Неизвестные Авторы - Галлоруссия - Книги

Неизвестный автор

Галлоруссия

Сатира

Библиотека поэта. Второе издание

Поэты 1790-1810-х годов

Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана

Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.

Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана

Л., "Советский писатель", 1971

Оригинал здесь - http://www.rvb.ru

Глядите в присный мрак, богатыри могучи,

Рукой невежливой посекши вражьи тучи!

О имена, ушам столь жесткие в сей век:

Добрыня, ¹ Миша...² О, почто я их нарек!

Как Ксерка, Магнуса бежать заставя в лодке,

Что были вы? - копье в руках, "ура" лишь в глотке...

Павзании ли вы? - Нет. - Что же? - Русаки...

Ой, черная родня, могучи старики!

Не Сюллии ведь вы, не Конде, не Тюренни,

Звон коих тешит нас все праздники осенни!

О ком орангутанг, приезжий попугай

Твердит: "Вот полубог, вот Франция, вот рай!

Одно отечество неслыханных героев

С Варфоломеевских до подмосковных боев".

И вы, о Александр, Димитрий и Мстислав,

Для гордовыйных лиц чертившие устав!

Вы все не Людвиги, не Карлы, не Франциски.

Пред сими имена славян ко смерти близки.

Не удостоитесь вы в розовый сафьян,

Прижаты к сердцу быть, лечь с Софьей на диван,

Милон, слезу отря, не скажет в кабинете:

"Почто, великие, вас нет еще на свете?"

Кисельник ли в глаза им бросится псковской ³

Иль мальчик (быв Коклес второй у нас) с уздой,⁴

Умам то русских дам покажется противно:

Кисель, узда, русак - то слишком некартинно;

Тут гугенотов нет, Париж не осажден

И на британцев полк Жан д'Арки не веден.

Представить ли и вас, о бедны черноризцы!

Иоахим, Нестор и Сильвестр-бытописцы!

Со смеха уморит всех русских дам ваш взор:,

Зачем не воспитал Людовиков ваш двор

И не Левеки вы, Детуши и Вольтеры!..

Что описали вы? Славянские примеры?

Но не французские, - Карлин и Даниил!

Великий Карл для нас, а не Владимир мил.

Осмелимся ли мы поставить Ермогена,

Великого душой средь глада, уз и плена?

Подымут хохот все: "А Флешье, Масильон,

А Боссюет", - хоть им соперник всем Платон.

Патриотизм у нас не слишком же гордится:

Пожарский более или Колиньи чтится,

О том сомнительно у русского спросить, -

Колиньи для ушей бессмертней должен быть.

Ермак наш чучел ряд в своем поставил флоте,

Кучума содержал и в страхе, и в заботе...⁵

Военна хитрость та, Ермак, Сибирь, Кучум,

Ушам несносный сей, неумолимый шум

Гармониру?ет ли в сей век, столь просвещенный?

То ль дело Ронцеваль, Роланд там пораженный.

А Долгоруков наш, князь Холмский, образец,

Два Шереметьевы и низовской купец

Со всем отечества к ним вековым спасибом

Пред теми, волоса от коих станут дыбом,

Что в революцию коверкали Париж,-

Что значат? Вот и всем почти уж сделан крыж.

О славных женщинах уж поминать не стану.

Против Голицыной⁶ поставить Монтеспану -

О вкусе ж спорить как, коль много голосов?

Немного с Мирабо поспорит Богослов,

И из учтивости наш русский всё уступит,

Нет нужды, тайное презренье хоть и купит.

Не ошибаюсь ли? Но, кажется, пора:

Але к чертям послать кричащему: "Ура!"

Ведь некуда девать: у нас француз в комоде,

Француз на сцене весь сто тысяч в переводе,⁷

И в кабинете нас они клялись душить;

Британцев с немцами не время ль приютить?

Да то беда: Радклиф с своей архитектурой

Наш разум сделает опять карикатурой.

Кларисса, Грандиссон, Памела - стерты страх,

И с непривычки к ним почтем мы их за прах.

"Монаха" в руки взяв, прелестная девица

На рычардсонов ум накинется как львица,

А немцы парижан, к несчастью, слишком чтут, ⁸

И мы в учениках опять - как пить дадут.

До вас теперь дошел, о лицы современны!

Французам давши путь, вы сколь уничижении.

