Тургенев Иван Сергеевич - (Записи 1850-1860-х годов)

  

  

  

   И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в двенадцати томах

   Сочинения. Том восьмой. Повести и рассказы. 1868-1872

   Издание второе, исправленное и дополненное

   М., "Наука", 1981

   OCR Бычков М. Н.

  

   [1) Собака просто игра природы.]

   [2) Про цыганку: а запоет - гроб!]

   3) Недалеко пойду за примером: Мазепа, напр<имер>.

   [4) до бесконечности затиранил (поп про архиерея).]

   5) прислонился к еде, но и настебался.

   6) колыхнуть (убить).

   7) Приближение осени: появление птиц стайками (чечетки), появление большой, незнакомой, одинокой и молчаливой птицы в саду.

   8) Царский жезл (трава) на взлобке оврага.

   9) Подплакунец (ярко-пунцовый цветок, как лист цитварного семени).

   10) Желтая грозовая туча ночью - странное желтое освещение белых стен.

   11) бред Аф<анаси>я во сне: Пьян? - Пьян.

   12) Спор - самая лучшая вещь, идеи в обществе.

   13) Ендовище - овраг у дяди в именье.

   14) Спазынка (сумасшедшая, ее кто-то в лесу испортил: из пазов вынутая).

   [15) Табак в жестяных фляжках с пробочной у кучеров]

   16) Погода замётывается - заволакивается.

   17) Чумазый.

   18) Вот молодец сидит (указывая на клопа).

   19) Савка, пьяный певец под окном.

   20) Житков декламирует: Российские князья и т. д. Тютчев восклицает: Вона! из Эдипа.

   21) Кетик.

   22) С солнца молотит.

   23) NB. Отношение Юрасова к Небольсину.

   24) Спать на кулачке, а другой рукой щупать, поднимается ли хлеб.

   25) Много [отдужин] отдужников уносит (о лошади).

   26) А я не могу никаких сочинений ему сказать.

   27) Один под один конец, другой под другой - и пошло дело.

   [28) От нюх<ательного> табаку тоска по зубам заиграла, словно смеяться захотелось].

   29) Глуп, как пятка.

   30) Плетень - сбитень.

   31) взять под колокольчик.

   32) два имени содержит.

   33) изба сидит к нам затылком.

   34) черная линия кустов на серо-красном небе.

   35) барин дает под<...>ник слуге, тот - отворачивается. Вишь, сук<ин> сын, с амбицией.

   36) Саян - удельный крестьянин.

   37) Капельтели, тбмбы на церквах.

   38) В постылицу войти.

   39) Пулится... отзыбость (про собаку).

   40) встёхлый (воронеж<ское> слово) - про выросший лес.

   41) в блезире есть разница, в деликатности никакой (шляпа в 20 и в 5 рублей).

   42) умирающий немец обмыт при жизни.

   43) Куриная слепота мужика, высланного с обозом.

   44) 4 тукманки русского чел<овека>.

   45) Он умный человек. А что? Женат на немке.

   46) Постоялый двор лопнул, оттого что содержатель старый не знал цены деньгам и сдавал наобум (NB то же делается в церкви при покупке свечей).

   47) Любить Розину И мужем быть совсем друг<ой> жены. (Кук<ольник>).

   48) Кук<ольник> для доктора - пластический писатель.

   49) Маменька доверялась только тому, кого не уважала.

   50) La giovine speranza (юная надежда)

   51) Сдобная Юлинька.

   52) Кто это?-La marquise de Vogué (Маркиза де Вогюэ) - излишняя скромность ответа: - C'est sa maîtresse (Это его любовница)

   53) Красов... как тигр.

   54) Старому человеку дороги одни старые воспоминания.

   55) [Шалды будалды, да начики чикаиды]

   56) Жид-музыкант и помещик (о религии и шабаше)

   57) Рассказ Ивана о смерти брата от холеры. Священнику хоть с задворка не сходи.

   [58) Каженник - меланхолик.]

   59) Такая у него была фанаберия... ходит да на гитаре бренчит: филозоф!

   60) Сами мужички себя победили.

   [61) Я по такой разговорке ему скажу.]

   62) Откуда у ней деньги? Да, должно быть, старик отец на смертном одре сунул.

   63) Аромат птиц (Апарины).

   64) Они тебя обсвежуют.

   65) Анекдот о 30 000 р. из сапога (Ваксель о шулере).

   66) Бездонное озеро в болоте под Епифанью.

   67) Барин сечет встречного мужика за то, что любит табак, а табаку и не имеет.

   68) А. Меня пропивают! - Кто? А. Жених с отцом!

   [69) С тех времен он скопытился].

   70) Толстый Ф. сидя перебирает ногами - единственная его прогулка.

   71) Сшибить горла два-три.

   72) Кошембар, Ланскау, Феония Теофиловна.

   72) Подхватить на бодряжку (везти экипаж в гору).

   72) Мужик, заставляющий на ярмарке плакать шарманщика под лучинушку.

   73) Купеческая поговорка: Толковать нечего... боже мой!

   74) Либоширничает.

   75) Трынка - копейка сер<ебром>.

   76) По равноместью не спотыкается.

   77) Это у вас француз? (на Афанасия)

   78) Я. Хорошо вино? К. Ничего - проходит гладко,

   79) Осетр? Это фрукт.

