Васильев Павел Николаевич - Христолюбовские ситцы - Книги

Павел Васильев

Христолюбовские ситцы

Поэма в трех частях --------------------------------------

Павел Васильев. Стихотворения и поэмы / Предисл., сост., подгот. текста С. А. Поделкова.- М.: "Советская Россия", 1989.

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Четверорогие, как вымя,

Торчком,

С глазами кровяными,

По-псиному разинув рты, -

В горячечном, в горчичном дыме

Стояли поздние цветы.

И горло глиняное птахи

Свистало в тальниковой мгле,

И веретёна реп в земле

Лежали, позабыв о пряхе -

О той красавице рябой,

Тяжелогрудой и курносой,

В широкой кофте голубой,

О Марье той желтоволосой.

От свежака пенноголова,

Вода шаталась не спеша,

Густого цвета золотого,

И даже в пригоршне ковша

Она еще была медова...

Она еще была, как ты,

Любимая!

Забыто имя -

Не оттого ль в горчичном дыме,

По-псиному разинув рты,

Торчком,

С глазами кровяными

Восстали поздние цветы!

Спят улицы.

Трава примята.

Не Христолюбова ль Игната

Нам нужно вспомнить в этот раз,

Как жил он среди нас когда-то

И чем отличен был от нас?

Тычинский поднимает руку:

- Да, вспомнить нам его пора,

Он затевал игру-разлуку

У позднышевского двора.

Рыбак, в рассветную погоду

Он вместе с нами в тине вяз,

Он с нами лазал в эти годы

Зорить чужие огороды -

Не отличался он от нас.-

И Коробов в ответ:

- Он лазал

По огородам с нами. Но

Известны здесь как богомазы

Все Христолюбовы давно.

Был дед его кровей суровых,

Держал его в руках ежовых

И в темной горнице своей

Учил писать

Золотобровых,

Сурмленых божьих матерей.

Хоть было мало в этом проку,

Но отдышаться дал им нэп,

И шли поблажки,

И, жестоко

Влюблен в Исусов желтооких,

Дед всё сильней в упорстве креп.

Окреп в своем упорстве яром

И малевал святых церквам

И обновленческим,

И старым,

И староверческим скитам.

Но слухи шли, что Христолюбов

(Хоть и почтенна седина)

Охоч до смятых бабьих юбок

И до казенного вина.

Что коль не ладится работа.

То матерится в бога он

Так, что сурьма и позолота

Хрустят

И сыплются с икон.

А внук давно привык к скуластым,

Угрюмым ликам расписным,

Его теперь тянуло к яствам,

Лежавшим грудой перед ним:

К черемухам, к багровым тучам,

К плотам, идущим не спеша,

И к щукам, и к язям пахучим,

К кистям турецким камыша,

К платкам-огневкам, к юбкам драным,

К ветрам душистым в зеленях,

К золотопятым и румяным

Соседкам, пьющим чай в сенях.

Сколь ни работал по указке,

Сколь дрожь ни чувствовал в руке,

Вставали радугою краски

На горьком дереве ольхе,

Весенним цветом,

Цветом пылким...

И замечать стал дед - вот-вот

По божьим скулам вдруг ухмылка

Лучом лукавым проскользнет.

В очах апостольских - туманы,

И у святых пречистых дев

Могучи груди.

Ноздри пьяны

И даже губы нараспев!

Глава 2

Зачем к нам ехал в захолустье

Гостить и жить художник Фогг?

Или в других местах искусства

Он применить, чудак, не смог?

Или, глаза сквозь стекла пуча

И вслушиваясь в тишину,

Хотел он здесь ясней и лучше

Почтить российскую страну?

Нет! На холстах больших и малых

Он рисовал одно и то ж:

Пруды, березы, лен и рожь -

Любой казацкий полушалок

Смелей и лучше в душу вхож.

Его встречали по-простецки:

- Что, пишешь, мол, - айда, вали! -

Ради фамилии немецкой

Оладьев жарких напекли

Да шанег с ягодой...

- Ешь, малый,

Как водится, до ста осьми,

У нас ведь тоже есть бывалый

Народ ремесленный, - пожалуй,

Хоть Христолюбовых возьми.

Когда же, мастер красногубый,

Сквозь вьюг отчаянный гудеж

По невозделанной и грубой

Земле ты к нам гостить придешь,

Фогг?

