Развлечение-Издательство - В подземельях курильни опиума

  

   Несколько месяцев назад, в Лондоне, в парке Бэттерси, была найдена молодая девушка, заснувшая возле памятника, стоящего на самом берегу пруда.

   Судя по простой и опрятной одежде, девушка эта, вероятно, служила где-нибудь горничной; тип лица выдавал ирландку.

   Призванный прохожими полисмэн, тщетно пытался разбудить спящую, обливая ей голову холодной водой.

   В конце концов, ее перевезли на ближайший врачебный пункт, но и здесь дежурному врачу не удалось разбудить девушки от ее неестественно крепкого сна и спящую препроводили в городскую больницу.

   Врачи с истинным самоотвержением занялись пациенткой, применяя все средства, чтобы заставьте ее очнуться.

   Между тем, полиция уже успела навести справки относительно личности спящей и узнала от случайных посетителей парка, что молодая девушка медленно прошла по одной из дорожек сада к пруду, очевидно, намереваясь сесть на стоявшую на берегу скамейку, но, не дойди до неё, вдруг легла на землю и сейчас же заснула.

   Прошло четыре дня.

   Утром несколько профессоров и целый ряд, приглашенных из других больниц, врачей стояли вокруг постели загадочной больной, обсуждая странный и небывалый случай, когда больная, к безграничному удивлению присутствующих, внезапно открыла глаза, оглянулась, видимо, ничего не соображая, встала и, не замечая отступивших перед нею врачей, подошла к одному, из стоявших около каждой кровати, столиков, схватила лежавшую на нем булку и с жадностью принялась ее есть.

   Ей принесли завтрак. Когда она утолила голод, врачи попытались узнать причину её продолжительного и тяжелого сна, но напрасно.

   Как ни старались доктора, молодая девушка, уничтожившая весь поданный ей завтрак с жадностью голодного волка, так и не дала ни одного разумного ответа.

   Попробовали применить, электрическую ванну, холодный душ, но больная не выходила из состояния какого-то тупого идиотизма и вдруг, к еще большему удивлению врачей, под душем же, снова заснула, тем же крепким сном, чтобы проснуться через пять дней, опять насытиться и снова заснуть.

   Из этого необыкновенного состояния больная не могла быть выведена никакими средствами; интерес врачей, видевших полную безуспешность своих усилий, начал понемногу ослабевать.

   Точно также были безрезультатны и все попытки полиции, старавшейся установить личность молодой девушки; пациентка так и оставалась в списке больницы безымянной, неизвестной.

   Прошло несколько недель.

   И вот вторично нашли такую же больную.

   На этот раз свидетелем необычайного явления был полисмэн, дежуривший около моста Ватерлоо, на одном из наиболее людных мест Лондона.

   Он показал следующее:

   - Я дежурил у южного конца моста Ватерлоо и заметил переходившую мост молодую девушку, по одежде - служанку. Походка её показалась мне какой-то странной. Вдруг, к немалому моему удивлению, девушка села на землю, а затем растянулась на всю длину. Я подбежал и хотел заставить её подняться, но напрасно - слова мои не произвели ни малейшего впечатления. В одну минуту вокруг нас собралась толпа зевак. С помощью некоторых прохожих я хотел помочь ей встать на ноги, но она лежала неподвижно, как мертвая и не приходила в себя, после чего я и распорядился перевезти ее и больницу.

   Вот что показал полисмэн.

   Однако, личность этой второй больной удалось установить уже на следующий день.

   Ее звали Дэзи Винн; она была родом из графства Эссекс и только за полгода перед этим приехала в Лондон, получив, через какую-то посредническую контору, место в доме одного священника.

   Жена священника, вызванная полицией, сейчас же узнала в заболевшей свою кухарку и показала относительно неё следующее:

   - Девушка эта приехала к нам прямо из деревни; мы послали нашу горничную встретить ее на вокзал и привезти к нам на квартиру; первое время мы никуда не отпускали её одну, боясь, как бы робкая провинциалка не затерялась в лабиринте незнакомых ей улиц. Даже по Воскресеньям она выходила не иначе, как с кем-нибудь из нас; ни знакомых, ни родственников, насколько я знаю, у неё здесь нет. Мало-помалу, однако, Дэзи стала свыкаться с городской жизнью, и мы стали посылать ее одну на рынок для закупки провизии. Около трёх месяцев назад, Дэзи однажды отправилась на рынок, но оттуда так и не вернулась. Мы прождали весь день и, когда наступил вечер, заявили об её исчезновении полиции, но и до сегодняшнего дня не получили никакого извещения; несколько раз мы делали запросы, но полицейские уверяли, что молодая девушка, вероятно, стосковалась по родине и тайком вернулась к себе домой. Когда в парке Бэттерси, нашли таинственную больную и когда мы прочли в газетах, что девушка была в платье служанки, то сейчас же отправились в больницу, думая, что быть может, это и есть наша пропавшая прислуга. Но та девушка была нам совершенно незнакома. Где находилась Дэзи в течение трех месяцев - мы не имеем понятия.

   Вот что показала жена священника.

