Джером Джером Клапка - Дневник паломника

Б. не торопились занять мѣста и когда, допивъ кофе, отправились въ вагонъ, въ немъ не оказалось ни одной свободной скамейки. На одной красовался чемоданъ, на другой саквояжъ, на третьей торчалъ зонтикъ и такъ далѣе. Въ вагонѣ не было ни души, но всѣ мѣста были заняты!

   Среди путешественниковъ установился обычай, въ силу котораго пассажиръ, занявш³й мѣсто своими вещами, сохраняетъ его за собой. Это хорош³й обычай, справедливый обычай, и въ нормальномъ состоян³и я всегда стою за него горой.

   Но въ четвертомъ часу утра наше моральное чувство еще слабо развито. Сознан³е средняго человѣка начинаетъ работать часовъ съ восьми, съ девяти - словомъ, послѣ завтрака. Въ четвертомъ часу утра онъ способенъ на так³я вещи, противъ которыхъ его природа возмутится въ четвертомъ часу пополудни.

   Снять чужой чемоданъ и захватить чужое мѣсто показалось бы мнѣ при обыкновенныхъ обстоятельствахъ такимъ же чудовищнымъ, какъ древнему израильтянину сбросить межевой знакъ сосѣда; но въ этомъ раннемъ часу утра лучшая часть моей природы еще спала.

   Мнѣ часто случалось читать о внезапномъ пробужден³и лучшихъ сторонъ человѣческой природы. Это происходитъ обыкновенно подъ вл³ян³емъ шарманщика или младенца (послѣдн³й - я готовъ объ закладъ побиться - разбудитъ всякаго, исключая развѣ тѣхъ, кто безнадежно глухъ или умеръ болѣе сутокъ тому назадъ); и если бы шарманщикъ или младенецъ случились на станц³и Остенде въ это утро, событ³я могли бы принять иной оборотъ.

   Б. и я были бы избавлены отъ преступлен³я. Въ разгарѣ нашей гнусной дѣятельности шарманщикъ или младенецъ пробудили бы въ насъ добрыя чувства, и мы залились бы слезами, и кинулись бы вонъ изъ вагона, и тамъ, на платформѣ, бросились бы другъ другу въ объят³я, рыдая и клянясь дождаться слѣдующаго поѣзда.

   На дѣлѣ же вышло совсѣмъ иное: мы проскользнули въ вагонъ, оглядываясь, не увидалъ бы кто,- очистили два мѣста, и усѣлись, стараясь принять невинный и безмятежный видъ.

   Б. замѣтилъ, что когда явятся друг³е пассажиры, намъ лучше всего притвориться спящими и дѣлать видъ, что ничего не понимаемъ, если насъ примутся расталкивать.

   Я отвѣчалъ, что съ своей стороны могу произвести надлежащее впечатлѣн³е безъ всякаго притворства; и началъ устраиваться поудобнѣе.

   Спустя нѣсколько секундъ вошелъ другой пассажиръ, очистилъ себѣ мѣсто и усѣлся.

   - Это мѣсто занято, сэръ - сказалъ Б., изумленный такимъ хладнокров³емъ.- Всѣ мѣста въ этомъ вагонѣ заняты.

   - Вижу,- цинично отвѣчалъ нахалъ.- Но мнѣ нужно сегодня быть въ Кёльнѣ.

   - Но вѣдь и тому пассажиру, чье мѣсто вы заняли, нужно быть въ Кёльнѣ, - возразилъ я.- Какъ съ нимъ-то быть? Нельзя же думать только о себѣ!

   Чувство справедливости проснулось во мнѣ и я положительно негодовалъ на пришлеца. Минуту тому назадъ я могъ отнестись равнодушно къ захвату чужого мѣста. Теперь подобный поступокъ казался мнѣ чудовищнымъ. Дѣло въ томъ, что лучшая часть моей природы никогда не засыпаетъ надолго. Даже въ отсутств³и шарманщика или младенца она пробуждается сама собою. Да,- я грѣшный, м³рской человѣкъ, что и говорить; но во мнѣ есть доброе начало. Его нужно расшевелить,- но оно есть.

   Этотъ человѣкъ расшевелилъ его. Чувствуя, что мнѣ слѣдуетъ искупить проступокъ, совершенный мною нѣсколько минутъ тому назадъ, я разразился обличительной рѣчью.

   Но мое краснорѣч³е пропало даромъ.

   - О! это только вице-консулъ,- замѣтилъ пришлецъ - вонъ его имя на чемоданѣ. Не важная птица; посидитъ и съ кондукторомъ.

   Безполезно было защищать священное дѣло Правосуд³я передъ человѣкомъ съ такими низкими чувствами. И такъ, заявивъ протестъ противъ его поведен³я и тѣмъ самымъ облегчивъ свою совѣсть, я прислонился къ спинкѣ сидѣнья и заснулъ сномъ праведника.

   За пять минутъ до отхода поѣзда явились законные владѣльцы вагона. Ихъ было семеро, а свободныхъ мѣстъ оказалось только пять. Они удивились и начали ссориться.

   Б., я и несправедливый пришлецъ, занявш³й мѣсто въ уголку, пытались успокоить ихъ, но разгорѣвш³яся страсти заглушали голосъ разсудка. Оказывалось, какъ ни верти,- что двое заняли мѣсто обманомъ, и каждый былъ совершенно увѣренъ, что остальные шестеро лгутъ.

   Меня пуще всего огорчало, что они бранились по англ³йски.

   Они могли бы говорить на своихъ языкахъ - тутъ было четыре бельг³йца, два француза и одинъ нѣмецъ - но англ³йск³й показался имъ самымъ подходящимъ для ссоры.

   Убѣдившись, что нѣтъ никакой надежды столковаться, они обратились къ намъ. Мы тотчасъ рѣшили дѣло въ пользу пятерыхъ худощавыхъ, и они, считая повидимому, это рѣшен³е окончательнымъ, усѣлись, предложивъ двумъ толстымъ убираться.

