Маркевич Болеслав Михайлович - Лесник

bsp;  Мигомъ велѣлъ подавать капитанъ четверку подъ коляской для Валентина Алексѣича, тарантасъ для его итальянца; мигомъ вынесены были и уложены на телѣгѣ мѣшки и чемоданы,- а самъ капитанъ полѣзъ на козлы экипажа Коверзнева...

   - Куда вы, Иванъ Николаевичъ? Садитесь со мной, сказалъ тотъ.

   Переслѣгинъ отговорился было, что "ничего-съ, ему и тутъ хорошо,"- однако слѣзъ и помѣстился въ коляскѣ, рядомъ съ Валентиномъ Алексѣичемъ, но бочкомъ къ нему старательно подбиралъ подъ себя ноги при каждомъ толчкѣ, чтобы какъ-нибудь не прикоснуться колѣномъ своимъ о его колѣно.

   Дорогой передано было имъ все, что могло интересовать владѣльца Темнаго Кута. Таксаторъ велъ дѣло отлично. Болѣе двадцати тысячъ десятинъ лѣсу были уже разбиты на правильныя лѣсосѣки, проведены широк³я просѣки, поставлены столбы и даже въ главнѣйшихъ пунктахъ каменные. Вмѣсто прежнихъ неудобныхъ и холодныхъ сторожекъ на межахъ, имъ выстроены были въ самомъ центрѣ ихъ настоящ³я, теплыя избы, матер³аломъ для которыхъ пошли деревья, срубленныя, гдѣ лѣсники могли удобно жить съ семьею, и откуда могъ донестись до ихъ слуха стукъ воровскаго топора на любомъ пунктѣ ввѣреннаго имъ лѣснаго пространства. Сами бывш³е лѣсники, изъ мѣстныхъ крестьянъ, которые уже изъ-за одного кумовства, готовы были всегда давать потачку порубщикамъ, замѣнены были, извѣстными Ивану Николаичу, надежными унтеръ-офицерами изъ отставныхъ и безсрочныхъ, и Софронъ Артемьичъ очень охотно согласился положить этимъ новымъ лѣсникамъ двойное противъ прежняго жалованье и продовольств³е.

   - Да, онъ мнѣ писалъ объ этомъ, и я, разумѣется, со своей стороны, очень былъ радъ, сказалъ Коверзневъ.

   - Очень они большую тутъ помощь оказали и сами все устраивали, теплымъ тономъ молвилъ Переслѣгинъ.

   Валентинъ Алексѣичъ чуть-чуть усмѣхнулся:

   - Онъ къ вамъ благоволитъ, значитъ?

   - Софронъ Артемьичъ-съ? Могу только съ полною благодарностью... Очень хорош³й они человѣкъ, и съ совѣстью...

   Улыбка пробѣжала опять по губамъ Коверзнева.

   - Изо всего этого я могу предположить, что вамъ недурно въ нашемъ царствѣ? спросилъ онъ шутливо.

   - И царств³я небеснаго не нужно, Валентинъ Алексѣичъ! восторженно и умиленно подымая на него глаза, воскликнулъ на это капитанъ.

   О капитанѣ же, по пр³ѣздѣ въ Темный Кутъ, Коверзневу довелось услышать не менѣе сочувственные и похвальные отзывы со стороны Софрона Артемьича.

   "Главный лѣсникъ" умѣлъ съ большимъ тактомъ пощадить самолюб³е управляющаго, когда, три года назадъ, возведенъ былъ въ эту должность Коверзневымъ. Онъ, очевидно, съ первой же минуты, счелъ наилучшимъ остаться относительно Софрона Артемьича на прежней ногѣ почтительности и наружной подчиненности, предоставляя ему и далѣе чуфариться и относить себѣ въ заслугу все, что дѣлалось Переслѣгинымъ на пользу ввѣреннаго ему дѣла, и къ чему самъ Барабашъ собственно могъ только прилагать никому ненужную аппробац³ю. За то господинъ Барабашъ и говорилъ о капитанѣ съ величайшею благосклонностью, какъ о ретивомъ и полезномъ подчиненномъ, и "даже, можно сказать, человѣкѣ съ аттенц³ей. Впрочемъ, Валентинъ Алексѣичъ сами увидятъ, говорилъ онъ, какъ онъ у меня въ акуратѣ по лѣсной части все устроилъ". О нравственной сторонѣ его Софронъ Артемьичъ отзывался также, что "на счетъ поведен³я капитанъ теперь, можно сказать, мадель. О "слабости", съ тѣхъ поръ, "какъ онъ тогда у меня прощенья просилъ, и вотъ трет³й годъ,- и помину нѣтъ"...

   - И даже, можно сказать, горячо росписывалъ управляющ³й,- это самое вино - онъ теперича его видѣть не можетъ. Повѣрите, нѣтъ-ли, Валентинъ Алексѣичъ; если, къ примѣру, въ праздникъ у меня, за обѣдомъ, рюмку ему одну выпить, такъ и то для него большая меланхол³я...

   Коверзневъ только взглянулъ на него.

   - Точно такъ-съ! подтвердилъ Барабашъ, чувствовавш³й себя, очевидно, въ ударѣ, и игриво примолвилъ:- особенно-же какъ онъ теперича желаетъ вступить въ узы Гималая.

   На этотъ разъ Валентинъ Алексѣичъ не выдержалъ.

   - То есть это что-же? невольно спросилъ онъ.

   - Въ бракъ вступить задумалъ-съ, пояснилъ Софронъ Артемьичъ,- жена его померла вѣдь-съ.

   - Померла,- да? А я думалъ... поспѣшилъ сказать Коверзневъ,- давно?

   - Второй годъ,- можно сказать-съ, отъ сраму его избавила!..

   - И на комъ-же это онъ теперь опять вздумалъ жениться?

   - Тутъ-съ... барышня одна есть, отвѣтилъ, уже словно нехотя, Барабашъ, - помѣщицы Мурашкинсвой, Лизаветы Степановны племянница будетъ.

   - Молодая?

   - Молода, это первое-съ,- не по лѣтамъ ему; а, окромѣ того, опасаюсь, чтобы не вышла ему изъ этого опять карамбонъ какая-нибудь...

   - Какой-же вы такой "карамболи" опасаетесь?

