| Главная » Книги |
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Агасвер, Страница 5
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Агасвер Он, вечно бешеный, всегда остервененный,
Печатал и кричал: "К отечеству любовь,
К свободе, человечеству и благу
Должна в нас укреплять свирепую отвагу
Срывать с тех головы, сажать их на копье,
По улицам рубить, кто мнение свое
В Конвенте выскажет, не справясь с нашим
мненьем!"
И дале, дале,очередь дошла
До мужа грозного: он черным преступленьем
Себя ославил, много сделал зла,
Но Францию он спас, когда уж погибала.
Он создал войско, создал генерала,
Он храбрость создал: ребятишек он,
Босых мерзавцев, превратил в героев.
И что ж! пред ними дрогнул легион,
Который целой сотней боев
Стяжал в Европе первенство. Дантон
Рукой гиганта, гением титана
Попятил пруссаков: свободен край родной,
Но кровь темничных жертв подъемлет к небу вой!
Готова кара великана.
Как лев, погиб он: судьи трепетали,
Как уличенные преступники, пред ним.
Он шел на казнь неустрашим,
Но не без тягостной печали:
Жалел жены смиренной он своей,
Жалел птенцов - своих детей.
С ним пал и Демулен, вития превосходный,
Да с милой легкостью, уж чересчур свободной,
Менявший мнения, знамена и вождей.
Но, чтоб набросить тень на яркий блеск Дантона,
С ним вместе гильотине роковой
Предали взяточников рой,
Воров публичных, продавцов закона.
"Кто ж эти чудеса творил?
Не муж ли, недоступный страху
И полный демонских неколебимых сил?
Потомка ста царей возвел на плаху,
Талант, науку, ум, честь, красоту казнил,
Казнил порок и добродетель...
И наконец,
Презрев порфиру и венец,
Стал страшной Франции безжалостный владетель.
Злодей-то он, ужаснейший злодей,
Но вместе самый мощный из людей!"
Не беспокойтесь: это трус тщедушный,
Перед грозой всегда дрожащий, малодушный,
Оратор слабый, но чудесный лицемер,
Гиена-плакса, честный Робеспьер,
Когда-то сладеньких стишков плохой слагатель,
Теперь земли родной кровавый обладатель.
Все это замечалося Жидом,
Но вместе видел он, как двадцать, тридцать верных,
Свой дом покинув ночию, тайком,
Сбирались в глубинах пещерных
И как принос бескровный иерей
Без страха приносил за божиих друзей.
1-Й. НАНТ
Свирепствует Карье. Несчастный Нант трепещет.
Палач от казни изнемог;
Тут изверг гильотиной пренебрег:
Картечь в священников, в аристократов мещет.
Республиканские вдобавок свадьбы шут
Изволил выдумать: аббата с дамой вместе
Велит связать; приданое невесте -
На шею камень в пуд,
В два пуда жениху,- и их в Луару бросят,-
И это все без всякого суда!
Нет, пусть властей парижских не поносят,
А в захолустия заглянут, да сюда,
В провинцию: здесь во сто крат страшнее!
Здесь всякий комиссар-проконсул, и сильнее
Любого римского.- С Карье сошелся Жид
И был тираном приглашен на ужин.
Карье был Агасверу нужен:
Он согласился. Звание и вид
Пришлец менял как вздумает, но чтобы
Везде ему был доступ, он врачом
Слыл часто, твердо убежденный в том,
Что людям их бесценные утробы
Всего любезнее под мировым шатром.
2-Й. УЖИН У КАРЬЕ
К а р ь е
Пей, доктор: это мне вино с курьером
Прислал гостинец из Бордо Тальэн.
Ж и д
Одобрится ли только Робеспьером
Такая дружба?
"Не без ушей у стен,-
Вскочив, пролепетал Карье с испугом.-
Откроюсь пред тобой, как другом:
Я чист; шпионы не найдут следа,
Чтоб брал я взятки... никогда!
Тальэн мне друг; но он иное дело:
Хватает, грабит слишком смело;
В Бордо составился ископ,
Чтоб на него донесть. - А что мой гороскоп?"
Ж и д
Тальэн переживет тебя.
К а р ь е
Ужели!
А сколько мне прожить?
