Развлечение-Издательство - Выходец с того света

  

   Командир гусарского полка в Майнц взволнованно ходил взад и вперед по своему служебному кабинету, от времени до времени перебирая холеной рукой с перстнями на пальцах коротко, по военному остриженные, седые волоса и поглаживая густые седые усы, остро закрученные концы которых воинственно торчали вверх до самых глаз.

   - Он влезет в долги, точно полковой командир, пьет, играет, и своими безумными пари на скачках наверно сломит себе шею! Черт его знает, что с ним происходит! И при этом у него все данные, чтобы сделаться дельным, порядочным офицером, - он самоотверженный, милый, порядочный, искренний парень, у него и отвага и сила на десятерых! Черт, в него вселился какой-то дьявол!

   Монолог командира был прерван отрывистым стуком в дверь, на который он ответил резким окликом: "Войдите!"

   В комнату вошел, побрякивая шпорами, хорошенький, русоволосый, представительный офицер в безукоризненно чистой форме, и отдал установленную честь.

   Командир разглядывал его: действительно это был красавец!

   Он откашлянулся, и концы его усов нервно вздрогнули.

   - Господин поручик фон Росла! - резким тоном обратился он к выпрямившемуся перед ним офицеру. - Я пригласил вас сюда по известной вам причине. Я уже неоднократно, но тщетно, предостерегал вас. Я не думал, что мои доброжелательные советы упадут на столь бесплодную, твердую почву!

   Рассерженный командир прервал свою речь, чтобы посмотреть, какое она производит впечатление.

   Хорошенькое, загорелое лицо офицера покрылось густой краской, но темно-голубые, блестящие глаза смотрели открыто, хотя и не с обычной отвагой и ясной веселостью. Черты лица выражали глубокую серьезность.

   - Мне привелось опять слышать невероятные вещи! - продолжал строго начальник. - Долги, вексельные, карточные, долги чести и тому подобные прелести! Черт возьми, милостивый государь! Где у вас рассудок? Куда вас черт несет? Или вы, быть может, заключили с ним договор? Просто-таки кажется, что вы продали ему душу!

   Ни один мускул в лице поручика не выдавал его внутреннего волнения, но густая краска сменилась мертвенной бледностью.

   Полковник также волновался. Его серые пронизывающие глаза, казалось, смотрели в самый мозг молодого офицера, к которому он питал искреннее расположение уже со времени его поступления в полк.

   - Подобный образ жизни не согласуется со званием офицера, с воинской честью! - сердито продолжал он.

   Курт фон Росла содрогнулся. Он побледнел, как смерть.

   - Вас предупреждали! - снова раздался неумолимый металлический голос. - Я дал вам время, довольно времени, чтобы привести вашу жизнь в упорядоченную. Но вы не воспользовались предоставленным вам сроком. Вы как бешеная, сорвавшаяся с привязи лошадь не обращаете никакого внимания на мой зов! Припишите только себе последствия вашего невозможного легкомыслия!

   На лбу поручика выступил холодный пот. Голубые глаза с умоляющим выражением впились в лицо высокопочитаемого им начальника, глаза которого сердито сверкали, но все же блестели добротой золотого сердца, - потом красивая голова поручика склонилась, и рука, лежащая на эфесе сабли, задрожала. Какое решение было принято по отношению к нему? И как звук трубы страшного суда снова раздался голос.

   - Еще один раз, последний раз, я назначаю вам срок: пять коротких дней! За это время вы должны покончить со всеми вашими долгами! Вы уплатите по вашим векселям, погасите все другие долги и окончательно порвете всякие сношения с ростовщиками, манихеями и тому подобной дрянью! На это время я даю вам отпуск. Если через пять дней вы явитесь ко мне и дадите мне честное слово, что ваши дела приведены в полный порядок, то все остальное будет по-старому, и наш сегодняшний разговор будет забыт. В противном же случае вам угрожает - выход из полка!

   Молодой человек чуть было не отшатнулся. Слова эти поразили его, как удар кулаком в лицо.

   Он, как во сне, услышал еще слова командира:

   - Господин поручик фон Росла! Я кончил! - потом он отдал честь, повернулся и вышел.

   - Жаль! Ужасно жаль парня! Такой милый, сумасшедший мальчик! - шептал командир. Он опустился в кресло у письменного стола, опирая голову на руку, и глубоко задумался. Потом он провел рукой по лицу, как бы отгоняя печальную картину.

   С лестницы раздавался еще лязг скользившей по ступеням сабли - потом все утихло.

   Курт фон Росла в отчаянии стал бродить по улицам, точно за ним гнались фурии. Осенняя буря охлаждала его горячий лоб, но нога его не знала покоя. Что делать?