   Навели справки на родине Дэзи; оказалось, что молодая девушка там не показывалась. Следовательно, она все время оставалась в Лондоне.

   На этот раз газеты, выражая общественное мнение, настойчиво требовали от врачей объяснения таинственной болезни, а от полиции - точных указаний относительно местопребывания молодой девушки в течение тех трех месяцев, которые прошли со дня ее исчезновения из дома ее господ. Второй случай загадочного сна снова возбудил уже ослабевший было интерес к девушке, найденной в парке Бэттерси, пресса упрекала местную полицию в чересчур халатном отношении к делу, вследствие чего загадочный случай повторился.

   М-р Роулэнд, начальник полицейского отделения в Скотлэнд-ярде, почувствовал себя очень не по себе. Он созвал всех своих инспекторов и энергично потребовал, чтобы вопрос был выяснен непременно и как можно скорее, в виду общего неудовольствия публики.

   Но такое приказание было легче дать, чем исполнить. Несмотря на все старания, полиции никак не удавалось установить местопребывание девушки в течение её исчезновения, а врачи, с другой стороны, напрасно трудились над раскрытием загадочной болезни и ее причин.

   И вдруг... новый, третий случай!

   Однажды ночью, недели через три после поступления в больницу второй пациентки, около вокзала Чэринг-Кросс, находящегося неподалеку от моста Ватерлоо, нашли девушку, одетую в одну только рубашку, с признаками той же сонной болезни, хотя и не такой сильной, как у ее двух предшественниц.

   Отвечать на вопросы не могла и эта больная, но она засыпала периодически только на несколько часов, затем просыпалась и вскоре опять засыпала. Никакие средства не помогали и ей; но врачи сделали над этой третьей пациенткой одно замечательное открытие, правда, послужившее только, чтобы еще более запутать и без того уже темное дело.

   На теле первых двух пациенток врачи заметили бесчисленное множество маленьких засохших прыщиков, но, не находя между ними и болезненным сном ничего общего, не придали этому обстоятельству особенного значения.

   Другое дело - третья пациентка: ее тело оказалось покрытым тысячью маленьких ранок, как бы от уколов иголки.

   Одна из сиделок разболтала об этом открытии какому-то любознательному репортеру и, таким образом, оно сделалось известным публике, которая чрезвычайно заинтересовалась этим новым сенсационным явлением.

   М-р Роулэнд снова созвал на совет всех своих подчиненных, но кислые мины последних, по окончании заседания, ясно свидетельствовали, что и это совещание нисколько не послужило к разъяснению загадочного вопроса.

   Один только инспектор Мак-Гордон лукаво ухмылялся, точно пришел к какому-то заключению, о котором пока не желал говорить.

   Поздно вечером, он зашел к одному человеку, который уже много раз выручал его и советом и делом, а именно - к Шерлоку Холмсу.

   Знаменитый сыщик внимательно выслушал рассказ инспектора.

   - Да, - сказал он, когда Мак-Гордон кончил, - я читал об этой болезни и ее жертвах и сам уже задумывался над загадочным вопросом. Если вы спрашиваете моего совета, я предложу вам вот что: обратите особенное внимание на тех людей, которые зарабатывают себе хлеб татуировкой.

   Мак-Гордон вытаращил глаза. Выражение безграничного удивления на его лице было до такой степени комично, что Холмс невольно улыбнулся.

   - Я убежден, - пояснил он свою мысль, - что все три несчастные сделались жертвами негодяев, которые заманивают к себе молодых девушек, чтобы затем татуировать их тело и показывать их за деньги. Должно быть, эти три пострадавшие оказались ненужными, потому что татуировка на их теле не удалась и мошенники пожелали отделаться от неприятной обузы.

   - Но позвольте, м-р Холмс, - заметил инспектор, все еще не приходя в себя. - Причем же тогда эта загадочная сонная болезнь, если все дело заключается только в татуировке?

   - Это совсем не трудно объяснить, м-р Гордон. Вы легко поймете, что человек неспособен вынести такого бесчисленного множества уколов, не потеряв при подобной операции сознания. Негодяй, жертвы которого нашлись на улице, очевидно, применил на них какое-нибудь, еще неизвестное науке, одуряющее средство. В момент просветления, несчастные, вероятно, удрали от него, но, выбравшись на улицу, поддались действию ужасного наркотического средства. Разыщите мошенника, знающего секрет таинственного снотворного средства и вы, наверное, узнаете от него и противоядие. Такое противоядие, несомненно, существует, так как негодяй, окончив татуировку, очевидно, должен же разбудить свою жертву, иначе кто же из антрепренеров согласиться показывать татуированную даму, вечно погруженную в сон.

   Мак-Гордон поблагодарил Холмса и раскланялся, твердо решив воспользоваться указанием знаменитого сыщика, чтобы таким образом, быть может, найти разгадку дела.

   Холмс же, оставшись один, закурил свою любимую трубку и погрузился в раздумье. Холодные серые глаза неподвижно уставились в ковер, точно искали в причудливо переплетающихся между собою арабесках связующую нить таинственных преступлений.