Ж и д
Не знаю; только мне
Пророческие звезды ныне пели,
И ты заметь вдобавок, не во сне:
"В страшной длани Робеспьера
Дни могущего Карье...
Не было еще примера:
Но Вереса пощадит,
Злой, благою тьмой покрыт,
Бессеребреник Катон,
И сойдет со сцены он".
К а р ь е
Со сцены кто сойдет: Катон или Верес?
Ж и д
Не знаю. Вещий дух исчез
И не расслушал всех моих вопросов.
К а р ь е
Я чист. Я не боюсь доносов:
Су ни с кого я не брал. Был я строг,
Но твердо убежден: быть мягче я не мог.
Ж и д
А завтра ты попов предашь картечи?
К а р ь е
Да! завтра: решено... Не хочешь ли ты речи
Исподтишка со мною завести,
Чтоб их помиловать?
Ж и д
Почти.
К а р ь е
Э, доктор, берегись! тебе я благодарен,
По милости твоей здоров я, словно барин;
Пропал мой ревматизм. Но за такую речь
Попасть и сам ты можешь под картечь.
Ж и д
Я под нее прошусь.
К а р ь е
Ах, доктор ты мой бедный!
Недаром стал такой ты бледный:
Ты охмелел, ты совершенно пьян!
Ж и д
Я выпил во всю ночь один стакан.
Я не боюсь твоей картечи.
Я гость твой: неужели гостя речи
Не хочешь выслушать? Позволь мне им
На самом месте именем твоим
Пощаду объявить, но только б отступили
От своего Христа.
К а р ь е
Изволь, изволь! Но ты не трать пустых усилий:
Их знаю; не отступят никогда.
3-Й. МУЧЕНИКИ
Сияет светлый луг пред городом прекрасным;
Как утро хорошо под этим небом ясным!
Как воздух чист и свеж! Как сладок ветерок!
Приветлив и пригож каштановый лесок;
Повсюду пышные сады, усадьбы, нивы...
И как же ль люди не счастливы!
Взгляните: из темниц и башен городских
Не граждане ль влекут сто сограждан своих,
В оковах, но свободных от боязни,
Священников, Христовых верных слуг,
На этот самый светлый луг,
Чтоб мученической предать их казни.
Свободен, без оков, шагает Жид средь них;
Он некоторых знал в Париже прежде,-
Вот почему он в суетной надежде,
Что увлечет хоть этих. Например,
Он руку подал бледному аббату,
Лет тридцати.
"Лизету мне и хату!"
Я ваши песенки, Лельер, не позабыл.
Тогда - вы как же были милы,
В сарказме вашем сколько было силы,
Как бредни поднимали вы на смех!
И что таить? да и таить-то грех:
Вы поклонялись шалуну Вольтеру
И славили везде естественную веру.
И вас ли вижу здесь, любезный мой аббе,
Клянусь, к живой моей печали?
Как в сонм фанатиков безумных вы попали?
И с ними вы ль одной обречены судьбе?
Ей-богу, это странно, это ново!
Но полномочье от Карье
Есть у меня; скажите только слово:
"Я не христьанин!"- буду сам без головы,
Когда не тотчас же свободны вы".
И вот закованные руки
С усильем на небо Лельер
С молитвой тихою, безмолвною простер.
"Я христианин,- он сказал.- Мне муки
За бога своего и спаса и Христа
Принять такая честь, которой, окаянный,
Я бы не стоил никогда.
Но он, мой пестун постоянный,
Он, верный пастырь мой, бежавшую овцу,
Уж погибавшую, нашел в степи ужасной,
На рамо возложил и, в день святый и ясный,
Принес обратно к своему отцу.
Молюся, доктор, чтоб и вас нашел спаситель".
"Sancta simplicitas,1-подумал соблазнитель.-
Вот молится, чтоб Вечный Жид
Покаялся!" Но вместе тайный стыд
Почувствовал и отошел смущенный.
Достигли места. Тыл к реке прижат
Глубокой и заране раздраженной,
Что вновь ее телами отягчат.
И, собственную жизнь от выстрелов спасая,
Тут расступилась стража городская
И, глаз с страдальцев не спуская,
Построилась поодаль по бокам:
А там, а там -
Противу них, по манию злодея,
Готова адом грянуть батарея...
