Щепкина-Куперник Татьяна Львовна - Отрава

  

  

  

   T. Щепкина-Куперникъ. Около кулисъ.

   Издан³е Д. П. Ефимова. Москва, Б. Дмитровка, д. Бахрушиныхъ.

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   У подъѣзда гостиницы, идущаго полукругомъ, стояла щегольская виктор³я, очень глубокая - по модѣ. Кучеръ сдерживалъ лошадей, нетерпѣливо бьющихъ копытомъ объ асфальтъ мостовой. Дверь отворилась, выскочилъ швейцаръ и вытянулся въ струнку возлѣ экипажа, съ готовностью подсадить. Второй швейцаръ держалъ дверь, распахнувъ ее передъ Жанной.

   Жанна пропустила Засѣкина мимо себя и остановилась на подъѣздѣ, застегивая перчатки.

   Стоя такъ, гибкая и стройная, въ своемъ длинномъ свѣтло-сѣромъ пальто и огромной черной шляпѣ съ перьями, она была очень красива и сознавала это. Ей стоило посмотрѣть на лицо откровенно любующагося ею Засѣкина,- на нѣсколькихъ мужчинъ, завтракающихъ тутъ же у гостиницы за отдѣленными трельяжемъ столиками,- чтобы убѣдиться въ своемъ обаян³и,- и на ея губахъ играла спокойная, почти счастливая улыбка.

   Она и была счастлива въ эту минуту.

   Ярко-голубое небо, весь этотъ клочокъ Москвы, болѣе напоминающ³й Европу, чѣмъ друг³я улицы; великолѣпные засѣкинск³е рысаки; самъ онъ въ цилиндрѣ, съ гвоздикой въ петличкѣ,- все вмѣстѣ взятое настраивало ее весело, казалось наряднымъ и радостнымъ. Она обвела вокругъ себя довольнымъ взглядомъ, а встрѣтившись глазами съ Засѣкинымъ, прямо улыбнулась ему и сказала:

   - Ну, ѣдемъ!

   Онъ не далъ швейцару подсадить ее въ коляску, а самъ помогъ ей, почти поднялъ ее на рукахъ до подножки и незамѣтно сжалъ ея тал³ю. Въ этомъ мимолетномъ жестѣ онъ лишн³й разъ выказалъ наполнявшее его влечен³е къ ней, а ей и въ голову не пришло обидѣться. Она откинулась на кожаную подушку, прикрѣпленную съ правой стороны къ спинкѣ виктор³и, и приказала:

   - На Дѣвичье Поле.

   - Слышалъ, Степанъ?

   Засѣкинъ сѣлъ рядомъ, и лошади сразу взяли крупной рысью. Покойный экипажъ, благодаря шинамъ, мягко и неслышно катился по неровной мостоврй.

   - Отдохнули вы? - заботливо спросилъ Засѣкинъ, вглядываясь въ свѣжее, нѣжно-розовое лицо Жанны.- Впрочемъ, нечего и спрашивать: у васъ такой видъ!

   - Я еще въ дорогѣ чудно отдохнула. Для меня разстоян³е отъ Петербурга до Москвы незамѣтно. Спальный вагонъ, отдѣльное купэ... Я совсѣмъ раздѣваюсь и силю, какъ убитая. Я даже люблю эти поѣздки, по крайней мѣрѣ, рано ложишься спать и рано встаешь.

   - Да, вы говорили мнѣ, что только въ вагонѣ начинаете вести "правильный образъ жизни!"

   Оба засмѣялись.

   Она дѣйствительно только-что пр³ѣхала съ курьерскимъ поѣздомъ. Засѣкинъ встрѣтилъ ее на вокзалѣ, отвезъ въ гостиницу и по ея повелѣн³ю возвратился за ней къ 12 часамъ. Она успѣла взять душъ и переодѣться; они рѣшили поѣхать на Дѣвичье Поле, а ужъ оттуда завтракать.

   Завтракъ въ перспективѣ былъ пр³ятный. Засѣкинъ любилъ и умѣлъ поѣсть и высоко ставилъ въ женщинѣ легкую "gourmandise".

   - Ненавижу женщинъ, которыя не понимаютъ, что ѣдятъ! - говорилъ онъ.- Дайте ей вареный картофель, дупели, прэ-сале или маринованную калошу, она не разберетъ. Воля ваша, въ этомъ видно отсутств³е извѣстной утонченности! У настоящей женщины всѣ пять чувствъ должны быть развиты и аффектированы!

   Въ этомъ отношен³и, какъ и во всѣхъ другихъ, Жанна вполнѣ удовлетворяла его вкусу.

   Этотъ завтракъ долженъ былъ вознаградить ихъ за ту немножко непр³ятную поѣздку, которую предприняла Жанна: пр³ѣхавъ на мѣсяцъ въ Москву, она рѣшила навѣстить бѣднаго Макса въ лѣчебницѣ.

   Конечно, это не обѣщало ничего веселаго,- такой визитъ, особенно при ея нервности,- но она чувствовала своимъ долгомъ повидать бѣднягу.

   - Удивляюсь я вашему желан³ю... ѣхать къ этому несчастному Максу...- сказалъ ей Засѣкинъ, когда они выѣхали на Садовую и мчались между двумя лин³ями садовъ, запыленныхъ палисадниковъ и домовъ большей частью стариннаго типа.- Только разстроите себя.

   - Что же дѣлать! - принимая не безъ легкаго усил³я грустный видъ, отвѣтила Жанна.- Это будетъ доброе дѣло. Нельзя же думать только о себѣ. Онъ былъ моимъ другомъ.

   - Подозрительная дружба! - съ проснувшимся ощущен³емъ ревности къ прошлому, пробормоталъ Засѣкинъ.

   - Почему это? - холоднѣе спросила Жанна.