   Визит инспектора и разговор с ним пробудили в сыщике живейший интерес к жертвам загадочной сонной болезни.

   Но, к великому своему сожалению, он не мог заняться этим делом, так как в данное время работал над разрешением другого вопроса и к тому же еще не успел оправиться от ран, полученных при расследовании одного отчаянного преступника. В виду этого, вести два дела зараз ему было сейчас не под силу и Холмс решил, - до поры до времени, по крайней мере, - предоставить полиции самой справиться с делом загадочной сонной болезни.

   Гарри Тэксон только что вернулся домой, исполнив поручение, данное ему Шерлоком Холмсом и только что окончил свой доклад.

   Начальник молча пускал из трубки большие клубы табачного дыма, но лицо его оставалось неподвижно, точно выточенное из камня.

   Прошло несколько минуть, прежде нежели он прервал молчание.

   - Так как я сейчас еще не чувствую себя достаточно сильным, то придется уже тебе, Гарри, показать свое искусство.

   Лицо молодого человека просветлело.

   - О, начальник, - с живостью ответил он, - ведь вы знаете, как я счастлив, если смогу...

   Шерлок Холмс сделал движение рукой, чтобы остановить поток его речи; добрая улыбка на секунду озарила его черты, когда он взглянул на открытое, горящее благородным энтузиазмом лицо своего молодою помощника, но вслед за тем заговорил с обычным своим спокойствием.

   - Необходимо, во что бы то ни стало, узнать местопребывание лорда Манесфорда, хотя бы для того, чтобы я мог ему выразить благодарность за освобождение меня из рук тех отчаянных бестий, которые иначе наверное замучили бы меня до смерти. Постарайся познакомиться с теми двумя китайцами, его слугами; очень вероятно, что они, подобно большинству своих желтоглазых соотечественников, любят опий. Побывай в разных курильнях, авось тебе посчастливится и ты найдешь их в одном из этих притонов.

   Гарри Тэксон кивнул головой.

   Сыщик снова затянулся и продолжал:

   - Но надо будет предварительно достать подробное описание наружности этих молодцов, а то желтоглазых чертей тут такая масса, что...

   - Простите, начальник, - прервал его Тэксон, - я прекрасно знаю их наружность; пускай тот малыш только попадется мне на глаза, уж я сумею его отличить и задержать!

   - Тем лучше! Так слушай дальше!

   И Холмс дал своему ученику целый ряд указаний, как ему лучше всего приняться за дело.

   После этого молодой сыщик отправился в путь.

   Согласно предписанию своего знаменитого начальника он стал посещать один за другим все известные ему притоны в которых посетители предавались губительной страсти курения опия. Но каждый день он возвращался домой все с тем же печальным лицом - разыскиваемых двух китайцев нигде не было и следа.

   Однако, совершенно безрезультатными его похождения все-таки не остались.

   Он успел узнать, что Вильсон, адвокат довольно скверной репутации, о котором известно было, что он занимался всякого рода темными делишками, ежедневно посещал чайную китайца Тэ-Ар-Ши и нередко заманивал туда того или другого простака.

   В этих расследованиях прошло несколько дней; Шерлок Холмс успел уже настолько оправиться, что мог выходить из дому и решил сам приняться за дело.

   Он переоделся крестьянином и, под видом добродушного деревенского простака, приехавшего в Лондон с полным карманом денег, завязал знакомство с адвокатом Вильсоном, показал ему свой набитый кошель и за бутылкой вина нарочно притворился пьяным.

   Дело было в одном захолустном кабачке. Охмелевший провинциал - Шерлок Холмс - делался все доверчивее и доверчивее, наконец, совершенно размяк и на ушко рассказал своему новому другу, что он уже раз, много лет назад, побывал в Лондоне и что тогда какой-то добрый знакомый свел его к китайцам, где ему дали покурить "славненький" табак, доставивший ему большое удовольствие.

   - Я все припоминал, припоминал, м-р Вильсон, но - верите ли, ни за что не могу отыскать того ресторанчика! Черт его знает, где он находится! А, ей Богу, с удовольствием пошел бы туда! Знаете ли, я выкурил тогда всего одну трубку и сразу от нее стало как-то легко на душе, сны пошли чудесные - ну, словом - прелесть да и только!

   Адвокат, бледное, изможденное лицо которого носило явные следы порочной страсти к опию, еще раз удостоверился, что у его собутыльника в кармане имеется несколько сот фунтов стерлингов, а затем изъявил готовность повести своего нового друга к "китайцам".

   Но, предварительно, он осторожно, как бы невзначай, спросил провинциала, у кого тот остановился и не живет ли он у каких-либо родственников.

   - Нет, у меня вообще нет никаких родственников; дома осталась только одна злючка, экономка. Да той я и не докладывал, что еду в Лондон. Она воображает, что я теперь нахожусь в ближайшем от нас городе на выставке рогатого скота; она и не подозревает совсем, что мне захотелось кутнуть, спустить немного денег, которых у меня так много!

   Это откровенное признание, видимо, рассеяло последние сомнения адвоката. Он сказал, что знает одну очень хорошую курильню и что, хотя сам не имеет обыкновения ее посещать, но на этот раз, для друга, готов сделать маленькое исключение.