   Софронъ Артемьичъ глубокомысленно нахмурился, соображая, какъ ему это объяснить понятнѣе.

   - А такъ, Валентинъ Алексѣичъ, что насчетъ развит³я - это первое сказать надо... Потому онъ извѣстно, по-старинному, читать, писать, арыхметику,- и все-съ! А какъ теперича по наукѣ и прагрессу - этого онъ не можетъ, сами изволите знать... Ну, а она-съ самое, можно сказать, современное образован³е получила... И въ тому еще надо сказать, примолвилъ онъ раздумчиво, - эманципац³я эта теперешняя очень ужь въ нихъ замѣтна. На охоту это, повѣрите, нѣтъ-ли, въ болото, съ ружьемъ, сапоги высок³е, и даже по-мужски иной разъ кастюмъ этотъ на себя надѣнутъ... И бьетъ какъ ловко, сказываютъ.

   - А собою какъ?

   Господинъ Барабашъ на этотъ вопросъ передернулъ очки свои, повелъ какъ-то особенно губами - и вдругъ широка осклабился:

   - Даже очень не дурная-съ, Валентинъ Алексѣичъ, пропустилъ онъ почему-то шопоткомъ,- и даже, можно сказать, настоящая бельомъ... Становой у насъ тутъ новый, Потужинск³й фамил³я, Евген³й Игнатьичъ, такъ тотъ даже...

   Управляющ³й оборвалъ вдругъ на полусловѣ... Коверзневъ вопросительно поднялъ голову.

   - Что-же становой?

   Господинъ Барабашъ стыдливо потупился.

   - Не знаю-съ, какъ это вамъ передать-съ, потому, можетъ быть, вамъ покажется неприличное...

   - Что такое, говорите!

   - Онъ про эту самую барышню замѣчаетъ-съ, что она въ тал³и - комаръ, а въ плечахъ - Волга...

   И цѣломудренный управляющ³й, отвернувъ лицо отъ барина, фыркнулъ въ красный фуляръ, поспѣшно вытащенный имъ изъ кармана на этотъ случай.

   - Что-же вы тутъ неприличнаго находите? сказалъ Коверзневъ, разсмѣявшись въ свою очередь;- это даже очень хорошо сказано: "въ тал³и комаръ, а въ плечахъ Волга"...

   Софронъ Артемьичъ ушелъ отъ барина, совершенно довольный и имъ, и собою.

  

  

   Два дня послѣ пр³ѣзда своего въ Темный Кутъ, Коверзневъ, проснувшись рано утромъ и открывъ ставни своей спальни, откинулся невольнымъ движен³емъ отъ окна, не вѣря въ первую минуту глазамъ своимъ: - вся окрестность покрыта была глубокимъ, сверкающимъ снѣгомъ, какъ въ самое сердце зимы, и прибитый тутъ-же за стекломъ термометръ указывалъ 5° ниже нуля. Это былъ тотъ знаменитый, повсемѣстный морозъ на Николинъ день 1876 года, какого не запомнятъ старожилы, отъ котораго опалъ, въ нѣсколько часовъ времени, весь ранн³й въ этомъ году цвѣтъ съ плодовыхъ деревьевъ, и лѣса потеряли половину своихъ еще нѣжныхъ, недавно распустившихся листьевъ... Валентина Алексѣича такъ поразило это печальное зрѣлище, что онъ тутъ-же, захлопнувъ скорѣе ставни и зажегши свѣчи, принялся разбирать свои портфели съ лихорадочною поспѣшностью, чтобы "не видѣть этотъ позоръ и насил³е". Онъ былъ очень воспр³имчивъ и страстно любилъ природу:- этотъ холодный, нагло сверкающ³й зимн³й саванъ, налегш³й нежданно, негаданно на цвѣтущее лоно весны, представлялся ему, дѣйствительно, "насил³емъ" какой-то грубой, ненавистной стих³йной силы надъ вѣчными, божественными правами ея...

   Онъ съ досады не выходилъ дней десять сряду, работая при закрытыхъ ставняхъ въ своемъ кабинетѣ, а для движен³я отправлялся по вечерамъ на прогулку въ молчаливыя залы верхняго этажа своего обширнаго и пустаго дома. Видъ изъ его окна на огромныя старыя липы посреди двора, саженыя его прадѣдомъ, съ ихъ теперь полуобнаженными вѣтвями, вызывалъ въ немъ каждый разъ какое-то скорбное, почти болѣзненное чувство, - и онъ проходилъ мимо, опустивъ голову и глаза...

   Онъ, за это время, никого не видѣлъ, не пускалъ къ себѣ, - и капитанъ, возвращаясь изъ лѣсу, не разъ, съ безпокойствомъ въ лицѣ, допрашивалъ Софрона Артемьича, "состоитъ-ли въ здрав³и Валентинъ Алексѣичъ и можно-ли скоро ожидать, что угодно имъ будетъ осмотрѣть новыя лѣсничества?" - на что управляющ³й, въ свою очередь, съ значительнымъ и нѣсколько таинственнымъ видомъ, отвѣчалъ обыкновенно, что "собственно судить объ этомъ нельзя, потому у барина, попрежнему, въ комнатахъ ставни закрыты, и драпра (то есть занавѣси) спущены, и такъ, значитъ, полагать надо, что они, попрежнему, занимаются политикой, а только что у нихъ ндравъ неожиданный и даже, можно сказать, натуральный, какъ завсегда у людей науки, а потому ихъ каждую минуту вообще должно ожидать"...

   И дѣйствительно Барабашъ, бывш³й самъ ежеминутно начеку, сидя однажды у своего окна въ одинъ изъ тѣхъ палящихъ дней, которыми, какъ бы въ отместку за стужу своихъ первыхъ дней, отличалась вторая половина мая того года, увидѣлъ барина, спускавшагося съ крылечка, пристроеннаго къ его кабинету. Онъ былъ въ охотничьей курткѣ и съ ружьемъ; привезенный имъ съ собою англ³йск³й сетеръ несся визжа внизъ по ступенямъ, словно обезумѣвъ отъ радости... Былъ уже часъ восьмой пополудни, - но воздухъ былъ все также душенъ и сухъ...