   - Знаете, какъ-то плохо вѣрится въ дружбу... между красивымъ молодымъ человѣкомъ, какимъ былъ Максъ, и такой женщиной, какъ вы.

   - И, однако, это такъ было.

   Жанна взглянула на него съ едва уловимымъ презрительнымъ оттѣнкомъ и продолжала:

   - Вы, мужчины, удивительный народъ. Повѣрить въ существован³е какихъ бы ни было чистыхъ чувствъ и отношен³й для васъ совершенно невозможно. Вы еще можете сдѣлать видъ, что повѣрили, если это вамъ выгодно, но не больше. Тѣмъ не менѣе Максъ былъ только моимъ другомъ.

   Она помолчала.

   - Скажу вамъ больше... если бы мы встрѣтились при иныхъ обстоятельствахъ, можетъ быть... почти навѣрно, это и было бы иначе. Но когда мы съ нимъ познакомились, онъ весь былъ полонъ любовью къ другой, такъ что у насъ сразу установились только пр³ятельск³я отношен³я. Она его бросила, онъ хотѣлъ застрѣлиться. Я стала его утѣшать, какъ брата, и никогда ничего другого въ немъ не видѣла. Но онъ очень любилъ меня, это правда,- правда и то, что, вѣроятно, будь я стара и безобразна, онъ бы не чувствовалъ ко мнѣ такой... какой-то нѣжности, не баловалъ бы меня, какъ онъ это дѣлалъ. Онъ всегда старался исполнить малѣйшее мое желан³е, а отъ меня не требовалъ ничего. Такое отношен³е къ себѣ я видѣла настолько рѣдко, что не могла не цѣнить его. А теперь, когда онъ погибъ, я должна хоть навѣстить его... Это будетъ однимъ изъ немногихъ добрыхъ дѣлъ, которыя мнѣ зачтутся! - заключила она.

   - Убѣжденъ... и побѣжденъ! - отвѣтилъ Засѣкинъ.- Преклоняюсь передъ милосерд³емъ доброй самарянки. Теперь я, по крайней мѣрѣ, спокоенъ за себя.

   - Въ какомъ смыслѣ?

   - Въ томъ, что если я кончу, какъ бѣдный Максъ, то вы и меня не забудете, не правда ли?

   - Ни за что, обѣщаю вамъ! - серьезно отвѣтила Жанна, и опять оба засмѣялись. Всякая мысль о несчаст³и, казалось, отъ нея такъ далека въ этотъ ярк³й и веселый день. Такъ же мало, вѣроятно, думаютъ о несчаст³и пассажиры поѣзда за минуту до крушен³я.

  

  

   Жанна Меранжи была дочерью маленькой французской актрисы и извѣстнаго русскаго тенора Заблоцкаго.

   Мать ея, Розу Меранжи, привезла въ Петербургъ кузина, знаменитая въ то время актриса Михайловскаго театра, Инесъ Легранъ.

   Красавица Инеса, прослуживъ нѣсколько лѣтъ въ Петербургѣ, составила себѣ хорошую пожизненную ренту, пр³обрѣла виллу въ Ниццѣ и брилл³анты, извѣстные отъ Невы до Сены. То же самое проектировала она и для своей юной кузины, дочери честныхъ парижанъ "rentiers", которые вовсе были не прочь, чтобы ихъ хорошенькая Роза заработала себѣ приданое. Но къ странному негодован³ю Инесы, ея легкомысленная кузина, вмѣсто того, чтобы оправдать ожидан³я родственниковъ, влюбилась безъ памяти въ молодого опернаго пѣвца "un cabot", да, къ тому же, еще и женатаго. Она отвергла ухаживан³я блестящаго гвардейца барона Линде, "trois fois millionnaire", и ушла къ своему тенору, заявивъ кузинѣ, что "будетъ ему принадлежать, пока бьется ея сердце".

   Инеса пришла въ бѣшенство, но въ концѣ-концовъ видя, что дѣла не поправишь, какъ женщина умная, махнула на все рукой и только совершенно перемѣнила свое отношен³е къ Розѣ. Роза изъ "mon petit chou adore" превратилась въ "cette malheureuse insencée", а когда черезъ годъ послѣ этого ея теноръ поссорился съ дирекц³ей и уѣхалъ въ провинц³ю, заставивъ Розу бросить службу и ѣхать за нимъ, то Инеса сказала:

   - Je lui avais toujours prédit que cela va mal finir! - и окончательно выкинула изъ сердца неблагодарную кузину.

   Такимъ образомъ прекратилась артистическая карьера Розы, потому что въ провинц³и, по которой она ѣздила съ Заблоцкимъ, никакихъ труппъ французскихъ не было, по-русски же хотя она и быстро,- какъ каждая женщина на языкѣ любимаго человѣка,- научилась говорить, но говорила съ сильнымъ акцентомъ, такъ что играть бы не могла. Да ей было и не до игры. Она вся ушла въ безумное, болѣзненное чувство къ Заблоцкому.

   Красавецъ-теноръ пользовался страшнымъ успѣхомъ, и когда они жили въ крупныхъ городахъ - Одессѣ, К³евѣ, Харьковѣ, Казани, гдѣ бы онъ ни пѣлъ, его преслѣдовали раздушевныя записки, посыльные, вѣнки и т. д., и т. д., а бѣдная Роза сходила съ ума отъ ревности.

   Первымъ яснымъ воспоминан³емъ Жанны былъ "роскошный" номеръ провинц³альной гостиницы, съ ярко-синей триковой мебелью, зеркалами до потолка и пыльными цвѣтами. По стѣнамъ развѣшены высохш³е лавровые вѣнки, лиры и т. п., а на этажеркѣ стоятъ футляры отъ подношен³й, чаще всего пустые, потому что подношен³я обыкновенно закладывались: хоть денегъ было много, но расходовались онѣ безъ толку, и къ концу мѣсяца семья сидѣла безъ гроша.