Он, душою неимущий,

Не мог добыть на смысл права.

Он шел, чуть горбясь, в самой гуще,

В огне,

В тумане естества.

Он шел, все травы приминая,

Даль сторонилась от него.

Он шел, старик, не понимая

В кипенье судеб ничего.

Не понимая, что качели

Свершают корабельный путь,

Что парни под небом сумели

Раздумье шапкой зачерпнуть,

Что розан трепетный и алый

На коромысле - тоже гнут.

И Фогг кричит: - Послушай, малый

Где Христолюбовы живут?

- Вишь, голубь падает с разлета

У Иртыша, где берег крут,

Стоят высокие ворота,

Там Христолюбовы живут! -

В медовых язвах от испарин

Торчат цветы, разинув пасть.

И Фогг кричит: - Послушай, парень,

Как к Христолюбовым попасть?

- Стучи в калитку дольше тростью,

В закрытый ставень вырезной,

Пока от лая и от злости

Не взмылит морды пес цепной.

Сияет живопись нагая,

Ущербный свет сердец благих,

Святые смотрят не мигая,

Как люди крестятся на них.

Фогг долго щурится на доски:

- Да, очень мило, - говорит.-

Но у Исусов лица плоски,

На их устах полынь горит.-

И Христолюбов пальцем строго

Ведет по кружеву стиха:

"Нет правды аще как от бога,

Ты бо един, кроме греха".

У самого же под навесом

Бровей густых, что лисий мех,

Кривясь, запечным мелким бесом

Рябой, глазастый пляшет грех.

И темным дождичком в ненастье

Винцом обрызганы усы...

Там, за стеной,

Соседка Настя -

Браслеты дуты на запястье,

На голове венец косы,

Блестит веселый бисер пота

У губ, и кожи розов цвет -

Ее томит,

Ей томно что-то,

Она в постелях, ей охота...

Да скоро ль возвратится дед?

- А это что?

- Средь змий и гадин

Егорий храбрый на коне,

А это внук работал...

Складень

Раскрыт! При восковом огне

Сверкай, сверкай, уструг ольховый!

Мы все живем, все видим сны,

Возникни, ангел крутобровый,

На диком зареве весны!

И старый Фогт дается диву:

Одета в радугу и нимб,

Краса несметная лениво,

Скользит, колеблясь, перед ним -

Меж двух коровьих морд - святая,

До плеч широкий синий плат,

Глаза смешливы, бровь густая

И платье белое до пят.

И губы замкнуты... Но где-то

На соловьиных их краях

Таится долгий отблеск лета.

Сейчас святая скажет: "Ах!"

Сейчас она протянет руку,

И синий плат сорвут ветра...

Я вспомнил вдруг игру-разлуку

У позднышевского двора.

Мне б вновь лететь мечте вдогонки

Во всю мальчишескую прыть

Под светлым месяцем и тонких

Кричащих девушек ловить.

Не ты ль, Катюша, жаркотела,

Возникла вновь? Но для кого?

Не от дыханья ль твоего

Икона эта запотела,

О павлодарская жар-птица!

На табуретку Фогг садится:

- Да это Сурикова кисть! -

И дед, дабы не осрамиться,

Ему ответствует: - Кажись.

Глава 3

Светло в полночь на сеновале.

Звезда в продушине горит.

Велит, чтоб люди крепче спали,

Шумят цветы на сеновале...

- Ты будешь, слышишь, знаменит,

Тебе почет оказан будет,

Есть много у тебя дорог,

Со мной поедешь, выйдешь в люди, -

Так говорит художник Фогг.

- В соседстве с дедами седыми

Что ты узнал, что видел ты?

- В горячечном, горчичном дыме

Стоят пудовые цветы:

Всем место за столом по чину,

Молитва есть "Помилуй мя",

Сусало, грабли, плуг, овчины -

Все эти вещи знаю я.

- Я повстречал тебя. Ты - чудо.

Но раз ты здесь возникнуть смог,

Советую, беги отсюда, -

Так говорит художник Фогг.

- Ты будешь мастером, Игнаша,

Тебе пойдет ученье впрок.

Искусство - вот дорога наша...-

Так важно повторяет Фогг.

Не так ли нас, приятель, тоже

От ненаглядной,

Злой земли

По пустырям, по бездорожью

Чужие руки увели?