Г. Г. Северцов (Г. Полилов).
Источник текста: "Нива", No 51, 23.12.1895, с. 1215-1216.
Подготовка текста: Е. Б. Шиховцев (http://mir.k156.ru/polilov.php).
Долго сидела Мариулла в мастерской в Рождественский сочельник. Необходимо было окончить громадную гирлянду цветов для одной богатой дамы, непременно желавшей убрать ею завтра свое праздничное платье. Мастерицы и девочки, под руководством Мариуллы, свивали, клеили, гофрили искусственные цветы, и заказанная гирлянда быстро росла. Часам к двенадцати она была готова, тщательно осмотрена самою цветочницею и уложена в картонку, Мариулла взяла ее с собою, чтобы утром отнести заказчице. Всех учениц на Рождество хозяйка распустила по домам.
Чудной ночью вышли мастерицы из душной мастерской на улицу; легкие снежинки падали на землю, блистая при свете газа. Несмотря на то, что становилось поздно, на улице было оживленно, - народ гулял толпами. Выяснившиеся звёздочки ярко горели на темном небе. Мариулла, в легкой кофточке, бойко бежала домой, передергивая плечами от легкого мороза. Но вот она и дома. Быстро взбежав в пятый этаж, где помещалась её комнатка, она бережно поставила картонку на стол и, раздевшись, стала приводить свою каморку в праздничный вид. Не первый год приходилось ей проводить Рождество вдали от родины... Приехала она в Петербург три года тому назад, из южной Франции, по приглашению ее теперешней хозяйки, для заведывания большою мастерской искусственных цветов: хозяйка сама ничего в этом деле не понимала. Заработком своим Мариулла была довольна: ей хватало и на себя, да и на старушку-мать, которой она могла помогать кое-чем. И все-таки ей припоминалась теперь её далекая родина, оставшиеся там мать и сестры, красивый кузен Жюстэн, кончающий военную службу, чудный климат, теплое, приветливое солнышко Юга, - и она невольно сравнивала с ним сырую осень и холодную зиму Петербурга.
Немного погодя она легла в постель и заснула, думая о далеких милых.
Вдруг ее точно кто толкнул; она открыла глаза и увидела себя в другой обстановке. Комнаты больше не было; Мариулла лежала на траве, среди прелестного сада. Луна мягко светила, обливая своим серебристым блеском клумбы с цветами, широкие дорожки, усыпанные красным песком, и мелодично журчащие фонтаны. Воздух был напоен благоуханиями цветов; теплая, роскошная южная ночь царила вокруг неё. Она узнала свою родину, свой чудный Прованс.
Сначала её поразило столь быстрое переселение сюда с берегов Невы, но потом ей вдруг почему-то стало это приятно.
В саду, кроме неё, никого не было. Она лежала молча, кругом стояла величественная тишина.
Вдруг на небе появилась необыкновенно яркая звезда, и Мариулле послышалось, что кто-то около самого её уха, голосом, похожим на звуки серебряного колокольчика, произнёс:
- Родился младенец Христос, пора нам справлять эту великую ночь!
Она оглянулась и прислушалась: голос шёл из соседней с нею клумбы. Ей показалось, что это произнесла красавица Бэль-де-Нюи [Вьюнок трехцветный - Е. Ш.].
-Да, пора,-послышались со всех сторон голоса, и цветы из всех клумб спешили на лужайку, где лежала Мариулла.
Они не замечали её, топтали её своими тоненькими ножками-стебельками.
Кого, кого тут только не было!..
Красавец Нарцис, под руку с белой Лилией, изящно выступал вперед; скромная Резеда протягивала, здороваясь, свои лепестки; Левкои весело болтали с ярко-красными Настурциями; пятилистная Кадеция хвастала шелковистостью своих лепестков, слушая комплименты от Душистого Горошка; розовый Портулак шептал что-то на ухо Гвоздике.
Все были веселы, довольны, все хотели веселиться в эту радостную для всего живущего на земле и небе ночь.
- Написали ли вы гимн в честь Младенца Христа? - обратилась Бэль-де-Нюи к Колокольчику. - Я надеюсь, что мне вы уделили в нем место? - кокетливо на него посматривая, продолжала она.
- Разумеется, кто же, кроме вас, может исполнять его! - галантно отвечал Колокольчик.
- А меня, надеюсь, тоже не забыли, прохрипел готовый лопнуть от чрезмерной полноты Пион, - я думаю, что мой бас вам может пригодиться?
- Высокому сопрано и тенору вы написали в гимне партию?-допытывалась голубенькая Незабудка, проталкиваясь, вместе с Ландышем, к композитору.