   - Ну, теперь пропалъ въ лѣсу на недѣлю! сказалъ себѣ управляющ³й, торопливо скидывая съ плечъ новый сюртукъ и жилетъ, которые онъ все это время воздѣвалъ на себя съ утра, въ ожидан³и, "каждый моментъ", призыва къ барину;- Лукерья, ставь самоваръ!...

   Валентинъ Алексѣичъ прошелъ Дерюгинскими задами на Хомяки, пробираясь къ памятной ему съ дѣтства лѣсной опушкѣ, у Пьяной Лужи, надъ которой искони "тянули" вальдшнепы. Онъ шелъ теперь опять туда, за тѣмъ же, какъ въ тѣ дни, когда бѣжалъ со своимъ ружьемъ вслѣдъ за своимъ англичаниномъ, по тѣмъ же тропинкамъ, подъ тѣнью все тѣхъ же темныхъ дубовъ, съ лихорадочно бьющимся сердцемъ, съ безконечнымъ рядомъ подвиговъ въ ребяческомъ воображен³и... А тамъ, на мѣстѣ, что это были за восторги, и трепетъ ожидан³я, и до боли сладк³я опять замиран³я сердца!... Все такъ же живо, той же будто обидой, какъ тогда, звенѣлъ въ ушахъ его гортанный смѣхъ Фокса вслѣдъ за первымъ его промахомъ; вспоминались горяч³я слезы, вызванныя въ немъ этимъ смѣхомъ, и неудачею, и неодобрительной улыбкой Дениса, егеря, стоявшаго подлѣ него, и который только молча протянулъ руку, чтобы зарядить ему вновь это такъ неудачно выпалившее ружье...

   - Что за человѣкъ? окликнулъ его нежданно чей-то голосъ.

   Передъ нимъ стоялъ здоровенный усачъ, съ "флинтоввой^и за плечомъ и мѣдною бляхою на лѣвой сторонѣ коротенькаго кафтана "русскаго покроя", как³я носятъ кондуктора на желѣзныхъ дорогахъ; четырехъугольная, какъ и у нихъ, шапочка съ такою-же бляхою, на которой читалось вытисненное крупными черными буквами "Хомяки", покрывала его голову.

   - Это изъ новой гвард³и капитана! сказалъ себѣ Коверзневъ, усмѣхнувшись...

   Онъ назвалъ себя - и изъ видимаго смущен³я на лицѣ лѣсника убѣдился, что въ этой встрѣчѣ не было ничего пр³уготовленнаго заранѣе,- что было бы ему очень непр³ятно.

   - А ты меня зачѣмъ остановилъ? спросилъ онъ.

   - Потому какъ съ ружьемъ-съ... Стрѣлять у насъ въ лѣсу чтобы отнюдь никто не смѣлъ, приказывали Иванъ Николаичъ, отвѣчалъ усачъ, ободренный улыбкой барина;- и какъ особенно до Петрова дни закономъ строго воспрещено, ваше с³ятельство! гаркнулъ онъ вдругъ, какъ бы вспомнивъ.

   - Валентинъ Алексѣичъ, просто! поправилъ его Коверзневъ.

   - Слушаю, ваше... не договорилъ лѣсникъ, вытянувшись передъ нимъ, руки по швамъ и недоумѣло глядя на него...

   - Что ты самъ - охотникъ? спросилъ Коверзневъ.

   Лѣсникъ растянулъ широко губы:

   - Есть маленечко, ваше с......

   - Не замѣтилъ, тяга хорошо въ этомъ году?

   - Не важная-съ, - даже и вовсе по началу не видать было, потому холода все стояли; недавно только тянуть сталъ...

   - А гдѣ твоя изба? Я еще не видалъ вашихъ новыхъ помѣщен³й.

   - Вотъ тутъ сейчасъ, вправо-съ новый просѣкъ пойдетъ, такъ по немъ прямо выйти. Если угодно вашей милости...

   Нововыстроенная изба лѣсника по Хомякамъ оказывалась, дѣйствительно, очень удобнымъ, свѣтлымъ и чистымъ помѣщен³емъ. Коверзнева при входѣ въ нее обдало сильнымъ запахомъ сушеныхъ травъ;- усачъ, человѣкъ одинок³й и не молодой, составлялъ изъ нихъ какой-то цѣлебный чай, которымъ пользовалъ себя отъ ломоты.

   - Кто-же тебя этому научилъ? спросилъ Валентинъ Алексѣичъ.

   - Венгерецъ, коновалъ, ваше с... Подъ Дебрегинымъ въ полонъ мы ихъ тогда много забрали.

   - А ты венгерскую компан³ю дѣлалъ?

   - Съ генераломъ Лидерсовымъ всю Перансыльхванн³ю обошли, ваше-съ... браво отрапортовалъ старый служивый.

   - Да не прикажите-ли чаю заварить, ваше вскр... вдругъ какъ бы спохватился онъ.

   - Твоего? усмѣхнулся Валентинъ Алексѣичъ.

   - Помилуйте-съ, у насъ по всѣмъ лѣсничествамъ розданъ настоящ³й, китайск³й на сей случай!

   - На какой случай?...

   - А собственно, что ежели ваша милость зайдутъ съ охоты, или какъ,- чай, сахаръ и все, какъ слѣдоваетъ.

   - Это капитанъ распорядился?...

   - Сами они-съ!

   - "Какая-то женская обо мнѣ заботливость!^а подумалъ Коверзневъ, невольно тронутый...- Давно онъ здѣсь былъ? спросилъ онъ.

   - Иванъ Николаичъ? За часъ мѣста передъ вашей милостью проѣзжали.

   - Куда, не знаешь?

   - Не сказывали, а такъ полагать, что безпремѣнно въ Мурашкахъ теперь они.

   - Да, это тамъ, гдѣ "узы Гималая!" весело вспомнилось Валентину Алексѣичу...

   Онъ свистнулъ своего Джима и направился къ Пьяной Лужѣ.

  

  

   Онъ стоялъ уже тутъ давно, на опушкѣ лѣса, прислонясь спиной къ дереву, со взведеннымъ на оба курка ружьемъ - и ожидалъ. Зарево заката отражалось послѣднимъ багрянымъ свѣтомъ на длинной грядѣ синевато-сизыхъ облаковъ, но душный воздухъ висѣлъ еще надъ землею свинцовою тяжестью. Сквозь мертво недвижную листву лѣса высовывался тонк³й серпъ нарождавшагося мѣсяца въ струяхъ какого-то молочнаго пара. Птицы смолкли. Тускло-зеленая гладь, лежавшая передъ Коверзневымъ, лѣснаго прудка отливала угрюмо и грозно...

