Старостин Василий Григорьевич - Мой друг Вагон и его родители

;жить къ нашему дому какая-то баба и благимъ матомъ кричитъ по дорогѣ: - съ вашимъ Рыжкомъ худо! бѣгите скорѣе, съ Рыжкомъ худо!

   Какое впечатлѣн³е произвелъ этотъ крикъ на нашу семью, я могу судить по себѣ; услышавъ его, я тотчасъ вскочилъ съ мѣста и хотѣлъ куда-то бѣжать, но въ первую минуту не могъ сдѣлать этого и снова сѣлъ на мѣсто. Вѣроятно, по той же причинѣ и у хозяевъ тревога не сразу поднялась, а спустя нѣсколько моментовъ. Сначала выбѣжала изъ своей избы Наталья и только сдержанно охала, пока бѣжала по сѣнямъ; вслѣдъ за ней раздался старушеч³й вой, и въ это время я тоже вышелъ въ сѣни; тамъ въ углу стояла на колѣняхъ - должно быть упала - та костлявая старушка и, обвивъ руками кадку съ водой, ударяла головой о стѣнку этой кадки и ревѣла. Я насильно стащилъ ее въ избу и уложилъ въ постель, гдѣ она продолжала причитать еще добрыхъ два часа, пока совсѣмъ не ослабѣла. Въ избѣ, за пустымъ столомъ, сидѣлъ Иванъ Петровичъ съ широко-раскрытыми глазами и въ стремительной позѣ; онъ тоже, какъ видно, былъ весьма пораженъ. Вагона тутъ не было.

   Я пошелъ въ поле за народомъ. Тамъ, недалеко отъ деревни, у изгороди на межѣ былъ привязанъ Рыжко. Около него собралась уже порядочная толпа; я не успѣлъ еще подойти, какъ она стала двигаться къ деревнѣ, вмѣстѣ съ Натальей и Рыжкомъ. Съ Рыжкомъ дѣйствительно было худо; его ноги тряслись и корпусъ по временамъ судорожно вздрагивалъ; шелъ онъ очень медленно, болѣзненно, съ низко опущенной головой. Когда стали подходить къ самой деревнѣ, въ толпѣ поднялся говоръ, который скоро перешелъ въ шумъ.

   - Зачѣмъ домой ведешь! кричали кругомъ,- зачѣмъ домой! дома другихъ заразитъ!..

   Но Наталья ничего не слышала, и, рыдая и обнимая шею Рыжка, называла его всевозможными ласковыми именами, цѣловала, гладила, просила и молила его, чтобы онъ жилъ, чтобы онъ не дѣлалъ ихъ сиротами.

   Дома поставили Рыжка въ огородъ. Толпа помаленьку разошлась; остались мальчикъ и двѣ дѣвочки, да я съ Натальей. Пришелъ хозяинъ, походилъ вокругъ лошади и ушелъ. Изъ сарая вылѣзъ заплаканный Вагонъ и боязливо подошелъ къ нашей печальной группѣ. Нѣсколько минутъ мы всѣ молча стояли и смотрѣли на Рыжка.

   Наталья снова принялась плакать и стонать, закрывши свое лицо передникомъ. Я взглянулъ на Вагона; по щекамъ его текли обильныя слезы, и онъ, не мигая, смотрѣлъ на одну точку, на своего бѣднаго Рыжка. A Рыжко все постарому дрожалъ и, защуривъ глаза, иногда медленно водилъ своей мордой изъ стороны въ сторону. Мнѣ стало ужъ очень печально и потому я ушелъ домой.

   Однако, и дома, въ своей избушкѣ, я слышалъ за стѣной всхлипыванья нашей бабушки, которыя не прекратились и тогда, когда крикнулъ Иванъ Петровичъ:

   - Чего ревѣть! Богъ далъ, Богъ и взялъ!

   Бабушка еще сильнѣе заревѣла. Иванъ Петровичъ, какъ видно, уже примирился съ ожидаемымъ несчаст³емъ.