Трудов ли мало здесь, знакомства ли с собой,

Что потупляете смиренно взор вы свой?

Ужели вправду нет у нас самих Лагарпов?

Иль стыдно автору, что прозвищем он Карпов?

Последнее пора из мыслей истребить:

Езоп был некрасив, а веки стали чтить.

Труды отцов, сынам полезны поощренья,

Любовь к достоинствам боляр, их одобренья

То сделают, что наш ученый муравей

Из страшных зданиев составит свой лицей

И полок тысяч сто таких же начудесит,

Что лет чрез тысячу читать, так перевесит.

Одна история - парижский отзыв то

Об их истории, а наша вся дней в сто

И с дополненьями к деяниям Петровым,

С стряпнёю Емина и "Храмом славы" Львовым,

С "Ядрами", "Зеркалом" Хилкова, Мальгина

И с будущей... когда-нибудь Карамзина.

Зато похвалимся, что мы и без поклона

Давно уж счет ведем с эпохи Клодиона,

А забиваться в пыль не любим лишний раз,

Чтоб слишком варвар сей знакомым был для нас.

Вдруг галло-русского усматриваю мужа:

"Что мы пред Францией? - пред океаном лужа,-

Он вопиет в слезах. - Куда ни обернись -

Везде у ней свой верх, везде у нас свой низ.

Фонвизин и Болтин, Елагин, Емин, Шлецер

Своим лишь языком писали не на ветер,

А то подрядчиков всех прочих длинный ряд,

И чтенье мило их - лишь в праздничный парад.

При всех их красотах, их тысячи на свете,

Где ум, чтобы стоял в столетней лишь газете?

Теперь за класс второй примусь отличных я:

Мне Вассианщина, змей, змеич и змея

Не нравятся отнюдь, затем, что рабством дышат".

Но "Кадм" роман такой, что вряд другой напишут.

К нему принадлежит и русский Лафонтень...

Он

Прекрасен и хорош, но всё другого тень.

За ним в ряд следует татарин голосистый,

Красавец лирою, душою - дух нечистый;

Бард - это подлинно, отчасти философ,

Да жаль, что змей и льстец и весь неоднослов!

Коль воспитание творца бы "Россиады",

А этому его "Фелицы", "Водопады",

То были бы у нас Вергилий и Гомер

И лирой россы бы взнеслися выше мер.

Хотел бы выразить резчее их пороки:

С приему рождены быть в пении высоки,

Но, взявши свой предмет, не смеют не шептать

И петое лице за стремя не держать -

Невольника душа и в золоте приметна,

И лира такова не будет долголетна;

Пред теми счастлив он, кто лишь не мог сличать,

Но что ж за мирты - глас невежи замечать?

Теперь за пышный класс мы примемся - класс третий,

То фарисеи - блеск наружный их отметы,

Но внутренно они - гробница лишь костей;

Вот путешественник, что кистию своей

Французолюбие в нас вечное посеял.

При всем том, грубый штиль и славянизм развеял.

Он

Вот подражателей им тьма возрождена -

Коль будет в ад сия душа приведена,

Ответы Миносу должна сготовить строги,

И пустословие от ней истяжут боги.

Ужели это он расслабил тьмы сердец?

Он

Несчастных множества романов став творец,

Пандоре равен он, с коварным даром сшедшей.

Коль не был бы сей муж бандурист сумасшедший,

В "Борнгольме острове" какой изображен.

Он мог быть Фенелон - полезен и почтен.

Но в плоские стихи ударясь непомерно,

Быть добрым притворясь чресчур уж лицемерно

И прозы в патоку, в набор курсивных слов

Увязши, стал отец всех нынешних ослов,

С восторгом чтущих взор красивый Ринальдина!

Радклиф и Дюмениль, рассказчица Мелина

Как сговорилися в один родиться век,

Который детским бы разумней всех нарек.

(посмотря в окно)

Но это кто таков, - то муж национальный,

И это... много их... толкучий... лик печальный...

Он

Тех литераторов, за русский что язык

Алтын шесть заплатя, готовят столп из книг:

Вот Дураков, певец того, что петь не смыслит,

Глупницкий, варварский что сброд журналом числит,

Из гарнизонных школ курс конча, ложь и скот,

Поэмою Петра, что бросит в хладный пот.

