почитайте-ка, я вам дам, московский журнальчик "Наука и техника", и вы уви­дите, что в наше время эти дела делаются не лопатами, а электромагнитными приборами. Товарищи! Я не патриот своей местности, я не стану чересчур расхваливать Шулейковский Горнозаводский округ, не буду сравнивать его ни с Сибирью, ни с Кавказом, как это делали тут другие рабочие, выступавшие до меня. Но и я тоже не меньше, чем они, верю в будущий рас­цвет горной промышленности нашего края. Товарищи! Смешно сказать! У нас, на Шулейке, уже долгое время нет ни одного представителя высшей горной технической силы!
  - А средняя есть?
   - Средней, товарищи, тоже нет, это правда. Ни высшей, ни средней. А низшие специалисты, рабочие-горняки, те давно пе­ременили квалификацию, из союза горняков перечислились в союз металлистов и рассеялись по разным заводам. Как раз я сам много лет работал здесь рудокопом. И я хорошо помню то время, когда шулейковская рудопромышленность кипела вов­сю - здесь даже английское акционерное общество имело свои рудники. И я хорошо знаю, отчего все вдруг остановилось и стоит без движения до сего дня. Вышло это, можно сказать, без намерения, случайно. Дело было, если кто помнит, вскоре после империалистической войны. За время войны на заводах, рабо­тавших на оборону, накопились миллионы тонн металлической стружки. Стружку сперва сваливали куда попало, выбрасывали наравне с прочим негодным мусором. Потом сделали опыт, пустили ее в переработку, и пробное литье стружки в домнах на чугун и в мартенах на сталь дало очень хороший экономи­ческий эффект. С той поры вот уже десять лет на Шулейку везут и везут стружку со всех концов СССР. Вы видите, товари­щи, какие высокие ржавые горы тянутся вдоль всей нашей узкоколейки: это все она, навезенная к нам железная стружка. Слов нет, сама по себе она обходится заводу дешевле руды: приходится платить только за погрузку, транспорт, разгрузку. И при плавке в печах она пожирает топлива в три раза меньше, чем руда. Но зато качество чугуна и стали из стружки много хуже, чем из руды. Причина этого в том, что в каждых ста пудах железной стружки обязательно находится не меньше полпуда примеси разных цветных металлов: олова, алюминия, латуни и больше всего меди как желтой, так и красной, в красной же, кроме топэ, как известно, всегда содержатся еще малые дольки золота и серебра. А цветная примесь, в особенности медь, она портит черный металл. И медистый чугун, который мы льем из стружки, и медистая сталь плохо пригодны для разных металло­изделий. Хороший пример этого - трубопрокатный цех завода No 3, где я сейчас работаю сварщиком. Вы посмотрели бы, товарищи, как бьются там рабочие при сварке труб из нашего медистого железа! Ну никак не сваривается металл, никак: ни встык, ни внакладку! И после громадных мучений рабочих цех все-таки выпускает процентов семьдесят пять браку. А из ос­тальных двадцати пяти процентов, годных, половина тоже никуда не годится. И в нашу контору все время возвращается наша продукция со всех концов СССР обратно, с бранными письмами, с требованием возвратить деньги, уплатить неустойку, с угроза­ми подать на нас в суд и пропечатать в "Правде", в отделе "Каленым железом" или "Под контроль масс". Ну разве, това­рищи, это работа? Скажите откровенно, какой частник держал бы такое предприятие? Вот откуда получаются наши убытки...
  - Думнов, что же ты предлагаешь реальное, конкретное?
  - Я предлагаю, товарищи, внести в резолюцию такое требование рабочих: "Немедленно, в кратчайший срок, без волокитства произвесть самый точный математический подсчет, что для предприятия выгоднее: катать ли изделия из чистого черного металла, выплавленного из "дорогой" руды, или же из медистого, полученного из "дешевой" стружки?" Я кончил.
  