   Угрюмо было и на душѣ его. Внезапная, безпричинная тоска налетѣла на него и давила его, какъ давитъ этотъ угасавш³й, палящ³й день окрестную природу... Прошедшее воскресало передъ нимъ, возставалъ призракъ его собственной, одинокой, равнодушной и безцѣльной жизни. И никогда еще такъ одинокою и безцѣльною не казалась ему эта жизнь его. Онъ разумѣлъ до сихъ поръ счаст³е въ независимости "внутри и извнѣ", въ сознан³и безграничной, отрѣшенной отъ всѣхъ "условностей жизни" свободы... "Ну, а затѣмъ", спрашивалъ себя теперь Коверзневъ, "куда и долго-ли еще будетъ гнести меня эта свобода?"...

   Онъ оборвалъ вдругъ и безсознательно скорчилъ гримасу: онъ поймалъ себя на "фразѣ" и "метафизикѣ", что всегда казалось ему смѣшнымъ въ другихъ, и въ чемъ онъ поэтому счелъ нужнымъ тутъ же упрекнуть себя...

   Знакомый чуткому уху охотника хрипъ пронесся въ это время въ воздухѣ, почти надъ самой его головою.

   Коверзневъ, какъ со сна, машинально вскинулъ ружье къ плечу.

   Но уже было поздно: вальдшнепъ далъ колѣно - и исчезъ за вершинами лѣса.

   Въ тоже время, звучно повторяемый лѣснымъ эхомъ, раздался вдали выстрѣлъ.

   - Это же еще кто? спросилъ себя Валентинъ Алексѣичъ, возвращаясь уже весь къ сознан³ю дѣйствительности; лѣсникъ только-что увѣрялъ меня, что капитанъ строжайше запретилъ стрѣлять въ моихъ лѣсахъ.

   Онъ наставилъ ухо, прислушиваясь къ еще перекатывавшемуся гулу выстрѣла.

   - Въ казенной пущѣ развѣ?... Нѣтъ, это ближе, - и стоитъ онъ на тягѣ на одной лин³и со мной, вверхъ. къ Хомяковской межѣ. Кто же это можетъ быть?

   Новый выстрѣлъ огласилъ даль.

   - Должно быть, безъ промаха! досадливо подумалъ Валентинъ Алексѣичъ:- ни полвальдшнепа не тянетъ сюда болѣе.

   Онъ опустилъ курки, закинулъ двустволку свою за спину и пошелъ прямо, вдоль опушки, направляясь на эти выстрѣлы. Онъ прошелъ съ полверсты и никого не встрѣтилъ.

   - А вотъ еще и новая просѣка, сказалъ онъ себѣ, останавливаясь у незнакомаго ему большаго каменнаго столба, имѣвшаго, догадался онъ, означать уголъ граничной черты Хомяковскаго лѣса отъ казенной пущи.

   По этой просѣкѣ несся теперь топотъ двухъ лошадей.

   Коверзневъ остановился.

   Навстрѣчу ему быстро катила легонькая телѣжка, изъ рода тѣхъ, которыя на русскомъ югѣ зовутъ польскимъ назван³емъ нетычанокъ, а въ ней сидѣла и правила кругленькою, ходкою лошадкою молодая женская особа въ черной шляпѣ съ птичьимъ крыломъ на боку. Капитанъ Переслѣгинъ, все въ томъ же своемъ костюмѣ счастливаго тирольца, верхомъ на худомъ, горбоносомъ и нещадно задиравшемъ вверхъ голову, казацкомъ конѣ, уткнувшись въ стремена тѣмъ особымъ аллюромъ пѣхотныхъ офицеровъ, надъ которымъ такъ потѣшаются истые кавалеристы, едва поспѣвалъ за этой особой, разражавшейся звонкими взрывами смѣха при каждомъ прыжкѣ легкой телѣжки на встрѣчныхъ, неизгнивщихъ еще корняхъ срубленнаго лѣса просѣки.

   Она первая замѣтила Коверзнева и отвинулась спиною въ задовъ нетычанки, натягивая возжи - осадить разбѣжавшуюся лошадку.

   Капитанъ, усиленно задавая каблуками въ бедра своего коня, вынесся впередъ, вообразивъ, что она уноситъ ее, - и увидѣлъ своего патрона... Онъ торопливо и смущенно соскочилъ съ коня, подхвативъ его подъ уздцы одною рукою, а другою уцѣпился за возжу лошади своей спутницы.

   Валентинъ Алексѣичъ поморщился: онъ терпѣть не могъ никакихъ "почтительностей", ни знаковъ вниман³я,- а тутъ, кромѣ того, по всѣмъ вѣроят³ямъ, предстоялъ ему еще разговоръ съ этой незнакомкой, остановившейся, очевидно, съ цѣлью "поглазѣть" на него.

   Онъ не ошибся:

   - Вы не на тягу-ли, позвольте васъ спросить? обратилась она въ нему звонкимъ, густымъ и нѣсколько горловымъ голосомъ.

   Онъ не успѣлъ отвѣтить, какъ она живо наклонилась, подняла со дна нетычанки двухъ убитыхъ птицъ и потрясла ими высоко въ воздухѣ:

   - А вотъ моя работа! И она при этомъ припрыгнула съ громкимъ смѣхомъ на своемъ мѣстѣ.

   - Такъ это вы были? сорвалось невольно у Коверзнева при этомъ видѣ.

   - Вы были также на пролетѣ, и я вамъ перебила! воскликнула она, тотчасъ же догадавшись, - извините, пожалуйста?...

   - Я вамъ говорилъ-съ, прошепталъ сконфуженно капитанъ, съ упрекомъ глядя на нее.

   - Говорили, сто разъ говорили, и я васъ не послушалась, я все-таки увѣрена, что васъ за это не лишатъ жизни, громко отвѣтила она. Ужасно лютъ капитанъ на счетъ вашей собственности! обратилась она уже прямо въ Валентину Алексѣевичу,- не то дичь, гриба не смѣй присвоить себѣ въ вашихъ владѣн³яхъ!...