   Въ этой комнатѣ мать Жанны, красивая, хотя и очень худенькая, съ растрепанными волосами, съ красными пятнами на щекахъ, въ растерзанномъ капотѣ, мечется изъ угла въ уголъ, какъ львица въ клѣткѣ. Отецъ красивый, чисто выбритый, съ улыбкой на румяныхъ губахъ, стоитъ передъ зеркаломъ и кончаетъ одѣваться.

   - Чѣмъ безъ основан³я изводиться, завяжи-ка мнѣ лучше галстукъ, Розиночка! - миролюбиво говоритъ онъ.

   Мать вспыхиваетъ.

   - Чтобы я своими руками стала завязывать тебѣ галстукъ, когда ты идешь на свидан³е?

   - Ты съ ума сошла.

   - Да, если еще не сошла, то это чудо, по ты скоро сведешь меня. Развѣ я не знаю, куда ты идешь, и зачѣмъ приходилъ посыльный, и отъ кого записка? Но ты напрасно думаешь, что я тебя пущу. Ты не пойдешь къ этой швали! - сильно грассируя, вскрикиваетъ она.

   - Роза, брось! - приказываетъ отецъ.

   - Не брошу! Я не позволю ей разрушать мое счаст³е. Я не позволю насмѣхаться надо мной какой-нибудь распутной бабенкѣ!

   - Да ты кто такая сама? - отецъ поворачивается къ ней. Глаза у него свѣтлые-свѣтлые и холодные, какъ вода, когда онъ взбѣшенъ.- Какое ты имѣешь право пускать меня или не пускать, позволь тебя спросить? Что, ты жена мнѣ, что ли?

   Мать широко раскрываетъ глаза и хватается за сердце. Пятна на ея щекахъ становятся ярче.

   - Ты должна быть еще довольна, что я тебя держу и кормлю, милая моя, и что люди считаютъ тебя моей женой. И такъ ты веревка на моей шеѣ!

   - Ah! Misérable! lâche! lâche! - вскрикиваетъ мать, отыскавъ голосъ и переходя на французск³й языкъ, какъ всегда въ минуты возбужден³я. Je te suis de trop? Mais tuemoi! Tue moi alors, tu n'as que cela à faire. Oh, maudit soit le jour quand je t'ai vu pour la première fois!

   Ея голосъ дрожитъ истерическими нотами, она близка къ рыдан³ямъ: южный темпераментъ ея, легко воспламеняющ³йся, теперь внѣ себя. Она распахиваетъ капотъ и, подставляя худенькую грудь подъ воображаемый кинжалъ, кричитъ:

   - Mais tuemoi donc, misérablel tuemoi donc!..

   - Убивать я тебя не стану,- кричитъ въ свою очередь отецъ, со сжатыми кулаками и совершенно багровый отъ гнѣва,- а прибить прибью, если ты не бросишь свои штуки. Молчи, сумасшедшая баба! Слышишь, дай мнѣ дышать, не то...

   Онъ хватаетъ ее за руку, стискиваетъ до боли и швыряетъ на полъ, а самъ выбѣгаетъ изъ номера, хлопнувъ дверьми; онъ весь дрожитъ и бормочетъ:

   - Изволь тутъ беречь голосъ!

   - Jean! - съ отчаян³емъ и ужасомъ вскрикиваетъ мать и, не поднимаясь съ пола, съ безумными глазами начинаетъ тихо шептать; ея слова звучатъ, какъ жалоба ребенка:

   - Il m'а frappée! Lui, mon Jean! Il m'а frappée, oh!..

   Тогда Жанна выползаетъ изъ своего угла за печкой, гдѣ она сидѣла притаившись, какъ мышка, широко раскрывъ свои огромные, так³е же син³е, какъ у матери, глаза. Ея сердчишко переполнено жалостью и страхомъ. Она тихонечко подбирается къ матери и, протягивая къ ней ручки, шепчетъ:

   - Maman! ma petite maman!

   Мать вздрагиваетъ. Видъ испуганнаго ребенка ярко воскрешаетъ передъ ней сцену ея унижен³я. Она рѣзко вскрикиваетъ:

   - Va t'en, enfant de malheur!

   И разражается рыдан³ями.

   Тогда Жанна, чувствуя себя несчастной и взволнованной, быстро проскальзываетъ въ дверь, въ коридоръ. Она боится разсердить мать, потому что ей въ такомъ случаѣ достанется не одинъ пинокъ или шлепокъ, а мама послѣ того, какъ поссорится съ папой и поплачетъ, бываетъ очень сердитой. Потому Жанна рѣшаетъ, что безопаснѣе ей побродить въ коридорѣ.

   Съ первыхъ дней своего сознан³я, она ничего кромѣ номеровъ и коридоровъ не видѣла, и привыкла къ нимъ. Она думаетъ, что всѣ дома так³е, и что всѣ маленьк³я дѣвочки спятъ за темными перегородками, гдѣ наставлены корзины и сундуки, и гуляютъ по длиннымъ коридорамъ, гдѣ разостланы сѣрыя дорожки съ красными каймами. Естественнымъ ей кажется и зайти въ буфетную, гдѣ на нее прислуга смотритъ, какъ на ручного звѣрька.

   - Ты что, Женя, бродишь? спрашиваетъ ее какая-нибудь горничная, такъ они передѣлываютъ ея имя.

   - Опять батал³я была! - равнодушно отзывается коридорный.

   - О! И какъ это имъ не надоѣстъ? - возмущается другая горничная.- Да, ужъ нечего сказать! Одно слово, что господа, а больше нашего промежъ себя скандалятъ. Утромъ тринадцатая въ двадцать перваго-то блюдцемъ запустила.