  

VII

   - Товарищи! Я не много скажу, меньше других, меньше всех. И я вовсе молчал бы, не выступал. Но подозрительно! Очень подозрительно стало работать на наших заводах! Я не знаю, может быть, в теперешнее время во всем СССР так. Например, тут, с этой кафедры, нам сегодня открыто заявляли, что в центре в настоящее время разрабатывается проект об импорте к нам, в СССР, из-за границы чугуна. Что это? И как нам, рабочим, отнестись к этой последней столичной новости, в каком именно смысле ее принять, в хорошем или дурном?
  - В дурном!.. В дурном!..
   - В дурном? И я думаю, товарищи, что в дурном... На самом-то деле! Ведь всем и каждому известно, что как Европа, как Америка, так и прочие великие державы с хищной завистью глядят на наши необъятные природные богатства: на уголь, нефть, руду... И вдруг мы сами обратимся к ним за чугунными болван­ками. Тут прежде всего приходит на ум вопрос: а не поднимут ли они нас на смех? Потому что обращаться нам к загранице за железным сырьем - это все равно, как если бы крестьяне Воронежской губернии для поднятия урожайности своих полей додумались бы снарядить на казенные денежки кругосветную экспедицию в Австралию за... черноземом! Ум для этого, това­рищи, надо иметь одинаковый как там, так и тут. Товарищи! Подозрительно! На двенадцатом году революции обращаться к империалистам за доменными болванками - это значит по­зорить наше социалистическое строительство и всю нашу со­ветскую страну! А кому это нужно? Нам, рабочим, это не нужно. Неужели мы, товарищи, в нашей шестой части света своей железной руды не сумеем достать? Неужели мы, товарищи, в нашем СССР не в состоянии построить десяток-другой новых доменных печей? Поэтому, товарищи, я предлагаю собранию потребовать от НК РКИ срочно расследовать, нет ли в проекте импорта к нам из-за границы чугуна сознательного - "шахтинского" - вредительства?
  - Требуем! Требуем!
  - Внесть в резолюцию!
  - Товарищи! Раз я коснулся одного подозрительного, то уже не могу умолчать и о другом! Тем более что оно еще подозрительнее, чем первое! Вы, наверное, уже заметили, что по нашим цеховым и общезаводским производственным совеща­ниям с некоторых пор гуляет одно новое, ученое, очень и очень подозрительное словечко, занесенное туда, как видно, из тех же нечистых источников...
  - Какое? Какое словечко?
  - Вам сказать какое? Гм-м...
  - А понятно, скажи!
  - Говорите, сказать?
  - Ну говори же скорее, не томи! Чего же ты стоишь бледный, как смерть, и ничего не говоришь, молчишь! Только народ волнуешь!
  - Словечко это, товарищи... про-бле-ма...
  - Как?
  - Про-бле-ма...
  - Громче!.. Повтори!.. Тут не слыхать!..
   - Проб-ле-ма, товарищи. "Проблема чугуна". "Пробле­ма черного металла". "Проблема железного сырья". А самое слово "проблема", если кто не знает, означает окончательно безвыходное положение, крышку, могилу, смерть. А как же, това­рищи, у нас в СССР может быть "проблема железорудного сырья", когда нашей советской руды хватило бы на весь мир, если только начать как следует ее разрабатывать! И русских рабочих рук оказалось бы мало, пришлось бы выписывать ки­тайцев! И начать разработку месторождений нашей руды го­сударству было много выгоднее, чем держать на социальном обеспечении - по биржам труда да по страхкассам - такую громадную часть здорового безработного населения, точно ка­ких-нибудь буйнопомешанных или безруких-безногих калек. Но у нас ведь как привыкли смотреть на собственную руду? У нас она и пятьдесят процентов считается низкопробной, нам пода­вай семьдесят или восемьдесят процентов! А в Европе или в Америке и тридцатипроцентной были бы рады - только давай! Подозрительно, товарищи! Очень подозрительно стало рабо­тать на заводах! Кто-то путает и путает! Придумывает и придумывает! Придумали "проблему руды". А у нас такой проблемы нет и быть не может! У нас скорей есть другая "проблема". Проблема технического руководства. Проблема хозяйствова­ния. Проблема...
   - Товарищи! Президиум просит сейчас же прекратить курение в зале! За дымом не видать народа!
  
