Короленко Владимир Галактионович - В подследственном отделении

ъ весьма значительной мѣрѣ способствуетъ самое устройство нарукавниковъ, легко допускающее возможность многихъ преувеличен³й. Взять хоть то, что пряжки, стягивающ³я ремни, могутъ быть затянуты въ мѣру, не болѣе того, сколько требуется самою идеей притяжен³я рукъ къ бедрамъ, но онѣ также могутъ быть затянуты и съ преувеличен³емъ, причемъ пострадаютъ и ребра {Я не говорю уже о завѣдомыхъ посягательствахъ на самое устройство нарукавниковъ. Бываютъ и так³я. Такъ, напримѣръ, иногда къ нимъ прибавляютъ еще ремень, притягивающ³й шею книзу. Это ничѣмъ не оправдываемое прибавлен³е даетъ въ результатѣ уже несомненное членовредительство. Я зналъ здороваго парня, у котораго послѣ пятичасового пребыван³я въ нарукавникахъ съ этимъ добавлен³емъ кровь бросилась горломъ, и грудь оказалась радикально испорченною.}. Если принять въ соображен³е, что рѣдко - вѣрнѣе никогда - субъектъ не обнаруживаетъ стремлен³я надѣть ихъ добровольно и что, стало-быть, ихъ надѣваютъ силой, то станетъ понятно, почему Яшка приравнивалъ процессъ надѣван³я нарукавниковъ къ смерти...

  

  

   Среда арестантовъ, въ которой находился Яшка, относилась къ нему вполнѣ равнодушно, а порой такъ и съ варварскимъ безсердеч³емъ. Былъ даже одинъ остроумецъ, приходивш³й чуть не ежедневно изощрять на заключенномъ въ "темницѣ" (на этотъ разъ употребляю это выражен³е въ буквальномъ значен³и) свое тяжелое скоморошество.

   Это былъ одинъ изъ тѣхъ остроумцевъ, какихъ много и не въ острогѣ. Субъектъ этотъ наложилъ, повидимому, на себя тяжелый искусъ развлекать публику балагурствомъ, въ которомъ было очень мало юмора, еще меньше веселья и ужь вовсе не было смысла. Это было просто какое-то напряженное словоизвержен³е, поддерживаемое съ усил³емъ достойнымъ болѣе веселаго дѣла, по временамъ оскудѣвавшее и вновь напрягаемое, пока, наконецъ, самъ остроумецъ не впадалъ отъ этихъ усил³й въ нѣкоторое яростное изступлен³е. Впрочемъ,- добрая душа у русскаго человѣка,- слушатели находили возможнымъ награждать безкорыстное "старан³е" вялымъ смѣхомъ.

   Яшка почему-то считалъ нужнымъ дѣлать этому скомороху принцип³альныя возражен³я, громилъ слугъ антихриста, ссылался на авторитетъ "енералъ-губернатора" (который, по его убѣжден³ю, стоялъ за него, только почему-то стоялъ, все-таки, безуспѣшно), вообще металъ свой (какой ни есть) бисеръ, попиравш³йся самымъ безтолковымъ образомъ.

   - Енералъ-губернаторъ! - грохоталъ остроумецъ сиплымъ голосомъ настоящаго пропойцы,- вишь, чѣмъ удивить вздумалъ!... Мы и сами въ настранницкихъ племянникахъ состоимъ... Хо-хо-хо! Не слыхивалъ еще, такъ слушай, развѣсь уши-то пошире. А то съ енералъ-губернаторомъ выѣхалъ. Ха-ха-ха!...

   Когда Яковъ замѣчалъ, что возражен³я "настранницкаго племянника" не относятся къ существу дѣла, а являются однимъ сквернослов³емъ, то онъ плевалъ и уходилъ отъ грѣха. А "настранницк³й племянникъ", успѣвш³й достаточно раскалиться на огнѣ собственнаго остроум³я, начиналъ уже самъ бить ногою въ Яшкину дверь, какъ бы въ нѣкоторомъ изступлен³и, мѣшая Яшкѣ "стоять на молитвѣ". Такъ какъ къ этому присоединялся еще обыкновенно пронзительный голосъ музыкальнаго еврея, сочувственно откликавшагося на всяк³е сильные звуки, то въ результатѣ выходилъ концертъ столь неистовый, что Михеичъ, до того мирно клевавш³й носомъ у своего косяка, просыпался и укрощалъ разбушевавшагося не въ мѣру "настранницкаго племянника", который и удалялся весьма довольный собою. Зрители тоже расходились, зѣвая и вяло поощряя остроумца: "Молодецъ, Соколовъ! За словомъ въ карманъ не полѣзетъ!"

   Были, впрочемъ, нѣкоторые признаки, указывающ³е, что гдѣ-то въ острогѣ, среди этихъ однообразныхъ сѣрыхъ халатовъ, въ грязныхъ камерахъ, у Яшки есть если не союзники, то люди понимающ³е его подвигъ неуклоннаго стучан³я, сочувствующ³е его "обличен³ямъ". Такъ, однажды, проходя по корридору, я увидѣлъ у Яшкиной двери высокаго старика въ арестантскомъ сѣромъ халатѣ, съ сѣдыми волосами и серьезнымъ лицомъ, суровость котораго нѣсколько смягчалась какимъ-то "болѣзнымъ" выражен³емъ, смѣшаннымъ съ уважен³емъ, какое онъ обнаруживалъ въ отношен³и къ Якову. Они о чемъ-то разговаривали у оконца.