- А мне дадите партию? а мне? а мне? - слышались голоса из толпы цветов.
- Фу! какой невежа этот Колокольчик! Он просто зазнался! Не может даже ответить, - прошептала статная Иномея.
- И не говорите! Я его прошу, прошу, а он не обращает на меня никакого внимания, точно я какая-нибудь Фиалка, а не Никтериния, благоухающая только ночью! - гордо произнесла последняя, пахнув своим чудным ароматом.
- Ну, и выбрали композитора! - громко сказала длинноногая Тубероза. - Поручили бы составить гимн Тюльпану, вот он бы составил. А то - Колокольчику!.. - И Тубероза фыркнула.
- Однако, времени терять нечего! Пора начинать! - скомандовал желтый Лакфиоль, игравший роль распорядителя. - Эй, вы! Кто поёт сопрано первое? Становитесь рядом.
Вышли Незабудки, Ромашки, Фиалки и стали рядами.
- Вторые сопрано и альты! - командовал Лакфиоль.
Резеда, Кадеция, Анютины Глазки и Маргаритки пробрались сквозь толпу и стали тут же.
- Тенора! эй, где вы, тенора? - кричал Лакфиоль, тщетно их отыскивая. - Ну, так я и знал! - воскликнул он, поймав Душистый Горошек, который ухаживал за Бэль-де-Нюи, - только знают, что куры строить!..
С трудом, удалось разыскать теноров и водворить их на место.
Душистый Горошек, Ландыши, Левкои, Лупинус и Портулак, хотя и выражали свое негодование, что их оторвали от их милых спутниц, но все-таки стали на места.
Нарцис, исполнявший соло, ни с кем теперь не любезничал: он ожидал Розу-царицу цветов, рассчитывая, в своем самомнении, покорить её сердце.
- Басы! - низким голосом произнес Лакфиоль. - И, неуклюже ступая, потянулись краснорожие Пионы, цветные Георгины, белый Табак. Тюльпан стал туг же.
Тубероза хотела присоединиться к басам, но суровый Лакфиоль отогнал голенастую бесстыдницу прочь, говоря:
- Здесь тебе не место! Ты ведь не бас! У тебя никакого голоса нет; стань там, с прочими, в сторонке и слушай!
Пристыженная Тубероза удалилась.
- Ну, теперь всё готово, я иду докладывать её величеству королеве. Ах, да! Беги скорее, - послал он Василька, - разбуди Бэль-де-Жур [красоднев, лилейник (Hemerocallis)] и Маки, что они спят! Пусть хотя сегодня, в такую ночь пободрствуют! Ну, живо! А ты, Колокольчик, раздай ноты, приготовьтесь, и как только королева прибудет, так и начинайте! - окончил он, уходя за Розой-королевой.
Немного погодя Роза появилась во всём своём величии. Пышно распустившиеся лепестки свешивались, как мантия, по сторонам; весь костюм её был великолепен; золотая корона сияла при лунном свете на головке красавицы-королевы. Гордо выступая за Лакфиолем, окруженная толпою фрейлин, придворных, состоявших из чайных, белых, ярко-красных, пунцовых и других оттенков Роз, она подошла к трону, нарочно для неё устроенному на плечах могучего Ревеня. Лакфиоль дал знак, и гимн раздался.
Миллионы тоненьких серебристых голосков пели; их нежные голоса летели к небу. Каждое из Божиих творений возносило хвалу Творцу, так дивно их создавшему и одевшему одних в такие роскошные одежды и наделившему других таким чудным запахом.
Месяц всё ниже и ниже опускался, не переставая ярко освещать эту святую ночь. Мариулла чувствовала, что она сама цветок и, вместе с другими, поет гимн Христу-Младенцу.
Вдруг из месяца вышел сам Младенец-Христос. Он стал спускаться по лунным лучам к возносящим Ему хвалу цветам и....
Мариулла проснулась. Луч северного зимнего солнца бил ей прямо в глаза. Она взглянула на часы: было девять утра.
В дверь кто-то постучался. Она быстро оделась и отворила.
-Госпоже Мариулле Боншанс! - подавая письмо, сказал почтальон. - С праздником, барышня, - прибавил он.
Мариулла дала ему серебряную монету; он ушёл. Она начала читать; письмо было от матери; старушка извещала, что скоро думает приехать навестить дочь. Хорошее расположение духа овладело Мариуллой.
"А цветы-то надобно снести", - припомнилось вдруг девушке, и она еще раз открыла картонку и посмотрела на все эти фиалки, розы, маки, иномеи, так недавно оживившиеся во время её сна; она вздохнула, уложила опять их в коробку и понесла заказчице, перебирая в уме все подробности своего сновидения.