   Уйти со службы, которую он любил всеми фибрами своего сердца? Снять мундир, который он намеревался честно носить до конца? Нет, лучше умереть! Умереть? Нет умирать он не хотел! Ведь ему принадлежала прекраснейшая девушка! Разве он не связал уже её жизнь со своею? И разве её жизнь не будет разбита, если он добровольно покончит с собою? О, он знал свою гордую, страстную Ирену! Но как вылезть из петли?

   Он наскоро составил маленький обзор своих долгов: нужно было достать 20000 марок! Достать в течение пяти дней эту сумму, казавшуюся ему теперь, при этих обстоятельствах, громадной. Дрожь пробежала по нему. Бесцельно он бродил дальше.

   Но вот пришла ему спасительная мысль!

   Его дядя, барон Герберт фон Росла, мог и должен был ему помочь! Что для него, для миллионера, составляли 20000 марок? Странно, как это он раньше не догадался! Правда, дядя слыл за скрягу, но если ему изложить отчаянное положение, он не мог отказать в помощи.

   Окрыленный новыми надеждами, он быстрыми шагами направился в Горную улицу, где дядя его проживал в роскошной вилле. Его посещения у необщительного старика были крайне редки, так как чудак-старик каждый раз давал ему понять довольно ясно, что он предпочитает одиночество обществу, хотя бы в продолжение только нескольких часов.

   Дождь шел крупными каплями, когда Курт миновал железную калитку сада, бесшумно отпертую стариком-лакеем в красной ливрее с позументами, и направился по шелестящим сухим листьям к вестибюлю дома.

   - Редкий визит, господин поручик, - заметил седовласый лакей звучавшим от радости голосом.

   - Да, да, старик, служба, - рассеянно ответил Курт.

   Он нарочно не приказал доложить о себе, так как боялся, что не будет принят.

   Прозвучало сердитое и нелюбезное "войдите!" и столь же нелюбезен был прием, оказанный красавцу-племяннику. Барон не приподнялся со своего резного кресла с высокой спинкой, в котором он сидел, одетый в халат из голубого шелку, с книгой в руке, а только молча указал на кресло, в которое Курт, после любезного и вежливого приветствия, опустился. После короткого обмена фразами, Курт приступил к изложению цели своего позднего визита. В простых словах он описал свое положение, и в конце концов убедительно просил старика не отказать ему в помощи. И вот худощавая фигура старика оживилась. Злобно он отбросил книгу в сторону, собрал фалды своего халата, и одним движением вскочил с кресла.

   - Скажи, пожалуйста, юнец! - кричал он резким голосом, выкрикивая слова, как злобная ведьма. - Это ты великолепно придумал! Ты думаешь, что старик-дядя только для того и существует, чтобы спокойно платить по карточным и пьяным долгам прощелыги-племянника! Выбрось из головы мысли об этом! Ты ошибся в расчете! Ни одной копейки не дам, ни одной единственной!

   Он разразился злорадным смехом, завершившимся припадком кашля.

   Будучи слишком гордым для того, чтобы защищаться, преисполненный отвращением, с подавленной, глухой злобой Курт выбежал из комнаты. Кровь его кипела, густая краска стыда покрывала его щеки. Он вышел через заднюю калитку, знакомую ему уже с давних пор, и оказавшуюся, к счастью, незапертой.

   Он чуть не заплакал, но стиснул зубы, шагая дальше вне себя от волнения.

   Глухими ударами дорогие домашние часы в вилле барона Герберта фон Росла возвестили восьмой утренний час.

   В обставленной дорогой мебелью из красного дерева столовой старик-лакей накрывал стол для чая. Ему помогала молоденькая горничная Грета в белом фартуке, с кокетливой наколочкой на темных волосах, весело болтая.

   За окнами ревела осенняя буря, и ветви деревьев бились об окна.

   - Будем довольны, - заметил лакей, - что мы находимся под крышей!

   - Это верно, - согласилась Грета, и потом сказала:

   - А что могло быть нужно поручику фон Росла в такую рань на улице? Сегодня, когда я встала утром в семь часов, я его уже видела недалеко от нашей виллы.

   - Может быть, он ездил в Бушвейлер. Оттуда дорога ведет мимо нашего владения, - равнодушно сказал лакей.

   - Возможно, - ответила горничная, а потом они оба надолго замолкли.

   Наконец, стол был накрыт, и лакей с чувством удовлетворения осмотрел его. Да и пора было кончить, часы показывали уже ¥ 9.