   - Вѣрно тебѣ сказываю,- внушалъ Якову этотъ старикъ,- Ефремъ рѣшенъ и Сидоръ тоже рѣшенъ. Сказываютъ, въ свою губерн³ю по этапу отправлять будуть... А твое, вишь, дѣло...

   Конца фразы я не разслышалъ. Когда я проходилъ обратпо, Яковъ, съ которымъ я уже былъ знакомъ довольно близко, указалъ на меня, и старикъ поклонился, но затѣмъ опять припалъ къ окошечку. Послѣ мнѣ не удалось болѣе увидѣть этого арестанта. Очевидно, онъ заходилъ сюда изъ какого-нибудь другого отдѣлен³я.

   Однажды я далъ корридорному денегъ, прося купить Якову что ему нужно. Тотъ не взялъ и передалъ деньги непосредственно. Послѣ этого Яковъ остановилъ меня, когда я проходилъ по корридору;

   - Слышь, Володимеръ,- сказалъ онъ.- Спасибо тебѣ, милостинку ты Христову сотворилъ, далъ корридорному для меня... Да видишь, вотъ, не беру я ихъ. Прежде, на м³ру, грѣшилъ, бралъ въ руки, а теперь не беру! Вотъ онѣ тутъ на полу и валяются. А ты хлѣбную милостинку сотвори! Изъ теплыхъ рукъ хлѣбная милостинка благопр³ятнѣе. Ироды-то меня на полуторной порц³и держатъ. Самъ знаешь, что въ ей, въ полуторной-то порц³и... Просто сказать, что гладомъ изводятъ. Ну, да не вовсе еще Богъ отъ меня отступился,- добрые люди поддерживаютъ: спускаютъ мнѣ на веревочкѣ ярушнички сверху-то. Спасибо, не оставляютъ православные христ³ани.

   Какъ бы то ни было, хотя эти факты указываютъ, что не для всѣхъ Яшка былъ человѣкомъ, въ коемъ не оказывалось толку, тѣмъ не менѣе, въ самыя страшныя минуты, когда живая Яшкина душа содрогалась отъ дыхан³я близкой смерти и заставляла его судорожно хвататься за рамы и за холодныя рѣшотки тюремнаго оконца,- въ эти минуты душу эту несомнѣнно должно было подавлять сознан³е страшнаго, ужасающаго одиночества...

   Былъ ли Яшка сумасшедш³й? - конечно, нѣтъ. Правда, сибирская псих³атр³я рѣшила этотъ вопросъ въ положительномъ смыслѣ, и Яшкѣ предстояло вскорѣ вспытать ея упрощенные пр³емы лѣчен³я на манеръ тѣхъ, как³е вспыталъ уже на себѣ остякъ Тимошка. Тѣмъ не менѣе, я рѣшаюсь утверждать, что Яшка былъ вовсе не сумасшедш³й, а подвижникъ.

   Да, если въ нашъ вѣкъ есть еще подвижники строгопослѣдовательные, всѣмъ существомъ своимъ отдавш³еся идеѣ (какова бы она ни была), неумолимые къ себѣ, "не вкушающ³е идоложертвеннаго мяса" и отвергш³еся всецѣло отъ грѣховнаго м³ра, то - рекомендую вамъ - такой именно подвижникъ находился за крѣпкою дверью одной изъ одиночекъ подслѣдственнаго отдѣлен³я. Яшка изъ Пермской губерн³и, стукальщикъ, преслѣдуемый остроум³емъ "настравницкаго племянника", являлъ въ себѣ весьма опредѣленныя черты этого типа.

   - Есть семья у тебя? - спросилъ я однажды Якова.

   - Была...- отвѣтилъ онъ сурово.- Была семья у меня, было хозяйство, все было...

   - А теперь живы ли дѣти твои?

   - Богъ знаетъ... Какъ Богъ хранитъ... Не знаю...

   - Тоскливо ли, Яковъ, за своими тебѣ, за домашними?

   - Нѣтъ, не тоскливо,- мотнулъ онъ головой, какъ бы отбиваясь отъ докучныхъ, тягостныхъ мыслей. - Одно вотъ: какъ бы имъ устоять, отъ правъ-закону не отступить,- объ этомъ крушусь наипаче...

   Нѣсколько времени онъ сурово молчалъ за своею дверью.

   - На м³ру душу спасти,- проговорилъ онъ задумчиво,- и нѣтъ того лучше... Да трудно. Осилить, осилитъ м³ръ-отъ тебя. Не тѣ времена нонѣ... Нонѣ вмѣстѣ ежели жить, такъ отецъ съ сыномъ, обнявши, погибнете и мать съ дочерью... и душу не соблюсти. И тутъ тоже трудно, и одному... ахъ, не легко! Лукавый путаетъ, подбиваетъ... ироды смущаютъ. Хладомъ, гладомъ морятъ. "Отрекись отъ Бога, отъ великаго Государя"... Скорбитъ душа-то,- охъ, скорбитъ тяжко!...