  

VIII

  - Широков, выходи же!
  - Иду, иду... Записную книжку искал... Товарищи! Тут у меня в книжке занесены такие слова из сегодняшнего доклада наших правленцев: "Несмотря на уменьшение числа рабочих, занятых на Шулейке, на 9,8 процента, выпуск металла в отчет­ном году увеличился на 31,2 процента"... Товарищи!.. Число рабочих рук уменьшилось, а количество сработанной продук­ции увеличилось. Примите при этом во внимание, что работали наши заводы в этом году так же, как и в прошлые годы, в тех же самых условиях, а именно: по-старому, без введения какой-нибудь новой рационализации или механизации, без стандарта, без конвейера, при прежних изношенных машинах, при том же допотопном оборудовании. А скачок в количестве выпущенного металла немаленький: на 31,2 процента! Что же этот китай­ский фокус означает? Означает он, товарищи, то, что проценты наших "частичных достижений" дирекция берет только горбом рабочих, хитрой механикой сдельщины, ловкой политикой тарифно-нормировочного бюра, ТНБ!
   - Верно, Широков, верно! Постановка табельного дела у нас никуда не годится!
  - Да! Да! Отметка в табелях большею частью ставится наугад! Сотни ошибок каждый месяц по цехам, сотни жалоб, сотни расследований! В конторе по неделям задерживают расчет, сверяются, ищут и выправляют ошибки!
  - Почему табельщиков дельных никогда у нас нет? Почему они долго не живут, уходят? Почему старшие контролеры вместо того, чтобы своими указаниями учить их делу, лепят им тоже "пунктики"? Что-о? Говорите, местные рабочие отказыва­ются работать в ТНБ, боятся ножевых расправ со стороны това­рищей? Тогда обратитесь в профорганизацию другого района, и вам оттуда пришлют работников!
  - Хронометражисты подкрадываются к работающим из-за угла, за это в морду надо давать и уже дают!
  - Ти-хо! Товарищи, ти-хо! Что за выкрики с мест? Тут не базар! Президиум предлагает товарищам выступать только организованным путем, только по предварительной записи!
   - По "записи"? Мы не умеем со сцены говорить, не научены. Мы можем только с места поддержать товарища, если он к делу говорит, вот как сейчас Широков! Почему у нас всякую новую работу нормируют и расценивают по полгода, разве это порядок? А постоянная урезка норм зачем? Через это рабочему стало невыгодно показывать повышение производительности труда: ты покажешь, а тебя еще подхлестнут, жилься дальше!
   - Ти-хо! Товарищи, не срывайте собрание, дайте ораторам говорить, соблюдайте пролетарскую дисциплину!
   - А мы разве против? Мы не против пролетарской дисциплины! Мы только говорим, что следует! Почему, например, процент приработка так мал, надо увеличить! А как оплачивают сверхурочное! А за брак! А за простойные часы - не по вине рабочих, а по стихийным причинам! А работающим по субботам вместо шести часов по восемь - за переработанные два часа! А бригадирам, обучающим бригады молодежи или новых рабочих!
  - Товарищи, ти-хо же! Что вы, наконец, делаете?!
  - Мы ничего такого не делаем! Мы только правду гово­рим! Клепальщики у нас, в мостовом цеху, получают не как штатники, а как временщики!
  - А у нас сверловщики?!
   - А у нас? То же самое! Бе-зо-бра-зие!
  