   80) Шугай не Шугай и Гектор не Гектор - не помню, как звали.

   81) Чёртова кукла!

   82) - Зачем ты колокола купил? - А как же: теперь как только в благовест зазвонят, все и говорят: Василий Данилов (?) заревел! -

   83) Водолаз - А. Н. Муравьев - боголаз.

   84) Шугай не Шугай, Гектор не Гектор - не помню, как его прозывали.

  

  

   Восьмой том полного собрания сочинений И. С. Тургенева содержит повести и рассказы, опубликованные в 1868-1872 годах - в период, непосредственно следующий за изданием романа "Дым": "История лейтенанта Ергунова"(1868), "Бригадир" (1868), "Несчастная" (1869), "Странная история" (1870), "Степной король Лир" (1870), "Стук... стук... стук!.." (1871), "Вешние воды" (1872).

   Интерес к наиболее актуальным проблемам русской общественной жизни, нашедший свое яркое проявление в произведениях Тургенева начала 1860-х годов, остается характерным для его творчества и в последующие годы. Роман "Дым", возбудивший негодование представителей различных, подчас противоположных, политических группировок, показывал, что писатель наиболее существенной чертой современной русской общественной жизни считал всеобщий разброд и неустроенность. Тургенев писал Е. Е. Ламберт 21 мая (2 июня) 1861 г.: "Нигде ничего крепкого, твердого - нигде никакого зерна; не говорю уже о сословиях - в самом народе этого нет". Тургенев пытался разобраться в том, как согласуется перестройка русского общества в пореформенный период с потребностями народной жизни.

   Национальные характеры, национальные особенности исторического развития России, порой не прямо, а сложно, опосредствованно влияющие на жизнь страны, постоянно занимали писателя.

   В шестидесятые годы Тургенев часто обращается к типам, ставшим достоянием мировой литературной традиции, отыскивая и изображая их преломления в русской жизни. Это обстоятельство было отмечено критикой. "Перед поэтом как бы постоянно носятся образы западного искусства, Лир, Вертер и пр., и он ищет им подобий в нашей скудной и бледной жизни",- писал Н. Страхов ("Последние произведения Тургенева".- Заря, 1871, No 2, Критика, с. 27). По мнению критика, Тургенев "примеривает" к русской действительности "чужие идеалы, идеалы хищной жизни, сильных страстей, романических событий", и остается недоволен прозаичностью русской жизни, выражает "неверие в изящество <...> проявлений" народного характера (там же, с. 27, 30). Повесть "Степной король Лир" Тургенева он рассматривал как "пародию" на "Короля Лира" Шекспира, "Бригадира" - как опошление "Вертера". На самом деле Тургенев ставил перед собою цель показать реально-исторические формы, в которые отливаются ситуации и типы, запечатленные мировой литературной традицией, в русском быту и тем самым сделать более ощутительными неповторимые черты русской жизни.

   Почти во всех произведениях этих лет писатель передавал обаяние сильных характеров и больших страстей, погруженных в прозу быта. Так, в рассказе "Бригадир" возникает образ скромного обездоленного старика, наделенного силой чувства Вертера, самоотверженностью в любви, достойной кавалера де Грие ("Манон Леско" А.-Ф. Прево), а также храбростью суворовского офицера. Важным аспектом характеристики Сусанны в повести "Несчастная" является внутренняя сопоставимость ее образа с "мировым типом" Миньоны - героини романа Гёте "Годы учения Вильгельма Мейстера". Тургенев продолжает традицию своеобразного переосмысления типа Миньоны, дань которому он отдал в повести "Ася" и интерес к которому проявили другие писатели его времени - Достоевский, Григорович, Л. Толстой (см.: Русская повесть XIX века. Л., 1973, ч. IV, гл. II, с. 399; Лотман Л. М. Реализм русской литературы 60-х гг. XIX в. Л., 1974, с. 100; Brang Peter. I. S. Turgenev. Wiesbaden, 1977, S. 133-134).

   Повесть "Степной король Лир" - одно из наиболее значительных произведений Тургенева, написанных в период между романами "Дым" и "Новь". Она возникает на "стыке" политических, литературных и философских размышлений писателя, вбирает его мысли о России и отражает расчеты на западного читателя.

   В новелле "Степной король Лир" совмещены высокий и низкий планы повествования, трагедийное содержание выражено в бытовых, нарочито будничных и подчас даже сатирических образах. Параллельное осмысление проблем русской жизни и значения трагедии Шекспира проходит через всю повесть. До последней переделки повести в беловой рукописи Тургенев предполагал начать и кончить ее изображением дружеского круга, обсуждающего значение шекспировских образов, соотношение этих образов с живыми типами русского общества. Часть этой "рамки" сохранилась в окончательном тексте в виде своеобразного введения, в котором изображается круг старых университетских товарищей тридцатых-сороковых годов, увлеченно толкующих о Шекспире (черта автобиографическая), и декларируется принципиально важное утверждение о "вседневности" типов Шекспира. Это последнее положение Тургенева достаточно ясно говорит об особенности его подхода к образам великого английского драматурга вообще и в частности о замысле повести "Степной король Лир".

