div>
<Из Данте>
ИЗ "VITA NUOVA"1
Посв<ящается> М. С. Соловьеву
1
Все в мыслях у меня мгновенно замирает,
О радость светлая, завижу лишь тебя!
Приблизиться хочу - любовь меня пугает
И говорит: беги! или умри, любя!
С туманом борются темнеющие взгляды...
Что в сердце у меня - ты на лице прочтешь.
И камни самые спасительной ограды
Под трепетной рукой кричат: беги - умрешь!
Ты видела меня, и взор твой молчаливый
Душа убитая в гробу своем звала.
Луч жалости один, луч жалости стыдливой,-
И, вновь воскреснувши, она бы расцвела;
Но, смерть свою любя, с надеждой боязливой
Она вотще твой взор молила и ждала.
1886
_____
1 "Новая жизнь" (итал ).
2
Полны мои мысли любовью одною,
Но друг против друга враждуют упорно;
Та молвит: любви ты отдайся покорно,
А эта: любовь лишь играет тобою.
Одна разрывает всю душу тоскою,
Другая мне сладость несет упованья,-
Вдруг сходятся вместе в тревожном желанье
И и сердце трепещут пугливой мольбою.
Склоняется разум пред волею пленной,
Сказать бы хотел, и, что молвить, не знаю,
И так на распутье блуждаю в смятенье...
Одним, лишь одним примирю все сомненья:
Прибегнув к тому, чем так долю страдаю,-
К той тайне грозящей с мольбой дерзновенной.
1886 (?)
* * *
Какой тяжелый сон! В толпе немых видений,
Теснящихся и реющих кругом,
Напрасно я ищу той благодатной тени,
Что тронула меня своим крылом.
Но только уступлю напору злых сомнений,
Глухой тоской и ужасом объят,-
Вновь чую над собой крыло незримой тени,
Ее слова по-прежнему звучат.
Какой тяжелый сон! Толпа немых видений
Растет, растет и заграждает путь,
И еле слышится далекий голос тени:
"Не верь мгновенному, люби и не забудь!"
1885, июнь 1886
* * *
Люблю я дам сорокалетних,
Люблю я старое вино,
Мне зимний сад дороже летних,
И разноцветное окно
Полуразрушенной светлицы
Мне так же много говорит,
Как сердцу трепетной девицы
Большого бала первый вид.
Март 1887
<Из Прерадовича>
МОЯ ЛАДЬЯ
Плыви, плыви, моя ладья,
Плыви куда-нибудь!
Не знаю я, где цель твоя,-
Ты цель себе добудь.
Коль так далеко занесла
Тебя судьбины мочь -
Вот парус твой и два весла:
Плыви и день и ночь!
Во власть ветров себя отдай,
На волю бурных волн,
Гляди вперед, не унывай,
И к небу стяг, мой челн!
1886
НА МОТИВ ИЗ МИЦКЕВИЧА
Пускай нам разлуку судьба присудила,-
Зачем умножать неизбежные муки?
О друг, если сердце любить не забыло,
Ты в час расставанья молчи о разлуке!
Отдать не хочу я враждующей силе
Блаженства последних крылатых мгновений,
Чтоб мог схоронить в одинокой могиле
Я память любви без тоски и сомнений.
Чтоб грезить я мог до скончания света
Про нежные ласки, про ясные очи,
Пока не сойдешь ты, в сиянье одета,
Меня пробудить от томительной ночи.
1885
ОСЕННЕЮ ДОРОГОЙ
Меркнет день. Над усталой, поблекшей землей
Неподвижные тучи висят.
Под прощальным убором листвы золотой
И березы, и липы сквозят.
Душу обняли нежно-тоскливые сны,
Замерла бесконечная даль,
И роскошно-блестящей и шумной весны
Примиренному сердцу не жаль.
И как будто земля, отходя на покой,
Погрузилась в молитву без слов,
И спускается с неба невидимый рой
Бледнокрылых, безмолвных духов.