   - Ну, надо пойти разбудить барина, - сказал старик, оглядывая свою ливрею и щеточкой приводя в порядок свои седые кудри перед громадным дорогим зеркалом. Потом он скрылся за портьерами.

   Грета, напевая песенку, также ушла из комнаты и отправилась в кухню, чтобы посмотреть за самоваром.

   Внезапно весь дом огласился душу раздирающим криком.

   Горничная в ужасе побежала по тому направлению, откуда он раздался.

   Вдруг старик-лакей, бледный как смерть, с развевающимися седыми волосами, бросился ей на встречу.

   - Убийство! Убийство! - кричал он и в изнеможении, дрожа всем телом, опустился в кресло. Вся прислуга всполошилась вследствие его крика. Все обступили испуганного старика.

   - Наш барин... - лепетал он, и все, как по команде, поспешили в спальню старого хозяина.

   Здесь им представилась ужасная картина: в большой луже крови, с перекошенным лицом и стеклянными глазами старый барон лежал в своей постели. Череп его был размозжен увесистым ударом топора, и кровь сочилась из страшной раны.

   С криками и зовами о помощи девушки выбежали из комнаты, и только мужчины стояли у постели убитого барина, испуганно глядя друг на друга. Царила мертвая тишина. Слышно было только капанье крови, сочившейся с края кровати на пол.

   - Надо позвать полицию, - раздался голос кучера Карла, и оцепенение было прервано. Второй лакей Фридрих даже осмелился приблизиться к трупу.

   - С момента смерти прошло еще немного времени, труп еще не окоченел. - Он задрожал и отвернулся.

   Старик-лакей и горничная тем временем, сломя шею, побежали в полицейский участок, и там рассказали о страшном преступлении, страшно волнуясь, еле переводя дыхание.

   Через полчаса прибыл полицейский инспектор Вендорф вместе с отрядом полицейских, которых он расставил у виллы, отдав необходимые приказания. Несколько человек должны были охранять подъезд, несколько других - садовую калитку, причем они не должны были пропускать кого бы то ни было, ни туда, ни оттуда. Сам инспектор вместе с вахмистром Штурманом отправился на место преступления. Присутствовавшая прислуга почтительно отступила перед инспектором, молча глядевшим на покойника.

   - Он убит ударом тяжелого орудия, быть может, топора, - спокойно заявил он, - череп размозжен.

   Старик-лакей и Грета тем временем также подошли; у дверей стояла остальная запуганная и взволнованная прислуга, экономка и вторая горничная.

   - В какое время вы нашли труп? - обратился инспектор к старику-лакею.

   - Сегодня утром в начале девятого, - гласил ответ.

   - Расскажите в кратких словах, как вы нашли нашего барина.

   Старик рассказал все, как мог. Да и немного было раз сказывать. Когда он ударился в словоизлияния, инспектор махнул ему рукой и обратился к трем другим присутствовавшим.

   - Вы также состояли на службе у покойного? - спросил он, зорко всматриваясь в каждого.

   Все ответили утвердительно. Инспектор вынул записную книжку, в которую во время допроса стал заносить заметки. Прежде всего он обратился к кучеру.

   - Ваше имя и занятие?

   - Франц Вернер, господский кучер.

   - Когда вы в последний раз выезжали с вашим барином?

   - Вчера утром.

   - Он всегда выезжал один?

   - Да, в последнее время всегда один. Прежде его часто сопровождал его племянник, но они мало разговаривали. Мне чуялось, будто они оба не слишком дружны.

   - Не могли же вы выводить такое заключение из того только, что оба молчали! Это довольно смелое предположение.

   - Я часто бывал также свидетелем резких ссор: старый господин барон упрекал молодого барина в мотовстве. После одной очень крупной ссоры молодой барин долго не показывался, пока недавно...

   - Недавно? Когда именно?

   - Около пяти дней тому назад.

   - Кто этот племянник?

   - Поручик Курт фон Росла, - вмешался теперь старый лакей.

   - Старый барон имел семью?

   - Нет, он был холост.

   - Я слышал, покойный был очень богат, верно ли это?

   - Говорят, у него несколько миллионов.

   - И кто является наследником всего этого?

   - Вероятно молодой поручик, барон Курт фон Росла, о других родственниках мне ничего неизвестно.

   Инспектор издал легкий свист, вследствие которого старый лакей обиженно и взволнованно встрепенулся:

   - Барон Курт фон Росла выше всяких подозрений, я знаю его еще ребенком!

   - Да чего вам нужно? - холодно прервал его инспектор. - Кто говорил о таком подозрении?

   Он спокойно снял допрос еще с садовника, с лакея Фридриха и с горничных, не представлявший никакого значения.

