В. Р. Щиглев
Стихотворения
--------------------------------------
Поэты 1860-х годов
Библиотека поэта. Малая серия. Издание третье
Л., "Советский писатель", 1968
Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Г. Ямпольского.
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Биографическая справка
Современные вопли
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."
Старый знакомый
Совет
Современный чародей
"Нет, не о Ницце я думаю..."
Дети
Последнее блюдо
Еще одна
Два голубка
"Фрол Фомич, помещик с весом..."
В Летнем саду
Храбрец нашего времени
Двенадцать часов
"Я всю ночь просижу у окна..."
Кариатиды
На крестинах
Владимир Романович Щиглев родился 16 октября 1840 года в Царском Селе
в семье адъюнкт-профессора математики Царскосельского лицея. Среднее
образование он получил в 1-й петербургской, гимназии, где большое влияние на
него оказал преподававший русский язык и литературу известный педагог В. И.
Водовозов. В 1862 году Щиглев поступил на юридический факультет
Петербургского университета, но скоро бросил его и уехал в Полтавскую
губернию, увлекшись, по словам своего биографа, "сильным стремлением
тогдашней молодежи к сближению с народом".
На литературное поприще Щиглев вступил еще будучи гимназистом. В 1858
году в юмористическом журнале "Весельчак" появился его рассказ "Ухо". В 60-х
годах Щиглев сотрудничал в "Искре" и "Будильнике", а также в "Русском слове"
и газете "Русь". Многие его стихотворения - как сатирические, так и
лирические - отличались незаурядной политической остротой. Мы находим в них
почти неприкрытую проповедь крестьянской революции, злую издевку над
помещичьим классом и реформой 1861 года, обличение бесправности и
приниженности человеческой личности, которой за малейшее "вольнодумство"
угрожают тюрьма и ссылка; призыв бороться за "общее дело". Щиглев мастерски
владел приемами эзоповской речи, языком иносказаний и нередко достигал ярких
художественных эффектов.
Щиглев часто выступал и как карикатурист, причем, по свидетельству
современников, значительная часть карикатур, представлявшихся в цензуру, не
возвращалась оттуда. А те, которые были опубликованы, вызывали подчас резкое
недовольство реакционной печати. Вот весьма колоритный диалог, помещенный в
1863 году в "Домашней беседе" мракобеса Аскоченского по поводу одной
карикатуры Щиглева:
"- Объясните мне, пожалуйста, значение пятой карикатуры No 20 "Искры".
- А что там такое?
- Представлен дюжий и рослый солдат с заступом в одной и с деревцом в
другой руке. За ним стоит какая-то молодая женщина в русском костюме;
подписано: "- Что делаешь, кавалер? - Видишь, сажаю... - Ой, как погляжу-то
на вас я: мастера вы сажать".
- Что ж тут непонятного? Разве вы не видите, что г. Романыч, {Романыч
- основной псевдоним Щиглева. - Ред.} автор этой карикатуры, каламбурит?
Старый солдат - это представитель консервативного начала, а бабенка в
русском костюме - революционная "Молодая Россия", {"Молодая Россия" -
революционная прокламация, незадолго до этого выпущенная кружком П. Г.
Зайчневского. - Ред.} граждане которой скрываются в подполье; а лишь
только осмелятся показаться на свет божий, как их хватают и сажают куда
следует.
- Но... однако ж, как же это... Я, право, не понимаю.
- Чего?
В тоне женщины слышится что-то вроде упрека и сожаления.
- Разумеется; свой своему поневоле брат.
- Стало быть, и г. Романыч, и господин, одобривший эту карикатуру к
напечатанию, оба сочувствуют делу "Молодой России".
- Ну, сочувствуют.
- Так как же это?
- Очень просто: волю, значит, взяли. Остановить некому".
В 70-х годах Щиглев печатался в журналах "Дело" и "Нива", газетах
"Петербургский листок", "Петербургская газета", "Новости"; ряд его
интересных стихотворений находим в юмористическом журнале "Маляр" за 1877
год; в 1878-1879 годах Щиглев вел в газете "Русская правда" еженедельный
фельетон; в самом конце XIX и начале XX века писал в "Северном курьере" и
других газетах.
Начиная со второй половины 60-х годов Щиглев пробовал свои силы в
области театра и написал - главным образом под псевдонимом "В. Щигров" -
целую серию небольших остроумных сценок и комедий: "Помолвка в Галерной
гавани", "Черные и белые", "Новый Митрофан", "Сила, или Свои козыри" и др.;
некоторые из них неоднократно ставились на сцене. Часть своих пьесок он
собрал в книжке "Домашний театр" (1889); детские пьески объединены в
сборнике "Дюжинна" (1896).
В 1869 году его комедия "Чудесный клад", в смешном виде рисующая
помещика накануне 19 февраля 1861 года, была запрещена цензурой.
Совершенно нецензурный по тем временам драматический этюд "Зарницы", в
центре которого девушка-революционерка и обращенный ею в свою веру старый
отец, был издан Фондом русской вольной прессы в Лондоне в 1894 году под
псевдонимом "Н. Стариков". В 1906 году, уже после смерти Щиглева, вышла
"Феськина крамола", так же как и "Зарницы" не увидевшая сцены.