   Тѣмъ не менѣе, легче, я думаю, было бы даже Михеича совратить съ пути, на которомъ онъ обрѣталъ свое благополуч³е, чѣмъ заставить Яшку свернуть съ тернистой тропинки, гдѣ онъ встрѣчалъ самыя горестныя приключен³я, и заставить его отречься отъ того, что онъ выражалъ своею формулой: "за Бога и за великаго Государя... Онъ не былъ доступенъ ни страху, ни лести, ни угрозѣ, ни ласкѣ.

   Какъ-то однажды, въ прекрасный, но довольно холодный день поздней уже Сибирской осени, Яшка къ обычнымъ своимъ обличен³ямъ во время повѣрки прибавилъ новое:

   - Пошто меня хладомъ изводите, пошто раму мнѣ, слуги антихриста, не вставляете?

   На слѣдующ³й денъ была вставлена рама. Теплѣе и свѣтлѣе стало въ комнатѣ Яшки, но вечеромъ онъ стучалъ столь же неуклонно. Эта черная неблагодарньсть поразила "его благород³е" до глубины возмущенной души.

   - Подлецъ ты, Яшка, истинно подлецъ! - произнесъ смотритель укоризненно, остановившмсь противъ Яшкиной двери.- Я тебѣ раму вставилъ, а ты опять за прежнее принимаешься.

   - Беззаконникъ ты! - загремѣлъ Яшка въ отвѣтъ.- Что ты меня рамой обвязать, что ли, хочешь?... Душу рамой купить?... Нѣтъ, врешь, не обвязалъ ты меня рамой своей, еще я тебѣ не подверженъ. Для себя раму ты вставилъ, не для меня. Я и безъ рамы за Бога-то еще постою.

   - Слыхалъ! - говорилъ мнѣ послѣ этого Яшка съ глубокимъ презрѣн³емъ,- беззаконникъ-то на какую хитрость поднялся? Раму, говоритъ, вставилъ,- за раму отступись отъ Бога, отъ великаго Государя!... Этакъ вотъ другой иродъ изъ начальниковъ тоже меня сомущалъ!... Однова привели меня съ парт³ей въ Тюмень. Вотъ, смотритель купилъ мнѣ два калача, подаетъ милостинку, да и сказываетъ мнѣ: "вотъ, баетъ, тебѣ Христова милостинка, два калача,- только ужь ты меня слушайся. У меня чтобъ въ смирен³и..." Слыхалъ? Милостинку,- я ему отвѣчаю,- милостинку, молъ, возьму. Она Христовымъ именемъ принимается... Хоть самъ сатана принеси, и отъ того возьму... А тебѣ, беззаконнику, я не подверженъ. Нѣ-ѣтъ! Меня лестью не купишь. Слава Тебѣ, Господи, поддерживаетъ меня Царица Небесная. Стучу вотъ!...

   Что же это за "правъ-законъ", каковы основы того м³росозерцан³я, за которыя Яшка прининалъ страстотерпство? Я постараюсь изложить ихъ, насколько успѣлъ уяснить себѣ изъ безсвязныхъ собесѣдован³й съ Яковомъ. Но прежде я желаю разсказать небольшой эпизодъ, котораго былъ свидѣтелемъ въ той же скорбной обители.

   Привелось мнѣ какъ-то писать оффиц³альное заявлен³е, для чего я и былъ вызванъ въ тюремную контору. Меня посадили за столъ, дали бумагу, перо и предоставили "сочинять", не прерывая конторскихъ занят³й. Въ это время "принимали новую парт³ю". Письмоводитель выкликалъ по списку арестантовъ и опрашивалъ ихъ зван³е, лѣта, судимость и т. д. "Его благород³е" сидѣлъ тутъ же, такъ сказать, для порядку и разсѣянно посматривалъ на принимаемыхъ. Во всемъ этомъ было мало интереснаго для его благород³я; для меня - тѣмъ болѣе, поэтому я "сочинялъ", не обращая вниман³я на происходившее.

   Но вотъ монотонный разговоръ сталъ оживленнѣе. Я поднялъ глаза и увидѣлъ слѣдующую картину.

   Передъ столомъ стоялъ человѣкъ небольшого роста, въ сѣромъ арестантскомъ халатѣ. Наружность его не отличалась ничѣмъ особеннымъ. Казалось, онъ принадлежалъ къ мелкому мѣщанству, къ тому его слою, который сливается въ маленькихъ городахъ и пригородахъ съ сѣрымъ крестьянскимъ людомъ. Видъ онъ имѣлъ равнодушный, пожалуй, можно бы сказать - апатичный, еслибы, порой, по лицу его не пробѣгала чуть замѣтная саркастическая улыбка, а въ глазахъ не вспыхивалъ огонекъ какого-то сознательнаго превосходства или торжества. Но эти проблески были едва уловимы; они пробѣгали, на мгновен³е оживляя неподвижныя черты, на которыхъ тотчасъ опять водворялось выражен³е апат³и и вялости. Въ передней толпились арестанты. Видимо заинтересованные ходомъ опроса, они тянулись другъ изъ-за друга, вытягивая шеи и слѣдя за своимъ сотоварищемъ и за начальствомъ.

   - Ты чтожь не говоришь? - кипятился письмоводитель.- Что молчишь? Ты вѣдь мѣщанинъ изъ Камышина? Вѣдь тутъ, въ твоемъ статейномъ спискѣ, написано ясно. Вотъ!

   Письмоводитель ткнулъ пальцемъ въ лежавшую передъ нимъ бумагу и поднесъ ее къ носу арестанта. Тотъ презрительно отвернулся, и огонекъ въ его глазахъ вспыхнулъ сильнѣе.

   - И ладно, коли написано,- произнесъ онъ спокойно.

   - Да ты долженъ отвѣчать. Вѣры какой?

   - Никакой.

   Смотритель быстро повернулся къ говорившему и посмотрѣлъ на него выразительнымъ, долгимъ взглядомъ. Арестантъ выдержалъ этотъ взглядъ съ тѣмъ же видомъ вялаго равнодуш³я.

   - Какъ никакой?! Въ Бога вѣруешь?

   - Гдѣ онъ, какой Богъ?... Ты, что ли, Его видѣлъ?...

   - Какъ ты смѣешь такъ отвѣчать?- набросился смотритель.- Я тебя, сукина сына, сгною!... Мерзавецъ ты этакой!

   Мѣщанинъ изъ Камышина слегка пожалъ плечами.

   - Чтожь? - сказалъ онъ.- Было-бы за что гноить-то. Я прямо говорю... За то и сужденъ.

   - Врешь, мерзавецъ, навѣрное за уб³йство сужденъ. Хороша, небось, птица!

   Мѣщанинъ ивъ Камышина сдѣлалъ было движен³е, какъ будто хотѣлъ возражать, но черезъ мгновен³е опять повелъ плечами.

   - Тамъ судите за что знаете.

   - Какой родной языкъ? - продолжаетъ письмоводитель опросъ по рубрикамъ.

   - Что еще? - спрашиваетъ опять мѣщанинъ съ пренебрежен³емъ.- Какой еще родной?... Не знаю я...

   - Ахъ, ты, подлецъ! Вѣдь не по-нѣмецки же ты говоришь. По-русски, чай?

   - Слышите сами, по-каковски я говорю.

   - Слышимъ то мы слышимъ, да мало этого. Пойми ты, анаѳема! Надо знать, русск³й ты или чувашъ, мордва какая-нибудь. Понялъ?

   - Чего понимать?... Не знаю,- рѣшительно отрѣзалъ мѣщанинъ изъ Камышина.

   Письмоводитель убѣдился, что тутъ ничего не подѣлаешь. "Опять, видно, придется справки наводить. Лишняя работа!" Та же мысль занимала, очевщно, и смотрителя. Камышинск³й мѣщанинъ былъ отпущенъ, причемъ его благород³е сдѣлалъ нѣсколько многозначительныхъ обѣщан³й.

   Когда я вышелъ изъ конторы, опросъ еще не былъ оконченъ, и въ передней толпились еще арестанты. Они кучкой обступили камышинскаго мѣщанина, который стоялъ среди нихъ съ тѣмъ же видомъ вялаго равнодуш³я, хотя, очевидно, находился въ положен³и героя минуты.

   - Какже, чудакъ! - говорилъ какой-то рыжеватый философъ, съ тузомъ на спинѣ,- праа, чудакъ! Вѣдь ежели сказываешь, къ примѣру: "нѣтъ", такъ что же есть?

   - Ничего! - отрѣзалъ камышинск³й мѣщанинъ коротко и ясно.

   "Ничего!" Виходитъ, что камышинск³й мѣщанинъ сужденъ, осужденъ, закованъ, сосланъ, наконецъ, готовится воспр³ять осуществлен³е смотрительскихъ обѣщан³й, которыя порой бываютъ хуже всякаго приговора, вообще страждетъ - изъ-за... ничего! Казалось бы, къ тому, что характеризуется этимъ словомъ "ничего", можно относиться лишь безразлично. Между тѣмъ камышинск³й мѣщанинъ относится къ нему страстно, онъ является какъ бы адептомъ, подвижникомъ чистаго отрицан³я. Онъ безстрашно исповѣдуетъ свое "ничего" передъ врагами этого оригинальнаго учен³я.

   Яшка начерталъ на своемъ знамени другую формулу: "за Бога, за великаго Государя!..." Онъ былъ сектантъ, приверженецъ "стараго правъ-закону", но мнѣ кажется, что между нимъ и камышинскимъ мѣщаниномъ много общаго. Яшка порвалъ свои связи съ родиной, съ семьей, съ родною деревней. Камышинск³й мѣщанинъ сдѣлалъ то же и даже словомъ не хочетъ признать эту связь, когда она ясно установлена на бумагѣ. "Я вамъ не подверженъ", говоритъ Яшка. Камышинск³й мѣщанинъ тоже, очевидно, не признаетъ въ лицѣ его благород³я власти, которой онъ обязавъ повиновен³емъ. "Нѣтъ моего преступлен³я ни въ чемъ,- говоритъ Яшка, а и было бы преступлен³е, такъ не вамъ судить,- Богу!" "Судите за что знаете",- говоритъ камышинск³й мѣщанинъ, какъ бы не желая даже соотвѣтствующими разъяснен³ями принять участ³е въ процессѣ этого сужден³я. Но въ то время, какъ камышинск³й мѣщанинъ скептически вопрошаетъ: "какой Богъ и кто Его видѣлъ?" - Яшка производитъ неуклонное стучан³е во имя Господне.

   Что это: непримиримые враги, или союзники? Однородныя ли это явлен³я, или явлен³я разныхъ порядковъ? Что тутъ существенвѣе: пункты сходства, или пункты разноглас³я,- общее у обоихъ отрицан³е существующихъ услов³й, или религ³озно-сектантск³е взгляды, которые есть у Якова и которые изгналъ изъ своего обихода камышинск³й мѣщанинъ?

   То, что я привелъ выше и что приведу ниже, указываетъ отчасти, что сектантск³е взгляды Яшки играли подчиненную роль. Они опредѣлялись его отношен³ями къ практической жизни, истекали изъ основъ его практическаго м³росозерцан³я.

   И что это было за м³росозерцан³е!

   Какая-то странная смѣсь миѳолог³и и реализма! Несуществующ³е безбожники, заправляемые несуществующини министрами Финляндцевыми (министръ финансовъ), заполняютъ м³ръ, ловятъ души, требуютъ отречен³я "отъ Бога, отъ великаго Государя". И рядомъ - несомнѣнно существующее, самое реальное страдан³е, несомнѣнное гонен³е за дѣло, которое Яшка считаетъ правымъ, сознательная готовность погибнуть и - страшно подумать - несомнѣнная вощможность такого исхода, что Яшка предскагываетъ на основан³и своей фантастической теор³я и что Михеичъ подтверждаетъ, какъ несомнѣнную "позитивную" истину. "Этому вотъ то же будетъ, что и Тимошкѣ, а то похуже... У нихъ вѣдь живо!"

   Ужасно мрачная миѳолог³я! Все въ м³рѣ клонится къ худшему. Было уже три "смѣнен³я"... Как³я? - Яшка самъ имѣетъ объ этомъ лишь смутныя понят³я.

   - Видишь вотъ,- отвѣтилъ онъ на мой вопросъ объ этихъ смѣнен³яхъ. - Читалъ я въ "Сборникѣ", да видно запамятовалъ. Первое - Римъ отпалъ. Разъ... Второе - Визант³я будто... Два. Ну, третье - московское. Нонѣ идеть четвертое - горше первыхъ. Съ 61-го году началось.

   - Какое же?

   - Какое? Ты теперича какъ пишешься? - неожиданно спросилъ у меня Яковъ.

   Я не зналъ, какъ я пишусь, но Яковъ отвѣтилъ за меня самъ:

   - Ты теперь пишешься: бывш³й государственный крестьянинъ. Ты понимай: бывш³й! Значитъ, былъ - да нѣту. Вотъ какое смѣнен³е!... Земское смѣнен³е пошло, гражданск³я власти пошли. Государственныхъ отмѣнили.

   Съ 61 года м³ръ рѣзко раскололся на два начала: одно - государственное, другое - гражданское, земское. Первое Яшка признавалъ, второе отрицалъ всецѣло, безъ всякихъ уступокъ. Надъ первымъ онъ водрузилъ осьмиконечный крестъ и пр³урочилъ его къ истинному правъ-закону. Второе назвалъ царствомъ грядущаго антихриста.

   - Подъ гражданскими-то властями тяжелѣе, что ли?

   - Какъ не тяжеле! Ты то возьми: жить стало не можно. Ранѣе государевы подати платили, а нонѣ гражданск³я власти земск³я подати окромя накладываютъ. Это на тѣхъ, кто имъ, значитъ, подверженъ.

   - Ты подати не платишь? - спросилъ я, начиная догадываться о ближайшихъ причинахъ Яшкина заключен³я.

   - Государственныя платимъ. Сполна великому Государю вносимъ. А на земск³я мы не обязались. Вотъ беззаконники и морятъ, подъ себя приневоливаютъ. Кресты съ церквей посняли.

   - Ну, кресты-то на церквахъ есть.

   - Не настоящ³е... и крещенье не настоящее - щепотью... Все ихъ дѣло, ихъ и знамен³е.

   - Постой, Яковъ! Какъ это ты разсудишь: вѣдь и велик³й Государь въ тѣ же церкви ходитъ?

   - Велик³й Государь,- отвѣчалъ Яшка тономъ, не допускающимъ сомнѣн³й,- въ старомъ правъ-законѣ пребываетъ... Ну, а царь Польской, князь Финляндской... тотъ, значитъ, въ новомъ...

   Оказывалось, что будущее принаддежитъ новымъ началамъ. Уступая давлен³ю этихъ началъ, велик³й Государь издалъ циркуляръ, въ которомъ написано: "Быть по тому и быть по сему", что значитъ: кого успѣютъ слуги антихриста заманить,- заманивай. Надъ тѣми онъ властенъ, на тѣхъ подати налагай и душами владѣй. А кто не обязался, кто въ истинномъ правъ-законѣ стоитъ крѣпко, того никто не смѣетъ приневолить.

   Новыя начала берутъ силу все болѣе и болѣе. "Беззаконники" пошли противъ циркуляра, стали подъ свою руку приневоливать насильно (потому и безаконники). Трудно стало. Пущены въ ходъ всяк³я средства.

   - На тридцать на шесть губеренъ пущено тридцать шесть лисицъ. Честью да лестью все пожгутъ и сколь народу погубятъ - страсть!...

   Нигдѣ нѣтъ защиты. Государственное начало съ осьмиконечнымъ крестомъ меркнетъ. Государственныя власти "стоятъ плохо". Народъ подается, не видя опоры. "Пишутся, правда, циркуляры-то, да что ужь..." Суды пошли гражданск³е, тих³е...

   Тих³е суды съ 61 года, т.-е. именно съ тѣхъ поръ, какъ въ жизнь стала вторгаться гласность!

   Я не утерпѣлъ и попытался разрушить Яшкину фантасмагор³ю, для чего сталъ излагать основан³я новаго гласнаго судопроизводства. Яковъ слушалъ довольно внимательно.

   - Постой,- перебилъ онъ меня, наконецъ.- Думаешь, я не сужденъ? Сужденъ, какъ же. Безо всякаго преступлен³я судебною палатой сужденъ. Не признаю я суда ихняго... Ну, все же - судили. Вотъ набольш³й-то судья и говоритъ мнѣ: "Не найдено твоей вины ни въ чемъ. Разступитесь, стража!... Отъ суда-слѣдств³я оправленъ". Ну, думаю, вотъ меня на волю выпихнутъ, вотъ выпихнутъ... А они тихимъ-то судомъ эвона выпихнули куда!

   Очевидно, Яшка не отдѣлялъ разныхъ функц³й власти. Судъ гласно оправдываетъ, администрац³я высылаетъ... Яшка полагаетъ, что гласный приговоръ - хитрость антихриста, что, кромѣ этого приговора, былъ еще другой, тих³й. "Видишь вотъ, на каки хитрости идетъ". И все это, конечно, имѣетъ опредѣленную цѣль - поглотить Яшкину душу.

   Такимъ образомъ, вслѣдств³е всего этого, на м³ру "жить стало не можно". "Вмѣстѣ отецъ съ сыномъ, обнявши, погибнете". Общественныя связи нарушены. Приходится душу блюсти въ-одиночку, въ-разбродъ. Побѣда "слугамъ антихриста" почти обезпечена. Бросилъ Яшка семью, бросилъ хозяйство, бросилъ все, чѣмъ наполнялась его труженическая земледѣльческая жизнь, и теперь онъ одинъ, во власти "беззаконниковъ". И "пошто только мучаютъ? - удивляется Яшка. - Невозможно мнѣ отъ истиннаго правъ-закону отступить. Не будетъ этого, нѣтъ! Наплюю я имъ подъ рыло. Вотъ взялъ - прикололъ, только и есть. А то... морятъ попусту!" Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что люди, державш³е его здѣсь сознательно стремились погубять его душу, и если до сихъ поръ его еще "не прикололи", то лишь потому, что живая Яшкина душа доставитъ антихристу большее удовольств³е.

   Но даже и это положен³е оказалось Яшкѣ лучше того, которое ожидаетъ "на м³ру" всѣхъ, принявшихъ печать антихриста. Новые порядки грозятъ всеобщею неминучею бѣдой.

   - Что дальше, то и хуже будетъ. Худа ждать надо, добра не видать,- въ "Сборникѣ" писано... Земля на выкупъ пойдетъ.

   - Да вѣдь и теперь земля идетъ на выкупъ,- замѣтилъ я.

   - То-то, и теперь идетъ,- отвѣчалъ Яшка невознутимо. - А тамъ и еще хуже будетъ. У кого 12 тыщей будетъ, тотъ и землей владѣть станетъ. А и кто тыщу-другую имѣете, и тѣ безъ земли погинети. Вѣрно я тебѣ говорю. Молодъ ты еще, поживешь - вспомнишь.

   - Какъ же, Яковъ, неужто можно думать, что антихристъ сильнѣе Бога? Неужто все хуже, да хуже будетъ, правда не сладктъ съ крвидой?

   Яковъ подумалъ. Я замѣтилъ на его лицѣ слѣды усиленной умственной работы. Онъ почерпнулъ откуда-то опредѣленный отвѣтъ:

   - Ну,- сказалъ онъ,- не бывать тому. Поработаютъ, да и погибнутъ... Вѣрно!... - повторилъ онъ черезъ минуту. - Поработаютъ, да и погибнутъ. А только долго ждать. Не увидать намъ съ тобой правды...

  

  

   - Ты, Яковъ, не признаешь гражданскаго суда. А государственный признаешь? - допытывалъ я въ другой разъ.

   - Признаю государственный.

   - Как³я же, по-твоему, государственныя власти? Напримѣръ, генералъ-губернаторъ?

   - Енералъ-губернаторъ - государственный... Отъ великаго Государя. Правильный.

   - Значитъ, его рѣшен³е правильное...

   - Давно велѣлъ отпустить меня. Да вотъ, видишь ты...

   - Постой. Ну, положимъ, твое дѣло сталъ бы судить генералъ-губернаторъ.

   - За что меня судить? Не за что.

   - Погоди! Ты, вотъ, говоришь: не за что, а гражданск³я власти говорятъ: есть за что. Надо вѣдь кому-нибудь разсудить. Государственныя власти ты признаешь, онѣ и судятъ и рѣшаютъ твое дѣло противъ тебя.

   - Не могутъ онѣ... Онѣ должны правильно...

   - Да ты обдумай хорошенько. Говорятъ тебѣ гражданск³я власти: пусть, молъ, разсудитъ генералъ-губернаторъ твое дѣло. Вѣдь онъ имѣетъ право рѣшать дѣла, такъ ли?

   - Ну? - сказалъ Яковъ, видимо ожидая, что изъ этого выйдетъ.

   - Ты ему долженъ подчиниться, какъ правильной государственной власти...

   - Н-ну-у? - протянулъ Яковъ, осторожно избѣгая отвѣта и, очевидно, заинтересованный возможностью нѣкоторой новой комбинац³и.

   - Ну, вотъ, и выходитъ отъ него рѣшен³е: подчиняйся новымъ порядкамъ, неси земск³я повинности...

   Яшка смутился.

   - Эвона! Видишь ты... Вотъ... - подыскивалъ онъ отвѣтъ.

   - Теперь отвѣчай мнѣ: покоришься ты или нѣтъ?

   - То-оно {То-оно... въ этомъ словѣ сказывается уроженецъ Пермской или Вятской губерн³й. Оно употребляется въ тѣхъ мѣстахъ каждый разъ, когда говорящ³й испытываетъ затруднен³е и не находитъ подходящаго выражен³я. Авт.}... Видишь ты... Гдѣ ужь, поди... Нѣтъ!- отрѣзалъ онъ, наконецъ. - Гдѣ, поди, покориться. Како коренье... Невозможно мнѣ...

   Очевидно, что непреложнаго авторитета для Яшки не существовало. Онъ прикидывалъ все къ нѣкоторымъ, незыблемымъ въ его представлен³и, правамъ личности и браковалъ все, что не подходило подъ эту мѣрку.

   - Слушай, что я тебя спрошу, Володимеръ,- сказалъ онъ мнѣ однажды.- Ты какого правъ-закону будешь? Нашего же, видно?

   Чтобъ испытать Яшкину терпимость, я рѣзко отвергъ свою солидарность съ Яшкинымъ правъ-закономъ и поставилъ передъ этимъ сектантомъ, фанатикомъ обрядности, основан³я совершенно несроднаго ему учен³я. Въ выражен³яхъ, понятныхъ для Якова, я развилъ извѣстный кодексъ практической нравственности съ основами братства и равенства. Злоупотребляя нѣсколько его невѣжествомъ въ догматикѣ и св. писан³и, я опирался на изречен³и: "по дѣламъ ихъ познаете ихъ" и на подходящихъ текстахъ изъ ²оанна, совершенно отвергая обрядность и ставя на ея мѣсто "дѣла", т.-е. практическое стремлен³е къ осуществлен³ю формулы любви. Все это я выдавалъ за свою религ³ю.

   Яшка слушалъ внимательно, но, къ моему удивлен³ю, вовсе не замѣтилъ самаго существеннаго въ моемъ исповѣдан³и.

   - Чтожь? - удивилъ онъ меня. - Это и по-нашему такъ: всѣ отъ Адама

   Я поставилъ вопросъ яснѣе и обрушился съ своею критикой на двуперстное знамен³е.

   - Читалъ ты въ писан³и: "Поклонитесь въ духѣ и истинѣ?"... А что такое персты: духъ или плоть?

   Тутъ Яшка понялъ.

   - Сказано тоже...- медленно заговорилъ онъ,- поклонитесь душою и тѣломъ.

   Говорилъ онъ какъ будто что-то вспоминая, но, очевидно, не былъ вполнѣ увѣренъ, дѣйствительно ли это сказано, или не сказано вовсе...

   - А гдѣ это сказано? - спросилъ я. Яковъ задумался и не отвѣтилъ.

   - Чтожь? Это тоже хорошо...- сказалъ онъ въ раздумьи,- конечно, всякъ по своему разумѣн³ю.

  

  

   Спустя недѣли двѣ послѣ нашего прибыт³я въ острогъ, передъ вечеромъ,- но еще задолго до повѣрки,- арестантовъ стали загонять въ камеры. Корридоры опустѣли и въ подслѣдственномъ отдѣлен³и воцарилась тяжелая, будто выжидающая тишина, по которой мы привыкли уже угадывать приближен³е высшаго тюремнаго начальства. Вскорѣ громыхнула дверь дальняго корридора, послышалось звяканье оруж³я, шаги многочисленной, повидимому, толпы.

   Ближе и ближе. Толпа ввалила въ нашъ корридоръ. Шаги отдавались отчетливо и смолкли у Яшкиной двери.

   Лязгнули запоры, дверь отворилась. На нѣсколько ceкундъ воцарилось гробовое нолчан³е, затѣмъ раздался голосъ старика - "помощника":

   - Выходи, Яковъ, на волю...

   - Врешь!- послышался въ отвѣтъ суровый голосъ Якова.- Врешь, обманывашь, беззаконникъ! Не тѣ времена, чтобы на волю меня... .

   Конвойные бросились въ камеру; послышался шумъ борьбы, что-то грузно повалилось на полъ.

   - По душу! - вскрикнулъ Яковъ подавленнымъ, какъ будто задыхающимся, голосомъ.- По душу пришли, Господи!... Смерть, смерть моя! - кричалъ онъ все громче и громче. Въ этомъ воплѣ слышалась дѣйствительная тоска страшнаго созцан³я.

   Сердце у меня сильно билось, мною начинала овладѣвать Яшкина фантасмагор³я, въ связи съ комментар³ями реалиста Михеича: "У нихъ это живо". Яшку вязали, чтобы представить въ домъ сумасшедшихъ, гдѣ царили извѣстные упрощенные пр³емы лѣчен³я. Яковъ отбивался въ послѣдней степени отчаян³я.

   - Володимеръ, Володимеръ! - вскрикнулъ онъ вдругъ, вспомнивъ, что рядомъ, хотя за такою же дверью, есть человѣкъ, быть-можетъ способный понять его положен³е.

   - Володимеръ, Володимеръ, Володимеръ!...

   Фантасмагор³я овладѣла мною всецѣло. Черевъ минуту я громко стучалъ въ свою дверь.

   - Что такое еще? - послышался голосъ помощника смотрителя.- Кто это стучитъ?

   - Политическ³е стучатъ, ваше благород³е,- сказалъ сторожъ.

   - Спроси, что надо?... Постой, я самъ спрошу!

   Сѣдой старичокъ подошелъ къ нашей двери и уставился въ меня своими старчески-безстрастными, подслѣповатыми глазами.

   - Вамъ что угодно?

   Вопросъ меня озадачилъ. Что мнѣ было угодно? Реальная дѣйствительность глядѣла на меня въ лицѣ этого старика, и я не зналъ, что сказать реальной дѣйствительности. Я самъ былъ запертъ въ одиночкѣ, за крѣпкою дверью, и мнѣ ли было вступаться за Яшку? На какомъ основан³и?

   - Что тутъ творится? - спросилъ я.- Что вы дѣлаете съ Яковомъ?

   - Это... позвольте... не ваше дѣло-съ!... Да, не ваше... Получено предписан³е: отправить No 5 въ домъ сумасшеднихъ,- ну, и отправляемъ... Можетъ ли все это до васъ касаться?

  

  

   Въ отдѣлен³и подслѣдственныхъ водворилась тишина. Яшку связаннаго пронесли по корридорамъ, уложили въ телѣгу и увезли вонъ изъ тюрьмы.

   Отступитъ ли Яковъ "отъ Бога, отъ великаго Государя"? Отступитъ ли сибирская псих³атр³я отъ упрощенныхъ пр³емовъ лѣчен³я? Отвѣтъ былъ ясенъ... Тяжелыя мысли тѣснились въ мозгу; меня подавляла мертвая тишь одиночки и корридоровъ.

   Старикъ Михеичъ тихо заперъ дверь Яшкиной камеры, постоялъ передъ нею, задумчиво покачалъ головой и затѣмъ усѣлся на своемъ излюбленномъ мѣстѣ. Старая тюремная крыса бодро прошла по корридору, бросая довольные взгляды на опустѣвшую каморку, изъ которой не слышалось болѣе громоваго Яшкина стука. Старикъ бормоталъ что-то и скверно улыбался.

   Вечеромъ "повѣрка" обходила камеры обычнымъ порядкомъ. Все было тихо.

   - Нѣтъ уже стукальщика,- сказалъ его благород³е, обращаясь къ конвойному офицеру. - Свезли нынче въ домъ сумасшедшихъ.

   Вдругъ опять пронеслись по корридору гулк³е удары... Его благород³е вздрогнулъ, тюремная крыса уронила карандашъ и тетрадку, офицеръ какъ-то нервно обернулся въ ту сторону. Вся "повѣрка" точно застыла.

   - Пошто держите меня, пошто морите, беззаконники?! - равдался вдругъ козлиный голосъ Тимошки остяка, и общее напряжен³е разразилось смѣхомъ.

   Эта выходка была совершенно неожиданна. Козлиный голосокъ остяка такъ смѣшно подражалъ могучимъ окрикамъ Якова, все это въ общемъ представляло столь жалкую и смѣшную парод³ю, что его благород³е расхохотался. За его благород³емъ захохотала вся "повѣрка". Смѣялся старичокъ-помощникъ, моргая подслѣповатыми глазками, грохоталъ толстякъ офицеръ, сотрясаясь тучными тѣлесами, хихикала тюремная крыса, улыбка шевелила длинные усы Михеича, смѣялись въ бороду солдаты, вытянувшись въ струнку и держа ружья къ ногѣ... На слѣдующ³й день и мы тронулись въ путь.

  

   1880 г.