   Но тѣ - нѣмецъ и одинъ изъ бельг³йцевъ - рѣшились обжаловать приговоръ и позвали оберъ-кондуктора.

   Оберъ-кондукторъ не счелъ нужнымъ выслушать ихъ жалобу, а съ перваго же абцуга началъ упрекать ихъ за то, что они вламываются въ вагонъ, гдѣ всѣ мѣста уже заняты, и безпокоятъ другихъ пассажировъ.

   Онъ тоже объяснилъ имъ это по англ³йски, а они, выйдя на платформу, отвѣчали ему на англ³йскомъ же языкѣ.

   Повидимому англ³йск³й языкъ въ ходу у иностранцевъ въ случаяхъ ссоры. Должно быть они находятъ его болѣе выразительнымъ.

   Мы смотрѣли на нихъ изъ оконъ. Насъ забавляла эта ссора. Вскорѣ на сцену явился жандармъ. Онъ разумѣется принялъ сторону оберъ-кондуктора. Человѣкъ въ мундирѣ всегда поддерживаетъ другого человѣка въ мундирѣ, не спрашивая, изъ-за чего возникла ссора, кто правъ, кто виноватъ. До этого ему нѣтъ дѣла. У мундирныхъ людей сложилось твердое убѣжден³е, что мундиръ не можетъ быть виноватъ. Если бы мошенники носили мундиръ, полиц³я оказывала-бы имъ всяческое содѣйств³е и забирала въ участокъ всякаго, кто осмѣлился бы мѣшать ихъ занят³ямъ. Жандармъ помогалъ оберъ-кондуктору обижать двухъ толстыхъ пассажировъ, и помогалъ опять таки на англ³йскомъ языкѣ. Онъ скверно говорилъ по англ³йски и вѣроятно выразилъ бы свои чувства гораздо картиннѣе и живѣе на французскомъ или фламандскомъ языкѣ, но это не входило въ его разсчеты. Какъ и всяк³й иностранецъ, онъ мечталъ сдѣлаться отличнымъ англ³йскимъ ругателемъ, а тутъ ему представлялась практика.

   Таможенный клеркъ, проходивш³й мимо, присоединился въ группѣ. Онъ принялъ сторону пассажировъ, и сталъ бранить оберъ-кондуктора и жандарма, и онъ бранилъ ихъ на англ³йскомъ языкѣ.

   Б. замѣтилъ, что, по его мнѣн³ю, очень пр³ятно услышать англ³йскую перебранку въ чужой землѣ, вдали отъ родныхъ пенатовъ!

  

  

   Въ вагонѣ оказался весьма свѣдущ³й бельг³ецъ, сообщивш³й намъ много интереснаго о городахъ, мимо которыхъ мы проѣзжали. Я чувствовалъ, что если бы мнѣ удалось проснуться, и выслушать этого господина, и запомнить все, что онъ говорилъ, и не перепутать его разсказовъ, - то я бы хорошо ознакомился съ мѣстностью между Остенде и Кёльномъ.

   Почти въ каждомъ городѣ у него были родственники. Я полагаю, что были и есть семьи, не менѣе многочисленныя чѣмъ его; но я никогда не слыхалъ о такой семьѣ. Повидимому она была размѣщена очень разумно: по всей странѣ. Всяк³й разъ, когда я просыпался, до меня долетали замѣчан³я въ такомъ родѣ:

   - Брюгге... видите колокольню: каждый вечеръ на ней играютъ польку Гайдна. Тутъ живетъ моя тетка.- Гентъ, ратуша... говорятъ, прекраснѣйш³й образчикъ готическаго стиля въ Европѣ. Вонъ въ томъ домѣ, за церковью, живетъ моя матушка. Алостъ - обширная торговля хмѣлемъ. Тамъ проживалъ мой покойный дѣдъ. Вотъ королевск³й замокъ,- вонъ, прямо! Моя сестра замужемъ за господиномъ, который тамъ живетъ, то есть не во дворцѣ, а въ Лекснѣ. Здан³е судебной палаты... Брюссель называютъ маленькимъ Парижемъ,- по моему онъ лучше Парижа... не такъ многолюденъ. Я живу въ Брюсселѣ. Лувенъ... тамъ есть статуя Ванъ де-Вейера: революц³онера 30 года. Моя теща живетъ въ Лувенѣ. Уговариваетъ насъ переселиться туда же. Увѣряетъ, что мы живемъ слишкомъ далеко отъ нея; я этого не думаю. Люттихъ,- видите цитадель? Мои братья живутъ въ Люттихѣ - двоюродные. Родные, тѣ въ Мастрихтѣ...- и такъ далѣе до самаго Кёльна.

   Врядъ ли мы проѣхали хоть одинъ городъ или деревню, гдѣ не оказалось бы его родни въ одномъ или нѣсколькихъ экземплярахъ. Наше путешеств³е было повидимому не столько поѣздкой по Бельг³и и Сѣверной Герман³и, сколько посѣщен³емъ мѣстъ, населенныхъ родственниками этого господина.

   Въ Остенде я усѣлся лицомъ въ паровозу. Я люблю такъ ѣздить. Проснувшись, немного погодя, я убѣдился, что ѣду задомъ. Натурально я возмутился.

   - Кто переложилъ меня на другую скамейку?- воскликнулъ я.- Вѣдь вы знаете, что я сидѣлъ на той. Вы не имѣли никакого права такъ поступать со мной!

   Мнѣ отвѣчали, что никто меня не перекладывалъ, а просто поѣздъ пошелъ обратно въ Гентъ.

   Это меня очень обидѣло. Мнѣ казалось, что поѣздъ просто дурачитъ пассажировъ, заставляя ихъ садиться на свои мѣста (или на чуж³я, какъ это иногда бываетъ) въ увѣренности, что придется ѣхать по одной дорогѣ, и затѣмъ перемѣняя направлен³е. Я сомнѣвался, знаетъ ли самъ поѣздъ,к уда ѣдетъ.