   Часовъ въ одиннадцать ночи, когда на дворѣ уже совсѣмъ стемнѣло и на небѣ искрились звѣзды, я вышелъ на улицу, чтобы посмотрѣть Рыжка. Рыжко стоялъ на старомъ мѣстѣ съ глубоко понуренной головой и повременамъ тяжко вздыхалъ. Вблизи него, подъ яблоней, я замѣтилъ какъ будто Вагона и потому подошелъ ближе, чтобы разсмотрѣть его,- это былъ, дѣйствительно, Вагонъ, и я обрадовался, что увидѣлъ его.

   - Ты что долго не спишь? спросилъ я.

   - A Рыжко... мотнулъ онъ головой.- Дядя Василей, умретъ Рыжко или нѣтъ?

   - Навѣрное нельзя сказать, Никонъ; надо полагать, что умретъ, коли сибирская язва. Вотъ если бы лекарь... есть так³е лекаря для скотины.

   - Гдѣ же так³е лекаря?

   - Я не знаю.

   - Я давѣ спрашивалъ у мамки, да она тоже не знаетъ, и мужики - я спрашивалъ - тоже не знаютъ. Никто не знаетъ! никто не знаеть!.. бормоталъ Вагонъ, глядя на Рыжка. - У насъ, вонъ, тятька есть, онъ тоже ничего не знаетъ.

   Нѣсколько минутъ мы оба молчали. Я соображалъ про себя, нельзя ли достать съ Вишеры ветеринара, если тамъ есть таковой, или по крайней мѣрѣ фельдшера; но вѣдь если и достанешь, то не раньше, какъ къ вечеру слѣдующаго дня, а лошади рѣдко живутъ въ сибирской язвѣ больше сутокъ; да и поѣдетъ ли такую даль ветеринаръ или фельдшеръ, да и будетъ ли польза отъ него?

   - A знаешь, дядя Василей, шопотомъ и весьма таинственно сообщилъ мнѣ Вагонъ,- я знаю лекарку, на Веребьѣ, за шесть верстъ отсюда; настоящая лекарка; какъ-то давно у насъ бабушка была нездорова, такъ звали эту лекарку, и тогда она давала бабушкѣ такую траву - и бабушка выздоровѣла; а траву эту я видалъ на крутыхъ горахъ.

   Я замѣтилъ Вагону, что всеже она лечитъ людей, а не лошадей, и весьма смутилъ его такимъ замѣчан³емъ.

   - Вѣдь тоже животъ... растерянно проговорилъ онъ.

   На слѣдующее утро, еще въ первый разъ, какъ я жилъ въ деревнѣ, Вагонъ не будилъ меня обычнымъ образомъ къ чаю, да я и самъ не ждалъ этого. Однако, не успѣлъ я умыться, какъ Наталья внесла въ мою избушку кипящ³й самоваръ; въ первую минуту я было почувствовалъ радостную надежду, что нашъ Рыжко выздоровѣлъ, но красные, заплаканные глаза Натальи говорили другое.

   - Ну, что, Наталья... какъ? спросилъ я.

   - Лежитъ, мучится, бѣдный!..

   Я хотѣлъ пригласить ее къ чаю, да не пригласилъ.

   - A гдѣ же Вагонъ?

   - Сама не знаю, куда онъ завалился; съ самаго утра не видѣла.

   Выпилъ я чашку, другую,- гдѣ, думаю, Вагонъ? лучше бы чай-то вмѣстѣ пить. Пошелъ на сѣновалъ и посмотрѣлъ тамъ въ щелку въ огородъ; въ огородѣ лежалъ Рыжко и храпѣлъ, вытянувъ на землѣ свою морду; близь него никого не было.

   Мнѣ пришло на умъ, не зарылся ли Вагонъ куда-нибудь въ солому; съ горя онъ могъ это сдѣлать.

   - Вагонъ! Никонъ! кричалъ я вполголоса, ходя по сѣновалу и разбивая ногой солому, но нигдѣ не могъ вырыть Вагона.

   Скучно допивалъ я свой чай въ одиночествѣ, и хотя лежала на столѣ раскрытая книга, но я лишь урывками, строкъ на десять, заглядывалъ въ нее; чаще и дольше смотрѣлъ я въ окно, въ надеждѣ увидѣть гдѣ-нибудь Вагона. И погода на тотъ разъ была такая скучная, съ сѣрыми облаками, безъ солнышка.

