Елпатьевский Сергей Яковлевич - Едут

думалъ. Что-то хотѣлось вспомнить, что-то уяснить себѣ...

   Дѣвочка спала. Вагонъ покачивался и глухо перезванивалъ. Мимо окна цѣлыми снопами летѣли искры отъ паровоза; темными уродливыми силуэтами, то ярко вспыхивая, то снова погружаясь въ тьму, неслись деревья.

   Чуть освѣщенный уголъ вагона смутно темнѣлъ. Прорвавшаяся сквозь закрытый фонарь полоса свѣта падала на головку спящей дѣвочки и на лежавшую на ней руку Варвары Павловны. Онъ долго, съ изумлен³емъ, словно видѣлъ въ первый разъ, разсматривалъ худые тонк³е пальцы, узк³я плечи съ безсильно свѣсившимися руками, всю усталую фигуру жены, сидѣвшей съ закрытыми глазами въ углу вагона.

   Васил³й Михайловичъ вздрогнулъ и острой болью кольнуло его въ сердце. Чувство глубокой жалости и безконечной грусти и еще чего-то, въ чемъ онъ не могъ дать себѣ отчета, поднималось и росло въ немъ. Тихо ступая на носкахъ, онъ перешелъ въ уголъ вагона, на мгновен³е отдернулъ занавѣску фонаря и снова закрылъ. Въ свѣтѣ фонаря на него глянуло худое,словно незнакомое ему лицо, глубоко запавш³е, окружевные темными кругами и мелкими морщинами глаза, посѣдѣвш³е волосы и тонк³я блѣдныя губы, сложенныя печально и жалобно. Не отдавая себѣ отчета, онъ наклонился и прильнулъ губами къ бѣлѣвшей на головѣ дѣвочки маленькой рукѣ жены.

   Варвара Павловна вздрогнула и открыла глаза.

   - Что съ тобой?

   Онъ всматривался въ ея лицо, словно изучалъ его, и молчалъ.

   - Что съ тобой?

   - Я не знаю,- медленно отвѣтилъ онъ.- Прости, что разбудилъ. Я все смотрѣлъ, когда ты спала, и думалъ, отчего у тебя такое блѣдное лицо и сѣдые волосы и усталые глаза.

   Она испуганно и недоумѣвающе вглядываласъ въ поблѣднѣвшее растроганное лицо мужа и вслушивалась въ давно не слышанный тонъ его голоса.

   - Устала отъ дороги, вотъ и все,- попробовала она улыбнуться.- Вотъ подожди, пр³ѣду,- отъѣмся.

   - Словно я не видалъ тебя давно, давно...- не слушая, также медленно говорилъ онъ,- да и, кажется, ничего не видѣлъ. Я не знаю, что со мной... Неловко какъ-то, пусто. Словно я бѣжалъ куда-то и упалъ въ яму,- холодную, темную яму и ты ушла отъ меня.

   Онъ помолчалъ и тихо выговорилъ:

   - Ты не ушла отъ меня?

   Она слышала и молчала. Онъ заговорилъ еще тише.

   - Можно тебѣ предложить одинъ вопросъ, большой вопросъ?

   - О нѣтъ, нѣтъ... - съ испугомъ остановила его Варвара Павловна.- Я ничего не знаю, не предлагай мнѣ никакихъ вопросовъ. Я устала и не могу ни о чемъ думать. Мнѣ только отдохнуть хочется, Пожалуйста, Вася!..

   Она замѣтила удрученное выражен³е лица мужа и тихо и ласково докончила:

   - Я вѣдь ничего не говорю, Вася... Я сказала только, что ничего не знаю.

   Онъ снова поцѣловалъ ея руку, вернулся къ своему окну и долго сидѣлъ, не двигаясь.

   Вставало блѣдное, холодное утро. Съ блестѣвшими на вѣтвяхъ каплями отъ ночного тумана, деревья стояли тих³я и усталыя, надъ ущельями и рѣчными долинами еще висѣлъ туманъ, изъ-за дальнихъ ощетинившихся горъ розовѣло небо и зеленыя верхушки ближнихъ елей чуть свѣтились.

   Васил³й Михайловичъ сидѣлъ у открытаго окна вагона. Въ его головѣ не было ни соловья, ни яблони, ни симфон³и, глаза его были ясны и грустны, лицо спокойно и задумчиво.

   Онъ думалъ о томъ, что тамъ внизу подъ туманомъ, какъ встанетъ солнце и какой будетъ день, что встрѣтитъ его впереди за этой стѣной темнаго лѣса...

   A зеленыя верхушки все розовѣли, и рельсы звенѣли такъ грустно...

  

  

   На Волгѣ шумно. Свѣтлый день разгорается надъ рѣкой. Тяжело загребая воду широкими лопастями колесъ и оставляя за собой длинныя борозды разбѣгающихся волнъ, медленно двигаются вверхъ могуч³е буксирные пароходы. Длинными вереницами тянутся за ними огромныя темныя баржи съ хлѣбомъ; съ развѣвающимися на мачтахъ флагами на цѣлую версту растянулась флотил³я маленькихъ, глубоко сидящихъ въ водѣ желѣзняковъ; медленно ползетъ, грузно упираясь въ воду широкой грудью, развалистая бѣляна съ блестящими на солнцѣ бунтами мочала, съ бѣлыми, какъ снѣгъ, домиками изъ липовыхъ бревенъ.

   Съ короткимъ стукомъ колесъ и веселыми окриками торопливо бѣгутъ сверху порожняки; быстро разсѣкая воду могучей грудью великолѣпно несется, какъ блестящ³й бѣлый дворецъ, пассажирск³й пароходъ...

   Они встрѣчаются, долго кричатъ, словно окликающ³е другъ друга въ шумной толпѣ улицы люди, долго машутъ другъ другу бѣлыми флагами, переговариваются въ рупоръ и снова расходятся; а между ними снуютъ одинок³я лодочки и неуклюж³я косныя, словно пѣшеходы, перебѣгающ³е улицу между быстро несущимися экипажами...

   Свѣтло и весело въ Троицынъ день на широкой улицѣ Волги.

   Зеленыя березки красиво выдѣляются на фонѣ блестящихъ свѣжими красками пароходовъ, зелеными березками убраны темныя баржи, бѣлые домики бѣлянъ, переполненныя праздничной толпой пристани. На палубѣ длинной баржи, рядомъ съ увитой гирляндами изъ березовыхъ вѣтвей рубкой, самоваръ медленно дымится тонкой струйкой синяго дыма; а на кормѣ, спустивши за бортъ надъ водой голыя ноги, молодой парень въ розовой топорщущейся рубашкѣ съ густо намасленными и расчесанными волосами играетъ на гармоникѣ и выцвѣтшими на солнцѣ глазами смотритъ на широкую улицу, на синее небо, въ свѣтлую даль...

   A берега тихо плывутъ... Плывутъ зеленѣющ³е свѣжей листвой дубовые лѣса, плывутъ раскинувш³еся по склонамъ горъ сады съ нѣжно-розовыми и бѣло-молочными пятнами облитыхъ цвѣтомъ вишенъ и яблонь, мелькаютъ вдали старыя дворянск³я усадьбы, умирающ³я подъ шумъ вѣчно-юной рѣки и немолчный ревъ волжскихъ пароходовъ. Изрѣдка блеснетъ золотой крестъ сельской церкви и далекимъ отзвукомъ пронесется по рѣкѣ радостный звонъ колоколовъ. A на вершинѣ высокой горы, вдвинувшейся въ рѣку, то показываясь на гребнѣ, то снова скрываясь за нимъ, словно вѣнчая гору ярко-цвѣтной короной, кружится пестрый хороводъ. Вотъ сорвался съ крутого берега и повисъ надъ рѣкой долг³й, протяжный мотивъ далекой пѣсни...

   Крикливой толпой, перегоняя другъ друга и кидаясь за крошками хлѣба, который бросаютъ имъ пассажиры, носятся кругомъ парохода бѣлоснѣжныя чайки. У борта парохода съ кускомъ хлѣба въ рукѣ стоитъ Варвара Павловна и оживленно слѣдитъ, какъ красивыми зигзагами носятся чайки, быстро падаютъ въ рѣку и снова взносятся и слѣдятъ за ней жадными любопытными глазами. Рядомъ съ ней стоитъ маленькая дѣвочка и держитъ въ одной рукѣ кусокъ хлѣба, а въ другой - куклу, которая и спитъ и смотритъ, купленную ей въ Казани Варварой Павловной. Молоденькая чайка съ маленькимъ клювомъ и острыми зоркими глазками, красиво распластавшись въ воздухѣ своимъ бѣлымъ тѣломъ, подлетѣла снизу и вырвала весь кусокъ изъ рукъ дѣвочки. Она пугливо отскочила отъ борта и охватила колѣни Варвары Павловны.

   - Что, Настя, испугалась?- улыбаясь спросила Варвара Павловна.

   - Ишь какая вострая...- оправдывается Настя.- A глазы-те, глазы-те у ее, тетенька!

   Варвара Павловна очень измѣнилась за дорогу. Она загорѣла и выглядѣла свѣжѣе и здоровѣе. Особенно красила ее улыбка. Морщины разглаживались, немного холодное лицо молодѣло и дѣлалось милымъ и нѣжнымъ, и вся она въ эту минуту съ своей худенькой, дѣвичьей фигурой въ свѣтлой лѣтней кофточкѣ, съ непокрытой головой, съ раскраснѣвшимся на солнцѣ и улыбающимся лицомъ казалась молодой, изящной и красивой.

   Сзади нея на лавочкѣ сидѣлъ Васил³й Михайловичъ, осунувш³йся, затихш³й и грустный. Съ той ночи въ вагонѣ онъ не переставалъ всматриваться въ лицо жены; съ безмолвнымъ участ³емъ и съ выражен³емъ тревоги въ глазахъ онъ слѣдилъ за ней, заботился объ ея покоѣ и удобствахъ, устраивалъ на пароходѣ, носилъ и раскладывалъ вещи, избѣгая вопросовъ и длинныхъ разговоровъ, отвѣчая только на ея вопросы. То чувство пустоты и проснувшейся тревоги не покидало его и прежнее острое возбужден³е смѣнилось апат³ей и усталостью. Его глаза щурились отъ яркаго солнца и сверкавшей рѣки, ему было не по себѣ среди этой массы оживленныхъ пассажировъ, наполнявшихъ пароходъ, и суетливое движен³е Волги утомляло его. Ему начинало думаться, что онъ чужой среди этого шума и блеска, что онъ изжилъ все и отставленнымъ инвалидомъ ѣдетъ неизвѣстно куда и неизвѣстно зачѣмъ, никому и ничему не нужный, ни на что не годный. Какой-то неопредѣленный страхъ и смутная тоска поднимались въ немъ, словно ожидан³е чего-то неотвратимаго, предчувств³е какого-то огромнаго несчаст³я, которое должно обрушиться на него.

   Его глаза внимательно слѣдили за измѣнившимся возбужденнымъ лицомъ жены.

   - Устала стоять...- говорила Варвара Павловна, садясь на скамейку.- Отъ чаекъ отстать нельзя. Онѣ так³я милыя...

   - Да... Только какъ онѣ рвутъ другъ у друга. И нахальныя как³я...- сказалъ, чтобы что-нибудь сказать, Васил³й Михайловичъ.

   - Не нахальныя онѣ, а жадныя... жить жадныя,- летать, бороться, кричать...- Она смотрѣла на чайку, словно застывшую въ воздухѣ и только тихо трепетавшую бѣлыми крыльями.

   - Ты не мечталъ въ дѣтствѣ птицей сдѣлаться?

   - Нѣтъ...- Васил³й Михайловичъ помолчалъ и улыбнулся.- Я чабаномъ хотѣлъ быть.

   - A я птицей... Не чайкой,- цаплей.- Она тоже улыбалась и медленно говорила.- Помню, цапля летѣла. Одна,- высоко, высоко... И такъ кричала... Мнѣ не сидится - проговорила она, вставая,- походимъ.

   Они пошли кругомъ парохода. Васил³й Михайловичъ слѣдилъ за ея глазами, смотрѣвшими на высок³й зеленѣвш³й берегъ.

   - Хочешь, я тебѣ скажу, о чемъ ты сейчасъ думаешь?- заговорилъ онъ.- Какъ хорошо было-бы не ѣхать въ эту молчаливую, выжженную степь, а остаться здѣсь, вотъ въ такой усадьбѣ,- онъ указалъ глазами на виднѣвш³йся въ полугорѣ старый барск³й домъ съ уходящимъ вдаль паркомъ,- смотрѣть, какъ чайки носятся, слушать, какъ поютъ пароходы, плещетъ въ бурю рѣка... Да, вѣдь?

   - О, нѣтъ,- коротко отвѣтила она.

   - О чемъ же ты думаешь?

   - Ни о чемъ. То-есть не о томъ, что будетъ, а o томъ, что есть.

   - Я не понимаю.

   - Все равно... A ты о чемъ думаешь? О будущемъ?

   - И о будущемъ...- не сразу отвѣтилъ онъ.- Мнѣ оно представляется такимъ смутнымъ, тяжелымъ... Словно я зачисленъ въ запасъ. Или представь себѣ свѣтское общество: является человѣкъ въ костюмѣ прошлаго вѣка и начинаетъ говорить о новостяхъ дня, о madame Жанлисъ, о графѣ Калл³остро,- такъ и я. Все мнѣ чужимъ представляется.

   Она, оказалось, вслушивалась въ то, что происходило внутри ея и, отвѣчая на свои собственные вопросы, говорила:

   - Это не то... Все это пустяки. Дѣло не въ томъ, какъ жить и что будетъ, а въ томъ, есть ли жизнь. Жизнь есть ли,- повторила она.

   Онъ смотрѣлъ удивленно на ея задумавшееся лицо и сказалъ:

   - Я опять не понимаю.

   - Ну, просто жизнь,- хочется ли жить... Есть ли потребность движен³я, борьбы, вообще жадность жизни... Вотъ какъ у чаекъ этихъ...

   Варвара Павловна говорила тише и медленнѣе, и сѣрый тонъ скуки и равнодуш³я снова ложился на ея лицо. Разговоръ оборвался, она молча повернулась и ушла въ свою каюту, а Васил³й Михайловичъ проводилъ ее долгимъ тревожнымъ взглядомъ и остался одинъ.

   Кругомъ носились чайки и плыли зеленые берега, и все было такъ печально.

  

  

   Пароходъ долго грузился у маленькой безлюдной пристани. Спускался вечеръ, синѣло небо, темнѣла рѣка. Съ затопленныхъ луговъ, съ разлившихся озеръ поднялась голубоватая дымка и окутала рѣку. Засвѣтились звѣзды, неясныя, блѣдныя, загорѣлись красные и зеленые огни пароходовъ, закачались, какъ колеблющ³яся звѣзды, фонари на высокихъ мачтахъ баржей. Зажглись бакены и свѣтлыми точками разбѣжались по рѣкѣ; ярко разгорается костеръ на плоту, приставшемъ на ночь къ берегу, недалеко отъ пристани, и странно фантастически освѣщаются красныя лица рабочихъ около котелка. Горы потемнѣли и легли на рѣку темными извилистыми лин³ями.

   Звуки несутся по рѣкѣ. Словно изнемогая отъ усил³й, вырывается ревущ³й басъ буксира-великана, звонк³й теноръ отвѣчаетъ ему сверху, торжественно властнымъ баритономъ прозвучалъ пассажирск³й пароходъ, словно передразнивая его; такимъ же баритономъ запѣлъ маленьк³й, какъ лодка, пароходикъ, но сорвался и запѣлъ жалкой и смѣшной фистулой; гдѣ-то вдали, какъ встревоженный улей пчелъ, глухо гудитъ старческ³й разбитый басъ.

   Вечеръ спускался, темнѣли горы, зыбь побѣжала по рѣкѣ... Вотъ дрогнувшимъ голосомъ засвисталъ соловей и, словно испугавшись, замолкъ. Съ высоты, почти изъ-подъ самой вершины горы, ему отвѣтилъ другой соловей; тишина вздрогнула, и изъ густой заросли, покрывавшей горы, понеслись властно зовущ³е, напряженно ждущ³е крики...

   Васил³й Михайловичъ сидѣлъ одинъ на передней площадкѣ парохода. Онъ ни о чемъ не думалъ, ничѣмъ не тревожился, ни о чемъ не спрашивалъ,- онъ весь отдался очарован³ю тихо плывущей, сладкой весенней ночи. Пароходъ мѣрно покачивался; какъ тихая сказка журчала бившаяся о пароходъ рѣка, временами волна теплаго, застоявшагося воздуха долетала съ горы и несла съ собой запахъ цвѣтущихъ яблонь, черемухи, рябины, тотъ прѣсный, сладк³й ароматъ, отъ котораго глубоко вздыхаетъ грудь. Сердце тихо и ровно билось, голова туманилась, смутной толпой тѣснились обрывки какихъ-то безсвязныхъ мыслей, отяжелѣвш³я вѣки опускались и снова поднимались. Васил³й Михайловичъ на минуту открываетъ глаза и на мгновен³е предъ нимъ встаетъ на плоту облитой яркимъ пламенемъ костра высок³й человѣкъ, мелькаетъ поднятое къ небу большое бородатое лицо и крѣпко прижатые ко лбу пальцы...

   Ему почудилось, что все ушло назадъ и впереди встаетъ что-то ослѣпительно яркое, отчего исчезли темныя горы и стальнымъ оттѣнкомъ зыблющаяся рѣка. Онъ открылъ глаза и поднялъ голову. Впереди, въ туманѣ голубой дымки прямо на него шла яркая, блещущая всѣми цвѣтами звѣзда. Она вырисовывалась все ярче, дѣлалась все ослѣпительнѣе... Словно ажурный, тонко вырѣзанный и прозрачный, тихо плылъ мимо огромный пассажирск³й пароходъ. Въ залитомъ электричествомъ залѣ сквозь открытыя окна виднѣлось большое общество. Съ парохода неслась музыка. "Не для меня придетъ весна"... слышался голосъ. Въ полной народа гостиной парохода можно было различить коротко остриженную черную голову пѣвца и наклонившуюся надъ п³анино молодую женскую фигуру.

   Тихо-тихо, замедливши ходъ, но не останавливаясь у пристани, совсѣмъ близко проплылъ мимо сверкающ³й пароходъ, унося съ собой блескъ огней и яркую человѣческую жизнь...

   "И сердце радостью забьется не для меня, не для меня...", донесся съ парохода послѣдн³й звукъ.

   Васил³й Михайловичъ не сразу понялъ, сонъ это или дѣйствительность,- такъ все это было необыкновенно - и долго провожалъ глазами все уходившую въ голубую дымку звѣздную мачту, но у него похолодѣло въ сердцѣ и онъ весь сжался и замеръ. Онъ не замѣтилъ, какъ двѣ руки обвились вокругъ шеи и кто-то тихо сползъ на полъ къ его ногамъ и съ плачемъ шепталъ:

   - Я не хочу умирать... Я жить хочу! Вася, милый мой, любимый, я жить хочу...- Худенькое тѣло въ судорожныхъ рыдан³яхъ билось на колѣняхъ его и тонк³е пальцы впились въ рукавъ его пальто, а напряженный, глухой голосъ повторялъ:

   - Жить, жить, жить...

   Онъ цѣловалъ руки жены, цѣловалъ мокрые отъ слезъ глаза; она замирала, тихо вздрагивая, и лучистые, блестѣвш³е слезами глаза смотрѣли кротко и печально, а надорванный голосъ тихо и жалобно повторялъ:

   - Мнѣ отдохнуть бы немного. Забыть... Забыть...

   Звѣзды свѣтились неясныя, блѣдныя, сладко пахли яблоня и черемуха, тих³я сказки шептала рѣка, а тотъ ближн³й соловей пѣлъ такъ робко, такъ неувѣренно.