Вот книжки золотой издатель и продажной,

Мы назовем - Платон Платонович Отважный,

Вот добрых глупый друг, гостиных мерзкий враль,

Ума ни искры тут - исколоти всю сталь.

Вот семент, кирпичи и к смазыванью - глинка:

В ней обокрадена немецкая старинка;

Два брата Сказкиных - построили терем,

Да жаль, что это всё - мужицкий только дом...

Вот шавка датская, стихи ее поноска,

Шалунья думает, что росс, а только Роська.

Вот и Вековкина с историей сердец...

Но всех исчислю ль я?.. Скажу лишь наконец,

Что в годы нынешни визг Мидасовых братцев

Набитым делают сундук книгопродавцев -

Столь вкус возвысился. И перевод гнилой

Поденно возит к ним извозчик ломовой.

Мне кажется при сем порядочном подряде,

Что начинаем жить мы в сущем маскараде:

Сапожник автором, а автор за верьвой,

Без мысли головы - над кипой книг большой.

Без муз воззвания - здесь уши зов их слышат,

Фашины бы вязать - глядишь, восторгом дышат,

Колеса б смазывать, а взнуздан уж Пегас,

В дом желтый думает, а лезет на Парнас.

Ну что же, скажешь ты, - не хуже ли мы галлов?

У них кузнец знаком с расплавкой лишь металлов,

Он вместо молота не схватит ведь пера -

Чтоб шины запаять, не тратит серебра,-

Не пишет, а кует. Чтоб дести три исхерить

И толсто ль ... измерить?

Нет! знает, что всегда почтеннее кузнец,

Чем вкуса пасынок, несчастливый писец.

Ударился же ты с истории двуножных

К теории о сих почти черепокожных.

Зачем к большим у нас без милости уж строг?

Велик поистине воспетый русским "Бог",

И равной не найдет себе и песнь Казани,

Журналы же дают порядочные бани

Дерзнувшим лик Петра хвалою порицать

Или Рымникского - сравненьем затмевать.

"Цветник" или "Москвы Меркурий" - суть кометы,

Предзнаменующи Глупницким грозны леты,

И каждый (редок пусть) противный им сей блеск

В Мидасовой луне даст жаром сильный треск.

Он

Ты споры продолжай; а брызги лун упавших

Соделают собой ряды миров множайших,

Падением других казнится ли глупец,

Из праха мыслит он алмаза быть творец.

Объемлет гений всё с одной подвижной точки,

Глупец, ее прошед, считает центром кочки.

Вот, например, здесь сей любимец нежных муз

"Чужой толк" написал, как истинный француз:

В нем дышит Боало - вот "Ябеды" писатель,

В нем виден уж творец, не виден подражатель.

Но сколько стоило перо их музам слез,

Как "Всякой всячины" хор шумный вслед полез,

И вместо, чтоб иметь прекрасные две штуки,

От продолжателей должны терпеть мы муки.

Вот отчего всегда любезен мне француз,

Что не берется он начатый портить вкус:

Родился кто сурком - в странах и бродит узких,

Не мыслит странствовать на льдинах алеутских,

Не переводит он в подполье небеса,

Сознав ничтожество, не мыслит в чудеса,

Расина нежный прах в покое оставляет

И дополненьями его не искажает,

Во стихотворный мир не вносит "Корифей",

Чтоб ухо оскорбить чрез множество затей.

О галлах плачешь ты - я плачу о германцах

И переложенных на наш язык британцах.

Энциклопедистов судьбина их жалчей.

Когда уже к нам вшел чудовище "Атрей"

И "Родамист", из всех презреннейший убийца,

То сколь их превзошел тот злой чернилопийца,

"Фиеску" и "Любовь с коварством" кто убил,

Дорогу избранным собою заградил...

Дорогу избранным, что, быв уничиженны,

Не напечатали труды свои почтенны,

Где выражение, объемлемость и вкус

Весь выдержали свой священнейший искус,

И прелагатель их, быв истый прелагатель,

К несчастью, не был лишь лиц глупых истязатель,

Чтоб поле удержать достойно за собой...

Достоинство себя не выставит трубой.

Что скажешь ты еще о бедненьком Мильтоне,

В мешке что тащится разносчика на лоне?

Он

О "Генриаде" ты что скажешь, например?

Да что всё на уме лишь у тебя Вольтер?

О Клопштоке скажи или о Мендельзоне...

Он

Мне то же говорить о них, что о Язоне:

Руно свое в Париж все плыли доставать.

Как, гениев прямых не в Лондоне печать

И не в Германии?..

Он

Нет! Хоть зарежь - нет тамо!

Но без пристрастия когда судить лишь прямо...

Он

О ком, скажи ты мне, о ком заговоришь?

Там Фильдинг, Джонсон, Стерн - ужели их не чтишь?

Он

Вот имена людей, погибших в переводе.

Но исторический словарь коль на свободе

С тобою разверну - соперников им тьма

У галлов...

Что весь свет собой свели с ума,

Отнявши механизм у наций всех врожденный.

Он

Ну что и немец твой, толико вознесенный?

Что Эккартсгаузен - сей гнусный еретик,

Что математики теорию постиг?

Что Кант твой, что пожар тушить нам запрещает,

Пока морщинный лоб час-два не расправляет,

Что Шиллинг, коего столь трудно разбирать?

И Виланд, "Аристипп" чей всех заставит спать?

Коцебу, ставит кой меж смехом нас и горем?

Что и британец твой, гордящийся столь морем,

Что Стерн его? - С ума сошедший вояжер.

Юм - скрадывал порок, описывая двор.

Шекспир известен всем - сей каженик могильный,

Юнг в уверении, что знаем столь всесильный,

Мильтона - уж ... довольно восхвалил,

А впрочем, счислить всё - моих не хватит сил.

Буффона оправдать премудро мирозданье?

Иль Махиавеля морали начертанье?

Во лжи не уличишь Левека никакой?

Исправный географ из всех Монтескью твой?

Нравоучителен Кувре...

Он

Счастливой ночи.

Прости.

Доказывать тебе не стало мочи.

Желательно, чтоб спесь кто галлов низложил,

В литературе их - еще б уничтожил.

20 сентября 1813

¹ При Владимире Великом (см. Летопись Нестора, стр. 72 и 73) победитель болгар, которые, заключая позже мир с русскими, сказали: "Тогда мы опять начнем воевать с вами, как камень начнет плавать, а хлеб тонуть".

² При Александре Невском - победа на Неве, см. "Степен<ной> книги", <т.> XXIII. Там же Алеша Попович, тоже славный богатырь.

³ Кисельник псковский - см. Нестора стр. 91, "Осада Белогорода печенегами во время похода Владимира Великого в Новгород". Когда веча уже решила назавтра сдаться (столь голод усилился), некоторый старик, не бывший на вече, выпросил три дни сроку с тем, чтоб дали ему волю. Велел собрать по горсти пшена и овса и меду, наварить киселя, сделать сыту, потом влить кисель в один колодец градский, а сыту - в другой колодец. Потом обыватели послали к половцам, чтоб прислали для договора людей, которым нечто открыть имеют. Присланных печенегов стали подчивать из одного колодца киселем, из другого сытой, говоря: "Что вы губите себя, хотели нас перестоять - 10 лет стойте, а не сделаете ничего, ибо нас земля питает, как и видите". Печенеги отвечают: "Не поверят наши военные начальники, когда не попробуют этого кушанья сами". Им дано киселя и сыты с собой. Удивленные их полководцы пробовали, ели и сами себе не верили. Однако ж, пообедав киселя, тотчас отступили.

⁴ О мальчике с уздой см. Нестора летописи, стр. 57. Во время победы Святослава над болгарами и взятия дани с греческих императоров печенеги осадили Киев, заключавший в себе Ольгу с тремя принцами. Блокада была столь жестока, что на другой день готовились сдаться, как один мальчик вызвался дойти к главной армии. Взяв узду, печенежским языком спрашивает: "Не видал ли кто лошади?" Пройдя же таким образом лагерь неприятельский, проворно разделся и кинулся вплавь чрез Днепр. Печенеги бросились в него стрелять, но уже было поздно, ибо между тем перенял его отряд русский. Мальчик уведомил об опасности Киева. Пропущен был слух от воеводы Претича, нарочно встретившего печенежского начальника, что то был посланный из главной армии, которая уже близка. Следствием сего было немедленное отступление печенегов.

⁵ О Ермаке смотри Древнюю Российскую Вивлиофику. часть VII.