  

IX

  
  - Товарищи! Поступило предложение: прекратить запись новых ораторов и ограничить время тем, которые уже записа­лись! Президиум предлагает давать ораторам по пять минут! Кто за это, поднимите руку! Большинство... Предложение принято. Итак, товарищи, вы теперь имеете только пять минут! Дорожите временем, экономьте слова, очень не распространяйтесь, ни вширь, ни ввысь, не повторяйте того, что уже говорили другие рабочие, держитесь своего завода, сообщайте только об извест­ных вам дефектах! Помните, что в связи с реконструктивным периодом в хозяйстве нашей страны перед партией и совет­ской властью встали огромные новые трудности, преодоление которых потребует максимального напряжения сил всех трудя­щихся! Помните, что помимо внешних международных задач, о которых я вам подробно говорил в начале нашего собрания, партии и советской власти приходится разрешать колоссаль­ные задачи социалистического строительства внутри страны! В таких вдвойне тяжелых условиях классовая выдержанность и большевистски-ленинская четкость являются тем единственно надежным вооружением, которое в настоящий исторический момент должно быть особенно отточено и приведено, так ска­зать, в полную боевую готовность!.. Карл Маркс в своих извест­ных письмах к Энгельсу на странице девяносто седьмой сказал...
  - Товарищ председатель, твои пять минут давно прошли! Ты уже полных пятнадцать говоришь!
  - Как пятнадцать?
  - Так!
  - А чего же вы молчали?
  - Все думали: вот-вот сейчас кончишь! А ты все дальше забирал, все выше!
  - Ти-хо! По списку слово принадлежит товарищу Чистову!
   - Товарищи! Я извиняюсь, что не умею так гладко гово­рить, как тут говорил выступавший до меня председатель собра­ния. Скажу, как смогу. Нас просили сообщать факты. И я на живом факте хочу показать, как у нас в цехах иногда понимают и выполняют декретное "повышение производительности тру­да". Возьму свой сортопрокатный цех завода No 4, в смену мастера Збруева. Хотя, конечно, знаю, что то же самое творится и в смены других мастеров нашего цеха; и в других цехах нашего завода; и в других заводах Шулейковской группы. Мастер Збруев с того дня, как вышел декрет, совсем не обращает внимания на качество продукции, гонится только за количе­ством. Требует от нагревальных печей, чтобы они как можно чаще подавали к стану раскаленные болванки. И печники-нагревальщики гонят вовсю, с такой частотой подают к стану раскаленный металл, что ни прокатка, ни резка, ни правка сортов железа не поспевают за их подачей. И все делается как попало, лишь бы побольше пропустить штук. Не успеет прокат­ная полоса выйти из последних вальцев, не успеют ее даже как следует поставить для точного обмера, не успеют обрезать кон­цы и выправить кривизну, как смотришь - уже подают из вальцев другую прокатанную полосу, за ней сейчас же третью, четвертую... И обрабатывают полосу, можно сказать, на лету, не зачищают аккуратно концы, не отмеривают точную меру, не замечают погнутых мест - лишь бы поскорей освободить руки для следующей полосы. А править и отделывать нарезанные полосы после нет никакой возможности: железо уже остыло. И правщикам приходится производить целую новую работу: класть искривленные полосы на стелюги. При всем том суета и крики среди работающих стоят всю смену прямо невозможные! Все спешат, хватают, бросают, торопят друг друга, обвиняют, жалуются, грозят! А какой мат висит в воздухе все восемь часов! Не цех, а ад! Не работа на мирном строительстве, а активное участие в гражданском бою, в котором не разберешь, где революция, где контрреволюция, потому что с разных сторон приходится слышать разные слова... Какая же выходит из этого столпотворения продукция? Известно - какая: где укорочен­ная против нормы, где удлиненная, где погнутая, где с раковиной, где с грибом, - сплошной брак! И направляется она, вы думаете, на продажу? Конечно нет, - в сталелитейный цех, как лом, как та ржавая стружка. Оттуда, из сталелитейного, тот же кусок металла в виде болванки может снова попасть в наш сорто­прокатный цех, там, в том гражданском бою, из него опять сдела­ют негодное изделие, которое снова отправят как брак в литье, из литья к нам, в прокатку... Так один и тот же брусок железа может иметь у нас бесконечное хождение внутри заводского двора - из цеха в цех - и приносить социалистическому государству неисчислимые убытки. А в заводской конторе в это время будут, на основании данных мастера Збруева, вычислять проценты "повышения производительности труда", сравнивать число тонн металла, пропущенного сейчас через цех, с тем, что пропускали раньше. И таких бросовых изделий у нас в одну смену наберется тонна, полторы, две. А истинную цифру брака никто не знает и не узнает никогда, потому что изделия с явным дефектом не допускаются до инспекции, прячутся от нее, выбра­сываются самими работающими раньше, просто вывозятся во двор, на железную свалку. Там, в этих железных могилах, похоронена наша заводская правда! И я вот сам тут громогласно раскрываю "тайны мадридского двора", а сам чувствую - ох, и налепят же мне за это в цеху "пунктиков"!
  - Нет, нет, товарищ Чистов, не бойся! Мы тебя, если надо будет, во всякое время поддержим!
  - Да, знаю я, как вы "поддержите". Конечно, пожалуй, я тут многое зря наболтал...
  - А понятно, зря! Чего же ты не сказал, где во время этого "гражданского боя" бывает ваш инженер, начальник цеха?
  - Когда появляется в цеху инженер, тогда работа, безу­словно, начинает идти порядком. Он только накричит на нагре­вальщиков, чтобы те реже подавали из печей, и работа сейчас же начинает идти нормально, без завала, без брака. Но как только он из цеха - так опять начинается прежнее: граждан­ский бой, мат...
  - Чистов, твои пять минут кончились!
  - Товарищ председатель! Делаю от имени собрания запрос, а почему члены президиума потайком курят? Я почти что целый час наблюдаю за ними: курят и еще смеются, дума­ют, никто не видит! Если не курить, то не курить всем!
  - Да! Да! Всем! Всем!
  
