p; "Я-с".- "Я поистине вам удивляюсь,
Что вам тревожить молчанье гробов?
Просите вы: там писанье какое,
Некий документ был в гроб положон!
Трудное дело оно, не простое -
Надо к тому очень важный резон!"
Тут подвернулся какой-то вертлявый,
Юркий чиновник; шушукаться стал;
Взгляд его светло-зеленый, лукавый
Точно лучами Зубкова пронзал.
Точно читать порывался глубоко
В совести, в мыслях, читать наугад!
Хуже и злее вороньего ока
Был этот гадкий, убийственный взгляд!
"Да-с! Так извольте понять: не пригодно
Митрополит приказал вам сказать,
В кладбище рыться, копать всенародно;
Да и примеров таких не сыскать.
Ну и семь лет уж, как вы схоронили;
В пятом разряде, за эти года,
Землю-то всю много раз перерыли,
Чай, и от гроба не сыщешь следа;
Да и холера к тому же, поймите...
Рыться! Зачем? Ни с того, ни с сего!
Ну, так господь с вами! С миром идите,
Пусть прах почиет, не троньте его".
Благословил он Зубкова; непрошен,
Руку свою к целованию дал...
Точно травинка, под корень подкошен,
Чуть не свалился Зубков, где стоял.
III
Меньше, чем прежде, Петр Павлычу спится,
Хуже гораздо его аппетит;
Ночью слоняется, днем же ложится
Навзничь в кровать и часами лежит.
После обоих тяжелых решений
И напряженья всех нравственных сил,
Быстрых, совсем непривычных хождений
Точно он крылья свои опустил!
Точно он будто о что-то расшибся!
Думал - шел в двери, а вышло - стена;!
В способе, значит, в дороге ошибся...
Видно, другая дорога нужна...
Ларчик жены, как червяк, его гложет!
Должен он, должен тот ларчик достать!
Ларчик железный, и сгнить он не может;
Кой-что узнает, чтоб сына искать...
Сына найдет! Будет холить родного...
Как же за сына-то мать не простить?!
Чувство любви этой ярко и ново -
Стало в сознаньи Зубкова светить!
Звучно часы над стеною стучали;
Маятник шел... словно чьи-то шаги...
С ними и он уходил... и шагали
Разных неясных видений круги...
Люди какие-то! Головы - цифры!
Мамки! У мамок ларцы на руках!
Буквы "Ф. Ф." разбегаются в шифры...
И Поседенский на тощих ногах!
Войско монахов... Они голубые...
И, высоко, как хоругвь несена,
Блещет алмазами звезд панагия!
Но богородица - где же она?
Знать, убежала с монашеской груди!
Ты трепетала так нервно на ней!
Где ж ты, блаженная! "Я не у судей,
Я у простых, у судимых людей!.."
Идут часы, продолжают беседу
И объясненья виденьям дают!..
Мчится Зубков по какому-то следу,
Словно куда-то упорно зовут...
Вот и жена! Очи тяжко закрылись!
Сына за ручку ведет! Мальчик мой!
Как же волосики светлые сбились...
Где ты? Скажи, отзовися, родной?!
Где? Открывает покойница очи!
Взгляд так мучительно, кротко правдив,
Сколько в нем долгой тоски, долгой ночи...
Жив этот взгляд ее или не жив?
Вдруг! Треск и грохот с убийственным воем!
Все заскакало... Виденья чудят...
Полдень... Часы разрешаются боем,
Грузные гири, спускаясь, шипят!
Буря проходит, и тишь наступает...
Песенка чья-то советы дает,
Песенка эта так мило болтает,
Очень разумна и вовсе не лжет:
Тики-так, тики-так!
Ох, чиновник, ты чудак!
Не лежи, брат, не ленись,
Будь бодрее, окрылись!
Не дают - так сам бери!
Но до света, до зари,
Чтоб заря та, заблестя,
Ларчик твой озолотя,
Раньше срока не пришла,
Людям выдать не могла!
Надо страх свой превозмочь,
Надо выйти рано в ночь...
Мягкой, рыхлою землей
Чуть засыпан ларчик твой...
Под травой почти видна,
Спит виновная жена;
Легкий мох ее покрыл!
Он с соседних к ней могил
Надвигался пеленой...
Приходи туда и рой...
Тики-так, тики-так!
Ох, совсем не страшен мрак!
Днем гвоздики там цветут,
Резво бабочки снуют
И роняют с высоты
Блестки крыльев на кресты!
Это все и ночью там
У крестов и по крестам...
Ночь, кому она нужна,
Не страшна, нет, не страшна...
Ты могилку смело рой,
Ты достанешь ларчик твой...
Может статься, выйдет то,
Что вина ее - ничто,
Что жена была верна,
Тут ошибка - не вина;
Надо, надо уяснить,
А без этого - не жить!
"Верь! Тут что-нибудь не так...
Тики-так, тики-так!"
IV
Значит, могилу разрыть? Преступленье?
Но, если так уж судьбой решено,
Надо, чтоб толк был в работе, терпенье,
Надо как следует сделать, умно.
Ты до лопаты и в жизнь не касался,
Разве что в детстве по лужам копал,
В воду кораблик бумажный пускался,
Сам ты, нагнувшись, его поддувал.
Начал Петр Павлыч к могиле являться!
Горе-задача ему задалась...
Там, на Смоленском, где плотно толпятся
Тьмы мелких крестиков, будто роясь;
Где в мягкой почве к земле наклонились,
Будто бы клюя с могилок зерно!
Где, что ни день, слезы на землю лились,
Вечную память поют так давно;
Где столько лет неплатящих спускали
В землю; где очень немного имен
Похороненных на доски вписали;
Где, по соседству, отдел отведен
Самоубийцам, а подле зарыты
В поле преступники, что казнены
И, по приказу, как следует скрыты,-
Там почивали останки жены.
Подле канавки с водой красноватой,
С ярью железистой, с слизью по дну,
Пара березок с листвой кудреватой
Лезла, как только могла, в вышину,
Чтобы из этой юдоли тяжелой
Старого кладбища выбраться вон!
Грустный характер судьбы невеселой
Нами на кладбищах запечатлен!
И уж в каких суетах небывалых
Кладбища эти в движенье придут,
В час пробужденья, когда залежалых,
В час воскресенья, вставать позовут?!
* * *
Ходит Петр Павлович и изучает;
Как глубоко опускают гробы?
Многих едва на аршин покрывают;
Часто соседних могилок горбы
К вырытым ямам подходят краями!
Значит: копнуть ему раз или два -
Тут и откроется гроб под ногами,
Травкой и мохом прикрытый едва.
Ну а жена подле самой канавки!
Если в канавке начать, да от дна?
Тотчас наткнешься - не надо и справки,
Тут и окажется - будет жена.
Всех их кладут головами к востоку;
Значит, тут ноги! А ларчик в ногах!
Здесь надо рыть мне, у дерева, сбоку!
Может, под деревом, в самых корнях?
Но ведь не рыться же просто руками!
Если с лопатой прийти! - не идет,-
Встретишься, сцепишься со сторожами,
Спросят: зачем? Любопытный народ.
Ну, да лопат тут имеется много...
Знаю места, где их кучей кладут!
Только чтоб вдруг не случилась тревога,
Если одной из лопат не найдут!
Вот что я сделаю, вот как устрою:
Я, коль удастся, одну приберу,
Подле могилы в канавке зарою...
Станут искать на заре, поутру,
Через неделю о ней позабудут,
Скажут: пропала, не ведают как!
Наговорившись - другую добудут...
Да, несомненно, и быть тому так.
Сказано - сделано! Скрыта лопата.
Надобно только скорее решить,
В ночь или с вечера? В ночь темновато,
Но - тем труднее замеченным быть.
Разве сегодня? Зубков улыбнулся!
Право, подумал он, точно спьяна
Брякнул такое! А нет, так рехнулся,-
Да ведь сегодня на небе луна!..
И, порешив ожидать новолунья,
Стал он раздумывать: как бы помочь
Горю другому: кухарка-болтунья,
А ведь уйти-то ему на всю ночь
* * *
День он подумал, другой поразмыслил:
Дачу он, видите, дачу наймет,
Все он предвидел, и все он расчислил,
Как Пелагею отправить вперед.
Дачу наметил он за Колтовскою,
За сорок за три рубля сговорил,
Дал и задаток нескудной рукою
И Пелагее о том сообщил.
"Мне, Пелагеюшка, видишь, большое
Место выходит; да только не там,
Где обещал мне директор! Другое!" -
"Счастье вам, батюшка, видно, к местам!" -
"Только тут нужно сначала подспорье;
Новый начальник, он барин большой;
Дача своя у него, там на взморье,
Ну и живет он в ней, за Колтовской".-
"Значит, к нему вы все время ходили?" -
"Как же, к нему. Надо чаще бывать:
Вот если б подле, сказал он, мы жили,
Можно бы скоро дела-то решать...
Я и сыскал, Пелагеюшка, дачу!" -
Как же, Петр Павлыч, а дом-то куда?" -
"Только на лето... Я больше истрачу,
Ежели ездить туда да сюда!" -
"Значит, Петр Павлыч, начальник-то новый
Подле нас будет?" - "Да, с версту их дом;
Дом их большущий, подъезд в нем дубовый;
Сад, обведенный решеткой кругом!
Лестница - мрамор! Везде позолоты!
А по шкапам все дела да дела..."-
"То-то лакеям, Петр Павлыч, работы?" -
"Всяким лакеям там нет и числа!
Стены-то все под чудными коврами..."
Долго кухарке Петр Павлович лгал,
Слушал себя! Для уборки с вещами
Времени только неделю ей дал.
"Ты, значит, к ночи там будешь с вещами;
Я же останусь в дому, приберу,
Позапираю замки все ключами,
Да и приеду к тебе поутру..."
* * *
День наступил. Он с утра облаками
Небо завесил, дождем окропил.
Взяв ломового, Петр Павлыч с вещами
Бабу отправил и в церковь сходил.
В пятом часу на кладбище явился.
Мог бы, конечно, он позже прийти...
Ну да уж если на дело решился-
Лучше, как сделаешь больше пути;
Чтоб затруднительней было вернуться,
Лучше подальше вперед забежать,
В самое дело войти, окунуться!
А окунулся - так надо всплывать!
Небо прояснилось, взморье сияло!
Реяли бабочки между крестов!
Несколько сразу повсюду мелькало
В траурных ризах служивших попов.
Где панихиду они голосили,
Где совершали они литию;
Бабы какие-то искренно выли,
Сыпали вдоль по могилкам кутью!
Черные ризы, блестя галунами,
Двигались медленно в яркой пыли,
В полной вражде с голубыми тонами
Светлой окраски небес и земли.
Вот и исчезли они! Вот уходят
Люди с могилок; пошли по домам!
Солнце садится, румянец разводит
По оперившим закат облакам...
* * *
Первая звездочка чуть проглянула;
Нехотя,- но потемнел небосклон!
Кладбище тяжким туманом дохнуло,
Сон, снизойдя, опустился на сон!
Так стали густы, белы испаренья,
Что хоть рукою туман зачерпнуть!
Крестики всплыли поверх наводненья,
Близки к тому, чтоб совсем потонуть!
Точно земля из-под них уплывала,
Кладбище шло, уносилось вперед
И, уползая, в пары обращало
Весь этот спящий, безличный народ!
Все эти страсти, мученья, печали
Молча, без обликов, тучей густой,
Морем молочным из недр проступали
И уплывали в прохладе ночной...
Щелк!.. То лопата по камню скользнула,
В рыхлую землю глубоко прошла;
Дерево вплоть до вершины качнула,
Ближние корни его порвала!
Темные листики дрожью дрожали,
В мертвом тумане в смятенье пришли...
Мертвые, те, что под деревом спали,
Так раскачать их никак не могли!
Нет! Тут живой человек замешался,
В этой юдоли молчанья и сна!
Вслед за ударом удар раздавался...
Малость еще, тут и будет жена...
Гробокопатель с лопатою слился,
Точно все нервы в лопату прошли...
Цепкою мыслью в железо внедрился!
Видел железом в потемках земли!
Точно ему из могилы светилось...
Острый, пунцовый огонь проступал...
Вдруг, ему кажется, будто спустилось
Что-то к нему на плечо... Он припал...
И не шевелится... Слух напрягая,
Скорчился... трепетно дышит старик...
Ну уж явись кто в ту пору, мешая,
Он бы схватился с ним, страшен и дик...
Он бы убил, если б что!.. Все молчало!
Кладбище шло, уносилось вперед
И, уползая, в пары обращало
Весь свой покорный, безмолвный народ.
Колокол где-то ударил! Скатилась
Подле земля с свежей кучи долой...
Ну, за работу! Работа спорилась...
Вон он, костей догнивающих слой!
* * *
Бурые кости местами торчали...
Сбиты и спутаны, как ни взгляни...
В это-то время с небес запылали
Дальней зари золотые огни!
Точно испуганы и озабочены
Тем что: зачем их на свет извлекли,
Кости, по темной земле раззолочены,
Пурпуром ярким в ответ зацвели!
Розовый день широко занимался,
Теплым румянцем туман наливал,-
Будто туман мертвецом притворялся,
Будто он бледным совсем не бывал!
Капли росы зацвели, что рубины,-
Утренним солнцем кругом зажжены,
В травах, на листьях берез и рябины
И - на бессвязных останках жены!
Стала работа... Прервалось движенье;
Ларчика нет! Да и как ему быть?
Кости? Да что же костям-то? Прощенье!
Спи, дорогая! Скорее зарыть...
Раз еще видел тебя!.. Заровнявши
Землю; засыпав лопату землей,
&nb