   - А теперь примитесь все за обычную работу, когда мне кто-нибудь будет нужен, я позвоню.

   С этими словами он отпустил прислугу и принялся за подробный осмотр места преступления.

   Персидский ковер перед кроватью был сдвинут с места, дорогое шелковое одеяло лежало на полу, куда оно упало с постели. На ночном столе лежали золотые часы убитого, а в массивной чашечке из серебра, несколько колец. Одежда покойного, лежавшая на стуле возле постели, была подвергнута подробному обыску. В карманах серых брюк инспектор нашел белый шелковый платок, кожаное мужское портмоне с 210 марками бумажками, серебром и золотом, тяжелый серебряный перочинный нож и золотую, осыпанную бриллиантами табакерку с надписью, по-видимому, подарок какого-нибудь владетельного князя.

   Убийство с целью грабежа, казалось, не могло быть допускаемо.

   - Каким образом убийца мог проникнуть в дом? - спросил вахмистр инспектора, молча продолжавшего свои поиски, - окно спальни закрыто.

   Инспектор открыл другую, лишь приоткрытую дверь из спальни и очутился в библиотеке. Он подошел к одному из окон. Занавес был сдвинут с места, и при более близком осмотре оказалось, что и окно было только прикрыто. С довольным видом он кивнул головой.

   - Вот в чем дело, - бормотал он, возвращаясь в спальню; там он к своему удивлению увидел вахмистра, лежавшего на полу у конца кровати.

   - Что вы тут делаете? - крикнул он ему. Запыхавшийся вахмистр встал на ноги. Он держал что-то в руке.

   - Да ведь это только пробка! - ворчал он, сердясь, что наклонился из-за такого пустяка.

   Инспектор взял пробку в руку. То была пробка от винной бутылки малого размера. На ней были выжжены начальные буквы известной коньячной фирмы. Спокойно он опустил пробку в карман, и потом опять отправился в библиотеку. Было странно, что ни на ковре, ни на полу, ни на подоконнике не было никаких следов от ног. Быть может, убийца завернул ковер с тем, чтобы потом им закрыть следы, которые он вследствие грязи на улице неминуемо должен был оставить.

   Инспектор поднял ковер. Ничего не было видно.

   Но что это? Инспектор нагнулся и поднял что-то блестящее.

   То был позолоченный портсигар с короной и выгравированными буквами К.ф.Р.

   С трудом инспектор подавил возглас удивления. Затем он решительно надавил кнопку электрического звонка. Торопливо вошел старый лакей.

   - Как звали покойного? - с напряженным вниманием спросил инспектор.

   - Герберт Гюнтер, - ответил старик.

   - А племянник?

   - Насколько мне известно - Курт Вольфганг.

   Довольная улыбка скользнула по лицу инспектора. Затем он продолжал допрос.

   - Окно в библиотечной комнате было только прикрыто. Чем вы это объясните?

   - Очень просто: покойный имел обыкновение курить у окна. Когда ему становилось прохладно, он просто захлопывал окно. Я знал эту привычку и обыкновенно перед сном закрывал окно. Вчера я забыл это.

   - Пил ли барон коньяк?

   - Коньяк? - удивленно спросил старик. - Никогда ни одной капли. Алкоголя он вообще не пил, только старые, крепкие вина, чай и какао. Коньяку у нас и в доме никогда не было.

   - Не проводите ли вы меня в сад? - спросил Вендорф, и прибавил, обращаясь к вахмистру: - Господин вахмистр, вы будете добры пока никого сюда не впускать.

   Потом он отправился в сад под окно библиотечной комнаты. Нигде ни следа.

   - Есть ли еще другой вход в виллу, кроме главных ворот? - спросил он лакея.

   - Есть еще садовая калитка, которая ведет к каштановой аллее парка барона Рудлова, но ею никогда никто не пользуется, - ответил старик.

   - Пойдемте туда, - предложил инспектор.

   Они прошли мимо нескольких старых деревьев до узкой тропинки, ответвлявшейся от главного пути.

   - Посмотрите здесь! - вдруг воскликнул инспектор. В мягкой сырой почве были видны следы узкого мужского сапога, которые вели до маленькой калитки.

   - Странно, - пробормотал старик.

   - Прикажите запереть эту часть сада! - распорядился инспектор и стал возвращаться к дому. - Как, долго молодой барон, пробыл здесь в последнее свое посещение?

   - Только очень короткое время.

   - Произошла ли ссора между дядей и племянником?

   - Не могу сказать. Старый барин действительно громко на что-то бранился, но это уже у него было в привычке, он был старый чудак.