⁶ Княгиня Голицына - великая покровительница ученых в Москве - умерла.

⁷ Это может служить экивоком.

⁸ Это сказано недаром и также экивок.

ПРИМЕЧАНИЯ

301. Печ. впервые по рукописи ЦГИАЛ. Содержится в частном письме автора к неизвестному лицу (Ивану Михайловичу). Письмо подписано: С. К-нъ, под стихами цифровой криптоним "200.20" (то есть - С. К) и помета, обозначающая место написания: "Коменг" (?). Сатира характерна для момента окончания Отечественной войны не только критикой французского влияния в русской культуре, но и стремлением к пересмотру утвердившихся мнений и свержению авторитетов. Она показательно совпадает по времени (несколько предвосхищая) с критикой Хераскова Мерзляковым и Строевым. Характерна одновременная непримиримость и по отношению к Карамзину и его окружению (особенно резко оценивается Дмитриев, уже стяжавший репутацию "классического" писателя), и по отношению к шишковистам. Эпизоды из "Летописи Нестора" приводятся по кн. "Библиотека российская историческая, ч. 1, Летопись Нестерова с продолжателями по Кенигсбергскому списку", СПб., 1767, цитируя которую автор допускает ряд ошибок: смешивает половцев и печенегов, датского принца

Магнуса (1540-1583), которого Иван Грозный провозгласил королем Ливонии, и шведского полководца Биргера, против которого во время Невской битвы 1240 г. сражался новгородец Миша (ему здесь приписан подвиг другого новгородца - Гаврилы Алексича).

Сюллии - см. примеч. 102.

Конде Л. (1621-1686) - французский полководец, прозванный Великим.

Тюренни А. (1611-1675) - полководец и военный теоретик, маршал Франции.

С Варфоломеевских до подмосковных боев. Как пример варварства французов автор приводит Варфоломеевскую ночь (1572) и Бородинское сражение.

И вы, о Александр, Димитрий и Мстислав... Вы все не Людвиги, не Карлы, не Франциски. Древнерусские князья противопоставляются здесь королям Франции.

Жан д'Арк (ок. 1412-1431) - Орлеанская дева, народная героиня, предводительствовавшая французским войском против англичан в XV в.

Иоахим, Нестор, Сильвестр - киевские летописцы.

Левек П.-Ш. (1737-1812) - французский историк. Его "История России" (1782-1783) подверглась критике со стороны ряда историков.

Детуш. Н. (1680-1754) - французский драматург.

Карлин - здесь властитель из династии Каролингов.

Даниил (ранее 1492-1547) - политический деятель и писатель, митрополит Московский с 1522 по 1539 г.

Великий Карл (742- 814) - франкский король с 768 г., император с 800 г., основатель династии Каролингов и создатель обширной империи

Владимир Святославич (см. примеч. 18) - собиратель Киевской Руси.

Ермоген - Гермоген (см. примеч. 143).

Флешье Э. (1632-1710) - французский проповедник.

Платон - см. примеч. 206.

Пожарский - см. примеч. 18.

Колиньи Г. (1519-1572) - один из вождей партии гугенотов во Франции.

Ермак Тимофеевич (ум. 1585) - казачий атаман, предводитель похода в Сибирь, победитель хана Кучума.

Роланд - родственник Карла Великого, герой "Песни о Роланде", убит в Ронсевальском ущелье.

Долгоруков (см. примеч. 102) был председателем ревизион-коллегии, смело спорил с Петром; имя его стало нарицательным для обозначения гражданской смелости.

Князь Холмский. Холмские - русский боярский род, давший ряд крупных государственных деятелей XVI-XVII вв.

Два Шереметьева - бояре Иван Васильевич Большой (ум. 1577) и Иван Васильевич Меньшой (ум. 1578), полководцы Ивана Грозного.

Низовской купец - Козьма Минин (см. примеч. 18).

Голицына М. Ф., княгиня (1743-1812) - известная московская меценатка.

Монтеспана - Монтеспан Фр., маркиза (1640-1707) - фаворитка Людовика XIV.

Мирабо О. Г., граф (1749-1791) - деятель Великой французской революции, обладал исключительным ораторским даром.

Радклиф А. (1764-1823) - одна из создателей "романа ужасов", или "черного", "готического" романа. Произведения ее пользовались большой популярностью у русского читателя начала XIX в.