Осень 1886
* * *
От пламени страстей, нечистых и жестоких,
От злобных помыслов и лживой суеты
Не исцелит нас жар порывов одиноких,
Не унесет побег тоскующей мечты,
Не средь житейской мертвенной пустыни,
Не на распутье праздных дум и слов
Найти нам путь к утраченной святыне,
Напасть на след потерянных богов.
Не нужно их! В безмерной благостыне
Наш Бог земли своей не покидал
И всем единый путь от низменной гордыни
К смиренной высоте открыл и указал.
И не колеблются Сионские твердыни,
Саронских пышных роз не меркнет красота,
И над живой водой, в таинственной долине,
Святая лилия нетленна и чиста.
23 декабря 1884
ПОЛИГАМ И ПЧЕЛЫ
БАСНЯ
В одной стране помещик-полигам
Имел пятнадцать жен, которые ужасно
Друг с другом ссорились и поднимали гам.
Все средства он употреблял напрасно,
Чтоб в разум их привесть, но наконец прекрасный
Вдруг способ изобрел:
Взяв пчельника Антипа,
Он в сад его привел
И говорит: "Вот липа!
И не одна,- здесь много лип;
Вон розан там - а тут, гляди, Антип! -
Сколь много сладостных жасминов и сиреней,
Сбирать свой мед без всяких затруднений
Здесь пчелы, думаю, могли б...
Итак, Антип, скажу я толком:
Я буду чрезвычайно рад,
Когда внушишь своим ты пчелкам,
Чтобы они в прекрасный этот сад
За взятками с цветов летели".
Антип от старости ходил уж еле-еле,
Но все-таки на пчельник поспешил
(Хоть пчельник сам, на пчельнике он жил).
И пчелам там не без труда внушил
Помещика прекрасную идею;
А тот немедленно лакею
Велел весь мед собрать
И, разложив пятнадцать чаш, подать
Пятнадцати супругам,
Которые в тот день чуть не дрались друг с другом.
Наш Полигам мечтал, что мед,
Быть может, ссоры их уймет;
Но жены хоть не бросили ругаться,
Однако же от меда отказаться
Из них не захотела ни одна.
________
Мораль сей басни не совсем ясна,
Но, может быть, читатель, в час досуга
Прочтя ее, постигнет вдруг,
Что для него одна супруга
Приятней множества супруг.
<1886>
<Из Вергилия>
ПОЛЛИОН
ЧЕТВЕРТАЯ ЭКЛОГА ВЕРГИЛИЯ
Музы Сицилии! Песнь теперь мы начнем поважнее.
Радуют сердце не всем кустарник и низкие травы.
Петь нам леса,- пусть леса достойны консула будут.
Возраст последний уже настал по кумейским вещаньям.
Новых великих веков чреда зарождается ныне.
Вот уж и Дева грядет, грядет и Сатурново царство.
Новое племя уже с небес посылается горних.
Ты же к младенцу тому, с кем железный век прекратится,
С кем для мира всего взойдут времена золотые,
Чистая, ласкова будь, Люцина: твой Феб уже правит.
Оного века краса при тебе, Поллион, зародится.
Консульство узрит твое начатки времен величайших,
И хоть еще при тебе следы греха рокового
Будут у нас, но вотще: мы вечного страха избудем.
Жизнь богов восприняв, он вместе с богами увидит
Всех героев земли, и сам будет зрим между ними.
Мир примерив, воцарит он отчую силу над миром.
Первым, младенец, тебе земля незатейливым даром
Стелет вьющийся плющ и с ним ползучие травы,
Дальше - блестящий аканф вперемежку с розой
индийской.
Kзы домой понесут сосцы, растяженные млеком,
Сами: чудовищных львов стада бояться не будут.
Сами собою цветы дадут тебе мягкое ложе.
Сгинет и змей, а за ним и зелье лукавое сгинет,
И ассирийский амон рождаться cтанет повсюду.
