Тёплая летняя ночь. Забраться бы теперь куда-нибудь подальше от людей...
А Лукошин должен шагать с этим добродушным и неотвязным свояком в город...
Он высоко поднял руку:
- Что за небо!.. Луна как сияет... И звёзды ярко горят... Давно-давно, за пять веков до Рождества Христова, жил-был на свете Диоген Аполлонийский. Он уверял, что звёздами дышит вселенная. Наивно, не правда ли?.. А сколько поэзии. Звёздами дышит мир!..
- Ну, ты не дури, Леонид... Пойдём скорей: мне ещё надо к парикмахеру зайти, щёки подбрить... А начальник дистанции дожидаться будет... Обидчивый инженер.
- Эка важность!.. Посмотри на Большую Медведицу...
- Чёрт с нею... Не надо было обещать... А он человек нужный, ремонт от него зависит... Ты мне навредишь.
Дрошевский ускорил шаги; пошёл скорей и Лукошин.
Шоссе, которое от железнодорожной станции вело к городу Кедровску на протяжении двух вёрст, - упёрлось в улицу.
Лукошин взял под руку Дрошевского.
- Вот, тебе всё равно, - как ярко и красиво освещены луною домики по ту сторону, и какие мягкие тени - на этой стороне... И что вон там вдали, тускло мерцает золотая полоска на шпиле колокольни... Смотри, смотри: вон и парочка... Он и она... В их медленной походке, в том как склонились их головы одна к другой, - сколько любви!.. Как они счастливы!.. Дивная ночь... мало таких бывает...
Дрошевский мечтательно сказал:
- Простокваши бы теперь... Как бы завтра животу легко стало... И приятно бы рыцарскому сердцу было...
Дрошевский вошёл в парикмахерскую. Лукошин остался на улице. Это была главная улица.
Не по тротуарам, а посредине, гуляли группы девушек в одних платьях, с непокрытыми головами.
В окнах некоторых домов виднелся свет ламп. Лукошин любовался эффектом этого красного света на фоне стен, озарённых мягким голубым светом луны.
Откуда-то донеслось верещание сверчка. Изредка собаки лениво лаяли, да на деревянных колотушках трещали ночные сторожа в садах.
В соседнем доме заиграли на рояле... Через минуту после одной мелодии заиграли другую.
У калитки показалась прислуга, она подпёрла щёку рукой и стала смотреть на улицу. Лукошин подошёл к ней и спросил.
- Скажите, кто это играет?
- А наша барыня!..
- Барыня, а не барышня?
- Какая барышня: у ней семеро детей, - сущие фармазоны: от них на улицу выбежать некогда...
И няня собиралась было поведать приезжему любопытному барину ещё многое о "фармазонах", но Лукошин поблагодарил за ответ и отошёл.
Мать фармазонов, под аккомпанемент рояля, запела приятным голосом старинный романс:
Кого-то нет, кого-то жаль...
К кому-то сердце мчится в даль...[*]
[*] -
Романс Михаила Яковлева.
Дрошевский вышел из парикмахерской с гладкими щеками и запахом духов сомнительного качества.
- Вот, сейчас мы и придём к нашему инженеру, - сказал он очень довольный собою, - и выпьем и закусим... Славная у него настойка из липовых почек...
Вслед за Дрошевским направился Лукошин к подъезду инженерской квартиры, но остановился, чтобы прислушаться: на церкви били часы. Редкие мерные удары колокола тихо замирали в тёплом воздухе, пронизанном лунным светом; звуки постепенно стихали, и пропадали далеко-далеко, на просторе.
И казалось Лукошину, что и лучшие его мечты, порывы уносятся куда-то далеко-далеко...
Но уже раскрылась настежь гостеприимная дверь, и сам инженер в белом кителе вышел навстречу...
Прощай, поэзия!
Источник: Мошин А. Н. А. Гашиш и другие новые рассказы. - СПб.: Издание Г. В. Малаховского, 1905. - С. 176.
OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, август 2011 г.
Оригинал здесь: Викитека.