   - Иванъ Николаичъ стоитъ во всякомъ случаѣ на законной почвѣ, сказалъ тотъ на это съ холодною шутливостью.

   - Такъ точно-съ! подтвердилъ тѣмъ же шопотомъ капитанъ.

   - Ахъ, Боже мой, да вы, можетъ быть, почитаете меня за нигилистку! вскрикнула словообильная особа, прищуриваясь на Коверзнева не то высокомѣрно, не то обиженно:- вы Очень ошибаетесь, предваряю васъ, monsieur! Я, конечно, сочувствую современному гуманизму и презираю всяк³й регрессъ, но по убѣжден³ямъ своимъ придерживаюсь гораздо болѣе позитивизма...

   Она разсмѣялась еще разъ:

   - Я и забыла, что вы меня совсѣмъ не знаете... Капитанъ, дѣлайте ваше дѣло,- представьте меня!...

   - Позвольте прежде всего представить вамъ себя, учтиво поспѣшилъ сказать Коверзневъ, приподымая шляпу и кланяясь.

   - Ахъ, я васъ давно знаю! перебила она его:- вы нашъ, такъ сказать, русск³й Ливингстонъ и Стенли. Я о вашей книгѣ читала въ Вѣстникѣ и успѣла составить уже себѣ о васъ понят³е, какъ о человѣкѣ интеллигентномъ... А вотъ я для васъ ничего болѣе, какъ неожиданная встрѣча, не правда-ли?

   - Я, дѣйствительно, не имѣю чести... пробормоталъ онъ, подымая и останавливая на ней неулыбавш³еся глаза.

   Это была бѣлокурая, довольно свѣжая "барышня" (барыпшя была она по всѣмъ признакамъ) со вздернутымъ, слегка румянымъ носикомъ, алыми губами и широкимъ развит³емъ плечей и груди, при чрезвычайно тонкомъ и длинномъ станѣ ("Въ тал³и комаръ, а въ плечахъ Волга - и даже въ весеннемъ разливѣ", сказалъ себѣ Коверзневъ, внутренно улыбнувшись). Въ выражен³и лица ея, въ ея движен³яхъ и тонѣ рѣчи была какая-то ребяческая смѣсь прирожденнаго добродуш³я и напускной самоувѣренности. Она, прищурившись, чуть не дерзко, вся при этомъ невольно краснѣя, глядѣла на Валентина Алексѣевича, чрезвычайно озабоченная въ глубинѣ души тѣмъ впечатлѣн³емъ, какое могла произвести выказанная ею сейчасъ "образованность" на этого "русскаго Ливингстона и Стенли".

   Онъ, въ свою очередь, производилъ на нее нѣсколько внушительное впечатлѣн³е. Но она никакъ не хотѣла поддаться этому "унизительному" чувству и продолжала еще съ большею развязностью:

   - Ну, "не имѣете чести", такъ отгадайте!... Капитанъ, ни слова! Не умѣли сказать вовремя, теперь молчите! Я хочу, чтобъ monsieur Коверзневъ отгадалъ... Ну, хоть собственное имя отгадайте!

   - Я, право, не могу... молвилъ Валентинъ Алексѣевичъ, какъ бы безсознательно хмурясь.

   - Очень трудно отгадать, это правда, у меня премудреное имя. Ну, такъ вотъ: Инна, Пинна, Римма, три дѣвицы, три великомученицы и три Римлянки - выбирайте!

   Онъ, молча, только руками развелъ.

   - Пинна Афанасьевна Левентюкъ, поспѣшилъ притти ему на помощь Переслѣгинъ. Ему было видимо не по себѣ отъ этого разговора и онъ съ какою-то тайною тревогой переводилъ глаза съ дѣвушки на Коверзнева и обратно.

   - Очень радъ, проговорилъ Коверзневъ, поспѣшно приподнялъ еще разъ шляпу и разомъ двинулся съ мѣста.

   - Куда же это вы? воскликнула дѣвушка,- теперь не до охоти, а домой скорѣй надо: видите, что оттуда несетъ? И она, подобравъ возжи, кивнула подбородкомъ вверхъ.

   Онъ моментально обернулся.

   Уже охватившая полнеба, ползла съ востока поверхъ лѣсныхъ вершинъ, словно норовя задѣть ихъ своими темными краями, огромная темно-ф³олетовая туча.

   - Страшнѣющая гроза будетъ! вскинулся вдругъ испуганно капитанъ,- только-только до лѣсника въ Хомякахъ доѣхать!

   - И напиться у него вашего чаю? вспомнилъ Коверзневъ:- спасибо вамъ за это, кстати, Иванъ Николаичъ! сказалъ онъ, ласково улыбаясь радостно вспыхнувшему отъ этихъ словъ Переслѣгину.

   - Садитесь, monsieur, я васъ подвезу! поспѣшила предложить Пинна Афанасьевна.

   Предстоявш³й ливень не представлялъ ничего заманчиваго для Валентина Алексѣича, но онъ, съ другой стороны, не чувствовалъ себя въ достаточно хорошемъ настроен³и духа, чтобы слушать дальнѣйшую болтовню "развитой" дѣвицы, какъ о ней выражался Софронъ Артемьичъ Барабашъ.

   - Очень вамъ благодаренъ, сказалъ онъ съ учтивой улыбкой,- не долги эти лѣтн³я грозы. Я собрался въ Крусаново,- дойду, авось не растаю.

   - Зальетъ-съ... дорогу, Валентинъ Алексѣичъ, глядя ему съ умоляющимъ видомъ въ глаза, возразилъ капитанъ.

   Тотъ пожалъ плечами.

   - Дѣло бывалое, Иванъ Николаичъ!... Въ Брусановѣ опять сторожка и лѣсникъ, должно быть,- и прямо по просѣкѣ теперь? спросилъ онъ.

   - На версту еще прямо пройдетъ, а тамъ дальше, изволите знать, трясина... . ,

   - Вѣдьминъ Логъ, знаю!