В руках солдат дымятся фитили;
Но грохотом еще не дрогла грудь земли,
И молнии смертей еще не засверкали,
И медлит пасть на осужденных рок:
Не миновал еще тираном данный срок
И могут все еще, без горя, без печали,
Свободные, назад идти в свой дом,
А только бы рассталися с Христом
И увещаниям Жида усердным вняли.
К тому, к другому он с рассудком и с умом,
С доводами и просьбами подходит,
Но только ужас он на всех наводит,
И все бегут его, огородясь крестом;
Иной же говорит: "Отыди, муж жестокой!
Что так моей души ты ищешь одинокой?"
Тут бледный Агасвер, отчаянный игрок,
Не испытав такого срама сроду,
Стал тасовать свою последнюю колоду.
Он смотрит: молится дрожащий старичок;
Взглянул: епископ, в фиолетовой одежде;
Припомнил: он знаком и с ним был прежде;
К нему подходит в суетной надежде:
"Как? Вас ли, monseigneur,2 я вижу? Вы ли то?
В нотаблях были вы: встречались мы в Версали...
Однажды мне с улыбкой вы сказали:
"Здесь о религии не думает никто;
Но галликанской церкви быт
Быть должен сохранен: при нем епископ сыт,
Да есть и лишек на собак сердитых,
По всей окрестности проворством знаменитых,
На английского доброго коня,
И - кое-что на что..." Оставивши меня,
Вы в бойкий разговор за Фигаро вступили...
И после легоньких усилий
Зоилов автора вы в пух, вы в прах разбили...
И ныне - извините - ха! ха! ха!
Не побоясь ни срама, ни греха,
Нас уверяете, что гибнете за веру!
Оставьте пошлому все это лицемеру:
Вы гибнете за ваших псов,
За вашего коня породы чистой
И кое-что за что; вы человек речистый,
Но то оставили без дальних слов.
Я к вашей кстати подоспел защите:
"Философ я,- скажите,-
Я не ханжа" - и вам свободен путь - идите".
И старец покачал седою головой:
"Тяжелый, страшный груз лег над моей душой,
Но видит, знает он, мой послух и свидетель,
Что, скверн и мерзостей бесчисленных содетель,
От бога моего и спаса и Христа
Не отступлюсь я никогда!"
И старец замолчал, и тверд его был голос,
И солнцем озлащен кудрявый белый волос,
И озлащенна борода,
Лучами облит весь. Раздался конский топот,
И вершник закричал: "В народе слышен ропот,
Немедленно к себе
Вас, доктор, просит гражданин Карье,
А для преступников настало время казни!"
- "Я посрамлен попами: без боязни
Все на смерть просятся: я, брат, останусь здесь
И выжду я, чем кончится их спесь..."
В е р ш н и к
Здесь?
Здесь вас убьют, застрелят.
Ж и д
Как эти люди мелют,
А если я хочу застрелен быть, убит?
"У всякого свой вкус",- тот молвил и летит.
"Что ж - доктор?" - вершнику Карье кричит.
В е р ш н и к
Ваш доктор - доктор ваш сердит!
Или с ума сошел, или он англичанин...
Твердит: "Я, брат, останусь здесь
И посмотрю, чем кончится их спесь".
К а р ь е
Он англичанин! Ах, я в сердце ранен,
Адепт он Йорка, Питтов он шпион!
А был почти моим домашним он!
Так бормотал Карье: и гадок и смешон
Был изверга трусливый, жалкий стон;
Но вот пришел тиран в остервененье:
"Пошлю я Робеспьеру донесенье,
А пусть теперь с попами сгинет он,
Пали!" И вот, по манию злодея,
Вдруг смертью плюнула и адом батарея,
И с болью дрогла грудь трепещущей земли,
И - половины нет. "Пали!"
И молнии смертей змиями засверкали,-
Все, кроме двух, в кровавый гроб упали:
Епископ молится, и Жид еще стоит.
"Твой англичанин не убит",-
Проконсулу сказали; канонеру
Подъехать ближе он велит
И выстрел прямо в грудь направить Агасверу.
Раздался выстрел: выстрел - хоть куда!
Но только не попал в Жида;
Епископа с земли он поднял, как пророка
Илью великого, и ринул в глубь потока;
А на полете, свысока,
Казалось, длани старика,
Врозь распростертые, всех тех благословляли,
Которые сегодня за Христа
С ним вместе пострадали...