   Въ Брюсселѣ мы опять пили кофе съ булками. Не помню, на какомъ языкѣ я говорилъ въ Брюсселѣ; только никто меня не понималъ. Проснувшись за Брюсселемъ, я убѣдился, что снова ѣду лицомъ впередъ. Очевидно локомотивъ еще разъ перемѣнилъ направлен³е и потащилъ вагоны по другой дорогѣ. Я начиналъ серьезно безпокоиться. Очевидно, этотъ поѣздъ поступаетъ, какъ ему заблагоразсудится. Ему нельзя довѣрять. Онъ вздумаетъ пожалуй пойти въ бокъ. Мнѣ казалось, что я долженъ вмѣшаться въ это дѣло; но обдумывая его, я снова заснулъ.

   Я спалъ и въ Гербесталѣ, гдѣ въ намъ явились таможенные для осмотра, при переѣздѣ въ Герман³ю. У меня мелькнула смутная идея, что мы путешествуемъ въ Турц³и и что насъ остановили разбойники. На требован³е открыть чемоданъ я отвѣчалъ:- Никогда!..- прибавивъ, что я англичанинъ и совѣтую имъ остерегаться. Я сказалъ также, что они должны оставить всякую мысль о выкупѣ, потому что въ нашей семьѣ не принято платить за другихъ - тѣмъ паче за родственниковъ.

   Они не обратили вниман³я на мои слова и осмотрѣли мой чемоданъ. Я слабо сопротивлялся, но не могъ одолѣть ихъ, и заснулъ.

   Проснувшись, я убѣдился, что нахожусь въ буфетѣ. Рѣшительно не помню, какъ я туда попалъ. Должно быть инстинктъ провелъ меня во снѣ.

   Я по обыкновен³ю потребовалъ кофе съ булками. (Къ этому времени я вѣроятно былъ переполненъ кофе и булками). Мнѣ почему-то пришло въ голову, что я нахожусь въ Норвег³и; поэтому я обратился въ человѣку на ломаномъ скандинавскомъ языкѣ (я запомнилъ нѣсколько скандинавскихъ словъ прошлымъ лѣтомъ, во время экскурс³и въ ф³орды).

   Разумѣется онъ не понялъ; но я привыкъ въ недоумѣн³ю иностранцевъ, когда въ нимъ обращаешься на ихъ родномъ языкѣ и извинилъ его,- тѣмъ болѣе, что требуемые припасы находились подъ руками и стало-быть языкъ не представлялъ особенной важности.

   Я взялъ два стакана кофе, по обыкновен³ю,- одинъ для себя, другой для Б.- и поставивъ ихъ на столъ, оглянулся, отыскивая Б. Его не было. Куда онъ дѣвался? Я припомнилъ, что не видалъ его уже нѣсколько часовъ. Я не зналъ, гдѣ нахожусь и зачѣмъ? Помнилось мнѣ, что мы съ Б. отправились вмѣстѣ - вчера или полгода тому назадъ, хоть убей не помню - гдѣ-то, что-то смотрѣть, если не ошибаюсь. Теперь мы были за границей, кажется въ Норвег³и - почему мнѣ взбрела на умъ Норвег³я, остается для меня тайной и понынѣ - и я потерялъ его!

   Какъ намъ теперь встрѣтиться? Въ моемъ воображен³и возникла ужасная картина: мы странствуемъ по Европѣ, быть можетъ въ течен³е многихъ лѣтъ, тщетно стараясь отыскать другъ друга.

   Надо что нибудь предпринять и притомъ немедленно. Такъ или иначе я долженъ найти Б. Я вскочилъ, призывая на помощь весь свой запасъ скандинавскихъ словъ.

   Пусть себѣ эти господа притворяются, что не понимаютъ своего собственнаго языка. На этотъ разъ они должны понять. Это ужь не вопросъ о кофе съ булками. Тутъ дѣло серьезное. Я заставлю лакея понять мою скандинавскую рѣчь, хотя бы мнѣ пришлось вколачивать слова въ его голову кофейникомъ.

   Я схватилъ его за руку, и на скандинавскомъ языкѣ, который долженъ былъ звучать крайне патетически, спросилъ его, не видалъ ли онъ моего друга - моего друга Б.

   Онъ выпучилъ на меня глаза.

   Я начиналъ приходить въ отчаян³е. Я трясъ его за руку.

   - Мой другъ - толстый, большой, высок³й, широк³й - есть онъ гдѣ? Видѣть его здѣсь? Гдѣ?

   (Я говорилъ такимъ слогомъ, потому что мои свѣдѣн³я въ скандинавской грамматикѣ крайне скудны, при томъ же мнѣ право было не до красотъ слога).

   Вокругъ насъ собралась толпа, привлеченная выражен³емъ ужаса на лицѣ лакея. Я обратился къ нимъ:

   - Мой другъ Б. голова, рыж³й... сапоги, желтый, коричневый... пальто, маленьк³я клѣтки... носъ, очень, огромный! Есть онъ гдѣ?- Его видѣть... кто нибудь... гдѣ?

   Ни единая душа не протянула мнѣ руку помощи. Они глазѣли на меня и только!

   Я повторялъ свои вопросы все громче и громче, и съ разными интонац³ями, стараясь сдѣлать ихъ понятнѣе. Я просто изъ кожи лѣзъ.

   Они съ недоумѣн³емъ перешептывались, какъ вдругъ одному изъ нихъ, казавшемуся посмышленнѣе другихъ, пришла въ голову какая-то повидимому блестящая идея. Онъ выбѣжалъ на платформу и что-то закричалъ во всю глотку, причемъ я разобралъ слово "норвежецъ".

   Минуту спустя онъ вернулся, очевидно какъ нельзя болѣе довольный собой, въ сопровожден³и какого-то очень любезнаго съ вида старичка въ бѣлой шляпѣ.

   Толпа разступилась, старичокъ подошелъ ко мнѣ, улыбнулся, началъ длинную рѣчь на скандинавскомъ языкѣ.

   Разумѣется я ничего не понялъ, и это безъ сомнѣн³я отразилось на моемъ лицѣ. Я знаю по скандинавски два-три слова, и пойму, если ихъ будутъ произносить медленно и внятно, - но вотъ и все.

   Старичекъ посмотрѣлъ на меня съ изумлен³емъ и сказалъ (по скандинавски разумѣется):

   - Вы говорите по норвежски?

   - Немножко, очень плохо... очень.

   Мнѣ показалось, что онъ не только удивился, но и обидѣлся. Онъ обратился къ толпѣ и объяснилъ ей въ чемъ дѣло. Повидимому они тоже вознегодовали.

   Я не могъ понять, почему они негодуютъ. Мало ли людей, незнакомыхъ съ норвежскимъ языкомъ! Почему же я долженъ знать его. Я знаю нѣсколько словъ; иные и того не знаютъ.

   Я спросилъ старичка насчетъ Б. Онъ понялъ мой вопросъ. Спасибо за это. Но хоть и понялъ, а помочь мнѣ не могъ, также какъ и остальные, и я рѣшительно не понимаю, зачѣмъ они его притащили.

   Не знаю, чѣмъ бы все это кончилось (я совсѣмъ одурѣлъ отъ волнен³я). Къ счастью въ эту минуту я увидѣлъ самого Б., который входилъ въ комнату.

   Если бы я хотѣлъ занять у него денегъ, то не могъ бы встрѣтить его сердечнѣе.

   - Какъ я радъ васъ видѣть!- закричалъ я.- Я думалъ, что потерялъ васъ.

   - Какъ, вы англичанинъ!- воскликнулъ старичокъ въ бѣлой шляпѣ чистѣйшимъ англ³йскимъ языкомъ.

   - Да, и горжусь этимъ,- отвѣчалъ я.- Развѣ вы имѣете что нибудь противъ этого?

   - Ни мало,- отвѣчалъ онъ,- если только вы будете говорить по англ³йски, а не по норвежски. Я самъ англичанинъ,- и съ этими словами онъ ушелъ, видимо раздосадованный.

   Когда мы усѣлись, Б. сказалъ мнѣ:

   - Вотъ что я вамъ скажу, Д.- вы знаете слишкомъ много языковъ для этого континента. Ваши лингвистическ³я способности могутъ просто погубить насъ, если вы не обуздаете ихъ. Вы не говорите по санскритски или по халдейски?

   - Нѣтъ,- отвѣчалъ я.

   - А по еврейски или по китайски?

   - Ни словечка.

   - Навѣрно?

   - Говорю же вамъ,- ни словечка!

   - Слава Богу,- сказалъ Б. съ видимымъ облегчен³емъ.- А то вы навѣрно обратились бы въ какому нибудь простодушному нѣмцу на одномъ изъ этихъ языковъ.

   Какъ утомительно путешествовать въ Кёльнъ въ жаркое лѣтнее утро. Воздухъ въ вагонѣ удушливый. Я всегда замѣчалъ, что пассажиры на желѣзныхъ дорогахъ считаютъ чистый воздухъ ядомъ. Запираютъ всѣ окна и вентиляторъ; никто не хочетъ, чтобъ другому дышалось свободно. Солнце печетъ сквозь стекла. Наши головы и члены тяжелѣютъ. Пыль и сажа проникаютъ въ вагонъ, садятся на платье, пудрятъ руки и лицо, Мы дремлемъ, пробуждаемся за толчкахъ, и снова засыпаемъ. Я просыпаюсь и вижу, что голова сосѣда покоится на моемъ плечѣ. Совѣстно столкнуть ее, у него такой довѣрчивый видъ. Но онъ тяжелъ. Я толкаю его на другого пассажира. Ему и на немъ также хорошо. Мы клюемъ носами; поѣздъ встряхиваетъ - мы сталкиваемся головами. Вещи валятся на насъ съ полочекъ. Мы испуганно озираемся, и снова начинаемъ дремать. Мой чемоданъ обрушился наголову несправедливаго пришлеца въ уголку. (Не возмезд³е-ли это?) Онъ вскакиваетъ, извиняется и снова засыпаетъ. Мнѣ лѣнь поднять чемоданъ. Онъ остается на полу. Несправедливый пришлецъ пользуется имъ вмѣсто табуретки.

   Мы поглядываемъ, сонными глазами, на плоскую, гладкую, безлѣсную сторону; на маленьк³я фермы, окруженныя хлѣбными и свекловичными полями, огородами и садами; на домики изъ дикаго камня.

   Вдали, на горизонтѣ, показывается колокольня. (Первое, о чемъ мы спрашиваемъ людей,- ихъ вѣра: - "чему вы вѣрите".- И первое, что они показываютъ намъ,- церковь:- "вотъ чему мы вѣримъ." Затѣмъ появляется длинная труба (сначала вѣра, потомъ дѣла). Далѣе - куча крышъ, которыя превращаются по мѣрѣ приближен³я въ отдѣльные дома, фактор³и, улицы - и мы въѣзжаемъ въ сонный городъ.

   Как³е-то люди заглядываютъ въ намъ въ вагонъ. Повидимому они не особенно интересуются нами, такъ какъ тотчасъ же захлопываютъ дверь и мы снова засыпаемъ.

   Мало по малу страна начинаетъ оживляться. Грубыя повозки, въ видѣ буквы V, запряженныя волами или даже коровами, терпѣливо поджидаютъ, пока мы пересѣваемъ длинныя прямыя какъ стрѣла дороги, тянущ³яся на много миль по равнинѣ. Крестьяне направляются въ поля, на работу. Дымокъ поднимается надъ деревнями и фермами.

   Около полудня мы замѣчаемъ, выглянувъ изъ окна, как³я-то двѣ иглы, торчащ³я рядомъ на горизонтѣ. Я сообщаю объ этомъ явлен³и Б. и онъ говоритъ, что это колокольни Кельнскаго собора. Мы начинаемъ зѣвать, потягиваться и собирать наши чемоданы, пальто и зонтики.

  

  

   Этотъ дневникъ становится безтолковымъ. Дѣло въ томъ, что я жилъ вовсе не такъ, какъ нужно жить человѣку, который ведетъ дневникъ. Мнѣ слѣдовало бы садиться за него въ одиннадцать часовъ ночи и записывать все, что со мной случилось въ течен³е дня. Но въ одиннадцать часовъ ночи я катилъ по желѣзной дорогѣ, или выходилъ на станц³и, только что пр³ѣхавъ, или наконецъ укладывался въ постель, соснуть часокъ-другой. Мы ложились въ постель, когда удавалось до нея добраться, и не могли долго разсиживаться. Мы улеглись спать сегодня послѣ обѣда и съ тѣхъ поръ успѣли уже позавтракать, такъ что я не знаю толкомъ, что у насъ теперь, - вчера или завтра, или какой вообще день.

   Поэтому я и не намѣренъ вести мой дневникъ рутиннымъ способомъ; а буду заноситъ въ него по нѣскольку строкъ - всяк³й разъ какъ выдастся свободная минутка.

   Мы вымылись въ Рейнѣ (мы не мылись съ той самой минуты, какъ покинули нашъ мирный кровъ въ Лондонѣ). Мы разсчитывали помыться въ гостинницѣ; но увидѣвъ приготовленные для насъ воду, тазъ и полотенцо, я рѣшилъ, что не стоитъ и пробовать. Съ такимъ же успѣхомъ Геркулесь могъ бы попытаться очистить Авг³евы конюшни спринцовкой.

   Мы позвали горничную. Мы объяснили ей, что желаемъ мыться, - очиститься отъ грязи, а не пускать мыльные пузыри. Мы спросили, не можетъ ли она доставить намъ болѣе объемистый тазъ, побольше воды, и полотенцо почище. Горничная (почтенная пожилая леди лѣтъ этакъ пятидесяти) заявила, что врядъ ли мы найдемъ что нибудь лучше въ кёльнскихъ отеляхъ, и намекнула, что рѣка больше подходитъ къ нашимъ требован³ямъ.

   Я думалъ, что старушенц³я иронизируетъ надъ нами; но Б. сказалъ "нѣтъ". Она имѣла въ виду купальни на Рейнѣ и совѣтовала намъ отправиться туда. Я согласился. Мнѣ казалось, что Рейнъ во всякомъ случаѣ годится для нашей цѣли. Теперь, послѣ весенняго половодья, въ немъ должна была скопиться масса воды.

   Увидѣвъ его, я остался очень доволенъ. Я сказалъ Б.:

   - Вотъ именно то, что намъ нужно, старина. Это какъ разъ такая рѣка, въ которой мы можемъ вымыться какъ слѣдуетъ. Мнѣ не разъ приходилось слышать похвалы Рейну. Радуюсь, что могу присоединиться къ нимъ. Онъ удивительно освѣжаетъ.

   Впослѣдств³и однако я пожалѣлъ, что мы вздумали выкупаться въ немъ. Мои друзья, путешествовавш³е по Герман³и послѣ меня, говорили, что мы испортили рѣку на весь сезонъ. Но въ отношен³и судоходства,- нѣтъ. Торговыя баржи и пароходы продолжали ходить по Рейну сравнительно безъ помѣхи. Но барыши отъ перевозки туристовъ страшно понизились. Путешественники, которые прежде отправлялись вверхъ по Рейну на пароходѣ, въ нынѣшнемъ году, взглянувъ на рѣку, предпочитали ѣхать по желѣзной дорогѣ. Агенты пароходныхъ компан³й пытались убѣдить ихъ, что Рейнъ всегда такой, что этотъ грязный цвѣтъ зависитъ отъ ила и песка, наносимыхъ потоками съ горъ. Но туристы не поддавались на эти увѣщан³я.

   - Нѣтъ,- говорили они.- Горы многое объясняютъ, конечно, только не это. Мы знаемъ обычное состоян³е Рейна: онъ грязноватъ, иногда подвониваетъ, но... онъ выносимъ. А нынче рѣка въ такомъ видѣ, что лучше не ѣхать. Мы подождемъ слѣдующаго половодья.

   Послѣ купанья мы отправились спать. Для изнѣженнаго англичанина, привыкшаго спать каждую ночь на одной и той же обычнаго типа кровати, попытка переночевать на нѣмецкой постели представляется своего рода штукой. Сначала ему и въ голову не приходитъ, что это постель. Ему кажется, что кто-то, задумавъ переѣзжать на другую квартиру собралъ со всего дома мѣшки, подушки, антимакассары и тому подобныя вещи и свалилъ ихъ въ ящикъ. Онъ звонитъ горничную и объявляетъ ей, что она ошиблась комнатой. Онъ просилъ провести его въ спальню.

   - Это и есть спальня, - говоритъ она.

   - Гдѣ же кровать?- вопрошаетъ онъ.

   - Вотъ! - отвѣчаетъ она, указывая на кучу мѣшковъ, подушекъ и антимакассаровъ въ ящикѣ.

   - Это!- восклицаетъ онъ.- Да какъ же я улягусь въ ней спать?

   Горничная не знаетъ, какъ онъ уляжется, потому что никогда не видѣла какъ джентльмены укладываются спать. Ей кажется, впрочемъ, что онъ можетъ растянуться на кровати и закрыть глаза.

   - Но она коротка,- возражаетъ онъ.

   Горничная думаетъ, что онъ помѣстится, если согнетъ ноги.

   Онъ убѣждается, что ничего лучшаго не достанетъ, и что приходится примириться съ неизбѣжностью.

   - Ну, хорошо,- говоритъ онъ.- Такъ постелите же ее.

   - Она уже постлана,- отвѣчаетъ горничная.

   Онъ пристально смотритъ на дѣвушку. Не вздумала ли она потѣшиться надъ нимъ, одинокимъ странникомъ, заброшеннымъ далеко отъ родни и друзей? Онъ подходитъ къ тому, что она называетъ кроватью, и схвативъ самый верхн³й мѣшокъ, поднимаетъ его говоря:

   - Потрудитесь объяснить мнѣ, что это такое?

   - Это?- говоритъ дѣвушка,- это перина.

   Онъ ошеломленъ такой неожиданной репликой.

   - О!- произноситъ онъ.- Такъ это перина! Я думалъ, это подушечка для булавокъ: Прекрасно! зачѣмъ же эта перина забралась сюда на верхушку? Вы думаете, что если я мужчина, такъ ужь и не понимаю, что такое постель.

   - Тамъ ей и мѣсто,- возражаетъ дѣвушка.

   - Какъ! на верхушкѣ?

   - Да, сударь.

   - А гдѣ же одѣяло?

   - Внизу, сударь.

   - Послушайте, милая,- говоритъ онъ,- что нибудь одно: или вы меня не понимаете, или я васъ не понимаю. Когда я укладываюсь спать, то ложусь на перинѣ, и накрываюсь одѣяломъ. Я не хочу ложиться на одѣяло и накрываться периной. Вѣдь это не комическ³й балетъ, а?

   Дѣвушка увѣряетъ его, что онъ ошибается. Кровать постлана какъ слѣдуетъ; какъ всегда постилаютъ кровати въ Герман³и. Если ему не по вкусу, онъ можетъ передѣлать ее какъ угодно, или разсердиться и лечь на полу.

   Онъ изумленъ. Ему кажется, что такъ постелить постель могъ бы только человѣкъ, вернувш³йся домой съ попойки поздно ночью. Но безполезно спорить съ дѣвушкой.

   - Хорошо,- говоритъ онъ,- принесите же мнѣ подушку, я попытаюсь.

   Горничная объясняетъ ему, что на кровати уже есть двѣ подушки, и указываетъ на два плоск³е какъ блинъ тюфячка, въ квадратный аршинъ, лежащ³е другъ на другѣ на одномъ концѣ груды.

   - Эти!- восклицаетъ усталый путешественникъ, начиная думать, что ему вовсе не придется лечь въ постель.- Это не подушки! Мнѣ нужно что нибудь подъ голову, а не подъ... спину. Не говорите мнѣ, что я долженъ спать на этихъ блинахъ.

   Но дѣвушка говоритъ ему это и кромѣ того намекаетъ, что ей нѣкогда стоять съ нимъ и болтать о кровати.

   - Хорошо, растолкуйте же мнѣ, какъ туда влѣзть,- говоритъ онъ,- и я васъ отпущу.

   Она растолковываетъ и уходитъ, а онъ раздѣвается и влѣзаетъ въ кровать.

   Подушки доставляютъ ему много хлопотъ. Онъ не знаетъ, сидѣть ли на нихъ или только прислониться къ нимъ спиной. Пробуя и такъ и сякъ, онъ стукается головой о верхн³й край кровати. Вслѣдъ затѣмъ произноситъ: "Охъ!" и подается къ нижнему концу. Тутъ всѣ его десять пальцевъ на ногахъ пребольно ударяются о нижн³й край.

   Ничто такъ не раздражаетъ человѣка, какъ колотушки, въ особенности, если онъ чувствуетъ, что не заслужилъ ихъ. На этотъ разъ онъ произноситъ: "Охъ, чортъ побери!" и судорожно сгибаетъ ноги, причемъ колѣни его стукаются о боковой край кровати. (Нѣмецкая кровать, надо помнить, устроена въ видѣ неглубокаго открытаго ящика, такъ что жертва со всѣхъ сторонъ окружена крѣпкими деревянными досками съ острыми краями. Не знаю, какое дерево употребляется для этой цѣли. Оно чрезвычайно твердо, и когда стукнешься объ него костью, издаетъ курьезный - музыкальный звукъ).

   Послѣ этого онъ лежитъ смирно въ течен³е нѣкотораго времени, спрашивая себя, чѣмъ еще онъ стукнется. Но видя, что все обстоитъ благополучно, собирается съ духомъ и начинаетъ легонько шевелить ногой, стараясь ор³ентироваться.

   Ему холодно подъ простыней и тоненькимъ одѣяломъ. Подъ периной было бы тепло, но она слишкомъ коротка. Онъ натягиваетъ ее на подбородокъ - начинаютъ мерзнуть ноги. Спускаетъ ее на ноги - зябнетъ верхняя часть тѣла.

   Онъ пытается свернуться въ клубовъ и подобраться подъ перину - напрасно! та или другая часть тѣла постоянно высовывается наружу.

   Ему приходитъ въ голову, что "человѣкъ-змѣя" или "безкостное чудо" чувствовалъ бы себя отлично на этой постели; и онъ сожалѣетъ, что не обучался акробатическому искусству. Еслибъ только онъ могъ заложить ноги на спину и спрятать голову подъ мышку,- ему было бы чудесно. Но онъ никогда не учился этимъ полезнымъ штукамъ, и потому долженъ лежать вытянувшись, согрѣвая по очередно то ту, то другую часть тѣла.

   Казалось бы при такомъ дѣйствительно плачевномъ положен³и ему и въ голову не придетъ думать о чисто эстетическихъ вещахъ. Однако ему такъ и мечется въ глаза фигура, которую онъ долженъ представлять изъ себя. Перина, вздувшаяся горбылемъ надъ серединой его туловища, придаетъ ему видъ человѣка, страдающаго чудовищной опухолью или толстѣйшей лягушки, которая нечаянно опрокинулась на спину и никакъ не можетъ подняться.

   Вотъ еще наказанье: стоитъ ему пошевелиться или слишкомъ тяжело вздохнуть, перина (собственно пуховикъ) слетаетъ на полъ.

   Лежа въ нѣмецкой кровати, нельзя достать до полу (вслѣдств³е ея ящикообразнаго устройства) - и вотъ ему приходится вылѣзать и при этомъ разумѣется стукаться о доски.

   Повторивъ эту штуку разъ десять, онъ приходитъ бъ убѣжден³ю, что для него, новичка, чистое безум³е пытаться заснуть въ этой мудреной кровати, которая и отъ опытнаго человѣка потребуетъ всей его опытности. Онъ вылѣзаетъ изъ ящика и устраивается на полу.

   Такъ по крайней мѣрѣ поступилъ я. Б.- тотъ привыкъ въ германскимъ постелямъ; свернулся калачикомъ и заснулъ безъ малѣйшаго затруднен³я.

   Мы соснули часика два, а затѣмъ отправились на станц³ю обѣдать. Повидимому желѣзнодорожные буфеты въ германскихъ городахъ также охотно посѣщаются обитателями города, какъ и проѣзжимъ народомъ. Горожане собираются въ нихъ какъ въ ресторанахъ. Обѣденная зала кёльнской станц³и была переполнена кёльнцами.

   Тутъ были представители всѣхъ сослов³й, но преимущественно солдаты. Всяк³е солдаты: армейск³е и гвардейск³е, толстые и тонк³е, старые и молодые. Напротивъ насъ четверо молодыхъ солдатъ пили пиво. Я въ первый разъ видѣлъ такихъ молодыхъ солдатъ. Ни одному изъ нихъ нельзя было дать болѣе двѣнадцати лѣтъ, хотя можетъ быть имъ было и по тринадцати,- а глядѣли они такъ храбро, будто сейчасъ готовы штурмовать батарею - только прикажи! Они сидѣли за столомъ, и чокались кружками съ пивомъ; и толковали о военныхъ дѣлахъ, и всяк³й разъ вытягивались и важно отдавали честь, когда какой-нибудь офицеръ проходилъ по залѣ.

   И возни же имъ было съ этой честью! Офицеры то и дѣло проходили по залѣ, и всяк³й разъ всѣ эти воинственные ѣдаки и питухи вскакивали и отдавали честь и стояли на вытяжку пока офицеръ не скроется за дверью.

   Мнѣ просто жаль стало одного молодого солдата, который тщетно пытался съѣсть тарелку супа неподалеку отъ насъ. Только поднесетъ ложку ко рту - показывается офицеръ, и ложка, тарелка, супъ забыты, и бѣдняга взвивается отдавая честь. Глупому малому ни разу не пришло въ голову спрятаться подъ столъ и тамъ доѣсть свой супъ.

   Когда мы кончили обѣдъ, оставалось еще полчаса до отхода поѣзда и Б. предложилъ сходить посмотрѣть соборъ. У Б. есть одна слабость - церкви. Не можетъ пройти мимо церковныхъ дверей. Идемъ, напримѣръ, по улицѣ, подъ ручку, и ведемъ какъ нельзя болѣе дѣльный, даже душеспасительный разговоръ, какъ вдругъ я замѣчаю, что Б. становится молчаливъ и разсѣянъ.

   Я знаю, что это значитъ: онъ увидѣлъ церковь. Я дѣлаю видъ, что ничего не замѣчаю, и тащу его дальше. Но онъ упирается, упирается, и наконецъ останавливается.

   - Полно, полно,- говорю,- соберитесь съ духомъ и будьте мужчиной. Не думайте объ этомъ. Скажите себѣ:- не поддамся ни за что. Идемте, сейчасъ мы завернемъ за уголъ, и вы больше не увидите ее. Ну же, возьмите мою руку, и побѣжимъ бѣгомъ.

   Онъ нерѣшительно дѣлаетъ два-три шага и снова останавливается.

   - Нѣтъ, дружище, - говоритъ онъ съ такой горькой улыбкой, что самое каменное сердце содрогнется отъ жалости.- Не могу. Я слишкомъ привыкъ къ этому. Теперь ужь не отвыкнешь. Зайдите пока въ ресторанъ; я сейчасъ вернусь къ вамъ. Не горюйте обо мнѣ; не стоитъ.

   И онъ уходитъ нетвердыми шагами, а я съ досадой направляюсь въ первое попавшееся кафе, и сидя за рюмкой абсента или коньяку благодарю Провидѣн³е за то, что съ молоду умѣлъ обуздать свое почтен³е къ храмамъ.

   Немного погодя онъ является и садится рядомъ со мной.

   Въ глазахъ его свѣтится дикое, нездоровое возбужден³е; онъ старается скрыть сознан³е своего проступка подъ личиной натянутой веселости.

   - Какая прекрасная напрестольная пелена, - шепчетъ онъ мнѣ съ энтуз³азмомъ, который только усиливаетъ мое сострадан³е, такъ какъ свидѣтельствуетъ о его неизлѣчимости.

   - А рака! - просто поэма! Я въ жизнь свою не видалъ такого великолѣпнаго саркофага!

   Я молчу, такъ какъ говорить въ данную минуту было бы безполезно. Но вечеромъ, когда мы остаемся одни въ нашихъ кроватяхъ, и все вокругъ насъ погружается въ тишину, какой можно ожидать въ отелѣ, гдѣ постоянно пр³ѣзжаютъ и отъѣзжаютъ путешественники съ громоздкимъ багажомъ,- я обращаюсь къ нему съ кроткимъ упрекомъ. Дабы не впадать въ тонъ проповѣдника, я напираю на практическую сторону вопроса.

   - Какъ же мы ухитримся посѣтить тѣ мѣста - говорю я, - которыя намъ дѣйствительно нужно посѣтить - кафе, театры, концерты, увеселительные сады, танцклассы - если будемъ тратить драгоцѣнное время на бѣготню по церквямъ и соборамъ?

   Онъ потрясенъ и обѣщаетъ исправиться. Со слезами въ голосѣ, онъ клянется, что никогда больше не заглянетъ въ церковь. Но на слѣдующее утро, при первомъ искушен³и, его добрыя намѣрен³я разлетаются и повторяется старая истор³я. Не стоитъ сердиться на него: онъ и самъ не радъ - да не можетъ ничего подѣлать.

   Не зная, до какихъ размѣровъ доходитъ его слабость къ церквямъ, я ничего не выразилъ противъ проекта осмотрѣть Кельнск³й соборъ, и мы отправились. Б. уже видѣлъ его и знаетъ его истор³ю. По его словамъ соборъ начали строить въ половинѣ Х²²²-го столѣт³я и кончили только десять лѣтъ тому назадъ. По моему, архитекторъ копался слишкомъ долго. Можно бы поторопиться постройкой.

   Б. увѣряетъ также, что башни Кёльнскаго собора - высочайш³я въ свѣтѣ. Я отрицаю это и вообще охуждаю эти башни. Б. горячо защищаетъ ихъ. Онъ говоритъ, что это самыя высок³я постройки въ Европѣ, за исключен³емъ Эйфелевой башни.

   - О, пустяки! - говорю я - въ Европѣ много здан³й выше этихъ - не говорю уже объ Аз³и и Америкѣ.

   У меня нѣтъ никакихъ основан³й говорить это. Правду сказать, я ничего не знаю объ этомъ предметѣ. Мнѣ хочется только подразнить Б. Можно подумать, что его личный интересъ связанъ съ этимъ здан³емъ: онъ распространяется о его достоинствахъ и красотахъ съ такимъ жаромъ, точно онъ акц³онеръ, желающ³й сбыть съ рукъ свои акц³и.

   Онъ утверждаетъ, что высота башенъ равна 512 футамъ.

   - Вздоръ! - говорю я.- Кто-нибудь подшутилъ надъ вами, видя что вы иностранецъ.

   Онъ злится, и говоритъ, что можетъ показать мнѣ фигуры и цифры въ путеводителѣ.

   - Въ путеводителѣ! - возражаю я съ сердцемъ.- Вы скоро начнете вѣрить газетамъ!

   Б. съ негодован³емъ спрашиваетъ, какую же высоту я дамъ этимъ башнямъ. Я окидываю ихъ критическимъ взоромъ и объявляю, что по моему мнѣн³ю онѣ не выше 510 футовъ. Б. повидимому окончательно разобидѣлся, и мы входимъ въ соборъ молча.

   Не буду распространяться о соборѣ. Они различаются только въ глазахъ професс³ональныхъ зѣвакъ, а въ сущности всѣ одинаковы. На мой взглядъ ихъ красота - не въ картинахъ и статуяхъ, не въ мощахъ и саркофагахъ,- а въ пустынномъ велич³и, въ глубокомъ безмолв³и.

   Они возвышаются надъ нашими домиками, надъ шумными многолюдными улицами, какъ чистыя, мелодичныя ноты надъ музыкальной какофон³ей. Здѣсь, куда не достигаетъ городской шумъ, гдѣ затихаютъ шумные м³рск³е голоса,- пр³ятно отдохнуть и задуматься (если только надоѣдливые гиды оставятъ васъ въ покоѣ).

   Безмолв³е отрадно. Оно вдыхаетъ въ насъ новую жизнь. Безмолв³е для нашей души тоже что Мать-Земля для Бр³арея. Оно исцѣляетъ наши раны и даетъ намъ новыя силы для борьбы.

   Сектантская болтовня сбиваетъ насъ съ толку. Въ безмолв³и мы находимъ успокоен³е и надежду. Оно ничего не проповѣдуетъ, никого не стращаетъ - оно только говоритъ намъ, что рука Провидѣн³я бодрствуетъ надъ м³ромъ.

   Какими ничтожными кажутся наши страстишки, наши честолюбьицы, когда нагруженные ими, мы станемъ предъ лицомъ Безмолв³я! Мы сами смѣемся надъ ними, мы пристыжены.

   Безмолв³е показываетъ намъ, какъ мы ничтожны,- какъ мы велики. На базарѣ житейской суеты мы лудильщики, портные, аптекаря, воры - респектабальные или нѣтъ, какъ случится - ничтожные атомы громадной машины, мелк³я насѣкомыя огромнаго роя.

   Только въ Безмолв³и мы начинаемъ понимать, что мы нѣчто большее, что мы люди,- передъ которыми лежитъ безпредѣльность и вѣчность.

   Только въ Безмолв³и мы слышимъ голосъ Истины. Людск³е храмы и рынки день и ночь оглашаются ложью, шарлатанствомъ и хвастовствомъ. Но въ Безмолв³и нѣтъ мѣста для лжи. Ложь не всплываетъ на поверхность въ Безмолв³и. Ложь нужно раздуть людскимъ дыхан³емъ: тогда она поднимается на поверхность. Но ложь въ Безмолв³и падаетъ на дно. Тогда какъ правда всплываетъ во всей своей красотѣ, какъ гордый корабль подъ безднами океана. Безмолв³е любовно поднимаетъ ее напоказъ всѣмъ. Только когда она износится, заржавѣетъ и перестанетъ быть правдой, воды Безмолв³я смыкаются надъ нею.

   Безмолв³е - единственная реальная вещь въ этомъ м³рѣ преходящихъ грезъ. Время - тѣнь, исчезающая вмѣстѣ съ сумерками человѣчества; но Безмолв³е - частица вѣчности. Все истинное и долговѣчное внушено людямъ Безмолв³емъ.

   У всѣхъ народовъ, способныхъ внимать и поклоняться Безмолв³ю, воздвигнуты величавые храмы,- такъ какъ Безмолв³е голосъ Бога.

   Великолѣпные церкви и соборы, разсѣянные по лицу земли, сооружены для различныхъ вѣръ - одни для протестантизма, друг³е для католицизма, третьи для магометанства. Но во всѣхъ обитаетъ Безмолв³е Бога, лишь изрѣдка изгоняемое звономъ колоколовъ и ропотомъ молитвы; - и во всѣхъ можно сообщаться съ Нимъ и отдыхать душою.

   Мы побродили по храму и направились было на хоры, но тутъ остановилъ насъ какой-то служака, и спросилъ, не угодно ли мнѣ осмотрѣть мощи, реликв³и, картины старыхъ мастеровъ и друг³я достопримѣчательности.

   Я отвѣчалъ:- "нѣтъ"; и хотѣлъ пройти мимо. Но онъ загородилъ мнѣ дорогу, и объявилъ:

   - Нѣтъ, нѣтъ! Вы не заплатили за входъ, сюда даромъ не пускаютъ.- и съ этими словами захлопнулъ рѣшетку.

   Онъ произнесъ эту сентенц³ю на англ³йскомъ языкѣ, очень чисто и отчетливо: видно, не въ первый разъ.

   Въ Герман³и очень распространенъ обычай не пускать, пока