   Не только "Степной король Лир", но и другие произведения Тургенева 60-х - начала 70-х годов рисовали высокие проявления больших страстей, трагедийные конфликты, облеченные во "вседневные" одежды низкой действительности. Во вводном эпизоде "Степного короля Лира" писатель утверждает, что характеры, подобные Макбету и Ричарду III, встречаются лишь "в возможности", но именно будничные, массовые формы проявления "исключительных" страстей интересуют Тургенева в этот период. В рассказе "Стук... стук... стук!.." дан образ "маленького Наполеона" - "фатального" человека - ограниченного, решительного, фанатически верящего в свою звезду, честолюбивого и совершенно лишенного идейного и этического содержания. Образ Теглева, как и все образы рассказав и повестей шестидесятых годов, прочно связанный с русским бытом, имел вместе с тем непосредственное отношение к наблюдениям Тургенева над жизнью современной Европы, в нем отразились размышления писателя о деятельности ненавистного ему Наполеона III. За "студией русского самоубийства" - изображением странной судьбы ничтожной, но в своем роде сильной и необычайной личности - стояла мысль о Макбетах и Ричардах III "в возможности", о наполеонизме ничтожного человека, о психологических и политических истоках влияния подобных личностей на людей.

   Перечисление имеющих современное значение героев Шекспира во вводном эпизоде "Степного короля Лира" Тургенев начинает с излюбленного им образа - Гамлета, далее он упоминает Отелло и Фальстафа, а также имя Ромео, которое затем в беловой рукописи вычеркивается. От упоминания Ромео Тургенев отказался, вероятно, потому, что оно не могло не оживить в памяти читателя статью "Русский человек на rendez-vous (по поводу рассказа Тургенева "Ася")" Чернышевского, постоянно насмешливо называвшего тургеневского героя "Ромео". Вслед за Ричардом III и Макбетом собеседники, изображенные Тургеневым, обращаются к королю Лиру. Эти образы Шекспира связаны с трактовкой нравственно-политической темы - темы честолюбия, власти и влияния ее на личность. Анализируя формы бытования подобных характеров на русской почве, Тургенев рассматривает их главным образом в социально-психологическом аспекте. Его привлекает вопрос о покорности и бунте как постоянно действующих стихиях народного характера.

   Стремление к полному освобождению и к подчинению, беспредельное самоотречение и безграничное властолюбие - вот "крайности", между которыми колеблются герои повестей Тургенева "Странная история" и "Степной король Лир".

   Содержание повестей 60-х - начала 70-х годов во многом определяется своеобразно выраженным интересом писателя к судьбам сильных, решительных характеров в народной массе и в кругу русской интеллигенции.

   Тургенев неоднократно сопоставлял "нигилистов" с бунтарями из народной или "захолустной", патриархальной среды. В шестидесятые годы он постоянно обращался к проблеме "раскола", старообрядчества, которая в это время приобретала заметное политическое значение. Уже в начале пятидесятых годов, занимаясь "русской историей и русскими древностями" (см. письмо Тургенева к Аксаковым от 6 (18) июня 1852 г.), писатель заинтересовался старообрядчеством как формой выражения народного протеста. Такое отношение к расколу сказалось в рассказе "Касьян с Красивой Мечи" и повести "Постоялый двор" {Бродский Н. Л. И. С. Тургенев и русские сектанты. М., 1922, с. 22-25.}.

   Во второй половине 1850-х годов перед Тургеневым встал вопрос о влиянии религиозных представлений на этические искания дворянской интеллигенции. Правда, и тут речь шла о воздействии народной среды на интеллигенцию. Духовный мир как героини "Дворянского гнезда", так и героини повести "Ася" складывается под влиянием религиозных крестьянок. Религиозность здесь выступает большей частью лишь как форма этических исканий. Героиня повести "Ася", например, готовая идти за процессией "куда-нибудь далеко, на молитву, на трудный подвиг", проявляет полное безразличие к религиозным догматам паломников. Ее порыв выражает лишь безотчетное стремление к самопожертвованию, к служению идеалу. Еще более близок к рассказу "Странная история" эпизод ухода в монастырь Лизы Калитиной ("Дворянское гнездо"). "Я всё знаю <...> и как папенька богатство наше нажил <...> Всё это отмолить, отмолить надо <...> помогите мне, не то я одна уйду",- говорит Лиза Калитина своей тетке, и та возражает ей: "Это всё в тебе Агашины следы; это она тебя с толку сбила..." (наст. изд., т. 6, с. 151).

   Писателем, творчество которого вызывало наибольший интерес у Тургенева, был Л. Толстой.

   Во втором томе романа "Война и мир" содержатся эпизоды, рисующие покровительство княжны Марьи юродивым и ее мечту об уходе из дома, о странствовании. Этот эпизод сам Толстой в первоначальном плане обозначил словами "юродство княжны Марьи" {Толстой, т. 13, с. 824.}.

   Тургенев пристально следил за литературной деятельностью Толстого, в частности за выходившими из печати частями романа "Война и мир", и за эволюцией его идей. Некоторые философские рассуждения в романе Толстого воспринимались им как выражение неверия в разум, проповедь стихийности и бессознательности, составляющих якобы основу "роевой" жизни народа.

   Поэтому философские отступления в "Войне и мире" Толстого вызывали у Тургенева решительное сопротивление. Даже в образах романа он подчас видел стремление писателя возвеличить инстинктивную, стихийную жизнь; бессознательность поведения героев Толстого Тургенев имел в виду, когда писал 15(27) марта 1870 г. И. П. Борисову об их "юродстве". Консерватизм и стихийность он постоянно называл "юродством", считая юродство глубоко отрицательным, но имеющим исторические корни явлением русской народной жизни.

   Продолжая многолетний спор с Герценом, возлагавшим надежды на революционные потенции старообрядческой и сектантской среды, Тургенев писал ему 13(25) декабря 1867 г. о чертах юродства - о дикости и косности идеологов старообрядчества.

   Вместе с тем, стремясь разгадать "тайну" влияния старообрядческих пророков на народ, Тургенев осмыслял не только те их черты, которые действовали на воображение темных людей, но и силу их протеста, упорство и последовательность в сопротивлении насилию властей, способность идти на жертвы во имя того, что они считают правдой. Именно эти черты иногда ставили раскольников во главе народных движений. Соглашаясь с Тургеневым, Мериме писал ему: "Вы совершенно правильно сказали: раскольники XVII века были революционерами. Вот что следует хорошо понять, и тогда всё пойдет как по маслу" {См.: Parturier Maurice. Une amitié littéraire. Prosper Mérimée et Ivan Tourguénev. Paris, 1952, p. 182. Здесь и далее выдержки из писем Мериме приводятся в русском переводе.}. Исконные черты народного характера: готовность до конца отстаивать свои убеждения, способность к полному самоотречению и к ожесточенной, беззаветной борьбе - предопределили, по мнению Тургенева, возникновение как типа революционера, так и противоположного ему по существу типа приверженца старообрядчества, несмотря на всё принципиальное различие их взглядов. В беловой рукописи рассказа "Степной король Лир" Мартын Харлов, готовый долго терпеть, "всё простить" и, вдруг взбунтовавшись, отомстить за обиды, неукротимый в своем гневе и самоотречении, по внешним признакам сравнивается с Кромвелем (это сравнение было автором снято "в последний момент"), а дочь его, похожая на отца и внешностью и характером, становится во главе секты. "Странную историю" Тургенев заканчивает фразой, раскрывающей прямую связь между его интересом к давно происшедшему событию, составившему сюжет этого произведения, и оценкой современных политических движений, сравнением характера Софи, пожертвовавшей всем ради своих убеждений, и девушек, уходивших в революцию, идейно бесконечно далеких от Софи, но столь же самоотверженных и цельных, как она.

   Интерес к изучению раскола в шестидесятые годы непосредственно связывали с демократизацией науки, с попытками при решении актуальных общественных вопросов опереться на их историческое осмысление. А. Н. Пыпин писал: "Особенною заслугой новейшей историографии было стремление раскрыть народную сторону истории,- роль народа, его сил и характера в создании государства, и судьбу народа в новейшем государстве <...> Больше чем когда-нибудь историческая пытливость обращалась к тем эпохам и явлениям истории, где выказывалась деятельная роль народа: таковы были эпохи древней истории, время вечевого устройства и народоправств, время народной колонизации, далее - время междуцарствия <...>, время народных волнений в конце XVII века, время раскола" {Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1891. Ч. II, с. 171.}.

   Со стремлением Тургенева осмыслить истоки влияния вождей старообрядчества на народную массу связан его замысел исторического романа, в котором центральное место должно было занять изображение мятежа, поднятого старообрядцами в Москве 5 июля 1682 г. Именно над этим романом о старообрядческом вожде - Никите Добрынине-Пустосвяте, одном из предводителей восстания,- Тургенев работал в одно время с рассказом "Странная история" {Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1891. Ч. II, с. 171.}.

   Современные интересы составляли основу и тех его повестей и рассказов, сюжеты которых он черпал из своих воспоминаний, из преданий своей семьи или происшествий, запечатленных памятью населения родного края {См.: Бялый Г. А. От "Дыма" к "Нови". - Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та, 1956, т. XVIII, с. 82, 88.}.

   Проблемой, которая привлекала внимание Тургенева уже с 1840-х годов, был русский XVIII век - эпоха, в которой он видел начало многих современных противоречий. Тип русского человека XVIII века - личности, сформированной в обстановке расцвета крепостничества, сохранившей черты патриархального характера и в то же время постоянно приобщающейся к западной культуре, выявляющей свои особенности на фоне усвоенных ею чуждых обычаев,- живо занимал Тургенева и в шестидесятые годы. В повестях и рассказах этого периода он создал ряд портретов людей XVIII века. Суворовский солдат, русский Вертер, Гуськов ("Бригадир"), поклонник энциклопедистов, русский барин Иван Матвеич Колтовской ("Несчастная"), слуги "старого века" ("Бригадир") - все эти герои очерчены Тургеневым с замечательным проникновением в дух эпохи. Даже в "Степном короле Лире", действие которого относится к 1840 году, Тургенев подчеркивает живое бытование традиций XVIII века. Харлов читает масонский журнал "Покоящийся трудолюбец" (1785 г.) и размышляет над философскими вопросами, которые решались в этом журнале. Стряпчий - самый порядочный человек провинциального общества - характеризуется как "первый по губернии масон" (с. 180).

   Наряду с интересом к XVIII веку и к возникшим в период расцвета крепостничества типам, писатель уделяет внимание и тридцатым годам XIX гека, эпохе резкой смены идеалов передовой части интеллигенции и изменения психологического стереотипа представителя массового низового пласта культурного слоя. Изображая подобные типы, писатель выявляет признаки сдвигов в жизни общества, мало заметные, подчас, ростки исторической нови. Обращение Тургенева к эпохе тридцатых годов отчасти объясняется тем, что в 1867-1868 годах он работал над циклом "Литературных воспоминаний", открывших собрание сочинений писателя 1869 года, а тридцатые годы имели особое значение в его жизни. В это время начался творческий путь Тургенева, произошло становление его как личности и мыслителя. В повести "Несчастная" сюжет, а отчасти и образы которой были навеяны воспоминаниями юности, Тургенев дает простор историческим ассоциациям и размышлениям. Он отмечает формирование в недрах крепостнического общества вольнолюбивых, независимых натур, личностей, образ мыслей и чувства которых несовместимы с нравами и законами окружающей среды. Явление это было новым и типичным для той эпохи. Вольнолюбие Герцена и Белинского, антикрепостнические убеждения самого Тургенева и ряда других передовых деятелей этого и последующего периодов складывались в тридцатые годы. Сходство некоторых эпизодов "Несчастной" с "Сорокой-воровкой" и "Кто виноват?" Герцена возвращали мысль читателя к той поре, когда зародился, в острой форме выразившийся позже, протест целого поколения против социального и политического гнета. В "Несчастной" появляется зловещая фигура Ратча, во многом ориентированная на прототип официозного писателя Ф. В. Булгарина, в течение десятилетий подвергавшего травле лучших русских литераторов. Тургенев показывает органическую связь Ратча и подобных ему беспринципных карьеристов с рутинной средой дворянства, чиновничества и мещанства и дает понять, что негодяи этого сорта сильны поддержкой, которую им оказывают "важные", сановные лица. Поэтому так трагична судьба благородных, наделенных тонкой духовной организацией личностей, которые становятся объектом ненависти ратчей и их покровителей. В беловом автографе "Несчастной", который затем подвергся новой переработке, целая глава была посвящена изображению донкихотского по форме, но смелого и благородного но существу заступничества романтика - разночинца Цилиндрова за Сусанну и ее доброе имя. Таким образом, Тургенев отмечает появление нового социально-психологического типа - решительного разночинца. В тридцатые годы люди подобного типа воспринимались как явление исключительное. Они еще не стали на уровень высших форм современной образованности, не освободились от влияния вульгарного романтизма, но их смелость и независимость, их тяга к просвещению и к лучшим представителям дворянской культуры предвещали расцвет творческой активности разночинцев в последующий период.

   В конце 1860-х - начале 1870-х гг. Тургенев вновь возвращается к проблематике некоторых своих произведений 1850-х гг. Так, ситуация, изображенная им в повести "Ася", продолжает привлекать его внимание и по-новому трактуется им в некоторых эпизодах повестей "Несчастная" и "Вешние воды". Если в пору создания "Аси" (1857) авторитет "лишнего человека", свободомыслящего дворянина стоял еще достаточно высоко во мнении общества, и критиков поразило "снижение" идейно-нравственного уровня героя от Рудина к г-ну Н. Н.,- то в повестях 1860 - 1870-х годов Тургенев окончательно развенчивает "слабого человека" как носителя рутинного образа мыслей. В герое "Несчастной" Фустове подчеркнута ординарность. Писатель раскрывает социальный смысл "осторожности" Фустова, его неспособности проявлять независимость и твердость в конфликтной ситуации. Лишенный подлинного нравственного чувства, неспособный к проявлению сильных и непосредственных эмоций, Фустов, не сознавая того, становится союзником и пособником гонителей Сусанны, представителей темных сил общества. Недаром в конце повести он сливается со средой петербургского чиновничества, которая воспитала преследовавшего Сусанну Семена Ивановича Колтовского.

   Характеризуя <<Асю" Тургенева, Чернышевский писал: "Действие - за границей, вдали от всей дурной обстановки нашего домашнего быта <...> Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных сторон жизни" (Чернышевский, т. 5, с. 156). Далее, однако, критик утверждал, что поведение героя, трусость, проявленная им в момент, когда от его решимости и последовательности зависело счастье его самого и полюбившей его женщины, возвращает читателя к размышлениям о проблемах современности, к мыслям о социальных обстоятельствах, формирующих людей, которые предпочитают компромисс открытой борьбе и в своей склонности к компромиссу доходят, в конечном счете, до предательства.

   В повести "Вешние воды" Тургенев вновь на фоне картин жизни тихого патриархального немецкого города рисует драму гибели надежд "слабого" человека. Обращаясь к темам, послужившим предметом литературной полемики конца 1850-х годов (см. статьи Н. Г. Чернышевского "Русский человек на rendez-vous" - Атеней, 1858, ч. 3, No 18, и П. В. Анненкова "О литературном типе слабого человека" - Атеней, 1858, ч. 4, No 32), писатель продолжает свои "студии" сложного взаимодействия исторических обстоятельств, социальных условий и психологических состояний человека. Постоянные, проходящие через все творчество Тургенева мотивы обогащаются в конце 1860-х - начале 1870-х гг. темами и сюжетами, характерными для новой эпохи. Так, в "Степном короле Лире" историческое явление крушения патриархальных отношений поставлено в связь с социальной чертой действительности последних десятилетий - усилением агрессивности и влияния на обществе корыстолюбивых авантюристов буржуазного типа. Важное место в произведении занимают эпизоды, трактующие психологию современного человека, показывающие жажду власти и готовность к самоотречению, - психологические мотивы, определяющие поступки людей, переживающих крушение старых, привычных отношений.

   В повести "Вешние воды" большое значение имеет изображение идеальной, возвышенной красоты женщины (Джемма) и силы непосредственного чувства - любви, знаменующей освобождение человека от пут материальных расчетов и социальных предрассудков (сравнение любви с революцией). Высокая любовь противопоставляется унизительной страсти, порабощающей человека, приводящей его к разладу с собственным нравственным чувством.

   Носительницей и воплощением порабощающей страсти в повести является практичная барыня, происходящая из купцов и усвоившая деловую хватку предприимчивых буржуа. Подчинившись "роковой женщине" Полозовой, герой "Вешних вод" жертвует любовью и нравственным чувством, но не наносит ущерба своим материальным интересам и положению в обществе, а, напротив, делает их более прочными. Сохранив имущество, которым он готов был пожертвовать ради того, чтобы соединиться с Джеммой - девушкой из низшего сословия, он впоследствии "успел нажить значительное состояние". Однако ни страсть, привязавшая его было к властной и предприимчивой женщине современного, буржуазного типа, ни практическая деятельность, увенчавшаяся обогащением, не могут убить в герое идеальных устремлений, жажды подлинно человеческих отношений, без которых нет счастья.

   К концу 1860-х годов все более отчетливо определяется роль Тургенева как проводника русского литературного влияния на западную культуру {Алексеев М. П. И. С. Тургенев пропагандист русской литературы на Западе.- Труды отдела новой русской литературы, 1948, т. 1, с. 37-80 (ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР).}.

   В 1868 году П. Мериме называл Тургенева одним из вождей реалистической литературы во всем мире (см: Mérimée. Œuvres complètes. Études de littérature russe. T. II, p. 241).

   Пользуясь своим личным влиянием на французских, немецких и английских писателей, Тургенев знакомил прогрессивную интеллигенцию Запада с русской литературой, а через нее с подлинной, неофициальной Россией. Он постоянно стремился расширить сферу воздействия русского реалистического искусства на мировую культуру. В письме к издателю сборника его повестей во французском переводе Ж. Этцелю Тургенев с задором писал 8(20) февраля 1869 г. о том, что готов дать сборнику название, которым европейские обыватели презрительно окрестили русское искусство, он хочет заставить принять это искусство в его национальной, непривычной еще для европейской публики, форме: "Что касается заглавия сборника, то мне вдруг пришла на ум простая и блестящая (блестящая ли?) идея. Во Фландрии "гёзы" приняли имя, которое им дали их враги; почему бы не назвать сборник "Московитские рассказы"? Если бы я был смелее, то назвал бы его "Варварские рассказы"". Тургенев много трудился над переводом своих произведений и сочинений других русских писателей на французский и немецкий языки, а также над редактированием работ других переводчиков. При этом он неизменно стремился к сохранению образов, выражений и деталей описаний, наиболее характерных для русского быта и требовавших подчас специального объяснения, которое сам давал в особых сносках.

  

   Тексты всех произведений, входящих в настоящий том, печатаются по изданию Т, ПСС, 1883, в котором тексты томов VIII и IX, где помещены эти произведения, были проверены самим Тургеневым (см. наст. изд., т. 5, с. 384).

  

  

   Все тексты настоящего тома, за исключением повести "Вешние воды", подготовлены Л. М. Лотман. Ею же написаны примечания. Текст повести "Вешние воды" подготовила Е. M. Хмелевская, примечания - Л. В. Крестова. Первую редакцию XXIII - XXVIII глав повести "Несчастная" подготовила к печати Т. Б. Трофимова. В подготовке тома к печати принимали участие Е. М. Лобковская и Е. В. Свиясов.

   Вступительная статья к примечаниям написана Л. M. Лотман. Редакторы тома - Н. В. Измайлов и Е. И. Кийко.

  

  

   Источник текста: записи на обложке чернового автографа рассказа "Бригадир". Хранится в Bibl Nat, Slave 84; описание см.: Mazon, р. 70; фотокопия - ИРЛИ, Р. I, ал. 29, No 313. Впервые опубликовано: Т, ПСС и П, Сочинения, т. X, с. 324-326.

  

   Публикуемый текст представляет собою фрагмент Записной книжки писателя или извлечения из записей, которые он вел, фиксируя битовые наблюдения, образцы живой речи, сюжеты в качестве материала для будущих произведений.

   Настоящие записи расположены на обложке чернового автографа "Бригадира" и занимают сверху донизу правую сторону обложки с переходом внизу страницы также на левую ее сторону и сверху донизу левую сторону оборота обложки. На -обложке записи эти соседствуют с тщательно вычерченным заглавием "Бригадир" и с пометой о времени и месте написания рассказа (см. примечания к рассказу "Бригадир"). На обороте обложки записи расположены рядом с обычным в рукописях Тургенева оглавлением рассказа "Бригадир" с указанием страницы, на которой начинается каждая глава, и ее объема (количество страниц).

   Тургенев начал наносить записи с обратной стороны обложки, предпослав им знак "NB". Не сумев уместить их на этой стороне (здесь поместились записи под номерами 1-43), он продолжил на лицевой стороне обложки, пометив: "Прод(олжение)". Здесь поместились записи под номерами 44-84.