   Тем временем они возвратились в первый этаж. Проходя мимо кухни, они услышали шум голосов среди которых несколько раз раздались слова: "Но, Грета, ведь об этом вы должны ведь заявить!" причем горничная отвечала: "Ведь это совсем не важно, ведь это не имеет ничего общего с убийством!"

   Не долго думая, инспектор открыл дверь.

   - В чем дело? - спросил он громко и резко. Фридрих, сидевший на кухонном столе, спрыгнул и сказал:

   - Вот Грета, горничная, сегодня утром около семи часов видела господина поручика фон Росла недалеко от виллы!

   Инспектор заинтересовался и подошел ближе. Девушка в смущении поправляла свой фартук, и потом, запинаясь, заговорила:

   - Это было сегодня утром в седьмом часу, когда я вставала, чтобы закрыть окно моей комнаты, которое так неприятно хлопало от ветра. Я набросила платок и посмотрела в окно. И вот я видела, как проходил господин поручик фон Росла. Больше ничего не было.

   - Откуда он шел? - спросил инспектор. - Я хочу сказать, в каком направлении?

   - Он шел по направлению от предместья Бушвейлер.

   - А когда вы до этого видели поручика в последний раз?

   - Да вот, когда он дней пять тому назад был у барона.

   - Не казался ли он вам расстроенным, смущенным?

   - Да, так мне, казалось. Но ведь старый барин тогда страшно набросился на него.

   - Да, неужели? Откуда вы это знаете?

   - Я слышала это, когда случайно проходила мимо дверей.

   - Вы расслышали отдельные слова? - раздался голос инспектора.

   - Да. Старый барин злорадно смеялся и говорил, что и не думает платить по карточным и пьяным долгам господина поручика - вот так он и сказал.

   Инспектор торопливо сделал некоторые заметки, и затем снова обратился к девушке.

   - Не произносил ли молодой поручик, угроз? - спросил он.

   - Нет, он не сказал ни слова. Он сейчас же после этого рванул дверь и выбежал. Когда он проходил мимо кухни, я чистила серебро, я видела, что он бледен, как полотно.

   Инспектор обратился опять к старику-лакею.

   - На минутку, господин Мейнгардт, попрошу вас пойти со мной.

   Они снова отправились в спальню, где вахмистр ждал у трупа. Инспектор указал на ценные вещи, лежавшие на ночном столике.

   - Вот эти вещи мы нашли в карманах нашего барина. Носил ли он при себе еще что-нибудь?

   - Да, - заявил старый лакей, - именно бумажник из красной кожи. В этом бумажнике находились разные бумаги, и, по моему мнению, там должна была находиться и выручка от продажи маленькой усадьбы, которую барин уступил городу. Но возможно, что он запер эти деньги в другом месте. Даже считаю это очень возможным.

   - Как вы объясните исчезновение бумажника?

   - Этого я не могу объяснить.

   - А теперь, - начал инспектор, войдя в библиотечную комнату и заперев окно, - я опечатаю эти две комнаты. Я прошу вас позаботиться, чтобы и все другое оставалось в неприкосновенности, чтобы лестница и коридоры не выметались и чтобы сад быль закрыт.

   Тщательно опечатав двери, он вместе с вахмистром оставил место ужасного злодеяния.

   В то же самое время Курт фон Росла с легким сердцем вышел из своей квартиры и отправился в служебный кабинет полка.

   Сегодня он вошел к командиру совершенно иным, чем несколько дней тому назад. С сияющими глазами, олицетворяя собою мужскую красоту и силу, он переступил порог, отдавая честь и звеня шпорами.

   - Господин полковник, - начал он, - имею честь доложить, что теперь все мои обязательства приведены в полный порядок.

   Серые глаза старика радостно заблистали, и ему стоило усилия, чтобы не обнять молодого человека.

   - Вы можете дать мне в этом ваше честное слово? - спросил он.

   - Так точно, даю честное слово, господин полковник!

   - Благодарю вас. Вольно, господин поручик!

   Он протянул ему обе руки и сказал с сердечным оттенком в голосе:

   - Рад от всей души, поздравляю вас, господин поручик! Не теряйте никогда из виду вашей цели, состоящей в том, чтобы быть и оставаться дельным офицером, и не забывайте того, что я говорил вам в прошлый раз!

   Курт сбежал с лестницы, как резвый мальчик. Легкими шагами он направился к себе на квартиру. Он намеревался поспать несколько часов, пообедать в клубе и затем навестить свою невесту, свою Ирену.

   Взяв в руки книгу и закурив папиросу, он прилег на диван.

   Поручик прочитал лишь несколько страниц, потом отложил книгу в сторону и закрыл глаза.

   Дивные сны ласкали его, сны о счастье и любви, о славе и почестях, сны, которые бывают только в блаженное, золотое время молодости.

   Резкий звонок заставил его очнуться. Он стал протирать глаза и посмотрел на часы. Черт возьми, он проспал, три часа. В области желудка он ощутил некоторые позывы.

   Раздался второй звонок. Почему это денщик не открывает дверей? Поручик сам пошел к двери.

   К крайнему своему удивлению он увидел перед собою полкового адъютанта. Озадаченный Росла попросил его войти.

   - Чем обязан удовольствию вашего визита? - спросил, он, предлагая адъютанту кресло, от которого тот, однако вежливо отказался.

   - Меня привело к вам неприятное дело по службе, господин поручик, - серьезно ответил тот.

   Курт посмотрел ему в лицо, ничего не понимая.

   - В чем именно дело, позвольте осведомиться?

   Адъютант в смущении откашлялся. Ему, очевидно, было тяжело приступить к исполнению возложенного на него поручения. Наконец, он медленно и серьезно заговорил:

   - Господин поручик, у меня приказ отвести вас в подследственный арест.

   Курт уставился на него, как на сумасшедшего. Бредил он, что ли? Он провел рукой по русым волосам. Потом лицо его залилось густой краской. Вся его гордость возмутилась.

   - Милостивый государь! Что это значить? - вспылил он. - С каким правом...

   - Сожалею, что не могу дать вам других разъяснений, - прервал его тот спокойно и с изысканной вежливостью.

   - Не будете ли вы любезны отдать мне вашу шпагу?

   Курт отшатнулся. В глазах его почернело - он чуть не упал. Что все это значило? Следующие минуты прошли для него, как во сне. Формальности быстро были улажены.

   Потом он сошел за адъютантом с лестницы сам не свой.

   У подъезда их ожидала полковая коляска, быстро помчавшаяся в полковой арестный дом...

   В ужасном настроении мучительной неизвестности, чуть не сходя с ума от злости и подавленной ярости, Курт ожидал прихода военного следователя.

   Час проходил за часом, и они казались одинокому вечностью. Наконец, открылась дверь, и давно жданный вошел в комнату.

   Вежливо поклонившись, он сел у стола, на котором были приготовлены письменный прибор и бумага.

   - Позвольте спросить вас о вашей личности, господин поручик? - обратился он к сидевшему у другого конца стола.

   Курт посмотрел на него, какой-то вопрос готов был сорваться с его языка, но он сдержался. Он спокойно ответил на вопрос:

   - Курт Константин Вольфганг фон Росла, родился 25 марта 1873 года в м.~Росла вблизи Майнца, третий сын барона Ганса Гергарда Константина фон Росла.

   Следователь сделал себе заметки, а потом снова обратился к молодому человеку, который сдерживался лишь с большим трудом.

   - Теперь я поставлю вам несколько вопросов, господин поручик, - начал он, откашливаясь, - которые вероятно будут столь же неприятны мне, как и вам, но которые ставлю по долгу службы.

   Курт привскочил со стула.

   - Нельзя ли мне, по крайней мере, узнать сначала, - вспылил он, - по какому случаю меня подвергают, позорному аресту, не объясняя мне даже причин?

   Голос его сердито дрожал, а потом перешел в злобную насмешку.

   - Причина вот какая: сегодня утром в девятом часу на улице Бергштрассе в своей вилле найден убитым в своей постели барон Герберт Гюнтер фон Росла.

   Курт одним движением вскочил со стула, отбросив его назад.

   - Мой дядя? - лепетал он, - это невозможно! - Наклонившись вперед, он смотрел на следователя сидевшего перед ним, как изваяние, не шевеля ни одним мускулом лица.

   - Позволите продолжать? - спросил следователь.

   - Прошу, - беззвучно ответил Курт.

   Следователь начал снова:

   - Оставление на месте всех ценных вещей и нетронутая железная касса заставляют предположить, что совершено убийство не с целью грабежа в обычном смысле. Недостает только бумажника, в котором могло находится приблизительно 21000 марок. Дальнейшие расследования показали, что убийца проник через заднюю калитку, известную только родственникам и прислуге убитого. Прислуга стоит вне подозрений.

   Курт слушал молча, закрыв лицо руками. Дикая злоба в нем сменилась отчаянием. Значит, в убийстве обвиняли его? Вот до чего он дошел! Кто из них сошел с ума, он сам, или тот, кто сидел перед ним?

   Голос следователя звучал в его ушах, как шум морского прибоя.

   - Горничная Маргарита Брант показала, что в то самое утро, после ночи убийства, она видела вас по близости виллы вашего дяди.

   Курт побледнел как полотно.