   - Ну-у?

   - Ей-Богу! Дворня хохочетъ. Нѣсколько времени перемываютъ косточки постояльцамъ. Жанна узнаетъ, что къ "десятой" мужъ пр³ѣхалъ, а у ней въ гостяхъ офицеръ, былъ скандалъ. Что "шестнадцатому" хозяинъ хочетъ отказать, потому что онъ все барышень къ себѣ водитъ,- да бѣда: солидный гость и платитъ хорошо. Все это Жанна слушаетъ: присутств³емъ ея не стѣсняются. Потомъ Марѳуша вспоминаетъ о ней.

   Марѳушу Жанна любитъ, она такая хорошенькая, отъ нея пахнетъ духами и юбки у нея шелестятъ, не какъ у горничной. Она гладитъ дѣвочку по кудрявой головѣ и даетъ ей конфету изъ стащенныхъ у "пятой".

   - Ей ея старикашка что ни день пять фунтовъ привозитъ, куды ей всѣ, не объѣсться, небось. На, ѣшь, Женя.

   - А ну-ка, Женя, представь, какъ папаша поетъ?

   Жанна рада сдѣлать своимъ друзьямъ удовольств³е. Она нѣсколько разъ видѣла отца въ театрѣ. Слухъ у нея удивительный. Она схватываетъ пыльную метелку вмѣсто меча и начинаетъ пѣть, размахивая метелкой.

   - Пускай же кро-о-овь пролье-о-о-отся!

   Она путаетъ слова, переходитъ съ ар³и на ар³ю, поетъ, копируя отца: "О-о, повтори слова любви-и-и!" Потомъ взмахиваетъ метелкой и выскакиваетъ въ "окно", т.-е. черезъ скамью. Прислуга хохочетъ.

   - А ну, представь, какъ мамаша въ обморокъ падаетъ?

   Жанна вскрикиваетъ и падаетъ навзничь съ истерическими рыдан³ями. Она не сознаетъ, что это нехорошо, и кто бы ей это объяснилъ?

   Прислуга въ полномъ восторгѣ.

   - Занятное дитя!

   Коридорный подхватываетъ ее на руки и качаетъ.

   Жанна визжитъ и смѣется отъ удовольств³я.

   Въ это время раздается звонокъ, другой.

   - Тебѣ, Марѳуша! "Пятнадцатый!"

   - О, ч-чортъ! раззвонился! - въ сердцахъ говоритъ горничная, вставая.

   - И я съ тобой,- и держась за юбку своей любимицы, Жанна отправляется съ ней.

   Когда онѣ приходятъ къ незнакомому господину, тотъ смотритъ на хорошенькаго ребенка, стоящаго въ дверяхъ.

   - Это чья дѣвочка?

   - Это-съ... тутъ... г. Заблоцкаго-съ... и одной француженки! - понижая тонъ, объясняетъ Марѳуша, но дѣвочка отлично слышитъ. Она давно уже знаетъ, что ее такъ называютъ и сама не понимаетъ почему, потому ли, что это говорится въ пониженномъ тонѣ и слегка сконфуженно, но ей чего-то становится стыдно, когда она слышитъ эту фразу и ея 5-лѣтнее сердечко инстинктивно сжимается.

   Обыкновенно ее подзываютъ, ласкаютъ, угощаютъ чѣмъ-нибудь. Она не дичится. Она привыкаетъ смотрѣть на поцѣлуи и на ласки, какъ на что-то, что легко можно давать всѣмъ. Когда Марѳуша убираетъ чей-нибудь номеръ, а она къ ней прижимается, то она видитъ, какъ Марѳуша спокойно отливаетъ себѣ духовъ, отсыпаетъ пудры, кладетъ въ карманъ конфеты и прибавляетъ:

   - Отчего не взять? У нихъ всего много.

   Такимъ образомъ она развиваетъ въ дѣвочкѣ взглядъ на пользован³е чужой собственностью, какъ на вещь естественную, и по-своему примѣняетъ прудоновское правило: "La propriété c'est le vol".

   Иногда отецъ, возвращаясь, застаетъ Жанну въ коридорѣ.

   - Ахъ ты, Боже мой! - сердится онъ.- Даже за ребенкомъ не можетъ присмотрѣть. Что ты тутъ дѣлаешь, Жанна? Пойдемъ! Онъ беретъ ее на руки и вдругъ обращаетъ на нее вниман³е.

   - Да ты у меня прехорошеньк³й чертенокъ! Любишь мармеладъ.

   - Люблю.

   - А шоколадъ?

   - Люблю.

   - Что больше?

   - Оба больше.

   - Завтра у тебя все будетъ.

   Войдя въ номерь, онъ особенно долго нѣжничаетъ съ ней, словно желая уязвить этимъ мать. Онъ играетъ съ ребенкомъ, цѣлуетъ его, щекочетъ, напѣваетъ что-то. Жанна въ восторгѣ. Она тянется къ нему всѣмъ тѣльцемъ, визжитъ, хохочетъ, наслаждается, какъ котенокъ на солнцѣ. И только ей становится неловко, когда она видитъ вдругъ почти враждебный взглядъ синихъ глазъ матери. Она дѣтскимъ чутьемъ соображаетъ, что что-то неладно, и осмѣлившаяся, раскраснѣвшаяся отъ игры бѣжитъ къ матери и тянетъ ее за руки:

   - Maman! Viens jouer avec nous!

   - Va! - рѣзко отталкиваетъ ее мать.- Va chez ton père! - и съ плохо скрытой злобой въ сторону говоритъ:- Il enjôle même за fille!

   Если отецъ въ духѣ, то онъ не поднимаетъ реплики, а говоритъ ей: "Viens, viens, Rosinette! Donne moi vite un bon baiser"!