   - Такъ точно-съ! Такъ мимо, подъ прямымъ угломъ, мы вправо повели; на прежнюю дорогу выходитъ, а съ нея опять просѣка до полянки, гдѣ тамошняго лѣсника изба. Версты четыре отсюда не менѣе итти надо дотолѣ. Позвольте доложить вамъ, Валентинъ Алексѣичъ, заговорилъ вдругъ капитанъ прерывающимся отъ волнен³я голосомъ,- не совѣтую вамъ... Пожалуй сейчасъ зги не увидать будетъ, и самое тутъ мѣсто ненадежное, болота кругомъ бездонныя... Не дай Богъ!...

   - Съ дѣтства знаю я эти мѣста, Иванъ Николаичъ, не собьюсь, молвилъ Коверзневъ.

   - Такъ вы рѣшительно отказываетесь отъ моего предложен³я довезти васъ? спросила съ замѣтною досадою Пинна Афанасьевна.

   - Искренно благодарю васъ, отвѣчалъ онъ,- но упрямство - мой порокъ...

   - Вольному воля! Вы находитесь, очевидно, подъ вл³ян³емъ аффекта, но я не желаю попасть подъ ливень по вашему примѣру... ѣдемте скорѣе, Иванъ Николаичъ.

   - Позвольте, Валентинъ Алексѣичъ, предложилъ тотъ, вскарабкиваясь поспѣшно на лошадь,- я вотъ ихъ сейчасъ до Хомяковъ довезу и вернусь къ вамъ съ экипажемъ. Не дай Богъ, ночь, гроза, опасно...

   - А я знаете, что вамъ скажу, перебила его вдругъ дѣвушка, оборачиваясь на Коверзнева изъ своей нетычанки,- все это старобарск³е капризы!

   Его такъ и покоробило отъ этого слова. Онъ холодно, коротко поклонился ей, свистнулъ своего сеттера и, не отвѣтивъ ни единымъ словомъ, быстро двинулся съ мѣста.

   - А впрочемъ, не успѣвъ отойти и пяти шаговъ, сказалъ онъ себѣ усмѣхаясь, - оно и такъ пожалуй!...

   И онъ какъ бы невольно оглянулся. Но телѣжка съ подпрыгивавшимъ на сѣдлѣ за нею капитаномъ быстро удалились въ сторону Хомяковъ.

  

  

   Шумъ колесъ и конск³й топотъ уже успѣли смолкнуть. Коверзневъ быстрымъ, гимнастическимъ шагомъ подвигался впередъ, внимательно, привычнымъ къ наблюден³ю природы взоромъ, оглядывая отъ времени до времени темнѣвшую окрестность. Прямо противъ него, на западѣ, горѣло еще, сквозя межъ лѣса, багряное полымя заката, но все остальное небо уже заволакивалъ мракъ и ненастье. Все ниже и ниже опускались тучи, вершины деревъ уже исчезли въ клубахъ сѣраго тумана и, охваченные внезапно его влажнымъ холодомъ, испуганно слетали съ нихъ вороны и съ зловѣщимъ, карканьемъ рѣяли растерянно въ воздухѣ... Глухой, но уже грозный, грохотъ несся изъ какой-то близкой дали; звѣрь не ревѣлъ еще,- онъ сдержанно рычалъ и готовился...

   "Собирается не на шутку, кажись", говорилъ себѣ Валентинъ Алексѣевичъ;- "сухимъ до Крусанова не дойти видно никакъ"... Ему вспомнились Америка, Техасъ, страшная гроза, выдержанная имъ на берегахъ Р³о-Браво. Его тогда спасъ спутникъ его, мексиканецъ, отъ вѣрной смерти, оттащивъ своевременно изъ-подъ вѣтвей обрушившагося подъ ударами грома платана, вблизи котораго стояли они...

   - Don't be frightened, Jim! {Не бойся, Джимъ.} ласково промолвилъ онъ, останавливаясь на мигъ и наклоняясь къ своей собакѣ, въ какомъ-то странномъ испугѣ жавшейся все время на-ходу къ его колѣнкѣ;- мы съ тобой здѣсь не подъ тропиками...

   Онъ успѣлъ уже пройти остальную версту той прямой лин³и просѣки, которая, какъ сообщено ему было капитаномъ, постепеннымъ наклономъ спускалась до берега Вѣдьмина Лога, круто сворачивала затѣмъ вправо и вдоль того же берега шла на соединен³е съ большою дорогою, уже хорошо знакомою Валентину Алексѣевичу. Онъ повернулъ по ней, какъ было указано, едва уже различая дорогу предъ собою. Лѣсъ въ этомъ мѣстѣ замѣтно рѣдѣлъ и понижался. Близость болота, мимо котораго шелъ путь Коверзнева, давала себя чувствовать умягчен³емъ почвы, въ которую ноги его уходили индѣ какъ въ какое-то тѣсто.

   Въ памяти его пронеслись давнишн³е, слышанные имъ въ дѣтствѣ разсказы объ этомъ болотѣ. Это было, дѣйствительно, скверное мѣсто, недаромъ носившее прозвище, данное ему суевѣрнымъ страхомъ окрестнаго народа. Вѣчно цвѣтущее на поверхности какою-то коварно-изумрудною зеленью, оно не выпускало живымъ никого, имѣвшаго несчаст³е попасть въ его засасывающую бездну. Тянулось оно версты на три въ окружности. Противоположный берегъ подымался надъ нимъ довольно высокимъ крутымъ скатомъ, и съ этого ската однажды, на памяти Валентина Алексѣевича, сорвался высоко наложенный возъ сѣна и весь, съ лошадью и парубкомъ-возчикомъ, сидѣвшимъ на немъ, ухнулъ и навѣки исчезъ въ этой зеленой хляби... Онъ помнилъ еще блѣдное лицо, съ какимъ воспитатель его, Фоксъ, вернувшись съ верховой прогулки, разсказывалъ ему, какъ, проѣзжая мимо Вѣдьмина Лога, скакунъ его увязъ внезапно задними ногами въ трясинѣ и онъ едва успѣлъ вытащить его оттуда, и какъ, "въ ту минуту, когда онъ почувствовалъ, что крупъ Блекбуля изчезаетъ подъ нимъ, и самъ онъ валится назадъ и вотъ сейчасъ, сейчасъ туда опрокинется вмѣстѣ съ лошадью, онъ испыталъ такой смертный страхъ ("anguish of death"), какой, думалъ онъ до сихъ поръ въ своей гордости, онъ неспособенъ былъ когда либо испытывать"... Старыя деревенск³я бабуси пугали внучатъ своихъ "Мавками", увлекающими въ осеннюю ночь путниковъ въ это свое бездонное логовище...