Кларисса, Грандиссон, Памела - герои нравоучительных романов С. Ричардсона.

"Монах" - популярный "черный" роман английского писателя М.-Г. Льюиса.

Лагарп - см. примеч. 264. Его труд "Лицей" сделал его непререкаемым авторитетом эпохи позднего классицизма.

Эмин Ф. А. (1735-1770) - писатель, романист, автор "Российской истории", многочисленные ошибки и упущения которой отмечались современниками.

Львов - см. примеч. 178.

Хилков А. Я. (ум. 1718), князь - дипломат. Его перу приписывалось "Ядро Российской истории", серьезный для своего времени исторический труд, написанный в 1715 г. по распоряжению Петра I и изданный в 1784 г. Действительным автором является его секретарь А. И. Манкиев.

Мальгин Т. С. (1747-1819) - автор "Зерцала российских государей с 862 по 1789 г.", СПб., 1789.

И с будущей... когда-нибудь Карамзина. Первые восемь томов "Истории Государства Российского" вышли из печати 28 января 1818 г. Однако в литературных кругах было известно, что ряд томов был закончен еще до московского пожара 1812 г.

Клодион (IV в.) - вождь одного из племен франков. Сообщаемые здесь данные о его войнах со славянами недостоверны.

Фонвизин Д. И. (1744-1792) упомянут, видимо, как автор "Жизни графа Никиты Ивановича Панина", опубликованной впервые в 1784 г. за границей на французском языке.

Болтин И. Н. (1735-1792) - автор критических примечаний к сочинениям историков М. М. Щербатова и Н.-Г. Леклерка.

Шлецер А.-Л. (1735 -1809) - историк, работал в Петербурге и Геттингене. Автор ряда исторических трудов, критически исследовал и издавал (с латинскими переводами) памятники русского летописания.

Вассианщина, змей, змеич и змея. Речь идет об эпизоде из "Россиады" Хераскова: старец Вассиан показывает Иоанну IV будущее России; эпизод содержал беззастенчивую лесть Екатерине II. Под видом змей Херасков подразумевал крамолу. Роман Хераскова "Кадм и Гармония" противопоставлял самодержавию монархию в духе Монтескье. Антитеза "Россиада" - "Кадм" характерна для политической позиции автора сатиры.

Русский Лафонтен - И. И. Дмитриев

Татарин голосистый - Г. Р. Державин, который вел свой род от легендарного татарского князя Багрима и в поэзии изображал себя в образе "мурзы".

"Фелицы", "Водопады" - произведения Державина.

С приему рождены быть в пении высоки и т. д. Стихи обвиняют русскую поэзию в отсутствии гражданственности. С аналогичными обвинениями выступали Андрей Тургенев, позже - декабристы.

Вот путешественник. Имеется в виду Н. М. Карамзин.

Бандурист сумасшедший - безумный гитарист, один из героев повести Карамзина "Остров Борнгольм".

Ринальдин - Ринальдо Ринальдини, разбойник, герой одноименного романа немецкого писателя Вульпиуса.

Дюмениль - Дюкре-Дюминиль (1733-1816), автор посредственных нравоучительных повестей, активно пропагандировался Карамзиным, печатавшим его переводы в BE.

"Мелина" - повесть г-жи де Сталь, перевод с французского Карамзина.

Муж национальный - А. С. Шишков;

Дураков - С. С. Бобров;

Глупницкий - С. А. Ширинский-Шихматов.

Платон Платонович Отважный - Бекетов П. П. (1776 -1836), издатель.

Вековкина - А. П. Бунина. "Бог" - ода Державина.

Песнь Казани - "Россиада" М. М. Хераскова.

"Цветник" - журнал, издававшийся Беницким и Измайловым (1809-1810). Примыкал к Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств. Отличался прогрессивностью общественной позиции и остротой и зрелостью критических статей, в основном писавшихся Беницким.

"Москвы Меркурий" - "Московский Меркурий", журнал, издававшийся в 1803 г. П. И. Макаровым, отличался цельностью литературной позиции и подчеркнутым вниманием к критике. Полемизировал с Шишковым, защищая реформу Карамзина, Положительное отношение сатиры к "Московскому Меркурию" особенно примечательно на фоне отрицательных оценок карамзинизма.

"Чужой толк" - сатира И. И. Дмитриева.