   Онъ знаетъ ея слабую струнку. И дѣйствительно, отъ ласковыхъ словъ на родномъ языкѣ она мѣняется, какъ по волшебству. Она бросается къ нему... Въ одну минуту она уже на колѣняхъ возлѣ него, и льнетъ къ нему всѣмъ своимъ гибкимъ тѣломъ, и дрожитъ, и смѣется, и плачетъ, повторяя: "Vrai? Alors tu m'aimes encore un peu? Méchant, méchant"!., и цѣлуетъ его лицо, глаза, руки...

   Изъ дождя этихъ поцѣлуевъ перепадаетъ и Жаннѣ. Они сидятъ всѣ трое, обнявшись, умиленные, счастливые...

   Жанну рано отсылаютъ спать и просятъ Марѳушу присмотрѣть за ней; а мама надѣваетъ большую шляпу, нарядную накидку - и улыбающаяся, красивая, похожая на шестнадцатилѣтнюю дѣвочку, подъ руку съ папой уходитъ.

   На ночь Жанна молится. Молится она по-русски: ее научила молитвамъ Марѳуша. Когда-то мама учила ее: "Notre Père qui êtes aux cieux"... Но Жаннѣ больше нравится по-русски. Что-то таинственное есть въ непонятныхъ для нея славянскихъ словахъ... и она произноситъ ихъ, какъ заклинан³е, а потомъ прибавляетъ свою молитву о разныхъ вещахъ и главное - чтобы папа и мама всегда были так³е добрые и ласковые, какъ сегодня...

   А на завтра повторяется то же.

   Иногда къ ночи они не успѣютъ помириться и тогда всю ночь напролетъ спорятъ и ссорятся. Жанна слышитъ заглушенныя рыдан³я матери, жесток³я слова, угрожающ³й шопотъ, вскрикиван³я, обиды, взаимныя оскорблен³я... И всю ночь не спитъ. Она лежитъ съ сухими, испуганными глазами и чувствуетъ странную горечь, почти озлоблен³е, почти ненависть въ эту минуту, къ кому, къ чему - сама хорошенько не понимаетъ.

   Иногда отецъ не ночуетъ дома. Тогда мать мечется, какъ безумная, по комнатѣ и громко, и безсвязно говоритъ сама съ собою. То она его проклинаетъ, такъ что страшно дѣлается, то начинаетъ думать, что съ нимъ случилось какое-нибудь несчаст³е. Тогда она бросается на землю и кричитъ: "Sainte Vierge! Sauvez le moi!"

   Но когда утромъ онъ возвращается здоровый и невредимый, то вмѣсто того, чтобы радоваться этому, она опять начинаетъ проклинать его.

   Никогда Жанна не забудетъ одной сцены...

   Отецъ пришелъ въ одиннадцать часовъ утра съ красными глазами, небрежно завязаннымъ галстукомъ. Не поздоровавшись съ матерью, онъ прошелъ прямо въ спальню. Мать судорожно схватила испуганную Жанну на руки. Она была такая хрупкая и слабенькая, что обыкновенно не могла поднять дѣвочки, но сейчасъ подняла ее, какъ перышко. Она вскрикнула:

   - Maintenant je sais ее qui me reste à faire! - въ одно мгновен³е вскочила на большое окно въ гостиной и съ возгласомъ:- Adieu! распахнула его.

   Жанна сразу поняла, что мать хочетъ выброситься въ окно. Она часто пугала этимъ отца... и крохотная дѣвочка все сообразила. Въ смертельной тоскѣ она крѣпко ухватилась одной ручонкой за шею матери, словно могла удержать ее, другой - за перекладину окна, и закричала:

   - Non, non, maman, je ne veux pas!...

   Но мать уже занесла одну ногу за подоконникъ. Съ высоты третьяго этажа передъ Жанной виднѣлась площадь, камни мостовой... Въ это время отецъ, полураздѣтый, успѣлъ добѣжать до нихъ и схватитъ обѣихъ. Все это было дѣломъ двухъ-трехъ минутъ, но Жаннѣ онѣ показались нѣсколькими часами... Отецъ почти грубо стащилъ мать на полъ, а самъ взялъ Жанну на руки и, задыхаясь, повторилъ:

   - Безумная!..

   Онъ былъ очень блѣденъ. Жанна судорожно вздрагивала и плакала, прижимаясь къ отцу, а мать упала на кресло и лежала, тяжело дыша и такъ смотря блуждающими глазами, словно ничего не видѣла.

   - О, Господи! Господи!...- шепталъ отецъ.

   На другой день они помирились, какъ будто ничего и не случилось. У нихъ были гости, всѣ пили, пѣли, смѣялись.

   Жаннѣ дали шампанскаго цѣлую рюмку! Хохотали надъ тѣмъ, что она опьянѣла, и заставили ее пѣть куплеты. И мужчины и дамы восхищались ею, цѣловали ее. Она переходила съ рукъ на руки. Толстый басъ схватилъ ее и началъ высоко подбрасывать въ воздухъ, говоря:

   - А вотъ я тебя выброшу! У-у! Возьму и выброшу!

   И вдругъ Жанна вспомиила, какъ вчера ее мама хотѣла въ окно выбросить. Она затряслась всѣктъ тѣломъ и закричала:

   - Не хочу! Боюсь, боюсь!..

   Съ ней сдѣлалась первая истерика. Растерявш³йся басъ спустилъ ее съ рукъ. Мать, совершенно забывшая вчерашнюю сцену, дала ей сердитаго шлепка и отправила спать, а отецъ смѣялся.

   - Въ шесть лѣтъ уже истерика! Вотъ это настоящая женщина.

   Жанна долго въ темнотѣ всхлипывала и дрожала; ей представлялось высокое окно и куда-то внизъ, на камни, мама ее броосала... И она вскрикивала, и сердце у нея разрывалось отъ страху, а въ сосѣдней комнатѣ слышался хохотъ, игра на рояли и звонъ тарелокъ.