   Но мысль Коверзнева не хотѣла, да и не способна была останавливаться долго на этихъ представлен³яхъ. Не то видалъ онъ въ своей, богатой всякими приключен³ями, жизни... Онъ шелъ все такъ же бодро впередъ, среди обнимавшей его теперь уже со всѣхъ сторонъ темноты, держа обѣими руками передъ собою ружье на перевѣсъ, оберегая такимъ образомъ плечи свои и локти отъ толчка о какое-нибудь препятств³е... Онъ не жалѣлъ, что не далъ увезти себя отъ непогоды "этой дѣвицѣ". Во-первыхъ, онъ издавна любилъ всяк³я необычныя ощущен³я и "такъ называемыя опасности", какъ привыкъ онъ презрительно выражаться. А затѣмъ... Какими смѣшными словами, думалъ онъ, обзавелись они теперь бѣдные: "аффектъ", "регрессъ", "Огюстъ Контъ", "Лассалъ"!... И "пресерьезно, какъ точно орѣхи щелкаютъ"...

   Смѣхъ, вызванный въ немъ этимъ нежданно пришедшимъ ему въ голову сравнен³емъ, готовъ былъ сорваться съ его устъ... и замеръ. Трескуч³й, оглушивш³й на нѣсколько мгновен³й Коверзнева, громовой ударъ грянулъ, показалось ему, въ трехъ шагахъ отъ него. Онъ отскочилъ невольно, невольно сжимая вѣки, опаленныя жгучимъ пламенемъ разразившейся молн³и; острый, нестерпимый запахъ сѣры охватилъ его обонян³е, проникалъ въ его горло; крупныя дождевыя капли зашлепали по его шляпѣ, по его спинѣ...

   И словно только и ждали они этого сигнала,- завыли, загудѣли, застонали кругомъ чудовищные голоса бури. Лѣсъ дрогнулъ весь и заскрипѣлъ подъ раздирающимъ стономъ налетѣвшаго на него, наклонившаго, сломившаго его разомъ, вихря. Трескъ лома и шлепъ оземь обрушенныхъ деревьевъ, удары грозы, слѣдовавш³е теперь одинъ за другимъ съ ужасающею быстротою, гулъ дождя, падавшаго съ небесъ уже не каплями, а непрерывною, сплошною пеленой, производили какое-то одуряющее, фантастическое впечатлѣн³е. Словно какой-то стих³йный духъ, неистово мятежный, несся на гибель и разрушен³е всего Божьяго м³ра. Едва-ли что либо подобное дано было видѣть Коверзневу и "подъ тропиками". Но ему некогда было уже сравнивать, вспоминать, онъ и не въ шутку былъ озабоченъ положен³емъ, въ которомъ находился. Блескъ молн³й слѣпилъ ему глаза, не давая ни времени, ни возможности разсмотрѣть окружающ³е предметы, сообразиться, найти исходъ... Итти прежнимъ путемъ, прямо, представляло уже величайшую трудность: вѣтеръ сбивалъ его съ ногъ и, сверхъ того, онъ съ каждымъ лишнимъ шагомъ чувствовалъ, какъ все болѣе и болѣе размякала подъ нимъ почва, какъ ступни его уходили все глубже въ нее,- до того, что съ большимъ трудомъ онъ могъ вытаскивать уже ихъ оттуда. Онъ попробовалъ повернуть назадъ, но это оказалось еще менѣе возможнымъ: цѣлые потоки неслись ему навстрѣчу, заливали его ноги, подпирали подъ его колѣна. Онъ уже былъ мокръ съ головы до ногъ, мокръ до костей; пронизывающ³я холодныя брызги дождя хлестали его по лицу, текли за шею, рѣзали ему вѣки... А вода между тѣмъ подымалась все выше и выше: вся масса непрерывнаго ливня стекалась, стремилась сюда, по наклону, въ это нижайшее мѣсто лѣсной окраины Коверзневъ ощущалъ ея постепенный, растущ³й съ каждымъ мгновен³емъ, подступъ,- она уже доходила ему до пояса. "Унесетъ въ болото", пронеслось у него въ головѣ...

   Мгновенный блескъ ударившей еще разъ молн³и далъ ему увидѣть, что онъ стоитъ среди уже цѣлаго, безбрежнаго озера, изъ глубины котораго подвигались стволы кое-какихъ жидкихъ вербъ и ветелъ. Съ тревогою сказалъ онъ себѣ, что онъ уже не былъ въ состоян³и вспомнить направлен³е исчезнувшей дороги, не могъ разобрать, съ какой стороны и куда шелъ онъ по ней четверть часа тому назадъ... "Глупо однако и неслыханно погибать отъ какого-нибудь лѣтняго дождя!" проронилъ онъ тутъ же презрительно и злобно,- "зацѣпиться надо за какое-нибудь дерево и терпѣливо дождаться конца грозы, а тамъ засвѣтлѣетъ на небѣ"... Но въ непроглядной теми, окружавшей его, при вихрѣ и дождѣ, бившемъ ему въ лицо, отыскать, это спасительное дерево было нелегко; а при этомъ онъ начиналъ коченѣть отъ сырости и холода... "Jim, where yon?" {Джимъ, гдѣ ты?} вспомнилъ онъ свою собаку. Слабый визгъ, показалось 6алентину Алексѣевичу, отвѣтилъ ему будто съ недалекаго отъ него разстоян³я. "Бѣдняжка отыскалъ тутъ чутьемъ какой-нибудь взлобокъ, на немъ и спасается", подумалъ онъ - и направился, расплескивая передъ собою воду руками, на этотъ визгъ... Но онъ вдругъ почувствовалъ, что земля будто оборвалась подъ его ногами... Онъ попалъ въ самый напоръ воды,- его сбило, подхватило и понесло.