   Беловой характер записей, отсутствие помарок, а также и их расположение на обложке (они как бы "обтекают" заглавие рассказа, помету о времени его написания и оглавление) свидетельствуют о том, что записи были перенесены с другой рукописи.

   Ряд записей, выписанных на обложке "Бригадира", использованы в атом рассказе. Они зачеркнуты писателем. Это записи: 1, 2, 4, 15, 28, 55, 58, 61 и 69. Запись No 61 использована в главе IV (с. 44), No 58 - в главе VII (с. 47), NoNo 15 и 28 - в главе VIII (с. 47), NoNo 1 и 4 - в главе IX (с. 48), NoNo 2 и 55 - в главе X (с. 49 и 50), No 69 - в главе XIII (с. 54). Таким образом, писатель сначала заимствовал детали и выражения из старых записей при работе над рассказом "Бригадир", а затем перенес эти записи на обложку уже завершенного произведения.

   Можно предположить, что книжку или листы с записями, из которых он затем сделал выписки, Тургенев обнаружил, разыскивая подлинное письмо прототипа героя "Бригадира", необходимое ему для осуществления замысла рассказа. Характер перенесенных на обложку записей свидетельствует о том, что первоначально они делались в Спасском, велись постепенно и что подавляющее их большинство относится к началу 1850-х годов, скорее всего ко времени пребывания писателя в ссылке в 1852-1853 гг. Пейзажные наблюдения (записи NoNo 7, 8, 9, 10, 13, 66) делались в разное время дня, в разных погодных условиях и свидетельствуют о пристальном и постоянном внимании писателя к жизни родной природы. Записи бытового характера, подчас проникнутые юмором, обнаруживают интерес к социальным явлениям сельского быта, к парадоксам взглядов и предрассудков помещиков, крестьян, управляющих имениями,- т. е. представителей тех слоев населения, которые изображены в "Записках охотника". Обстановка, отраженная в записях, отношения помещиков и крестьян (NoNo 35, 67) свидетельствуют о том, что писатель наблюдает быт в период сохранившегося крепостного права, т. е. что его наблюдения относятся к периоду дореформенному.

   Большое внимание Тургенев уделяет самобытному языку "орловщины", выписывая специфические слова, выражения разговорной речи орловцев, подчеркивая ее образность.

   Используя в рассказе "Бригадир" зафиксированное в его списке под No 58 слово "каженник", Тургенев сопроводил его объяснением в сноске - "Каженник - идиот, чудак". В первоначальном, черновом тексте сноска была по своему содержанию ближе к записи No 58 и более определенно связывала данное выражение с наблюдениями, сделанными в Спасском: "Каженник" - по орловскому меланхолик, идиот.

   В записях отражены встречи, знакомства, разговоры, настроения писателя начала 1850-х годов.

   Запись No 54 по своему содержанию, казалось бы, противоречит предположению, что она относится к началу 1850-х годов. Тургенев, которому в это время было немногим больше тридцати лет, высказывает пессимистическую мысль о настроениях, которыми сопровождается старение: "Старому человеку дороги одни старые воспоминания". Однако именно во время ареста и ссылки Тургенев впервые ощутил возрастной перелом, признаки старения, чрезвычайно остро им воспринятые: "Здоровье мое хорошо, но я постарел до смешного <...> Ваши письма и воспоминания <...> вот все мое богатство <...> Моя жизнь кончена, в ней нет больше очарования",- писал Тургенев П. и Л. Виардо 1(13) мая 1852 г. из заключения. Он был уверен, что арест накладывает запрет на всю его литературную деятельность. Это настроение сохранилось и позже, в Спасском, хотя первая острота впечатления от постигшего его гонения и сгладилась: "Вот я уже и не молод, вовсе, вовсе не молод",- жаловался он в день своего рождения 28 октября 1852 г. той же корреспондентке.

   Вместе с тем писатель продолжал работать.

   Уже отбывая срок заключения, он не только писал (на съезжей им. был создан рассказ "Муму"), но и строил планы на будущее, сознание собственных творческих сил брало верх над опасениями и мрачными прогнозами: "В деревне меня ожидает охота! Затем я <...> буду продолжать свои очерки о русском народе, самом странном и самом удивительном народе, какой только есть на свете", - делился он своими надеждами с П. Виардо перед отправкой в ссылку 1(13) мая 1852 г., как бы успокаивая самого себя.

   Таким образом, планы его были связаны с продолжением изучения и изображения русского крестьянства, народа, которое было начато им в "Записках охотника". С одним из представителей народа, изображенным в "Записках охотника" под именем Ермолая,- Афанасием Тимофеевичем Алифановым Тургенев постоянно общался, оказавшись в Спасском. Афанасий дважды фигурирует в записях (NoNo 11 и 77). Знаток и мастер охоты Алифанов сопровождал Тургенева во время его походов в лес, постоянно присутствовал в его доме. Писатель воспользовался знанием природы и охотничьим опытом Алифанова, создавая свой очерк "О соловьях". По свидетельству Е. Я. Колбасина, Тургенев записал этот очерк "со слов Афанасия, великого специалиста во всех родах охоты, начиная с медведя и кончая гольцом" (Первое собрание писем И. С. Тургенева. 1840-1883. СПб., 1884, с. 92). Очерк был завершен в ноябре 1854 г., но письма Тургенева С. Т. Аксакову от 24 апреля (6 мая), 12(24) мая, 29 июня (11 июля) и 14(26) ноября 1853 г. свидетельствуют о том, что рассказ Афанасия Алифанова о повадках соловьев и охоте на них был Тургеневым записан весной-летом 1853 г.