Но взоры всех стремятся на Жида,-
Прямешенько к Карье идет он, невредимый,
Но видимой тоской тягчимый.
Сошлись.
К а р ь е
Ты англичанин?
Ж и д
Ты...дурак:
Ты разве не взглянул в мои бумаги?
К а р ь е
Куда же ты идешь так смел и полн отваги?
Ж и д
Куда хочу.
К а р ь е
Тебя я задержу, чудак.
Ж и д
Нет, не задержишь.
К а р ь е
Это как?
Ж и д
Нет власти.
К а р ь е
Власти нет!
Ж и д
Да, так.
Уж в Нант тот въехал, кто сегодня ж, муж
кровавый,
Тебя в Париж отправит для расправы.
Сказал; но вдруг поник тяжелой головой
И, будто призрак, он сокрылся за горой.
* * *
__________
1 Святая простота (лат.).-Ред.
2 Ваше преосвященство (франц.).-Ред.
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ОТРЫВОК
Вот так-то Агасвер
Переплывал моря и реки;
Прошел все земли, все страны и веки
И видел колыбель и гроб племен и вер,
Рожденье и кончину мнений.
Он длинную прошел аллею поколений
И был свидетелем холодным много раз,
Как человечества упадший с неба гений
От смрадного дыхания зараз,
От жадного ножа крамолы и смятений,
От труса и войны, грехов и заблуждений
В смертельных корчах издыхал,
Как пал ходил всемирных превращений
И все его созданья поедал,
Или ж, как он, победоносный гений,
Торжествовал могуществом ума,
И быстро таяла пред блеском света тьма.
Но наступала снова перемена,
И повторялся роковой закон:
Как некогда слова: Мемфис и Вавилон,
Так звуки: Лиссабон, Неаполь, Вена,
Москва, Афины, Рим -
С народной памятной скрижали
Один стирались за другим
И темной притчею столетий дальных стали.
Британец гордый уступил волкам
Свой белый остров, торжище вселенной;
Развалин грудой стал Париж надменный;
Вновь океан шумит и воет там,
Где полуночная Пальмира
Влекла к себе и страх, и взоры мира.
Иные стали слышны имена:
В замену старых, новые державы
Блеснули под луной одним мгновеньем славы;
Но след и их исчез, как след пустого сна,
И вот последняя настала перемена...
И вдруг среди померкнувших небес
Уж не было ни солнца, ни чудес,
И стала грязью радужная пена;
И пролетела жизнь земли, как миг:
Конца всех странствий Агасвер достиг.
Люди все почти легли
В лоно матери-земли;
Даже человека голос
Раздается редко где...
Как в забытой борозде
Иногда и в зиму колос
Уцелеет, одинок,-
Так, пойдет ли на восток,
Путь прострет ли к полуночи,
Мог не часто в оный век
Человека встретить очи
Одинокий человек.
И брани умолкли, и слышанья браней,1
Мечи еще целы, но нет уже дланей;
Нейдет ниоткуда кровавая рать:
Уж не за что брату на брата восстать.
Последняя вскоре зажжется денница:
Наш шар совершил свою жизнь и судьбу;
Простерлась архангела с неба десница,
И взять он готов роковую трубу...
Затрубит,- и мрачного, хладного гроба
Отверзнется с треском немая утроба;
На грозный его, повелительный зов
Застонет земля - и родит мертвецов.
И тот, кто был распят, и проклят, и поруган,
Тогда появится средь светлых облаков,
Средь сонма ангелов, своих святых рабов,-
И затрясется ад - его судом испуган.
И приближался час, когда приидет он;
Без остановки, без препон,
На шумных крыльях к неминучей цели
Земля летела; люди все редели...
И оставался наконец
Единственный из миллионов;
Не сын, не брат он, не отец:
Он пережил паденье тронов,
Наук,искусств и городов,
И видел он возобновленье
Болот и дебрей, и лесов,
Где блеск, и лоск, и развращенье
Когда-то пировали пир...
С чего? - не все ль равно? а мир
Одряхший пред своей кончиной
Весь стал пустынею единой,-
И в той пустыне заползли,
Взвились и забродили снова,
Воскреснув, первенцы земли...2
Их кости крыла гор основа,
И омывал безмолвный ход
Таинственных бездонных вод,
| |
| Просмотров: 349 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры