Якубович Лукьян Андреевич - Стихотворения - Книги

Л. А. Якубович

Стихотворения --------------------------------------

Библиотека поэта. Поэты 1820-1830-х годов. Том второй

Биографические справки, составление, подготовка текста и примечания

В. С. Киселева-Сергенина

Общая редакция Л. Я. Гинзбург

Л., Советский писатель, 1972

Дополнение 1:

"Здравствуй, племя младое...": Антология поэзии пушкинской поры: Кн. III . Сост., вступ. статья. о поэтах и примеч. Вл. Муравьева

М., "Советская Россия", 1988

Дополнение 2:

Уильям Шекспир. Библиографический указатель русских переводов и

критической литературы на русском языке. 1976-1987

М., ВГИБЛ 1989

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

186. Старому приятелю

187. Три века

188. Иран

189. Волнение

193. Дева и поэт

197. Надписи

198. Старый русский замок

199. Скалы

200. Сестре (При посылке портрета л<орда> Байрона)

201. Н. М. Языкову

202. Кавказ

205. Рок

206. Северянин на юге

207. Ночь

210. Ответ Н. Ф. Т-му

Дополнение 1

Мольба

Украинские мелодии

Леший

Дополнение 2

Шекспир (Сонет)

Сын мелкопоместного дворянина Лукьян Андреевич Якубович родился в 1805 году. Отец его в молодости своей был причастен к литературе. Имя его встречается в журналах конца 1790-х - начала 1800-х годов, а в 1804 году под его редакцией из печати вышел знаменитый сборник Кирши Данилова "Древние русские стихотворения". Впоследствии, занимаясь литературой только урывками, А. Ф. Якубович вел образ жизни скромного провинциального чиновника, а еще позже - домовитого помещика (ему принадлежало небольшое имение Сосновка в Калужской губернии).

Иначе складывалась судьба его сына. После окончания в декабре 1826 года Благородного пансиона при Московском университете Лукьян Якубович остался не у дел, так как к казенной службе, по всей видимости, не имел никаких способностей.

В 1828 году стихотворения Якубовича появляются на страницах московского журнала "Атеней" М. Г. Павлова, а в следующем году - в "Галатее" Раича. До 1831 года поэт жил в Москве, а затем перебрался в Петербург, город с более развитой прессой, где он надеялся добиться успеха в литературе.

Должно быть, по рекомендации своего дяди М. Л. Яковлева, лицейского товарища Пушкина и Дельвига, Якубович был привлечен к сотрудничеству в "Литературной газете".

Он благоговел перед Пушкиным, о чем говорят следующие строки его письма к П. И. Вонлярлярской от 22 января 1831 года: "Я познакомился с... Пушкиным, который на днях женится. Напрасно говорят, что в нем не видно поэта, - решительно скажу вам: весь гений, все пламя жреца муз горит в его прекрасных глазах. Я читал "Годунова" раз 30 сряду, - превосходно. Я без ума восхищен им - вот поэзия, вот жизнь, вот сила!" {ПД.}

С прекращением "Литературной газеты" Якубович чаще всего печатается в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" А. Ф. Воейкова, а позднее в журналах: "Телескоп", "Московский наблюдатель", "Сын отечества" и, наконец, в "Отечественных записках".

15 января 1837 года М. Л. Яковлев напомнил Пушкину о своем племяннике, предлагая его в помощники по изданию "Современника". {См.: Пушкин, Полн. собр. соч., т. 16, М., 1949, с. 217.} Но ровно через две недели Пушкин умер. Якубович был потрясен этим и долго не мог прийти в себя.

По свидетельству И. И. Панаева, Якубович гордился тем, что Пушкин "выпрашивал у него стихов для своих изданий". {И. И. Панаев, Литературные воспоминания, М., 1950, с. 39.} В 1836 году в пушкинском "Современнике", действительно, появилось три стихотворения Якубовича. Возможно, два стихотворения его в "Северных цветах на 1832 год", изданных в память покойного Дельвига, были также отобраны Пушкиным.

От литературы Якубович никаких доходов не имел и, по сведениям того же Панаева, "кое-как поддерживал свое существование уроками русского языка". {Там же, с. 66. Очень непродолжительное время, а именно в 1833 г., Якубович состоял на службе (сведения об этом в неопубликованном письме к П. И. Вонлярлярской от 1 декабря 1833 г. - ПД), но, видимо, скоро потерял ее.} "Он жил в крайней бедности, - рассказывает близко знавший поэта И. П. Сахаров, - все его состояние состояло из шинели, сюртука и нескольких книг. Тысячи рублей, присылаемых ему отцом, было недостаточно. Маленькая комната на чердаке, в Семеновском плацу, зиму и лето нетопленная, была его приютом для ночлега". {И. П. Сахаров, Записки. - "Русский архив", 1873, ? 6, с. 954.}

Но ни бедность, ни пренебрежительное отношение маститых журналистов и критиков (Н. А. Полевого, И. И. Надеждина, О. И. Сенковского) не охлаждали любви Якубовича к поэтическому творчеству. По уверению Сахарова, он "ни о чем не думал; философ в душе, беззаботный в жизни, друг поэзии, он жил вне всякой сферы". {Там же.} Добродушный, общительный Якубович был знаком чуть ли не со всем литературным миром обеих столиц. Но самой большой его привязанностью был Полежаев, с которым он подружился, надо полагать, в середине 20-х годов. {Подтверждением тому служит полежаевский перевод стихотворения Ламартина "Восторг", выполненный не ранее 1826 г. и посвященный Якубовичу.} Подневольная солдатчина Полежаева вскоре их разлучила, но позднее они, видимо, встречались в Москве и обменивались письмами. {См. публикацию Т. Г. Динесман двух писем Полежаева к Якубовичу от февраля и 8 октября 1836 г. - "Литературное наследство", ? 60, М., 1956, с. 608-614.}

Полежаев и Якубович имели общих приятелей - поэтов Соколовского и Ф. А. Кони. Все они принадлежали к демократическому флангу русской поэзии, но сплоченной литературной группы не составили. Судьба благоприятствовала из них только одному Федору Кони. Участь других была печальной: сломленные тяжкими условиями жизни, они умерли один за другим почти одновременно - в 1838-1839 годах.

Недоедание, трущобный быт, суровый петербургский климат, беспечное отношение к себе - все это в конце концов надломило здоровье Якубовича. Тяжелобольной, он летом 1839 года выехал из столицы домой - в Калужскую губернию. Здесь, под родительским кровом, прошли последние дни его жизни, оборвавшейся осенью того же года.

Якубович, вспоминал Панаев, пользовался "между журналистами и издателями альманахов значительною известностью. Без его стишков не обходился почему-то ни один журнал, ни один альманах". {И. И. Панаев, Литературные воспоминания, с. 65.} Однако спрос на стихи Якубовича подчас поддерживался одним чисто внешним обстоятельством: по роду своего дарования он умел писать только очень короткие стихотворения - как правило, в 8-16, редко 20-30 строк. Такие тексты были удобны для заполнения лакун в типографском наборе журналов и, как ехидно выразился Н. И. Надеждин, шли "на затычку".

Литературная репутация поэта не поднялась и после того, как в 1837 году из печати вышел единственный сборник его стихотворений. Он был встречен внешне одобрительным, а по существу издевательским отзывом О. И. Сенковского в "Библиотеке для чтения" (1837, ? 7). Не поправила положения доброжелательная, но слабо аргументированная рецензия "Северной пчелы" (29 и 30 апреля), написанная, видимо, кем-то из друзей Якубовича, {Подпись под рецензией: "Т.". Возможно, ее автором был Н. Ф. Туровский.} а также рецензия неизвестного автора в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" (8 мая).

Уже при беглом взгляде на стихи Якубовича обнаруживается, насколько велико было его сочувствие романтическим представлениям о человеке, природе и искусстве. Он и был их типичным популяризатором в поэзии, чуть более талантливым в сравнении с десятками других современных ему стихотворцев, вроде Н. Колачевского, М. Меркли, И. Гогниева, В. Карлгофа, Ф. Менцова, Н. Вуича, Е. Шаховой. Якубовичу не было дано сделать то, что порой получалось у поэтов его же масштаба: запечатлеть некую психологическую тонкость, оригинальный поворот мысли, набрести на яркий художественный эффект. На фоне бурного развития романтического лиризма, плодившего многословные и громоздкие формы (Соколовский, Кукольник, Тимофеев, Бернет), стихи Якубовича отличались сосредоточенностью и простотой художественного мышления, лаконизмом стиховой речи.

В творчестве поэта различается всего несколько устойчивых видов стихотворений. Чаще всего это короткая диалогическая сценка ("Заветные слова", "Старый русский замок", "Служивый", "Урал и Кавказ", "Дуб в Петергофе" и т. п.), иногда несущая простонародный отпечаток, в частности украинский. Романтические умонастроения куда более зримо проступают в стихотворениях другого типа, представляющих собой метафорическую иллюстрацию отвлеченной мысли ("Водопад", "Пожар", "Волнение", "Две скалы" и проч.).

Лирическим миниатюрам Якубовича свойственна малохарактерная для романтической поэзии того времени значительная насыщенность античными мифологическими реминисценциями. По-видимому, творческие устремления поэта были в известной мере ориентированы на традиции антологической лирики, вернее на ее русифицированные образцы. Собственные его опыты в чисто антологическом роде немногочисленны и бесцветны. Но лучшие из оригинальных стихотворений Якубовича примечательны как попытки романтической модернизации этого типа лирики, отличающиеся сжатостью, простотой и четкостью композиционного рисунка.

186. СТАРОМУ ПРИЯТЕЛЮ

Не вспоминай другие леты,

Они прошли - не воротить!

Твоя печаль, твои приметы

Не могут горю пособить.

Не помни зла, не помни горя,

И в настоящем много бед,

Терпи у жизненного моря:

За тучей вёдро будет вслед.

Мой друг, поверь мне: мир прекрасен,

Исполнен блага божий свет!

Твой запад так же будет ясен,

Как дня прекрасного рассвет.

Взгляни: над трепетной землею

Давно ль с небес перун гремел

И земледелец с бороною

На нивы выехать не смел.

Прошла гроза; как прежде в поле

Оратай весело поет,

И в луговом опять раздоле

Тюльпан с лилеею цветет.

1830

187. ТРИ ВЕКА

Преданье есть: в минувши веки,

Там, при слияньи дивных рек,

Сошли на землю человеки...

И был тогда прекрасный век!

Как царь земли был здесь свободен,

И телом бодр, и чист умом,

И сердцем добр и благороден,

С открытым взором и челом!

Был век другой: умов волненье,

В сердцах страстей мятежный жар,

Вражда, корысть и исступленье

Раздули гибельный пожар.

Здесь человек утратил волю,

Одряхл и телом и умом -

И шел по жизненному полю,

Поникнув взором и челом!

Но в третий век прошла невзгода,

Затихла буря, свет проник,

И процвела опять природа,

И лучший мир опять возник.

И в этот век земную долю

Холодный опыт нам открыл,

И гордый ум, и сердца волю

Законам вечным подчинил!

1831

188. ИРАН

Ликуй, Иран! Твоя краса

Как отблеск радуги огнистый!

Земля цветет - и небеса,

Как взоры гурий, вечно чисты!

Так возлюбил тебя Аллах,

Иран, жемчужина Востока,

И око мира, падишах,

Сей лев Ислама, меч пророка!

Твой воздух амброй растворен,

Им дышит лавр и мирт с алоем;

Здесь в розу соловей влюблен,

Поэт любви томится зноем.

1831

189. ВОЛНЕНИЕ

Взглянь на небо: словно тени

В нем мелькают облака!

Взглянь на землю: поколений

Мчится бурная река!

Что ж земля и небо полны

Треволнений бытия?

То вселенной жизни волны,

Вечный маятник ея!

И в душе стихии те же:

В ней вселенная сполна,

И, как рыбка бьется в мреже,

В мире мучится она.

1832

193. ДЕВА И ПОЭТ

Прекрасна д_е_вица, когда ее ланиты

От уст сжигающих еще сохранены,

И очи влажностью туманной не облиты,

И девственны еще и кротки юной сны,

И чисты помыслы, желания хариты,

Как чисты небеса в час утренний весны,

Красавица тогда подобна розе нежной:

И небо, и земля - всё ей покров надежный.

Удел прекрасен твой, любимец муз; счастливый,

Когда ты чужд корысти и похвал,

Не кроешь слез под маскою шутливой,

И богу одному колена преклонял.

Чувствительный, возвышенный, правдивый,

Сберег тайник души, как чистый идеал.

Поэт, как сходен ты с невинной красотою;

Ты долу нас роднишь с небесной высотою.

1832

197. НАДПИСИ

Ты понял ли глагол бытописаний?

На камнях, на древах ты надписи видал, -

Их понял ли? То след былых страданий,

К бессмертию стремясь, их брат твой начертал.

Страшась ничтожества, у гроба, раб желаний,

Он в мертвых буквах сих часть жизни оставлял,

Он жизнь хотел продлить хоть в отзыве преданий,

Чтоб в памяти людей хоть звук не умирал.

Земному дань платя, бессмертием томимый,

Поэт, склоня чело, умолит пиэрид,

Чтобы живая мысль и стих его любимый

Пер_е_жили его, как мрамор и гранит,

Как жизни перл, в сердцах людей хранимый,-

Да вечно дышит он и души шевелит.

1834

198. СТАРЫЙ РУССКИЙ ЗАМОК

Где волной сребряно-шумной

Бьет Нарова о гранит,

Тщетно в ярости безумной

За волной волну клубит, -

На горе есть замок древний.

Меч и времени рука,

Истребив окрест деревни,

Пощадили старика.

Старец, что ты мрачен ныне?

Вкруг тебя кипит народ,

И, как прежде, по ложбине

Речка светлая течет.

Иль грустишь ты, замок старый,

О минувших временах?

Иль еще звучат удары

Шведских ядер на стенах?

"Я гляжу печальным оком

На изнеженный народ.

Я в раздумий глубоком:

Их мой взор не узнает!

Не совсем зажили раны,

Хоть отжил я грозный век:

Ночью в них гнездятся враны,

Днем обходит человек.

Я завидую Нарове,

Хоть она меня старей:

Каждый год ей по обнове

Шлет Нептун, отец морей.

И старушкою забыто,

Что унес минувший год;

Всё нечистое - ей смыто,

Всё поит она народ.

Я же, хилый, время трачу,

Жизнь полезную сгубя,

Но на жребий мой не плачу:

Гибну, родину любя".

1834

199. СКАЛЫ

На высоте угрюмых скал,

В объятьях матери-природы,

Я жизнь возобновил, я радости сыскал,

Я позабыл утраченные годы!

Здесь всё свежо: и персть, и тварь, и я!

И жизнь, как девственник, полна любовной силы;

Эмблема вечности, здесь ползает змия,

Как мысль, приволен здесь орел ширококрылый!

1835

200. СЕСТРЕ

(При посылке портрета л<орда> Байрона)

Чудесной силой песнопенья

Умеет Байрон чаровать

И вопль души, и чувств волненья

Своим струнам передавать.

Внимай ему тоской убитый,

Кто в жизнь надежду погубил,

Кто на поблекшие ланиты

Кровавых слез поток пролил;

Внимай ему без сожаленья,

Без слез, без скорби, без страстей,

Ищи в нем слов для выраженья

Ужасных мук души своей...

Но ты, как пери молодая,

Гляди на чудный лик певца,

Его судьбу воспоминая,

Жалей в нем мужа и отца.

1835

201. Н. М. ЯЗЫКОВУ

Торжественный, роскошный и могучий,

Твой стих летит из сердца глубины;

Как шум дубров и Волги вал гремучий,

Твои мечты и живы и полны, -

Они полны божественных созвучий,

Как ропот арф и гимн морской волны!

Отчизну ли поешь и гордо и правдиво,

Гроба Ливонии, героев племена,

Красавиц иль вино - пленительно и живо

Рокочет и звучит и прыгает струна...

И сердце нежится по воле, прихотливо,

И словно нектаром душа упоена.

1836

202. КАВКАЗ

Приют недоступный могучих орлов,

Державных и грозных гранитных хребтов, -

Всемирная крепость надоблачных гор

Дивит и чарует наездника взор.

Где громы грохочут, шумит водопад

И молния реет в ущельях громад, -

Душе моей любо: ей впору чертог -

Престол где громовый воздвиг себе бог!

Там мысли привольно по небу летать,

Весь ужас, всю прелесть грозы созерцать!

Туда бы, покинув заботливый мир,

Желал я умчаться, как птица в эфир.

1836

205. РОК

Выплывая из-за тучи,

Зевса гневного посол

Вержет гром и огнь летучий

На скалы, на лес дремучий,

На веселый град и дол.

О, молись, молись Зевесу,

Чтоб тебя не покарал,

И на тайный путь к Айдесу

Смерти мрачную завесу

Для тебя не приподнял!