В 1868 году Щиглев сделал попытку популяризовать идеи романа
Чернышевского "Что делать?" в детской книжке. В протоколах заседаний
С.-Петербургского цензурного комитета доклад цензора об его рукописи
"Коралловые друзья, или Сон в Летнем саду" передан следующими словами: "Вся
рукопись написана с явной целью пропагандировать социалистические и
коммунистические тенденции романа Чернышевского "Что делать?" в кругу детей.
Определено: рукопись к напечатанию запретить".
Следует отметить, что тяготение Щиглева к Чернышевскому было не
случайно. Через девять лет в стихотворении "В уголке" поэт с горечью
говорил о неосуществившихся надеждах 60-х годов, отождествляя их с идейными
устремлениями "Что делать?":
Во время оно снился нам
Для всех открытый дом хрустальный;
Трудясь собща, мы жили там, -
И ни одной души печальной
В том доме не было... Везде
Луч счастья и любви светился!..
"Сон Верочки" тогда нам снился...
Где сновиденья эти, где?..
Наконец, уже в 1889 году, Щиглев написал стихотворение "На смерть Н. Г.
Чернышевского".
Щиглев не был непосредственно связан с практикой революционной борьбы.
В последние десятилетия своей жизни он вращался в кругу
либерально-народнической интеллигенции. Тем не менее сатирическое жало его
поэзии не было притуплено до самой его смерти. Идейная насыщенность и злая
издевка над всеми устоями самодержавной России характеризуют и его поэзию
последнего периода. В качестве примера можно указать стихотворение 1898 года
о том, как был сочинен гимн "Боже, царя храни".
До нас дошли далеко не все стихи Щиглева. Самые значительные из них не
могли быть напечатаны по цензурным условиям, и он принужден был
ограничиваться их чтением в дружеском кругу. Некоторые были опубликованы уже
после революции; другие, по свидетельству биографа Щиглева, были уничтожены
их автором, когда он был предупрежден о предстоящем у него обыске.
Однако и то, что нам известно, подтверждает мнение самого поэта о
своем творчестве. "Я бы не желал фигурировать в качестве "поэта-юмориста",
ибо юмор мой - вынужденный, {Например, в "Будильнике" 70-х годов.} - писал
он С. А. Венгерову в 1900 году, - цензура ставила меня в положение юмориста,
и я не думаю, что по такому юмору мои произведения заслуживают внимания".
Посылая Венгерову три стихотворения, в том числе печатающиеся в настоящем
сборнике
"Кариатиды",
он
заметил:
"Это
скорее "поэзия
политико-сатирическая". По-моему (и я, право, не ошибаюсь), лучшие мои вещи
- не юмористического характера".
Щиглев умер 1 октября 1903 года.
СОВРЕМЕННЫЕ ВОПЛИ
Хмурится небо... туман непроглядный,
Оттепель ярая, год не отрадный;
Видно, и небо правительством нашим
Купно бессильем и пьянством монаршим
Очень обижено и недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?
В тюрьмах холодных за правое дело
Много безвинных студентов засело...
Паткуль, Игнатьев, Путятин восстали,
С войском пришли, увидали и взяли...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
Вот и Михайлов с недужною грудью -
Гласности нашему нет правосудью!
В дальний Тобольск ему ехать решило...
Снежная, ранняя вышла могила...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
С честною жизнью, с прямою душою
Трудно брести, знать, мирской колеею...
Жертву одну мы еще проводили -
Рядом с Белинским ее положили...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Небо! да разве нам тоже не больно?..
Хмурься же, небо, до вешнего солнца -
Может быть, радостно в наше оконце
Красная глянет весна для России?..
Есть у нас силы еще молодые...
Хмурится небо, глядит недовольно -
Стерпим покамест, чт_о_ горько и больно!
1861 или начало 1862
* * *
Скажи-ка, дядя, ведь недаром.
Лермонтов
"Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Патриотическим пожаром
Охвачена страна?
Штыки на солнышке искрятся,
Отвсюду адресы стремятся,
Катковы марсовски ярятся -
Не будет ли война?"
"Война - войной... такое время!
Смотри: чем хуже наше племя?
Богатыри-то мы!
Возьми Михаила Муравьева,
Возьми-ка Берга, Горчакова,
Оноприенку и Каткова -
Какие, брат, умы!
И стоит ли жалеть былое?
И нынче царство не дурное:
Жандармы там и тут.
Пусть зашумят мальчишки снова -
И одного довольно слова -
А уж карета и готова:
Посадят, отвезут.
А наша крепость? Что? плохая?
Она - Бастилия родная -
Надежна и крепка!
Какие бравые солдаты,
Как сыры, душны казематы...
Благословенна же трикраты
Петровская рука!
Вот... разве книжек больше стало,
Да и в цензуре что-то мало
Той строгости былой...
Уж о народе много что-то
Все нынче пишут - вот забота!
Да что! пишите, коль охота.
Ведь крепость под рукой.