   Такъ у нихъ часто собирались гости, ужинали, обѣдали, играли въ карты; а иногда въ домѣ вовсе не было денегъ. Особенно это не чувствовалось, потому что жили въ гостиницѣ и имъ отпускали въ кредитъ, но бывало такъ, что отецъ привозилъ ей десятифунтовую коробку шоколаду и мармеладу, а она ходила въ дырявыхъ башмачкахъ.

   Такъ шло время.

   Жаннѣ минуло девять лѣтъ, когда отецъ уѣхалъ отъ нихъ. Онъ воспользовался предлогомъ, что Жаннѣ надо учиться, и объявилъ матери, что онѣ должны основаться въ томъ самомъ городѣ, гдѣ сейчасъ находились.

   Послѣ неимовѣрныхъ сценъ съ обѣихъ сторонъ, онъ поставилъ на своемъ. Жанну отдали въ гимназ³ю. Онъ обѣщалъ платить за нее и кромѣ того высылать имъ по двѣсти рублей въ мѣсяцъ. Самъ онъ уѣхалъ съ труппой, давъ слово вернуться постомъ.

   Разстался онъ съ обѣими очень нѣжно, успокаивая Розу, говоря ей, что это все дѣлается для блага ихъ дочки, что нельзя же дѣвочку таскать за собою, не думая о ея будущемъ, а что онъ будетъ работать для нихъ и думать только о нихъ...

   Мать послѣ его отъѣзда нѣсколько дней лежала замертво; потомъ стала оправляться - и, къ удивлен³ю Жанны, начала обращаться съ ней гораздо мягче. Иногда она точно шла къ дочери за лаской.

   Года два прошло монотонно, одно образно, разнообразясь только рѣдкими наѣздами отца. Онѣ остались жить въ той же гостиницѣ, гдѣ жили съ отцомъ, только взяли дешевле номеръ: Роза и подумать не могла о хозяйствѣ и о чемъ-либо подобномъ. Привыкшая къ бурямъ и волнен³ямъ семейной жизни, теперь она становилась вялой и апатичной. Ходила не одѣваясь, не причесываясь, жила отъ письма до письма, гадая на картахъ, грызя леденцы и перечитывая романы Фелье и Саля... Общества у нея не было никакого: всѣ ея знакомые по труппѣ, гдѣ служилъ Заблоцк³й, отхлынули вмѣстѣ съ нимъ. Не считая жившей въ той же гостиницѣ массажистки да оставшейся въ этомъ городѣ француженки, опереточной пѣвички, нашедшей покровительство въ образѣ богатаго банкира,- она никого не знала. Только когда пр³ѣзжалъ Заблоцк³й, она оживлялась. За мѣсяцъ до этого она всѣмъ, не исключая и коридорнаго, разсказывала: "Мой мужъ пр³ѣзжаетъ... Когда мой мужъ пр³ѣдетъ" и. т. д.

   И тѣ нѣсколько дней, что онъ пр³ѣзжалъ, проводила, какъ въ чаду, похорошѣвшая, нарядная... Потомъ страстная истерика передъ его отъѣздомъ и опять монотонное существован³е...

   Тѣмъ временемъ Жанна училась въ гимназ³и. Училась она превосходно и быстро развивалась, но гимназ³я не приносила ей большой радости.

   Если у нея и были двѣ-три подруги, съ которыми она сдружилась, ходя обнявшись и разговаривая на рекреац³яхъ,- то какъ только она звала ихъ пр³йти къ ней, онѣ отвѣчали: "я спрошу маму".

   И всегда оказывалось, что нельзя.

   Одна изъ нихъ, болѣе откровенная, чѣмъ друг³я, дочь богатаго инженера, сказала ей причину:

   - Мама не позволяетъ мнѣ ходить къ тебѣ, потому что у тебя нѣтъ папы... и ты живешь въ гостиницѣ... и она не можетъ познакомиться съ твоей мамой...

   Изъ двухъ разговаривавшихъ наиболѣе была смущена она, потому что у Жанны только глаза засверкали, какъ у волчонка, и она, сжавъ губы, отошла отъ подруги.

   Этотъ случай заставилъ ее сторониться всѣхъ остальныхъ, изъ боязни натолкнуться на такую обиду,- и въ гимназ³и она держалась особнякомъ.

   Изъ маминыхъ знакомыхъ она больше любила хорошенькую, веселую пѣвицу. Та сама привязалась къ дѣвочкѣ, баловала ее, постоянно дарила ей разныя бездѣлушки, возила съ собой кататься и т. д.

   Классныя дамы и учительницы, часто видя маленькую Меранжи на рысакахъ рядомъ съ хорошенькой m-me Флерэ съ ея накрашенными волосами, съ сожалѣн³емъ покачивали головами и, поджимая губы, пр³учались заранѣе видѣть будущее прелестной дѣвочки въ извѣстномъ свѣтѣ.

   Пр³ятельницы при Жаннѣ не стѣснялись, и часто, сидя за столомъ и уча свои уроки, она вслушивалась и въ ихъ откровенные разговоры. Имена рѣкъ и заливовъ, Бискайскаго, Гасконскаго... переплетались въ ея головѣ съ вольными анекдотами и воспоминан³ями о веселыхъ дняхъ въ Парижѣ.

   Изъ всѣхъ этихъ бесѣдъ,- особенно за чаемъ съ ликерами на французск³й манеръ,- Жанна выносила много акс³омъ и уроковъ. Уроки эти были иного свойства, чѣмъ гимназическ³е, но произносились такимъ авторитетнымъ тономъ и съ такой непреложностью, что невольно возбуждали къ себѣ довѣр³е.

   Напримѣръ:

   "Для женщины красота - это все. Только красотой и шикомъ и можно привязать къ себѣ это неблагодарное животное - мужчину".

   Или:

   "Та, которая не сумѣетъ воспользоваться своей прелестью и пропуститъ удобный случай добыть себѣ капиталъ - une cruche, une idiote achevée".

   Или:

   "Добродѣтельны только или женщины очень глупыя, или очень некрасивыя!" И такъ далѣе, все въ томъ же родѣ.

   - En voilà une qui n'aura pas froid aux yeux! - кивала m-me Флерэ на свою маленькую пр³ятельницу, склонившуюся надъ географической картой.

   - Да! если захочетъ, не одинъ изъ-за нее застрѣлится! - съ жирнымъ смѣхомъ подтверждала румяная массажистка, опрокидывая стаканчикъ ликера шутя.

   - Ah, oui, ma fille! Tâche de ne pas être si bête que ta mère! - вздохнула Роза.- Si je voulais pourtant...

   Тутъ начинали воспоминаться проекты Инэсъ Легранъ, баронъ "trois fois millionnaire" и т. д.

   Такъ дни шли, когда вдругъ Роза узнала, что Заблоцк³й овдовѣлъ и немедленно женился на молоденькой барышнѣ изъ общества...

   Онъ самъ сообщилъ это Розѣ въ необыкновенно ласковомъ письмѣ, просилъ принять это спокойно, признавался, что онъ не могъ не жениться, но что никогда онъ не забудетъ ихъ и по-прежнему будетъ о нихъ заботиться.

   Когда Роза узнала, что онъ для нея безвозвратно потерянъ, она отравилась.

   Жанна, которой уже было 13 лѣтъ, не растерялась, услышавъ отъ матери.

   - Adieu, ma fille! Je me suis empoisonnée!

   Она немедленно разбудила массажистку, разослала прислугу за докторами, телеграфировала m-me Флерэ, и тѣмъ спасла мать.

   Послѣ этого онѣ какъ-то совершенно перемѣнились ролями. Жанна въ одну ночь выросла и стала взрослой дѣвушкой. Роза - совсѣмъ превратилась въ ребенка, безпомощная, слабая, не интересующаяся тѣмъ, что съ ней дѣлалось.

   Какъ-то вечеромъ, когда она уже начала оправляться, она лежала и тихо разговаривала съ Флерэ. M-me Флерэ ухаживала за ней во время ея болѣзни такъ усердно, что даже волосы забывала подкрашивать.

   На этотъ разъ ихъ бесѣда не носила никакой примѣси гривуазности.

   Роза говорила какимъ-то не своимъ голосомъ, тихимъ, усталымъ.

   Жанна, за перегородкой, у стола, на которомъ шумѣлъ остывающ³й самоваръ, учила урокъ истор³и. И сжавъ виски обѣими руками, старалась запомнить хронолог³ю германскихъ королей, а сама невольно вслушивалась въ тих³й разговоръ.

   - Знаешь,- говорила ея мать.- Мнѣ больно не столько то, что онъ бросилъ меня, сколько то, что онъ даже мысли не допустилъ, что это было мое право - стать его женой. Его настоящая жена скончалась... Вѣдь я никогда ей дурного недѣлала... Когда я его узнала, онъ съ ней уже разошелся... Я не настаивала ни на разводѣ, ни на чемъ!... Я просто повѣрила ему - и отдала ему и себя, и свою жизнь. А я была честной дѣвушкой, Маргарита! И я ему родила ребенка... такого прекраснаго ребенка!...

   Жанна вздрогнула. Это слово въ устахъ ея матери такъ и пронизало ее. Такъ мать ее любила?..

   - И что же? - продолжала Роза.- Когда онъ освободился, то вмѣсто того, чтобы вознаградить меня за эти 14 лѣтъ, чтобы дать имя и честную будущность нашей дочери, онъ поспѣшилъ обвѣнчаться съ той! Онъ пишетъ: "она была невинной дѣвушкой, я иначе не могъ поступить". Но вѣдь и я была молода и невинна, только онъ успѣлъ позабыть это!..

   И она заплакала тихими слезами, не похожими на ея обычные истерическ³е вопли, и Флерэ заплакала съ ней.

   - Потому что эта "дѣвушка изъ общества"! Изъ общества! - воскликнула Posa.- О, и потому "cette malheureuse enfant est née pour être déclassée!"

   Жанна отодвинулась отъ лампы и застыла надъ своимъ учебникомъ. Въ ея душѣ смутно, неясно, но все сильнѣе закипала вражда къ тому обществу, изъ котораго она ясно сознавала себя почему-то исключенной, отверженной; къ тому обществу, изъ-за котораго бросилъ ихъ отецъ; къ тому обществу, изъ-за котораго плакала ея мать.

   И къ этому бросившему отцу росло въ ней враждебное чувство. Вспоминала она о немъ часто, тѣмъ болѣе, что онъ сталъ это дѣлать рѣдко. Онъ все неаккуратнѣе высылалъ имъ деньги; имъ случалось терпѣть нужду.

   Жанна узнала дорогу въ ломбардъ. Часто она ходила туда, и стояла въ шеренгѣ бѣдняковъ съ утомленными лицами, съ жалкими узелочками приходившихъ закладывать послѣдн³е пожитки. И все лучше и лучше видѣла жизнь, какъ она есть. Ей приходилось самой отправляться къ хозяйкѣ гостиницы просить подождать уплаты.

   Хозяйка,- толстая купеческая вдова, пообтершаяся за границей, и ея управляющ³й, красивый господинъ съ бородкой à la Фигнеръ и необыкновенными галстуками,- очень любили ея визиты.

   Они заставляли тринадцатилѣтнюю Жанну при гостяхъ пѣть куплеты и танцовать, угощали ее любимой наливкой хозяйки, а управляющ³й въ темномъ коридорѣ не разъ нагонялъ дѣвочку, звеня брелоками, и обнималъ, и цѣловалъ ее. А она терпѣла все это, и дѣлала веселую улыбку, потому что знала, что все это нужно терпѣть, иначе ихъ будутъ притѣснять. И только ночью она не спала и заглушала рыдан³я, кусая подушку; но если мать тревожно окликала ее:

   - Jeanne tu не dors pas? Qu'est ее que tu as?

   Она отвѣчала только:

   - Ее n'est rien maman, j'ai un peu de migraine,- щадя мать, становившуюся все слабѣе.

   Еще годъ прошелъ. Провинц³альная гимназ³я продолжала относиться къ дѣвочкѣ по-прежнему, по-прежнему m-me Флерэ и массажистка составляли все ея общество, когда ея матери стало совсѣмъ плохо.

   Въ одно утро Жаннѣ показалось, что ей лучше. Она была оживленнѣе и даже попросила:

   - Oh, je voudrais tant un bouquet de violettes! когда Жанна разсказала ей, что на улицахъ уже продаютъ ф³алки.

   Жанна спустилась на площадь, купила и принесла матери букетикъ душистыхъ темно-лиловыхъ ф³алокъ. Та занялась ими; распутала связывавш³я ихъ нитки и, поставивъ на столикъ рядомъ съ кроватью, любовалась ими.

   Пр³ѣхала m-me Флерэ и привезла ей конфетъ, тѣхъ pralines, которыхъ ей страшно хотѣлось, по-дѣтски, она раньше все просила ихъ.

   Она обрадовалась и лежала совсѣмъ довольная, улыбающаяся. Велѣла дать себѣ чашку чая. Выпила глотокъ - и больше не могла, сразу устала, примолкла. Потомъ вдругъ приподнялась, широко раскрыла глаза, съ какимъ-то удивлен³емъ сказала:

   - Oh! Jeannette! Que je suis bien?

   Откинулась на подушки - и умерла.

   Жанна и m-me Флерэ поняли это только черезъ нѣсколько минутъ. Флерэ бросилась съ рыдан³ями на колѣни передъ постелью, а Жанна стиснула зубы, сжала руки - и окаменѣла.

   Въ гробу Роза лежала тоненькая, прелестная, съ улыбкой счастливаго ребенка... и больше похожа была на 15-лѣтнюю дѣвочку, чѣмъ Жанна, вся потемнѣвшая, суровая и безмолвная,

   Телеграоировали Заблоцкому на его послѣдн³й адресъ. Въ этотъ же день къ вечеру получили телеграмму, раскрыли и прочли:

   "No 1355 адресата въ городѣ не оказалось".

   Похороны устроила m-me Флерэ, она же и взяла къ себѣ дѣвочку; рыдая и совсѣмъ не заботясь, что слезы портили румяна, она цѣловала Жанну и повторяла:

   - Va, tu rfes pas seule, ne pleure pas, mon petit chou!

   Подъ ея покровительствомъ Жанна и осталась.

   Отецъ прислалъ ей очень ласковое письмо и сто рублей, и время отъ времени продолжалъ присылать деньги, но впослѣдств³и прекратилъ это совсѣмъ.

   M-me Флерэ слышала, что онъ почти потерялъ голосъ и что ему самому туго приходится, а у него двое маленькихъ дѣтей.

   Тогда Жанна по собственному рѣшен³ю отправилась къ городскому головѣ, пр³ятелю банкира m-me Флерэ, и выхлопотала у него сама, чтобы онъ устроилъ ей освобожден³е отъ взноса и маленькую стипенд³ю.

   Она пробыла у него больше двухъ часовъ, вышла пылающая, съ горящими мрачнымъ озлоблен³емъ глазами, но стипенд³ю онъ ей назначилъ.

   Она блестяще окончила гимназ³ю и не терпѣвшая ее начальница вынуждена была, скрѣпя сердце, выдать ей золотую медаль.

   По окончан³и курса она рѣшила пойти въ актрисы.

   - Таланта у меня нѣтъ,- сказала она m-me Флерэ,- но у меня есть умъ, энерг³я и наружность - и, думаю, что я чего-нибудь добьюсь.

   - Mais oui, ma bichette! - поддержала ее Флерэ.

   Жанна надумала обратиться къ теткѣ своей, знаменитой Инесъ Легранъ. Та уже бросила сцену, вышла замужъ за какого-то барона и жила въ Парижѣ.

   Она написала ей, что никогда не станетъ ей надоѣдать своимъ родствомъ и не претендуетъ на "emploi" бѣдной родственницы, но проситъ отъ тетки только одной услуги: даже не говоря, что она ея племянница,- устроить ее безплатно въ петербургскую театральную школу.

   Тетка, какъ и предполагала Жанна, сохранила связь съ театромъ, она откликнулась на ея письмо и устроила Жаннѣ безплатный пр³смъ, но предупредила, чтобы въ дальнѣйшемъ она на ея помощь не разсчитывала.

   У Жанны, отъ продажи кое-какихъ бездѣлушекъ, подарковъ m-me Флерэ и т. д., накопилось рублей 500, и съ ними она, нѣжно простившись съ Маргаритой, уѣхала въ Петербургъ.

   Въ училище ее приняли, но жить ей было не на что. Тогда она разузнала адресъ одного мецената, милл³онера и коллекц³онера Фирсова, о которомъ ей говорила m-me Флерэ, и спокойно пошла къ нему.

   Въ траурѣ, цвѣтущая нѣжной красотой 17 лѣтъ, она тронула его гуманное сердце, и онъ назначилъ ей стипенд³ю, съ тѣмъ, чтобы она ежемѣсячно являлась къ нему за получен³емъ.