   Куда? Онъ не могъ этого ни понять, ни предчувствовать. Какой-то гадливый ужасъ обнималъ его при одной мысли... Но онъ боролся, плылъ во мракѣ, въ незримой, но ощущаемой имъ кипѣни бурлившихъ волнъ, широко раскидывая руки, въ чаян³и ухватиться за вѣтви какого-нибудь дерева, мимо котораго могло проносить его... такая вѣтка, дѣйствительно, попалась ему подъ пальцы. Онъ судорожно ухватился за нее, чувствуя при этомъ, что тѣло его, увлекаемое потовомъ, описываетъ около нея широк³й полукругъ и измѣряя этимъ въ мысли стремительную силу уносившаго его течен³я. Онъ невольно рванулъ, подтягиваясь въ нему, этотъ желанный якорь спасен³я... Въ пальцахъ его остались содранные его ногтями клейк³я, узк³я листья обломившейся, хрупкой вербины,- и, описавъ новый полукругъ, онъ понесся дальше, гонимый потокомъ и вѣтромъ... И въ это же время, на крылахъ того же вѣтра, среди бѣшеныхъ звуковъ непогоды, явственно донесся до него голосъ, донеслось его имя: "Валентинъ Алексѣичъ!"... "Это капитанъ... Это спасен³е, можетъ быть", мелькнуло въ головѣ его. Онъ попробовалъ крикнуть въ отвѣтъ, заработалъ сильнѣе руками... Но плыть становилось ему теперь все труднѣе; течен³е, онъ чувствовалъ, теряло все болѣе и болѣе свою стремительность,- ноги его уже задѣвали почву, какая-то растительная склизь попадалась ему то-и-дѣло подъ руки... "Неужели"... "Aguish of death" - вспомнились внезапно слова его воспитателя, а съ ними вся жизнь его, мать, лицей, пароходъ, увозивш³й его въ Америку, берега Миссисипи, сверкающ³е глаза любимой имъ когда-то женщины, и развалины въ Банаресѣ, и старый другъ, англичанинъ, отъ котораго получилъ вчера письмо, и сейчасъ, полчаса тому назадъ, эта встрѣченная имъ "Пинна Афанасьевна", говорившая объ "аффектѣ" и "Лассалѣ"... "Неужели"... повторилъ онъ замирая. Как³е-то зеленые огни замелькали въ его зрачкахъ... "что же это"... Подъ нимъ была уже не вода, а какая-то жижа, и онъ уходилъ въ нее. Онъ вскинулся послѣднимъ порывомъ, безсознательно стараясь встать на ноги,- но встать уже было не на что! Онъ исчезалъ въ бездонной хляби Вѣдьмина Лога...

  

  

   Софронъ Артемьичъ Барабашъ чуть не взвизгнулъ, когда, часу въ восьмомъ утра, раскрывъ глаза на скрыпъ широко распахнувшейся двери его спальни, увидѣлъ предъ собою капитана Переслѣгина, одинъ видъ котораго говорилъ о какомъ-то невозможномъ, неслыханномъ несчаст³и. Онъ стоялъ предъ управляющимъ въ порванной, мокрой, покрытой какимъ-то зеленымъ иломъ одеждѣ, съ исковерканнымъ лицомъ и раскрытыми, шевелящимися губами, изъ которыхъ вмѣстѣ съ тѣмъ не исходило ни единаго звука.

   - Что такое, что случилось, Иванъ Николаичъ? забормоталъ Барабашъ, заранѣе трясясь лихорадкою ужаса.

   - Ва... Валентинъ А...лексѣ... началъ - и не могъ договорить тотъ.

   - Баринъ! крикнулъ управляющ³й, вскакивая, какъ былъ въ рубахѣ, съ постели,- Господи! Гдѣ онъ?..

   - Не... не знаю... Не нашли...

   - Какъ не нашли? Что вы говорите, Иванъ Николаичъ?.. Мать Пресвятая Богородица, да и сами-то вы мало съ ногъ не валитесь... Воды попейте, батюшка... или вотъ, погодите, для крѣпости... пользительно будетъ...

   Онъ кинулся о босу ногу къ сосѣднему шкапу, досталъ изъ него бутылку мадеры и, дрожащими, еле попадавшими горлышкомъ въ стаканъ руками, налилъ и поднесъ стаканъ капитану.

   Тотъ, не глядя, взялъ и выпилъ залпомъ. Глаза его мгновенно блеснули.

   - И не можетъ этого быть! воскликнулъ онъ неожиданно, отвѣчая мысленно чему-то, остававшемуся все-таки невѣдомымъ Софрону Артемьичу; на село за народомъ скорѣе послать надо, кликальщиковъ собрать, мальчишекъ, чтобы всѣ мѣста, какъ есть, изойти... Можетъ онъ уйти успѣлъ, пробродилъ въ чащѣ, истомился, да и въ сонъ впалъ... гдѣ-нибудь подъ кустомъ лежитъ... Только вотъ эта шляпа ихняя, шляпа! вырвалось новымъ, полнымъ отчаян³я взрывомъ изъ груди капитана...

   - Вы это про нихъ, про Валентина Алексѣевича? спрашивалъ въ тоскѣ и страхѣ Барабашъ, глядя ему въ лицо,- да не томите, Христомъ да Богомъ прошу васъ, Иванъ Николаичъ, что съ ними случилось?

   Капитанъ передалъ о встрѣчѣ своей съ Валентиномъ Алексѣевичемъ у Хомяковсвой межи, о томъ, какъ онъ просилъ его, въ виду находившей грозовой тучи, не итти въ Крусаново, гдѣ по новопроведенной лин³и дорога идетъ низкими мѣстами, самымъ берегомъ В23;дьмина Лога, какъ онъ не послушалъ, не велѣлъ ему пр³ѣзжать съ экипажемъ... О предложен³и, сдѣланномъ Коверзневу Пинною Афанасьевной довести его обратно въ Хомяки, капитанъ не упоминалъ: у него воломъ въ головѣ стояло, что "если съ Валентиномъ Алексѣевичемъ, не дай Богъ, что-нибудь случилось" (онъ все еще никакъ не хотѣлъ допустить это какъ положительный фактъ), то это потому, что "она сказала ему то обидное слово, послѣ котораго онъ ни за что ужь не могъ согласиться ѣхать съ нею вмѣстѣ въ Хомяки"...

   - А тутъ самая эта гроза и пошла?