   - Позвольте спросить, господин поручик, что вы делали вблизи места совершения убийства в столь ранний час?

   Курт молчал, стиснув зубы. Тонкими пальцами он отчаянно перебирал свои русые кудри.

   Следователь спокойно смотрел на него, ни один мускул в его лице не двигался. Он стал перебирать бумаги. Не получив ответа, он продолжал:

   - Кто считается законным наследником господина барона? Верно ли, что вы?

   - Верно, - с усилием произнес Курт. Краска совершенно сошла с его лица.

   - Теперь я должен коснуться одного вопроса, господин поручик, которого предпочитал бы не касаться. Не сочтите мои действия за нескромность. Несколько дней тому назад вас пригласили к командиру, с которым у вас были серьезные переговоры. Он предоставил вам рассчитаться по вашим обязательствам в течение пяти дней, и угрожал в противном случае выходом из полка. Сегодня этот срок истек, господин поручик, и вы дали честное слово в том, что погасили ваши довольно значительные долги. Вы давеча отказались отвечать на некоторые вопросы - сделаете ли вы то же самое и теперь, господин поручик, если я спрошу вас об источниках, из которых вы почерпнули ваше богатство, появившееся столь неожиданно и давшее вам возможность устроить Ваши дела?

   - Да! - последовал твердый, почти упрямый ответ. Курт стоял выпрямившись, и голубые глаза его сверкали, как раскаленная сталь.

   Следователь оглянул его удивленным взглядом, в котором сквозил оттенок сожаления.

   - Мне было бы весьма жаль, - сказал он, - если ваше странное поведение повлечет за собою для вас неприятности. Впрочем, воля ваша. Позвольте продолжать. Несколько дней тому назад вы посетили покойного. У вас была с ним ссора и вы вышли из дома в очень возбужденном состоянии. Послужили ли поводом к разногласиям материальные вопросы, т.е. не обращались ли вы к вашему дяде с просьбой дать вам взаймы ту сумму, в которой вы так сильно нуждались?

   - Сожалею, что относительно этого не могу дать вам указаний, принимая во внимание, что это мои частные дела.

   Курт чуть не лишился сознания от ярости.

   - Таким образом вы вовсе отказываетесь от показаний, господин поручик, устраняя возможность дальнейшего допроса? - резко спросил следователь.

   - Отнюдь нет, спрашивайте дальше.

   - Не воспользовались ли вы при уходе из дома задней калиткой?

   - Да, - прозвучал спокойный ответ.

   - Зачем?

   - Я хотел как можно скорее выбраться из дома.

   - Ведь вы могли сделать это с тем же успехом, выйдя через главные ворота?

   - Они были закрыты.

   - Где вы находились в ночь совершения убийства?

   Опять молчание.

   - Господин поручик, вы ужасно затрудняете мне исполнение моей обязанности. Я совершенно не знаю, что и подумать. Разве вы не сознаете, что ваше упорное молчание может породить мысли, которые не возникли бы, если бы вы дали откровенные и чистосердечные показания?

   Курт стоял в мрачном безмолвии, сложив руки на груди, устремив взор вдаль.

   - Господин поручик, я еще раз спрашиваю вас: желаете ли вы отвечать мне? Желаете ли вы указать место, где вы находились в ночь убийства?

   Курт молчал.

   - В таком случае я на сегодня должен прекратить допрос. Завтра я опять явлюсь к вам. Надеюсь, что до этого времени вы образумитесь.

   Он коротко поклонился и вышел.

   Курт стоял недвижно, ошеломленный ужасным, обвинением. Дыхание его шло учащенно, глаза его приняли выражение глаз загнанного зверя.

   - Ирена! Матушка! - крикнул он в изнеможении и свалился без чувств.

   Сезон, собственно говоря, уже кончился.

   В дивно расположенном Висбадене оставались только еще единичные гости, отчасти приехавшие к более дешевому сезону по материальным соображениям, отчасти пропустившие разгар сезона с тем, чтобы спокойнее насладиться пребыванием на водах.

   К последней категории гостей принадлежал также и никто иной, как Шерлок Холмс, великий сыщик, гениальный мастер своего дела, служивший грозой и вместе с тем и объектом удивления преступного мира, ангел-спаситель страждущего человечества.

   Он как раз сидел без пиджака у письменного стола своей роскошно обставленной комнаты в гостинице "Метрополь", где он за несколько дней до этого поселился вместе со своим помощником, Гарри Тэксоном.

   Раздался стук в дверь.

   На зов Шерлока Холмса явился официант и доложил, что мистера Холмса желает видеть дама, подавая при этом визитную карточку из тончайшей веленевой бумаги.