   Смотрѣлъ я такъ-то въ окно, да и въ самомъ дѣлѣ увидѣлъ Вагона,- да, дѣйствительно Вагонъ! Быстро идетъ онъ наперекосъ поля къ нашей деревнѣ и широкая, непокрытая голова его по шею выдвигается надъ уровнемъ овсянаго засѣва; ближе къ деревнѣ голова немного затряслась и вскорѣ скрылась изъ моихъ глазъ за дворомъ противоположнаго дома. Я поскорѣе сходилъ въ сѣни и подбавилъ въ самоваръ нѣсколько угольковъ.

   Черезъ пять минутъ Вагонъ сидѣлъ въ моей избѣ. Онъ сильно порывался-было къ Рыжку, но Наталья не велѣла ему ходить туда.

   Понятно, что первымъ долгомъ я спросилъ его, гдѣ онъ пронадалъ цѣлое утро? Оказалось, что онъ бѣгалъ на Веребье, къ той лекаркѣ, о которой говорилъ ночью. Лекарка, конечно, отказалась идти въ нашу деревню и лечить лошадь, но тѣмъ не менѣе сунула Вагону знатный пшеничный пирогъ, которымъ въ эту минуту онъ весьма усердно потчивалъ меня.

   Я нимало не удивился утомительному путешеств³ю Вагона, но невольно высказалъ сожалѣн³е, что онъ не взялъ у меня мелкой серебряной монеты, или же двухъ монетъ, для привлечен³я лекарки въ нашу деревню. Можетъ быть, и въ самомъ дѣлѣ баба помогла бы намъ, хотя какъ-нибудь наудачу.

   - A дядя Василей! Я сбѣгаю еще! сказалъ Вагонъ, въ упоръ глядя на меня.

   Однако, я воспротивился этому, такъ какъ помощь лекарки, если спокойно разсудить, была сомнительна. Къ тому же Вагонъ всю эту ночь не спалъ, какъ онъ говорилъ, и поэтому я посовѣтовалъ ему хорошенько выспаться. Къ сожалѣн³ю, мой благой совѣтъ не былъ принятъ имъ.

   Между тѣмъ мы узнали, что около Рыжка собрался народъ и что-то разсуждаютъ тамъ; мы сейчасъ поспѣшили туда. Наталья не хотѣла-было и теперь пустить Вагона въ огородъ, но Вагонъ ухватилъ меня за рукавъ и съ чувствомъ повторилъ нѣсколько разъ:- дядя Василей! дядя Василей! такъ-что я долженъ былъ оказать ему покровительство и провести мимо Натальи. Въ огородѣ мы застали двухъ-трехъ бабъ, Ивана Петровича да еще какого-то незнакомаго мнѣ мужика. Иванъ Петровичъ стегалъ маленькой хворостинкой лежавшаго на землѣ Рыжка, который шумно отпыхивался, поднималъ свою голову и снова опускалъ ее, ударяясь о землю. Вагону видимо было жаль Рыжка, и онъ нѣсколько разъ порывался остановить тятьку, но я держалъ его за руку, пока и самъ еще не понимая, къ чему Иванъ Петровичъ бьетъ больную лошадь. Скоро мы узнали, что онъ дѣлалъ это по совѣту мужика, который завѣрялъ, будто стоитъ только поднять лошадь и вспарить ее, какъ сейчасъ же пройдетъ ея болѣзнь.

   - Да ты чего стегаешь эдакой хворостинкой, говорилъ онъ Ивану Петровичу,- надо хорошенько ее, чтобы, значитъ, испарина пошла!.. вѣдь заодно поколѣвать!

   - Никонъ! неси веревку съ сѣновала! крикнулъ Иванъ Петровичъ.

   Вагонъ разинулъ ротъ, желаетъ что-то сказать, но не сказалъ ничего и съ мѣста не двинулся.

   - Тебѣ говорятъ!

   Вагонъ все-таки стоялъ на мѣстѣ, съ открытымъ ртомъ; рука его въ моей рукѣ дрогнула и потомъ совсѣмъ затряслась, а лицо его быстро поблѣднѣло.

   - Ты!.. Тебѣ говорятъ!