Она хранит весь берег Невский,
В ней скрыт надежно Чернышевский,
Безбожник, бунтовщик.
И много там сидит народу;
Не жаль мятежную породу:
Они кричали про свободу -
Теперь же нем язык!
И женский пол возвысил голос -
Короток ум, а длинен волос...
О, хитрой Евы дочь!
Без вас покоя мы не знали,
А вы - но к богу мы взывали, -
И вот теперь вас отогнали
От аудиторий прочь!
Да, золотое ныне время!
Смотри: чем хуже наше племя?
Богатыри-то мы!
Царя-отца мы любим с жаром;
Скажу, племянник: да, недаром
Патриотическим пожаром
Охвачены умы!"
"Нет, усмирись-ка лучше, дядя,
Да посмотри-ка, в оба глядя:
Редеет уж дымок...
Пожар старинный угасает,
Он вас лишь вспышкой обольщает.
Так иногда светло сверкает
Последний уголек".
1864
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Мы его не видали давно,
Наконец и пришлось повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но случается людям встречаться...
Как, бывало, смотря на него,
Любовались мы: пропасть здоровья!
Ну, а сила была - ничего,
Хоть, конечно, не сила воловья.
А теперь он и ростом-то мал,
Стали волосы - просто волоски;
На ногах (сам он нам показал)
Видны синие кольца - полоски...
Говорят: "Он дикарь, нелюдим, -
Надо с ним говорить опасаться;
Отвечает он смехом таким,
Будто вовсе забыл он смеяться!
Да и ходит престранно: пройдет
Пять шагов и назад обернется...
И опять ровно столько ж идет -
Словно в клетке бедняжечка бьется!
Словно стены встают перед ним!
Держит голову вниз постоянно...
Что же он? Юморист? Нелюдим?..
Так ходить и смеяться - престранно!
И теперь он достаточно мил.
Если только не видно печали...
Где же - в Африке, что ли, он жил?..
Десять лет мы его не видали..."
Господа! Где он был - всё равно...
Ведь пришлось же нам с ним повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но - случается людям встречаться.
<1867>
СОВЕТ
Если ты честен - трудись, не ленись!
Дела довольно - кругом оглянись...
Если ж ты пылок и кровь в тебе жгучая -
Беда налетит неминучая.
Если жива у тебя еще мать,
Ей бы не худо заранее знать, -
Пусть она с мыслью печальною свыкнется:
Сын запропал, хоть кричи - не откликнется...
Холост ты - да? Ну, легко тебе жить...
Если и что... так о ком же тужить?
Хочешь жениться? Позорче выглядывай,
Сердце подруги вернее отгадывай.
Общее дело ты ставь наперед,
Общее дело работников ждет;
Узы семьи, о грядущем заботы
Пусть не стесняют начатой работы.
Только такая любовь хороша, -
С умной женою окрепнет душа,
Да и на случай внезапной разлуки
Будут у вдовушки разум и руки,
<1868>
СОВРЕМЕННЫЙ ЧАРОДЕЙ
Приготовлена к печати
Интересная статья,
Много разной благодати
Ждет сам автор от нея.
Силлогизмы в ней так верны,
Цифры точны... Что ж, прошла?
Нет, она быстрее серны
Вдруг исчезла, как стрела...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он по-старому сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
От тисков и лобызаний,
От глупейших женихов
Стало тяжко бедной Мане,
И она отцовский кров
На каморку променяла,
Стала жить своим трудом
И урока два достала
По полтине серебром.
Да плохое это дело -
Надо знать, чтобы учить!
Крепко Маня захотела
Тут на лекции ходить.
Всё ей сон хороший снился,
Эх, иди, иди смелей...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он в глазах ее сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
У Настасьи Николавны
Нету сил с супругом жить -
Так его деянья славны!
Где уж мужа тут любить?
А супруг гуляет много -
У него Clotilde, Marie,
Но жене он брякнул строго:
"Не прелюбы сотвори!"
Не сидеть же с куклой смирной,
Он - туда, а ты - сюда...
Разойдетесь тихо, мирно
И, конечно, навсегда.
Ах, когда бы план-то сбылся!
Ведь развод всегда честней...
Говорят, пред ней явился
Всем знакомый чародей, -
Он в глазах ее сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
Масса темного народа
Уж давненько света ждет, -
Чт_о_ без разума свобода?
Чт_о_ младенец в ней поймет?
Негры поняли недавно,
Где причина многих зол,
Принялись за дело славно
И - в Ричмонде сорок школ!
И у нас проект открылся
Обучать простых детей,
Но - пред школами явился
Всем знакомый чародей, -
Он по-старому сложился
И сейчас же разложился
Без особенных затей.
Кто ж он - этот вездесущий,
Гений злой и без стыда?
Это - кукиш всемогущий,
Это - кукиш, господа!
* * *
Нет, не о Ницце я думаю,
Не о Палермо мечтаю...
Всё уношуся я думою,
Всё по отчизне летаю...
В Рим мое сердце не просится,
В тень не хочу Колизея, -
Сердце мечтою уносится
К диким волнам Енисея...
Там, где рудой занимаются,
Дышат рабочие груди,