Только что ты о делах отца и про славу героев
Станешь читать и начнешь постигать, в чем доблести
сила,-
И понемногу полк зажелтеют колосом мягким,
И на диких лозах повиснут багряные грозды,
Твердый же дуб источать росу медвяную станет.
Но не совсем пропадут создания древней обиды.
Нужно будет еще Фетиду пытать кораблями,
Грады стеной окружать, бороздами взрезывать землю.
Явится Тифис другой, и снова героев избранных
Арго другой повезет, и войны те ж повторятся,
И вторично пошлют Ахилла великого к Трое.
Но лишь мужем тебя окрепший соделает возраст,
С моря исчезнет пловец, и сосне корабельной товаров
Уж не менять: вся земля давать всем поровну будет:
Почвы не тронет кирка, и нож лозы не коснется.
Пахарь дородный тогда волов избавит от ига.
Больше не будут уж нас обманывать краской искусной
Ткани, но сами в лугах овны окрашивать будут
Пурпуром нежным руно иль ярким цветом шафрана.
Сам собою сандикс пасущихся агнцев оденет.
Вот какие века соткнут на своих веретенах
С волею вышних судеб неизменно согласные Парки.
К почестям ты приступи,- настало уж время,-
к великим,
Отпрыск богов дорогой, великий Зевса питомец!
Узришь ныне сей мир, что движется тяжестью круглой
Земли, пучины морей и неба глубокого своды,-
Узришь, чтоб радостью все грядущий век повстречало.
О, если б мне сохранить остаток жизни и силы
Духа довольно, чтоб мог твои возместить я деянья!
В песнях тогда бы меня ни фракийцу Орфею, ни Лину
Не победить, хотя б им отец и мать помогали:
Каллиопея тому, а этому - Феб светозарный.
Пан пред Аркадией всей когда бы со мной состязался,
Пан пред Аркадией всей признал бы себя побежденным.
Ныне, младенец, начни улыбкой приветствовать матерь.
Десять уж месяцев ей, сменяясь, труда не меняли.
Ныне начни ты: кого не встречали родители лаской,
Тот ни трапезы богов, ни ложа богинь не достоин.
Лето 1887
___________
Примечание. Эта эклога, которая кажется загадочною да-
же скептическому историку Гиббону, содействовала обращению
Константина Великого в христианство и сделала из Вергилия
почти святого в глазах средневековых христиан. Общий смысл
стихотворения ясен. Объединение тогдашнего исторического мира
в империи Августа вызвало в поэте ожидание еще более великого
переворота - наступления золотого века, или Сатурнова царства
с возвращением на землю девы Астрои, богини правды и мира.
Знакомство Вергилия с мессианскими пророчествами опреев не
представляет ничего невозможною. Загадочным остается только
отношение всех этих грандиозных предсказаний к тому действи-
тельному римскому младенцу (был ли это сын консула Поллиона
или кого-либо другого), с которым связано это стихотворение.
Сначала мой перевод был более свободным и легким, но покойный
А. А. Фет настойчиво советовал мне держаться подлинника, по
возможности с буквальною точностью, и ввиду исторического зна-
чения четвертой эклоги я решился последовать этому совету.
* * *
Посв<ящается> В. Л. Величко
Пора весенних гроз еще не миновала,
А уж зима пришла,
И старость ранняя нежданно рассказала,
Что жизнь свое взяла.
И над обрывами бесцельного блужданья
Повис седой туман.
Душа не чувствует бывалого страданья,
Не помнит старых ран.
И, воздух горный радостно вдыхая,
Я в новый путь готов,
Далеко от цветов увянувшего мая,
От жарких летних снов.
1885
ПРОРОК БУДУЩЕГО
Угнетаемый насилием
Черни дикой и тупой,
Он питался сухожилием
И яичной скорлупой.