  

X

   - Товарищи! Моя речь будет идти о "снижении себестоимости", о том, как оно у нас проводится и за чей счет. Товарищи! Предупреждаю, если буду волноваться, то вы на это не смотрите... Товарищи! Ради декретного "снижения себестоимости" труд рабочего на шулейковских заводах уплотнен до последней степени! Рабочего, можно сказать, гонят и в хвост и в гриву, а премиальные за это снижение получают... спецы, инженера! Заводы все до одного приносят убытки, а инженера все до одного получают премиальные! И одни премиальные инженера составляют более крупную сумму, чем весь заработок рабочего! Товарищи! Как мы должны все это понимать? Может быть, так, что мы, рабочие, как люди более сознательные, за свой тяжелый труд получаем утешение, что участвуем в социалисти­ческом строительстве, а они, инженера, как народ более отста­лый, предпочитают получать наличными? И вот мне хочется сказать им, нашим рвачам-спецам: довольно, многоуважаемые! Довольно! Мы не двужильные вам какие-нибудь, чтобы из года в год на своих шеях вывозить ваши проценты "частичных дости­жений"! Потрудитесь вспомнить, что вы специалисты-инженера, что вас чему-то учили, и покажите проценты как "снижения себестоимости", так и "повышения производительности труда" не напором на мускульную силу рабочих, а введением новей­ших усовершенствованных способов работы, применением на прак

Другие авторы
  • Крылов Виктор Александрович
  • Максимович Михаил Александрович
  • Шестаков Дмитрий Петрович
  • Тучкова-Огарева Наталья Алексеевна
  • Крашевский Иосиф Игнатий
  • Пембертон Макс
  • Попов Александр Николаевич
  • Никандров Николай Никандрович
  • Богданович Александра Викторовна
  • Панов Николай Андреевич
  • Другие произведения
  • Добролюбов Николай Александрович - Уличные листки
  • Месковский Алексей Антонович - А. А. Месковский: краткая библиография
  • Мазуркевич Владимир Александрович - Мазуркевич В. А.: Биографическая справка
  • О.Генри - На пароме
  • Айхенвальд Юлий Исаевич - Леонид Андреев
  • Погодин Михаил Петрович - Как аукнется, так и откликнется
  • Майков Василий Иванович - А. Западов. Творчество В. И. Майкова
  • Кроль Николай Иванович - Н. И. Кроль: биографическая справка
  • Гайдар Аркадий Петрович - Ребята!
  • Ломоносов Михаил Васильевич - Переводы
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 838 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа