Шагину бросилось ещё несколько мусульман, тоже с кинжалами. Все свалились в одну кучу, ревели и махали руками...
Так сбегаются со всей улицы и сваливаются над несчастною жертвою в одну общую кучу собаки, кусая друг друга и рыча от злобы к тому, кто имел смелость зайти не в свою улицу, но не имел силы убежать или защищаться.
Шагина уже не видно. Колышется над ним живая куча, воет всеми звериными голосами, машет смертоносными руками. Люди перевились, как сотни гадов, в один движущийся ком, ныряют внутрь, выползают наверх и снова переплетаются с другими гадами... И все полны одним тягучим желанием - достать Шагина и пырнуть сталью мягкое бессильное тело.
Наконец куча начала понемногу расползаться. Остался один Шагин. Он лежал на земле без движения. Было ранено трое мусульман. Христиане из толпы исчезли. Почуяв покойника, завыли собаки. Им ответили неподалёку в горной пустыне унылым отзвуком шакалы. Раненые мусульмане перевязывали свои раны. Толпа гудела. Она ещё не устрашилась своего дела.
- Расстрелять эту собаку! - крикнул кто-то в толпе.
- Расстрелять безбожника!
- Расстрелять!
- Расстрелять, расстрелять!.. - со смехом повторило в горах эхо.
Четверо мусульман схватили окровавленный, страшно большой труп Шагина и поволокли со двора мечети.
- К пропасти!.. К пропасти тащите!.. Принесите палки!.. Давайте ружья!.. - кричали с разных сторон люди и эхо.
Толпа шумела и, нарастая, двинулась, как поток, по улицам и крышам на площадку перед пропастью, при въезде в село. Женщины нервно визжали. Некоторые плакали. Матери отыскивали своих детей. Слышались ругательства. Кто-то вскочил на крышу, поднял над головой ружьё и выкрикивал стихи из Корана:
- Сражайтесь с неверными до тех пор, пока будет искушение от их лживого учения, пока не останется на земле лишь одно поклонение, поклонение Богу единому... Разве не сказал тебе Бог: убивайте неверных повсюду, где они встретятся вам... Неверные не будут победителями, ибо им не ослабить могущества Божия...
Прокричав эти слова, он спрыгнул с крыши и побежал туда, куда унесли тело Шагина.
Там уже устроили из трёх палок козлы, поставили их на самом краю обрыва, а на них положили труп Шагина. Труп изогнулся. Ноги его, в башмаках с подошвами к селу, были растопырены, а голова свесилась совсем низко над пропастью, точно Шагин силился разглядеть в сумраке вечера, как бежит там, внизу, поток.
Раздался одинокий выстрел. Вздрогнули задремавшие горы. Даже эхо, как бешеное, заметалось с испугом между горами, точно искало, куда бы спрятать этот одинокий страшный звук. Вслед за первым выстрелом раздалось несколько других. Горы проснулись, загудели, затряслись. Долины наполнились отзвуками. Казалось, была бесконечная линия стрелков, и все они ждали только первого знака, чтобы тоже стрелять.
Бух-бух!
Бух-бух! - слышалось неподалёку.
Бах-бах! - раздавалось дальше.
Пах-ха-ха! - слышалось ещё дальше.
Тук-тук! - стучало где-то за голубыми вершинами в облаках.
С головы Шагина свалилась феска и платок. Бритая голова при некоторых выстрелах моталась на толстой шее, точно утверждала:
- Так, так! Этот заряд попал удачно, в самое ухо...
Полы его абаи, осыпаемые дробью и пулями, тоже колыхались, будто от лёгкого ветра.
Бух-бух!..
- Постойте, что вы делаете! Не стреляйте! - закричал вдруг отчаянный женский голос.
К трупу бежала дочь Шагина, простоволосая и босая. Платок упал у ней с головы во время бега, а деревянные башмаки она сама сбросила, чтобы легче бежать. Ни на кого не глядя, она с плачем припала к трупу отца, схватила лежавшую на палке мёртвую руку и стала её целовать.
В это время раздался новый выстрел. Вслед за ним блеснуло и ещё два огня. Девушка хотела что-то закричать, но только вскинула вверх руками и грузно повалилась на треножник. Козлы покачнулись, и тело Шагина упало в ущелье. Тело же девушки осталось на краю пропасти.
Ночью христиане, крадучись, с плачем похоронили оба тела.
Был суд. Виновных не нашли...
Христиане и теперь живут в Шиба в обиде и унижении: Шагина нет - защищать некому.
Но они выдумали себе новую надежду; они твёрдо верят, что если не при них, то при их детях и внуках придут в их землю русские, и тогда кончатся их мучения и обиды...