   - "Ирена фон Рудлов" - вполголоса прочел Холмс, и обратился к официанту с вопросом: - Где эта дама меня ожидает?

   - В читальной, - гласил ответ.

   - Кто бы это мог быть? - бормотал Холмс.

   - Надеюсь, это "дело", начальник! - весело и отважно воскликнул Гарри Тэксон.

   - И мне это было бы кстати, - ответил Холмс, завязывая галстук перед зеркалом, - во мне опять просыпается жажда деятельности.

   Он тщательно сдул последнюю пылинку с безукоризненного черного сюртука, провел щеточкой по волосам и вышел из своей комнаты

   Он быстро спустился по выложенной коврами лестнице и открыл дверь читальни.

   Из кресла у окна поднялась молодая дама, густо покрытая вуалью.

   - Мистер Холмс? - спросила она и откинула вуаль. Холмс поклонился.

   - Чему обязан честью, сударыня?

   Они присели вблизи окна.

   - Мистер Холмс, я узнала из газетной заметки, что вы здесь. Меня привело к вам столь же печальное, как и таинственное происшествие, - начала она мягким голосом, в котором звучали слезы, - и оно побуждает меня просить вас от всей души: помогите нам! Спасите моего несчастного жениха!

   Она разразилась неудержными рыданиями.

   - Успокойтесь, сударыня, - просил Холмс, - доверьтесь мне, и расскажите мне об этом происшествии возможно подробнее.

   - Благодарю вас, мистер Холмс, - сказала она, вытирая слезы и протягивая Холмсу руку, - ведь вся моя надежда на ваше громадное умение, на ваш известный ум. Выслушайте же историю моего жениха:

   Неделю тому назад барон фон Росла, многократный миллионер, найден убитым в своей вилле в Майнце. Череп старика оказался размозженным несколькими ударами, нанесенными со страшной силой находившимся в непосредственной близости от барона убийцей, от чего последовала моментальная смерть. Находившиеся в вилле значительные наличные деньги, многочисленные ценные вещи остались нетронутыми, недоставало только бумажника, содержимое которого было неизвестно, но который вероятно содержал свыше 20000 марок. Таким образом, обыкновенное убийство с целью грабежа исключается. Сильное подозрение в совершении убийства пало на наследника и племянника убитого, Курта фон Росла, моего жениха, который был вскоре арестован.

   Снова она подняла платок к глазам, а потом продолжала:

   - О, это ужасно! Все говорит против него, - он упрямо отказывается от показаний, которые, быть может, немедленно доказали бы его невиновность. Его молчание все больше увеличивает подозрения.

   - От каких же показаний он отказывается? - с интересом спросил Холмс.

   - Он отказывается сказать, где он находился в ночь совершения убийства. Я по этому вопросу также не могу дать никаких указаний, так как в течение пяти дней предшествовавших убийству, мой жених ни разу не навестил меня.

   - Это действительно очень странно, - удивленно вставил Холмс. - Ваш жених офицер? - спросил он.

   - Душой и телом! Он живет своим призванием - готов был бы умереть во имя его. О мистер Холмс, - просила она, подняв руки - возьмитесь за это дело, прошу вас от всей души - выясните невиновность моего жениха!

   - Сударыня, я тоже только человек и поэтому не могу ручаться за успех, но во всяком случае обещаю вам, что возьму это дело в свои руки. Когда предполагаете вы уехать из Висбадена? - Завтра? Значит, в случае надобности я сумею найти вас в Майнце.

   Он занес некоторые заметки в свою записную книжку, и девушка с облегченным сердцем распростилась с великим сыщиком.

   - Мы едем, Гарри, - сказал Шерлок Холмс, возвратившись в свою комнату, и они начали укладывать свои вещи.

   Старый лакей Вильгельм был немало удивлен, когда в одно прекрасное утро к нему явился посетитель, представившийся мистером Блэкфильдом.

   - Я хотел бы узнать от вас подробности об убийстве, совершенном над вашим барином и о предполагаемом убийце.

   Старик, обыкновенно молчаливый, едва узнал цель посещения, как стал во всех подробностях излагать всю историю происшедшего.

   Он описал убийство, т.е. нахождение трупа, до мельчайших деталей. Он рассказал о следствии и его результатах, о том, что единственным следом убийцы оказалась пробка от коньячной бутылки, и о том, как несчастные случайности навлекли подозрение на любимого им молодого барина Курта. Он в блестящих красках обрисовал характер своего томящегося в подследственном аресте любимца, и не находил достаточно слов для прославления его благородства, его барства, добросердечия и любезности.

   Шерлок Холмс слушал его молча. Когда он