   Шерлок Холмс был достаточным знатоком людей, чтобы во всей манере, вопросах и поведении адвоката почувствовать нечто в высшей степени подозрительное. Он пришел к заключению, что этот мошенник, очевидно, довольно часто заманивал людей в китайский притон.

   Чайная Те-Ар-Ши ничем не отличалась от прочих китайских чаян.

   Добряк крестьянин, по-видимому, уже изрядно подвыпивший, сейчас же уселся за одним из грязных столов, в то время как Вильсон подошел к хозяину китайцу и, оживленно жестикулируя, сталь его в чем то убеждать.

   - Ну, ладно! - согласился наконец желтоглазая лиса. - Так купим его. Первая яма наполнена.

   Шерлок Холмс, внимательно следивший за беседой и минами мошенников, не расслышал этого последнего замечания, так как оно было сказано чересчур тихо. Зато его расслышало другое лицо, а именно - Ло-Ту-Унга (Прекрасный Цветок), дочь хозяина, которая в этот момент стояла за занавесом, за самой спиной своего отца.

   Слова, произнесенные последним, очевидно имели какое-то страшное значение, так как поднос с чашками, в руках молодой девушки, подозрительно зазвенел и чуть не упал на пол.

   Но, со свойственным китайской расе присутствием духа, Ло-Ту-Унга быстро оправилась, вышла из-за занавеса и поставила поднос с чашками перед гостем на низенький стол. Провинциал галантно пригласил ее выпить с ним чашку чаю. В тот момент, когда она хотела шепнуть ему несколько слов, Вильсон подошел к столу и помешал косоглазой красавице выполнить свое намерение.

   - Оставьте эту водичку, сэр! У меня есть для вас нечто лучшее. Я уговорил старую лису, - мошенник согласен исполнить ваше желание. Но вам надо будет заплатить целый фунт; дешевле не даст.

   Провинциал полез в карман, достал золотую монету и с важностью швырнул ее на стол.

   - Что мне в фунте? Ведь я на то и привез деньги, чтобы их тратить!

   Адвокат взял монету и передал ее дочери хозяина; Шерлок Холмс, притворяясь пьяным, все время внимательно наблюдал и отлично заметил брошенный ему китаянкой предостерегающий взгляд.

   Лицо молодой девушки при этом выражало такой страх, такое настойчивое предостережение, что сыщик невольно подумал, что здесь кроется какая-то мрачная тайна, от которой сильно страдает мягкая душа этой китаянки и решил быть, по возможности, настороже, не пропускать без внимания ни одной мелочи.

   По знаку своего нового друга сыщик встал и, шатаясь, поплелся вслед за ним в глубину комнаты, где Вильсон приподнял какой-то занавес. За ним оказалась лестница, ведущая вниз.

   Шерлок Холмс, насчитав, восемь, ступенек, очутился в длинном коридоре. Сыщик, обладавший замечательной способностью ориентироваться, сразу сообразил, что коридор этот находился уже не под зданием чайной, а что он, без сомнения, ведет в соседний дом.

   Наконец коридор кончился. Адвокат, несмотря на свои уверения, что никогда раньше здесь не бывал, очевидно отлично знал все помещения; он открыл какую то дверь, - снова лестница. Холмс насчитал шесть ступенек и опять - бесконечные коридоры. Наконец, Вильсон остановился и молча приподнял тяжелый ковер, завешивавший вход. Холмс очутился в притоне тайного порока - курильне.

   Это была продолговатая низкая зала; по обеим сторонам ее, справа и слева, находились маленькие ниши. Идя по среднему проходу, можно было видеть их внутреннее устройство.

   В каждой из них стояла простая кушетка с подушкой, а рядом столик с трубкой, через которую посетители вдыхали сладкий, опьяняющий, губительный яд.

   Большинство ниш - Холмс насчитал их по восьми с каждой стороны - были еще незаняты, только в ближайших ко входу лежало несколько субъектов, уже успевших выкурить свою порцию и погруженных и дремоту.

   Вильсон провел свою жертву в последнюю нишу с правой стороны.

   - Вот что, милый друг, - обратился он к мнимому простаку, - у вас с собою довольно большая сумма денег...

   - Хе, хе, хе!.. - рассмеялся мнимый провинциал. - Есть таки, малая толика! Детишкам на молочишко хватит! - лукаво подмигнул он, позвякивая в кармане кошельком.

   - Не лучше ли, если вы мне доверите их на хранение? - предложил адвокат, пристально глядя на Холмса глазами, в которых сквозила нескрываемая алчность.

   - Гм! - на минуту задумался провинциал. - А разве тут того... имеют привычку шарить по карманам?

   - О нет! Я до сих пор никогда не слыхал, чтобы здесь пропало что-нибудь у гостей, пока они заняты курением, но...

   - Эге! Значит есть, все-таки, но?. - спросил Холмс.

   - Вы, друг мой, не дали мне договорить, - с любезной улыбкой ответил Вильсон. - Я хотел сказать, что осторожность никогда не мешает!

   - Правильно! Береженого, говорят и Бог бережет!

   Адвокат ясно видел, что "глупый провинциал" не так прост, как кажется, и снова заговорил:

   - Видите ли, я привел вас сюда и потому чувствую себя, до некоторой степени, ответственным. Если бы с вами случилась хоть малейшая неприятность, я не переставал бы себя упрекать.

   - Это очень благородно с вашей стороны!

   - Хозяин и здешняя прислуга, безусловно, честные люди, но вы сами согласитесь, что между посетителями может встретиться негодяй, способный обокрасть вас.

   - Конечно, мало ли чего не случается! Иной мошенник прикинется таким сахаром. Ну, что ж хорошо!

   Шерлок Холмс с добродушнейшей физиономией протянул было свой кошелек, но вдруг в нем как будто проснулась та осторожная недоверчивость, которая так свойственна крестьянину; он лукаво ухмыльнулся.

   - Все это очень хорошо, сэр, - сказал он, - вы может быть, премилый парень, но тут есть одна штучка!

   Вильсон поморщился.

   - А что такое?

   - Кто мне поручится, что когда я вернусь в чайную, вы уже не забудете, что я отдал вам свои денежки?

   - Ну, у меня не такая слабая память! - несколько обиделся адвокат, проклиная мнимого провинциала. - Я, кажется, ничем не подавал вам повода сомневаться в моей порядочности!

   - Да вы не обижайтесь! - любезно потрепал Шерлок Холмс по плечу адвоката. - Знаете пословицу: дружба дружбой, а табачок врозь! К тому же денежка счет любят! Мало ли что с вами может случиться! К кому я обращусь, если вы не захотите мне вернуть кошелька? Я, конечно, не говорю, что вы - мошенник, но, знаете, мы - люди, хотя и простые, но все-таки не такие дураки, как вы, джентльмэны, полагаете. Так вот вам мое слово: если тот старый желтоглазый мистер захочет поручиться за вас, то я готов отдать вам деньги, не то...

   Адвокат притворился обиженным. Он подозвал слугу, тоже китайца, с физиономией настоящего разбойника и спросил его:

   - Скажи, Жень-Тшунг, доверил бы мне твой хозяин деньги? Вот этот джентльмэн боится, что я могу удрать с его кошельком. Скажи ему, кто я такой.

   Слуга осклабился.

   - О! - проговорил он на ломаном английском языке, - М-р Вильсон наш тайный пайщик. Вы спокойно можете доверить ему сколько хотите денег, все равно, что самому Те-Ар-Ши. И бедному Жень-Тшунгу можете доверить; хотя Жень-Тшунг бедный человек, живет только на то, что добрые джентльмэны дадут, а все-таки и Жень-Тшунг честный, как м-р Вильсон и Те-Ар-Ши. Будьте покойны, ваши деньги не пропадут.

   Все эти излияния только окончательно убедили Шерлока Холмса, что мошенники, действительно, собрались его ограбить.

   Но каким образом они хотели это сделать, каким образом думали заставить его молчать и не требовать своих денег обратно? - вот вопрос, который мелькнул в голове сыщика и который в то же время заставил его понять, что он находится в какой-то очень большой опасности.

   Однако, эта мысль нисколько его не испугала.

   Он достал кошель и, аккуратно пересчитав деньги, передал его Вильсону.

   - Ну, в таком случае, получайте! - сказал, он, - А где я вас отыщу?

   - Как я вам уже говорил, - сказал Вильсон, пряча туго набитый кошелек в карман, - сам я не курю и буду ждать вас в чайной зале, куда слуга проведет вас, как только вы проснетесь.

   - Ну, ладно! Так, пока, до свиданья, как говорит слепой своему товарищу! - пошутил Шерлок Холмс.

   - Желаю вам, друг мой, приятных сновидений! - сказал Вильсон и, внутренне смеясь над простаком, тотчас же удалился.

   Шерлок Холмс прилег па диван; слуга подал ему набитую душистым табаком трубку и зажег ее, положив сверху на табак небольшой серый шарик - опий и осклабился.

   - Чего ты смеешься, китайская образина? - спросил мнимый провинциал.

   - Жень-Тшунг радуется.

   - Какому черту?

   - Не черту, м-р, а тому, что, покурив, вы увидите такие чудные сны, какие не всякому приснятся. Жень-Тшунг нарочно положил в трубку шарик побольше, чтобы сны м-ра были самые радужные!. Хе, хе, хе!

   И китаец, при этом, отвратительно рассмеялся, показав свои черные зубы.

   - Ну, ну, проваливай! - приказал Шерлок Холмс. - В твоем присутствии, мне могут присниться только самые отвратительные сны!

   - Ухожу, ухожу, м-р!

   И китаец ушел неслышными шагами.

   Но едва только желтоглазый мошенник, повернулся спиною, Холмс схватил тлеющий шарик и с быстротою молнии швырнул его под диван, а затем стал преспокойно курить.

   За тонкой перегородкой Холмс ясно расслышал тихое дыхание; другой, без сомнения, не заметил бы этого, но сыщик сразу догадался, что там притаился и подслушивал Жень-Тшунг.