   Иванъ Петровичъ выпрямился и сверкнулъ глазами.

   - Рыжко-то работалъ!.. крикнулъ Вагонъ хрипльгмъ голосомъ, и не успѣлъ я схватить его за плечо, какъ онъ кубаремъ полетѣлъ прочь отъ меня.

   - Щенокъ!

   Я взялъ Вагона на руки и потащилъ домой.

   - Вишь, нашелъ благопр³ятеля! послышалось за нами. Ты мнѣ на глаза не показывайся!

  

  

   Вскорѣ послѣ того, какъ мы оставили огородъ, Рыжко нашъ поколѣлъ. Собралась, какъ водится, большая толпа народа, свалили Рыжка на дровни и свезли куда-то за поле. Я не участвовалъ въ этой печальной процесс³и, а только посмотрѣлъ на нее изъ окна. Вагонъ же и того не видѣлъ, потому что сейчасъ послѣ послѣдней сцены я уложилъ его на свою постель и онъ проспалъ до самаго вечера.

   Когда другъ мой проснулся, конечно, прежде всего спросилъ о Рыжкѣ. Я сказалъ ему о Рыжкѣ. Горестное извѣст³е было принято имъ безъ всякихъ слезъ и словесныхъ сожалѣн³й. Погодя немного - на дворѣ уже темнѣло - мы молча вышли съ нимъ изъ дома и отправились за поле, на то мѣсто, гдѣ была зарыта первая павшая лошадь; тамъ мы, дѣйствительно, увидѣли свѣжую насыпь земли, но копытъ Рыжка, къ сожалѣн³ю, не увидѣли. Тамъ мы посидѣли немного.

   Дома, по моему настоян³ю, мы сдѣлали яичницу и съѣли ее, но безъ прежней веселости; вспомянули тутъ Рыжка, а Baгонъ, признаться сказать, даже поплакалъ горько о немъ. Наши въ это время всѣ уже спали,- по крайней мѣрѣ, въ большой избѣ ничего не было слышно. Далеко за полночь. сидѣли мы съ Вагономъ и разговаривали о разныхъ вещахъ. Эту ночь мы спали съ нимъ на одной постели.

   Утромъ мы проснулись очень поздно, и то благодаря тому, что Наталья внесла въ нашу избу самоваръ. При всей горести, она все-таки усмѣхнулась, что мы съ Вагономъ спали вмѣстѣ, и это намъ было радостно. Я поймалъ ее на усмѣшкѣ и заставилъ пить съ нами чай. Бесѣда была грустная, но все же немного развлеклись.

   Тутъ мы узнали еще нѣчто замѣчательное.- Иванъ Петровичъ съ ранняго утра отправился въ лѣсъ и нарубилъ тамъ дровъ, потомъ пришелъ домой, выпросилъ у сосѣда лошадь и съѣздилъ за дровами; склавши ихъ подъ крыльцо, онъ прибралъ свой дворъ и пошелъ на гумно, гдѣ тоже сдѣлалъ разныя дѣла. Все это было такъ необычно, что намъ невольно закрадывалась тайная надежда,- авось Иванъ Петровичъ направится на путь. По чести сказать, это стоило потери Рыжка.

   - Дай-то Богъ! дай-то Богъ! говорила Наталья съ замѣтной боязн³ю и поднимала свои глаза къ образу.

   Дѣйствительно, въ этотъ день и на слѣдующ³й день Иванъ Петровичъ выказывалъ постоянную дѣятельность - привелъ въ порядокъ овинъ, свозилъ съ поля жниво и склалъ его въ зародъ, перекатилъ для просушки бревна, которыя онъ года четыре назадъ приготовилъ на амбаръ,- словомъ, въ хозяйствѣ проявились руки мужика. Но увы! вся дѣятельность его ограничилась двумя днями. На трет³й день все опять пошло по-старому, только Иванъ Петровичъ не лежалъ уже на своей землянкѣ, а скрывался на сѣновалѣ, въ избѣ на полатяхъ и тому подобныхъ мѣстахъ.

   Впрочемъ, я не знаю, какъ у нихъ пошло дальше.- Я пропустилъ одно обстоятельство.