   Упомянут в записях и камердинер Тургенева Иван Соколов (No 57), служивший ему в начале 1850-х годов. Друзья писателя характеризовали Ивана как представителя нового поколения слуг, не знавших "грозы" властной В. П. Тургеневой и распущенных ее гуманным наследником (см.: Фет, ч. 1, с. 34). Фет считал Ивана "бестолковым", сам Тургенев утверждал, что Иван "человек чрезвычайно глупый" (письмо П. В. Анненкову ст 14(26) октября 1853 г.).

   Под No 20 зафиксирован диалог H. H. Тютчева с неким Житковым.

   Анекдотический характер этого диалога состоит в том, что H. H. Тютчев, узнав по цитате, которую декламирует Житков, автора текста - В. А. Озерова, ошибся в определении цитируемого произведения. Он предположил, что стих "Российские князья, бояре, воеводы", которым начинается трагедия "Димитрий Донской" Озерова, извлечен из "Эдипа в Афинах" того же автора, не сообразив, что "российские князья" и др. персонажи пьесы не могут быть героями "Эдипа". "У доброго Тютчева понимания художественного совсем нет",- между прочим заметил Тургенев в письме к Анненкову от 6(18) ноября 1853 г. H. H. Тютчев находился в Спасском в качестве управляющего имением до 26 июля 1853 года. После его отъезда по просьбе Тургенева в Спасское приехал Д. Я. Колбасин, согласившийся помочь писателю в хозяйственных делах. Колбасин прибыл в Спасское в начале октября 1853 г. Не исключено, что застольный разговор Тургенева с Колбасиным отражен в записи No 78. Если принять наше предположение, то окажется, что между записями No 20 и 78 прошло не менее двух с половиной месяцев.

   В записях No 23 и 65 упоминаются соседи и приятели, охотившиеся вместе с Тургеневым, П. Ф. Юрасов и В аксель. Вероятно, речь идет о В. Н. Вакселе. Письмо Тургенева Л. Н. Вакселю от 25 мая (6 июня) 1853 г. дает основание предположить, что именно В. Н. Ваксель - один из двух остроумных братьев-карикатуристов, охотников рассказал Тургеневу анекдот о шулере, зафиксированный в записи No 65. Из этого письма следует, что с В. Н. Вакселем у Тургенева и его товарищей по охоте была привычка к обмену шутками и анекдотами. "Я слышал, Ваш брат расхворался - и может быть не приедет в наши края,- писал Тургенев Л. Н. Вакселю.- Поклонитесь ему от меня <...> Андреев ждет его, чтобы рассмешить его рассказом, как мужик, улюлюкая, травил юрасовским Носиком бекаса <...> Действительно - Носик при нас из болота пропёр бекаса через пашню мимо пашущего мужика - и мужик травил".

   В. Н. Вексель умер в 1855 году.

   Воспоминания о днях, проведенных на съезжей в 1852 г., отразились, очевидно, в записи No 63 - "Аромат птиц (Апарины)".

   В своих "Литературных воспоминаниях" Тургенев, рассказывая об условиях, в которых он находился во время ареста, между прочим упомянул: "первые двадцать четыре часа я провел в сибирке и беседовал с изысканно вежливым и образованным полицейским унтер-офицером, который рассказывал мне о своей прогулке в Летнем саду и об "аромате птиц"" (Т, ПСС и П, Сочинения, т. XIV, с. 75).

   К началу 1850-х годов тяготеют записи, отражающие литературные разговоры и споры. Дважды упомянут Н. В. Кукольник как писатель, вокруг творчества которого еще не совсем утихла полемика (NoNo 47 и 48). В 1847 г. Тургенев посвятил специальную статью разбору трагедии Кукольника "Генерал-поручик Паткуль", подвергнув в ней уничтожающей критике литературные приемы популярного ультраромантического писателя. В 1851-1853 гг. А. Смирдин издал Сочинения Н. В. Кукольника в 10-ти томах. Очевидно, Тургенев перечитывал произведения Кукольника в эти годы.

   В юмористической записи No 53 "Красов... как тигр" речь идет о поэте В. И. Красове, умершем в 1854 г.

   Характерна и запись No 49. Писатель говорит здесь о своей матери в прошедшем времени. Это несомненно свидетельствует о том, что запись сделана после смерти В. П. Тургеневой (1850 г.). Тогда же, после первого ознакомления с ее архивом Тургенев писал П. Виардо об огромном впечатлении, которое произвели на него дневники матери (письмо от 8(20) декабря 1850 г.). Находясь в Спасском, он снова вчитывается в оставшиеся в доме семейные документы, обнаруживает записную книжку В. П. Тургеневой и читает ее (см.: письмо Тургенева к Полине Виардо от 28 октября (9 ноября) 1852 г.). Размышлениями о характере В. П. Тургеневой навеяна запись No 49.

   Среди записей есть и такие, которые по своему характеру могли быть сделаны и те в начале 1850-х годов (например, NoNo 10