   Шерлока Холмса это ничуть не смутило. Ему не раз приходилось наблюдать действие опия на курильщика; он и на этот раз не потерялся и отлично сыграл свою роль.

   Приятно потягиваясь, он несколько раз приподнялся, потом вздохнул, от избытка наслаждения, наконец, лег и, по-видимому, заснул. И вот - подозрение его оказалось совершенно верным: перед кушеткой сразу, точно из земли, вырос лукавый слуга.

   Шерлок Холмс лежал, как мертвый. Он не шевельнулся и тогда, когда китаец, нагнувшись над ним, стал обшаривать все его карманы и снял часы с цепочкой.

   - Бедный Жень-Тшунг, ему так мало достается! Вильсон и Те-Ар-Ши ничего ему не дают! - приговаривал при этом китаец.

   Он спрятал награбленные вещи в рукавах (у китайцев роль карманов играют широкие рукава), потом еще раз нагнулся над спящим и стал прислушиваться к его дыханию.

   Шерлок Холмс, из-под полузакрытых век, видел каждое его движение и был готов ко всему.

   Но случилось нечто совершенно для него неожиданное.

   Китаец отошел от кушетки и дотронулся до одного места в перегородке. Моментально в полу открылось большое четырехугольное отверстие, а вслед затем - ложе приподнялось и сыщик, подготовившись к чему угодно, только не к такому дьявольскому мошенничеству - полетел в отверстие.

   Жень-Тшунг преспокойно вторично нажал кнопку - отверстие закрылось, кушетка приняла обыкновенное свое положение, ловушка была опять готова.

   Лукавый китаец осклабился.

   - Удивится наш мистер, когда очнется от сна и увидит, что маленько прокатился!

   Весьма довольный результатом своей проделки, он отправился доложить хозяину, что все готово.

   Отверстие в полу ниши было устьем довольно широкой каменной шахты, заканчивавшейся в подвальном помещении, где несчастным жертвам преступников была уготовлена ужасная судьба.

   Когда Холмс полетел вниз, правая рука его при падении о что-то зацепилась, так что чуть было не выскочила из сустава.

   Сыщик невольно вскрикнул от боли, но тем не менее имел присутствие духа ухватиться за задержавший его предмет - это был довольно крепкий железный крюк - но ноги его тщетно искали точки опоры; он висел в шахте, так сказать, между небом я землей, а снизу поднимались какие то густые пары, точно там клокотал огромный адский котел.

   Вместе с тем пахло свежегашеной известью, как пахнет обыкновенно на постройках. Сыщик вскоре понял весь ужас своего положения.

   Негодяи устроили там, внизу, яму с негашеной известью. Если им нужно отправить жертву на тот свет, они просто пускают на известь воду и несчастный, одурманенный опием, разумеется, погибает. Этим дьявольским методом вместе с тем избавляют свой притон от неприятного запаха разлагающихся тел.

   - Да, нечего сказать, хороша ловушка, в которую я попал; спрашивается только: как теперь выбраться из нее?

   К счастью, вор Жень-Тшунг опорожнил не все карманы сыщика: его электрическая лампочка осталась при нем. Правая рука Холмса отчаянно болела и ныла; сыщик чувствовал, что она не долго будет ему служить; с другой стороны ноги, несмотря на все старания, все не находили никакой опоры; что было делать? Сыщик повис на одной левой руке, а правую засунул в карман, вытащил фонарик и засветил его. Но то, что он увидел, только доказало ему, лишний раз, что положение его было поистине безнадежно.

   Крюк, на котором он висел, оказался вделанной в стену железной скобкой. Она казалась достаточно крепкой, но была единственной; ни сверху, ни снизу не было ничего, что могло бы послужить хоть малейшей точкой опоры.

   Везде, куда ни достигал взор, одни только голые каменные стены.

   Внизу же, недалеко от его подошв шипела и пенилась известь.

   Будь под ногами не эта адская каша, а твердая земля, Холмс ни минуту не задумался бы спрыгнуть вниз; но - упасть в кипящую известь означало верную гибель. Даже, если бы сотни спасительных рук протянулись, чтобы моментально вытащить его обратно, то и это не могло бы его спасти.

   Холмс немало видал на своем веку; ему не раз приходилось бывать в самых отчаянных положениях; но тут даже им овладел ужас.

   Однако, только на одну минуту. Обычная спокойная рассудительность сейчас же вернулась к нему. Мозг его лихорадочно заработал. - Что делать? - повторял он в то время, как руки его немели; Холмс чувствовал - еще немного и они выпустят спасительную скобку, а тогда...

   В эту критическую минуту он вспомнил о своих подтяжках; они одни только могли его спасти. Быть может, с помощью их можно было бы сделать петлю и встать в нее ногами, чтобы хоть немного снять тяжесть с рук.

   Выполнение этой идеи было сопряжено с самыми ужасными трудностями, но, - пока была хоть тень надежды на спасение, - Холмс не знал отчаяния и слабости. Его железные мускулы, его стальные нервы помогли ему сделать то, что для другого было бы полнейшей невозможностью. Повиснув на одной руке, он снял с себя подтяжки, продел их сквозь скобку и связал концы узлом.