Из кулей рогожных мантию
Он себе соорудил
И всецело в некромантию
Ум и сердце погрузил.
Со стихиями надзвездными
Он в сношение вступал,
Проводил он дни над безднами
И в болотах ночевал.
А когда порой в селение
Он задумчиво входил,
Всех собак в недоумение
Образ дивный приводил.
Но, органами правительства
Быв без вида обретен,
Тотчас он на место жительства
По этапу водворен*.
<1886>
_______
* Не скрою от читателя, что цель моего "Пророка" - воспол-
нить или, так сказать, завершить соответствующие стихотворения
Пушкина и Лермонтова. Пушкин представляет нам пророка чисто
библейского, пророка времен давно минувших, когда, с одной сто-
роны, прилетали серафимы, а с другой стороны, анатомия, нахо-
дясь в младенчестве, не препятствовала вырывать у человека язык
и сердце и заменять их змеиным жалом и горячим углем, причи-
няя этим пациенту лишь краткий обморок. Пророк Лермонтова,
напротив, есть пророк настоящего, носитель гражданской скорби,
протестующий против нравственного упадка общественной среды
и ею натурально изгоняемый. Согласно духу современности, в
стихотворении Лермонтова нет почти ничего сверхъестественного,
ибо хотя и упомянуто, что в пусчыне пророка слушали звезды, но
отнюдь не говорится, чтобы они отвечали ему членораздельными
звуками. Мой пророк, наконец, есть пророк будущего (которое,
может быть, уже становится настоящим); в нем противоречие с
окружающею общественной средой доходит до полной несоизме-
римости. Впрочем, я прямо продолжаю Лермонтова, как он про-
должал Пушкина. Но так как в правильном развитии всякого сю-
жета третий момент всегда заключает в себе некоторое coeдине-
ние или синтез двух предшествовавших, то читатель не удивится,
найдя в моем, третьем пророке мистический характер, импони-
рующий нам в пророке Пушкина, в сочетании с живыми чертами
современности, привлекающими нас в пророке Лермонтова. Но
пусть дело говорит за себя. (Примеч. Вл. Соловьева.)
ТАИНСТВЕННЫЙ ПОНОМАРЬ
БАЛЛАДА
Двенадцать лет граф Адальберт фон Крани
Вестей не шлет;
Быть может, труп его на поле брани
Уже гниет?..
Графиня Юлия тоскует в Божьем храме,
Как тень бледна;
Но вдруг взглянула грустными очами -
И смущена.
Кругом весь храм в лучах зари пылает,
Блестит алтарь;
Священник тихо мессу совершает,
С ним пономарь.
Графини взгляд весьма обеспокоен
Пономарем:
Он так хорош, и стан его так строен
Под стихарем...
Обедня кончена, и панихида спета;
Они - вдвоем,
И их уносит графская карета
К графине в дом.
Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.
К нему она:
"Скажи, зачем ты так глядишь сурово?
Я смущена...
Я женщина без разума и воли,
А враг силен...
Граф Адальберт уж не вернется боле..."
- "Верррнулся он!
Он беззаконной отомстит супруге!"
Долой стихарь!
Пред нею рыцарь в шлеме и кольчуге,-
Не пономарь.
"Узнай, я граф,- граф Адальберт фон Крани;
Чтоб испытать,
Верна ль ты мне, бежал я с поля брани -
Верст тысяч пять..."
Она: "Ах, милый, как ты изменился
В двенадцать лет!
Зачем, зачем ты раньше не открылся?"
Он eй в ответ:
"Молчи! Служить я обречен без срока
В пономарях..."
Сказал. Исчез. Потрясена глубоко,
Она в слезах...
Прошли года. Граф в храме честно служит
Два раза в день;
Графиня Юлия все по супруге тужит,
Бледна как тень,-
Но не о том, что сгиб он в поле брани,
А лишь о том,
Что сделался граф Адальберт фон Крани
Пономарем.
<1886>
* * *
Там, под липой, у решетки,
Мне назначено свиданье.
Я иду, как агнец кроткий,
Обреченный на закланье.
Все как прежде: по высотам
Звезды старые моргают,
И в кустах по старым нотам
Соловьи концерт играют.
Я порядок не нарушу...
Но имей же состраданье!
Не томи мою ты душу,
Отпусти на покаянье!
1886
* * *
В тумане утреннем неверными шагами
Я шел к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Еще летали сны - и, схваченная снами,
Душа молилася неведомым богам.
В холодный белый день дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь и как еще далеко,
Далеко все, что грезилося мне.
И до полуночи неробкими шагами
Все буду я идти к желанным берегам,
Туда, где на горе, под новыми звездами,
Весь пламенеющий победными огнями,
Меня дождется мой заветный храм.
<1884>
В ЗЕМЛЮ ОБЕТОВАННУЮ
Посв<ящается> А. П. Caломонy
"Покинь скорей родимые пределы,
И весь твой род, и дом отцов твоих,
И как стрелку его покорны стрелы -
Покорен будь глаголам уст моих.
Иди вперед, о прежнем не тоскуя,
Иди вперед, все прошлое забыв,
И все иди,- доколь не укажу я,
Куда ведет любви моей призыв".
Он с ложа встал и в трепетном смущенье
Не мог решить, то истина иль сон...
Вдруг над главой промчалось дуновенье
Нездешнее - и снова слышит он:
"От родных многоводных Халдейских равнин,
От нагорных лугов Арамейской земли,
От Харрана, где дожил до поздних седин,
И от Ура, где юные годы текли,-
Не на год лишь один,
Не на много годин,
А на вечные годы уйди".
И он собрал дружину кочевую,
И по пути воскреснувших лучей
Пустился в даль туманно-голубую
На мощный зов таинственных речей:
"Веет прямо в лицо теплый ветер морской,
Против ветра иди ты вперед,
А когда небосклон далеко пред тобой
Вод великих всю ширь развернет,-
Ты налево тогда свороти
И вперед поспешай,
По прямому пути,
На пути отдыхай,
И к полудню на солнце гляди,-
В стороне ж будет град или весь,
Мимо ты проходи,
И иди, все иди,
Пока сам не скажу тебе: здесь!
Я навеки с тобой;
Мой завет сохрани:
Чистым сердцем и крепкой душой
Будь мне верен в ненастье и в ясные дни;
Ты ходи предо мной
И назад не гляди,
А что ждет впереди -
То откроется верой одной.
Се, я клялся собой,
Обещал я, любя,
Что воздвигну всемирный мой дом из тебя,
Что прославят тебя все земные края,
Что из рода потомков твоих
Выйдет мир и спасенье народов земных".
Январь 1886
В АЛЬПАХ
Мыслей без речи и чувств без названия
Радостно-мощный прибой.
Зыбкую насыпь надежд и желания
Смыло волной голубой.
Синие горы кругом надвигаются,
Синее море вдали.
Крылья души над землей поднимаются,
Но не покинут земли.
В берег надежды и в берег желания
Плещет жемчужной волной
Мыслей без речи и чувств без названия
Радостно-мощный прибой.
Август 1886
ВИДЕНИЕ
СОЧИНЕНО В СОСТОЯНИИ НАТУРАЛЬНОГО ГИПНОЗА
По небу полуночи лодка плывет,
А в лодке младенец, кричит и зовет.
Младенец, младенец, куда ты плывешь?
О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?
Напрасно, напрасно! Никто не придет...
А лодка, качаясь, все дальше плывет,
И звезды мигают, и месяц большой
С улыбкою странной бежит за ладьей...
А тучи в лохмотьях томятся кругом...
Боюсь я, не кончится это добром!
<1886>
* * *
Восторг души расчетливым обманом
И речью рабскою - живой язык богов,
Святыню муз - шумящим балаганом
Он заменил и обм