   Иванъ Петровичъ былъ крайне сердитъ на Вагона и упорно преслѣдовалъ его со времени той сцены, которая произошла въ огородѣ. Онъ въ самомъ дѣлѣ не хотѣлъ пускать Вагона на глаза, и когда на другой день встрѣтилъ его въ большой избѣ, то немедленно вытолкалъ въ сѣни. Вагонъ пришелъ ко мнѣ весьма печальный и весь день просидѣлъ у окна, не говоря мнѣ, однако, о случившемся. Уже вечеромъ объяснила мнѣ дѣло Наталья, причемъ пожурила Вагона за непокорство отцу и назвала утюгомъ, первое бранное слово, какое я услышалъ отъ нея.

   - Поди, поклонись въ ноги! сказала она насколько могла построже; но непокорный Вагонъ, кажется, не имѣлъ желан³я кланяться отцу въ ноги и сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, теребя пальцами рубашенку.- Слышь, поди, Никонъ, поклонись... поди, дурачекъ!

   - Не пойду! угрюмо отвѣтилъ Вагонъ.

   - Какъ не пойду!.. ступай сейчасъ! не бойся... Ударитъ разикъ, да проститъ!

   - Не пойду! чуть слышно повторилъ Вагонъ. Наталья хлопнула рукой по бедру и, качая головой, проговорила: вотъ! вотъ!.. A впрочемъ, она не настаивала больше, вѣроятно, полагая, что Иванъ Петровичъ скоро забудетъ Вагона и не станетъ преслѣдовать его.

   Эту ночь, какъ и предъидущую, мы спали вмѣстѣ съ Вагономъ. Но нельзя же было, чтобы Вагонъ совсѣмъ не ходилъ въ свою избу; поэтому на другой день я зазвалъ его туда, нарочно въ то время, когда Иванъ Петровичъ былъ дома. Съ Иваномъ Петровичемъ я старался быть какъ можно проще и любезнѣе, но онъ весьма холодно принялъ мое привѣтств³е и сейчасъ же сталъ давать Вагону жесток³е пинки, приговаривая:- вѣдь я тебѣ сказалъ, что не показывайся мнѣ! али ты думаешь, что съ бариномъ пришелъ, такъ и самъ бариномъ сталъ!.. Отъ жестокихъ пинковъ Вагонъ обратился въ бѣгство. Тутъ у насъ съ Иваномъ Петровичемъ произошла ссора и я - къ глубочайшему унижен³ю долженъ признаться высказалъ ему много грубыхъ замѣчан³й, на которыя, впрочемъ, онъ отвѣчалъ достаточно острыми сарказмами. Какъ бы то ни было, но съ этихъ поръ Вагонъ имѣлъ невозбранный входъ въ большую избу и Иванъ Петровичъ не задѣвалъ его больше.

   Однако, для меня лично этимъ дѣло не кончилось. Со времени вышеупомянутой ссоры Иванъ Петровичь сталъ питать ко мнѣ самыя враждебныя чувства, какъ я могъ замѣтить по его взглядамъ и разнымъ будничнымъ столкновен³ямъ. Въ такихъ отношен³яхъ мы прожили, можетъ быть, съ недѣлю. Только разъ идемъ мы съ Вагономъ по огороду, а Иванъ Петровичъ лежитъ на травѣ; завидѣвъ насъ, онъ поднялся на ноги и хотѣлъ было уйти; но меня сунуло поздороваться съ нимъ, онъ остановился, поздоровался съ усмѣшкой и сказалъ так³я слова:

   - Будетъ ужъ, баринъ, тебѣ шляться-то у насъ; лѣто прошло, помотался! поѣзжай съ Богомъ въ Питеръ!..

   Послѣ такого объяснен³я я не могъ жить въ деревнѣ и рѣшилъ на другой же день уѣхать.

   Правда, въ послѣднее время тамъ вообще было не веселое житье; бабушка за стѣной весь день стонетъ да охаетъ,- она сдѣлалась совершенно больной съ того дня, какъ поколѣлъ Рыжко; должно быть, и она доживала послѣдн³е дни; Наталья постоянно ходила печальная; Иванъ Петровичъ смотрѣлъ медвѣдемъ; даже Вагонъ за это время сильно похудѣлъ и осунулся и мы ужъ не гуляли и не бесѣдовали съ нимъ такъ задушевно и счастливо. какъ это бывало прежде, когда мы ходили въ лѣсъ за грибами и ягодами или когда распивали утренн³й чаекъ... Но безъ всякаго высокомѣр³я скажу, что Вагонъ въ послѣднее время еще больше ко мнѣ привязался; въ равной степени увеличилась и моя привязанность къ нему. Признаться, мнѣ давно было пора ѣхать въ Петербургъ, но я день за днемъ все еще тянулъ и вотъ именно изъ-за этого Вагона. Можетъ быть, еще протянулъ бы недѣлю-другую, если бы Иванъ Петровичъ не скрутилъ дѣла.

   Итакъ, на другой день я уѣзжалъ изъ деревни.

  

  

   Въ послѣдн³й часъ передъ отъѣздомъ, мы трое - Наталья, Вагонъ и я - сидѣли въ моей избушкѣ и пили чай. Иванъ Петровичъ, конечно, не пришелъ ко мнѣ на простины; бабушка лежала. Пили мы чай далеко не съ тѣмъ апетитомъ, какъ въ первый разъ, когда я справлялъ новоселье. Мы съ Натальей довольно лѣниво высказывали другъ другу разныя сердечныя пожелан³я, а Вагонъ во все время ни слова не сказалъ.

   Наконецъ, чай кончился и я сталъ прощаться - сначала съ хозяйкой. Пока я раскланивался съ ней да выжималъ изъ головы приличныя случаю фразы, Вагонъ соскочилъ со скамьи и выбѣжалъ въ сѣни. Я тоже вышелъ въ сѣни, но тамъ уже не было его; прошелъ по сѣновалу, посмотрѣлъ въ большой избѣ,- нѣтъ нигдѣ Вагона; въ большой избѣ кстати простился съ бабушкой и съ Иваномъ Петровичемъ; потомъ возвратился въ свою горницу, гдѣ дожидала меня Наталья.

   - Вагона-то нѣтъ нигдѣ! сказалъ я и не на шутку запечалился.

   - Это онъ спрятался... отвѣтила Наталья.

   Пождали мы его немножко, а потомъ Наталья сама пошла искать его. Самому мнѣ не хотѣлось больше искать, потому что, разъ, я стѣснялся Ивана Петровича, а потомъ было стыдно ребятишекъ, которые собрались въ сѣняхъ и на крыльцѣ. Къ моему несчаст³ю, сколько Наталья ни искала Вагона, нигдѣ не могла найти и я рѣшился, какъ это ни горько было, отправиться въ путь, не простившись съ нимъ.

   У крыльца на этотъ разъ стояла лошадь, запряженная въ телѣгу,- ахъ, какъ было бы хорошо, если бы это былъ Рыжко! Еще разъ простился я съ Натальей, простился съ дѣтьми и сѣлъ въ телѣгу, поглядывая по сторонамъ, въ надеждѣ увидѣть Вагона. A время тянулось, и всѣ ждали, когда двинется телѣга. Дѣлать нечего, поѣхали. Ребятишки провожали меня до поля, потомъ немного постояли и разбѣжались по домамъ. Тутъ только я почувствовалъ всю силу желан³я увидѣть и проститься съ Вагономъ. Въ половинѣ поля я остановилъ своего возницу и хотѣлъ вернуться въ деревню; но нѣтъ!.. сказалъ возницѣ, что ничего не забыто, и велѣлъ ѣхать дальше. До конца поля я все оглядывался. Проѣхали поле и я опять велѣлъ остановиться; тутъ я безъ стыда вышелъ изъ телѣги и простоялъ минутъ десять, смотря на деревню. Вдругъ, вижу, вышелъ изъ-за одного амбара маленьк³й человѣкъ,- да, маленьк³й человѣкъ, и хотя до деревни было довольно далеко и нельзя было разобрать, какой такой человѣкъ, но я сейчасъ почувствовалъ, что это былъ Вагонъ. Оставивъ возницу на мѣстѣ, я пошелъ обратно по полю и дошелъ до амбаровъ. То былъ дѣйствительно Вагонъ.

   Мы поговорили съ нимъ минутку и простились...