   Осторожно сунул он ногу в петлю и попробовал, выдержит ли она тяжесть. К великой его радости петля, действительно, оказалась достаточно крепкой; тогда он встал в нее коленями; руки почти освободились, опасность падения на время миновала.

   Но пока это было все. Когда сыщик, просунув левую руку в скобку, снова засветил фонарик и снова оглянулся, то опять же должен был убедиться, что ни сверху, ни снизу не было никакого выхода из его отчаянного положения.

   И опять мозг его лихорадочно заработал над вопросом: что делать? Надо было, прежде всего, спуститься вниз, чтобы посмотреть, нет ли около ямы с известью твердой земли, на которую можно стать ногами.

   И эта мысль оказалась выполнимой.

   С невероятным трудом, с помощью перочинного ножа, Холмс разрезал свою куртку на отдельные полосы, связал их и прицепил вниз к петле.

   "Канат" оказался достаточно длинны; он спустился почти до самой клокочущей ямы. Но теперь приходилось решиться на отчаянный шаг.

   Надо было оставить единственную надежную опору и довериться канату, рискуя, что он, быть может, окажется недостаточно крепким и оборвется. Испытать его прочность не было возможности, приходилось положиться на авось.

   Ухватившись руками за петлю, Холмс стал осторожно спускаться. Вот уже он выпустил петлю и повис на одном только импровизированном канате.

   Риск - благородное дело!

   Попытка удалась. Канат не оборвался; вскоре сыщик невольно вскрикнул от радости: при свете фонарика он увидел вокруг ямы твердую землю.

   Спустившись на самый конец каната, он раскачался и спрыгнул в сторону. Но от этого раскачивания канат не выдержал и оборвался; отважный сыщик чуть было не упал в кипящую известь и спасся только тем, что в последнюю минуту откинулся вбок, так что упал на самый край ямы.

   Он приподнялся. На верху, в потолке виднелись отверстия еще двух шахт, и под каждым из них находилась такая же яма с известью. Но в тех ямах известь в данный момент не шипела.

   - Однако! Эти негодяи кажется, завели здесь целый завод! Какая ужасная тайна, с которой меня познакомила судьба! - проговорил про себя Шерлок Холмс.

   Он стал искать выход; но подвал не имел ни одной двери.

   - Не может быть! - опять сказал про себя сыщик. - Ведь мошенники привозят сюда известь - должен же тут быть вход!

   Но сколько ни искал Холмс, никакого выхода там и не нашлось; оставалось предположить, что преступники попадали сюда по тем же трем шахтам.

   - Осмотрим-ка те две ямы, которые сейчас не работают; может быть, удастся найти какое либо указание! - подумал сыщик и подошел ко второй яме.

   Но в ту же минуту отважный Шерлок Холмс, сколько раз уже смотревший в глаза смерти, в ужасе отпрянул назад.

   Этот подвал со своими тремя ямами был настоящим кладбищем.

   Сколько здесь было мертвецов - несчастных погибших! Вся яма представляла собою одну массовую могилу.

   Прошло несколько минут, прежде, чем Холмс успел оправиться от потрясающего зрелища. Он подошел к третьей яме. Та же ужасная могила! Выхода нигде!

   - Неужели, - сказал себе сыщик, - я успел избежать ужасной смерти в кипящей извести для того, чтобы здесь, среди этих бесчисленных скелетов, умереть от голода и жажды?..

   Когда Вильсон вместе с мнимым провинциалом вышел из чайной и отправился в курильню, Ло-Ту-Унга подошла к отцу и сделала ему реверанс, показывая этим, что ей хочется что-то сказать, так как китайский обычай воспрещает детям начинать с родителями разговор, не получив на то их позволения.

   - Чего хочет моя дочь? - спросил старик-хозяин.

   Ло-Ту-Унга нагнулась к отцу и шепнула ему на ухо:

   - Разве мой отец не обещал, что более не позволит Вильсону отводить "туда" людей?

   С истинно китайским лукавством старик не дал прямого ответа:

   - А отчего же Вильсону не идти туда? - хитро спросил он. - М-р Вильсон доставляет мне массу гостей. Ло-Ту-Унга сама знает, что чайная ничего не дает.

   - Мой отец не хочет понять своей дочери. Те-Ар-Ши забыл, что Ло-Ту-Унга уже не ребенок, что она стала понимать и видеть; а то, что она видела, исполнило ее сердце ужасом и страхом. Ло-Ту-Унга знает, что все гости, которых Вильсон проводит туда, более уже не выходят из этого дома. Мой отец играет ужасную игру; я не могу этого видеть. Ло-Ту-Унга умоляет своего отца отдать приказание, чтобы того пьяного не спускали в глубину. Довольно жертв! Ло-Ту-Унга не спит по ночам; ей все кажется, что она слышит хрипение умирающих, что отца ее Те-Ар-Ши возводят на плаху!

   Старик вдруг вскочил и зажал молодой девушке рот.

   - Разве Ло-Ту-Унга хочет погубить своего отца? - прошипел он.

   - Не Ло-Ту-Унга губит своего отца, - он сам себя губит. М-р Вильсон и Жень-Тшунг держат его в своих руках и только ждут случая, чтобы показать ему свою власть над ним. Жень-Тшунг уже сделал первый шаг: он осмелился просить Ло-Ту-Унгу в жены, а когда я дала ему надлежащий ответ и сказала, что скорее согласилась бы выйти за последнего бедняка кули, то негодяй только засмеялся и возразил: "Если Ло-Ту-Унга не пойдет за Жень-Тшунга добровольно, то Жень-Тшунг скажет только одно слово ее отцу и тот заставит свою дочь исполнить желание Жень-Тшунга. Точно также поступит и Вильсон. Ему не надо жены китаянки; ему хочется только денег, денег! Если мой отец откажется дать Вильсону деньги то он предаст моего отца суду. Тогда мой отец не вернется в наше дорогое отечество, как обещал своей дочери, а положит свою голову на плахе. Ло-Ту-Унга подслушала Жень-Тшунга и Вильсона. Они хотят заставить Те-Ар-Ши, уступить им этот дом со всеми его тайнами, отдать его в приданое за мною и тогда злодейства пойдут еще хуже, еще чаще. Ло-Ту-Унга предостерегает своего отца. Зачем он не слушает своей дочери?

   Старик китаец побледнел как полотно; но он не успел ответить, так как в эту минуту в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги: это возвращался Вильсон.

   Когда адвокат вошел в чайную, Те-Ар-Ши был уже один. Ло-Ту-Унга, с быстротою молнии, скрылась за занавеской, перед которой сидел старик.

   - Ну, сколько? - спросил китаец вошедшего, и глаза его жадно засверкали.

   Но Вильсон как будто не расслышал вопроса, так что Те-Ар-Ши должен был его повторить.

   - О! Мы ошиблись! У этого дурака не было почти ничего; не стоило и трудиться.

   Но этим ответом Вильсон не отделался. Старый китаец вдруг вскочил и, прежде, нежели товарищ его успел опомниться, бросился на него и схватил за горло.

   Однако, он этим ничего не достиг. Вильсон с такой силой ударил китайца кулаком в живот, что Те-Ар-Ши отшатнулся и чуть не свалился с ног.

   - Это что такое, желтоглазый черт! Не воображаешь ли ты, что ты один будешь загребать весь мой заработок, а вся ответственность ляжет на меня? Как бы не так! Нет, косоглазый, дудки! Сегодняшняя добыча останется моею. А ты изволь-ка прибавить к ней еще малую толику, да и проваливай! Надоело мне продавать за тебя свою шкуру! Мой риск, - пускай и награда будет моя! А ты довольно наглотался за эти четыре года. Пора тебе и честь знать. Да и стар ты становишься очень; ты один виноват, что та история с художником или скульптором, или черт его знает, кто он такой, расстроилась и кончилась ничем. Джентльмэны перестали здесь собираться, потому что боялись, как бы ты им не испортил дело, ты, дурак, вздумал подслушивать их - ну, а этого джентльмэны не любят и незачем было этого делать - а ведь они платили нам хорошо! И вот этот прекрасный заработок мы потеряли из-за тебя, и вообще...

   Но Вильсон не докончил.

   Те-Ар-Ши уже успел оправиться от полученного удара и незаметно нажал кнопку находившегося на стене электрического провода, который проходил в комнату Жень-Тшунга. Дверь открылась и в отверстие ее просунулась голова мошенника-слуги.

   - Войди, Жень-Тшунг и убери-ка этого белого дьявола, - приказал хозяин, - но прежде отними у него денежки, которые он отобрал у нашего последнего гостя.

   Жень-Тшунг не шевельнулся и только широко осклабился.

   - Что ты оглох, Тшунг, что ли?

   Слуга вошел, медленно прикрыл за собою дверь; остановился около нее и, указывая на Вильсона, сказал:

   - М-р Вильсон - друг бедного Жень-Тшунга; он дает ему деньги, мы будем работать вместе. Как же Жень-Тшунг может выгонять м-ра Вильсона, своего друга? Нельзя выгонять друга, нельзя отбирать у него деньги!

   - А, негодяи! Так вы сговорились против меня! Хорошо же, я знаю, что мне надо делать. Я продам всю эту лавочку и поеду с дочерью обратно в Китай. Довольно с меня служить злодею и негодяю!

   Вильсон злобно усмехнулся.

   - И убирайся по добру, по здорову, никто тебя, дурака, не держит. Но только ты поедешь один, твоя дочь останется здесь! Мой друг Жень-Тшунг хочет на ней жениться и ты, конечно, отдашь ее ему. Да и насчет продажи своего дома можешь не хлопотать; мы избавим тебя от этой обузы.

   - Да, м-р Вильсон прав! - вмешался тут и слуга. - Я женюсь на Ло-Ту-Унге и оставлю себе вот этот дом. А Те-Ар-Ши пускай себе едет домой!

   - Да что вы, с ума сошли, что ли? - закричал хозяин, - Неужели вы воображаете, что я вам так и