По Эдгар Аллан - Поэтический принцип - Книги

Эдгаръ По

Поэтическ³й принципъ

Собран³е сочинен³й Эдгара По въ переводѣ съ англ³йскаго К. Д. Бальмонта

Томъ второй. Разсказы, статьи, отрывки, афоризмы.

М., Книгоиздательство "Скорп³онъ", 1906

Говоря о Поэтическомъ Принципѣ, я не притязаю ни на полноту, ни на глубину. Разсуждая безъ заранѣе составленнаго плана о сущности того, что мы называемъ Поэз³ей, я хочу главнымъ образомъ обратить вниман³е на нѣсколько небольшихъ Англ³йскихъ и Американскихъ поэмъ, болѣе всего отвѣчающихъ моему вкусу, или оставившихъ въ моемъ воображен³и наиболѣе опредѣленное впечатлѣн³е: подъ "небольшими поэмами" я разумѣю, конечно, поэмы небольшихъ размѣровъ. И здѣсь, въ самомъ началѣ, да будетъ мнѣ позволено сказать нѣсколько словъ относительно нѣкотораго положен³я, которое, справедливо или несправедливо, всегда оказывало вл³ян³е на мою критическую оцѣнку поэтическаго произведен³я. Я считаю, что длинной поэмы не существуетъ. Я утверждаю, что слова "длинная поэма" суть прямое противорѣч³е въ терминахъ.

Врядъ ли нужно говорить, что какая-нибудь поэма заслуживаетъ свое назван³е лишь въ той мѣрѣ, въ какой она возбуждаетъ, возвышая душу. Цѣнность поэмы находится въ прямомъ отношен³и къ ея возвышающему возбужден³ю. Но всѣ возбужден³я, въ силу душевной необходимости, преходящи. Та степень возбужден³я, которая могла бы надѣлить какую-нибудь поэму правомъ на такое наименован³е, не можетъ быть выдержана въ произведен³и болѣе или менѣе значительныхъ размѣровъ. По истечен³и, самое большее, получаса, оно ослабѣваетъ - падаетъ - возникаетъ непр³язнь - и поэма, какъ таковая, болѣе не существуеть.

Нѣтъ сомнѣн³я, что мног³е нашли весьма труднымъ примирить критическую поговорку, гласящую о томъ, что "Потерянный Рай" долженъ быть благоговѣйно чтимъ съ начала до конца, съ полной невозможностью сохранить при чтен³и этой поэмы требуемый этой поговоркой запасъ восхищен³я. На самомъ дѣлѣ, это великое произведен³е можетъ быть разсматриваемо какъ поэтическое лишь въ томъ случаѣ, если, потерявъ изъ виду основное жизненное требован³е, которое мы предъявляемъ ко всѣмъ создан³ямъ Искусства, Единство, мы будемъ разсматривать его лишь какъ рядъ небольшихъ поэмъ. Если для сохранен³я Единства - цѣльности эффекта или впечатлѣн³я - мы прочтемъ это произведен³е (какъ было бы необходимо) за одинъ присѣстъ, въ результатѣ получится постоянная смѣна возбужден³я и ослаблен³я чувства. Послѣ отрывка, который, мы чувствуемъ, есть истинная поэз³я, неизбѣжно слѣдуетъ какая-нибудь плоскость, которою никакое критическое предубѣжден³е не принудитъ насъ восхищаться; но если, окончивъ чтен³е, мы перечтемъ поэму снова - опустивъ первую книгу, т.e. начавъ со второй - мы съ изумлен³емъ увидимъ, что мы восхищаемся тѣмъ, что раньше осуждали - и осуждаемъ то, чѣмъ прежде такъ много восхищались. Изъ всего этого слѣдуетъ, что конечный, совокупный, или безусловный эффектъ даже лучшаго эпическаго произведен³я, какое только существуетъ подъ солнцемъ, равняется нулю - и это такъ въ дѣйствительности.

Относительно Ил³ады у насъ есть, если не положительное доказательство, то по крайней мѣрѣ серьезное основан³е полагать, что она была задумана какъ рядъ лирическихъ произведен³й; но, если допустить эпическ³й замыселъ, я могу только сказать, что это произведен³е основано на несовершенномъ чувствѣ Искусства. Современный эпосъ, слѣдуя за предполагаемымъ древнимъ образцомъ, является лишь неосмотрительнымъ слѣпымъ подражан³емъ. Но время такихъ художественныхъ аномал³й прошло. Если когда-нибудь какая-нибудь длинная позма была дѣйствительно популярна - въ чемъ я сомнѣваюсь - по крайней мѣрѣ ясно, что никогда больше никакая длинная поэма не будетъ популярна.

Что размѣры поэтическаго произведен³я, cetoris paribus, являются мѣрою его цѣнности, эта мысль, какъ мы ее формулируемъ, представляется несомнѣнно положен³емъ въ достаточной степени нелѣпымъ - однако же мы ей обязаны нашимъ толстымъ Журналамъ. Конечно, нѣтъ ничего такого въ самыхъ размѣрахъ - нѣтъ ничего такого въ самой толщинѣ какого-нибудь тома, что такъ неизмѣнно вызываетъ восхищен³е у этихъ мрачныхъ памфлетистовъ! Гора, это вѣрно, черезъ посредство простого чувства физической величины даетъ намъ впечатлѣн³е возвышеннаго - но никто не получить этого впечатлѣн³я такимъ образомъ, хотя бы при видѣ вещественнаго велич³я "Колумб³ады". Даже толстые Журналы не научили насъ этому роду впечатлѣн³й. Еще они не настаивали на томъ, чтобы мы оцѣнивали Ламартина съ помощью кубическаго фута, или Поллока по фунтамъ, но что иное мы должны вывести изъ ихъ постоянной болтовни о "достаточно длительномъ усил³и"? Если съ помощью "достаточно длительнаго усил³я" какой-нибудь господинчикъ написалъ эпическое произведен³е, восхвалимъ его чистосердечно за усил³е - если это дѣйствительно вещь похвальная - но воздержимся отъ похвалъ эпическому цроизведен³ю на почвѣ усил³я. Можно надѣяться, что въ будущее время здравый смыслъ скорѣе будетъ рѣшать о какомъ-нибудь произведен³и искусства по тому впечатлѣн³ю, которое оно производитъ - по тому эффекту, которое оно оказываетъ - чѣмъ по тому времени, которое оно взяло для создан³я зффекта, или по тому количеству "длительнаго усил³я", которое найдено было необходимымъ, чтобы произвести впечатлѣ³не. Фактъ тотъ, что упорство - одно, а ген³й - совершенно другое, и всѣ толстые Журналы въ м³рѣ не смогутъ ихъ смѣшать. Современемъ это положен³е, вмѣстѣ со многими другими, только что мною выставленными, будетъ принято какъ очевидность. А пока, встрѣчая общее осужден³е, какъ нѣчто ложное, эти положен³я не понесутъ существеннаго ущерба, какъ истины.

Съ другой стороны, ясно, что поэма не должна быть несоотвѣтствующимъ образомъ коротка, излишняя краткость вырождается въ простой эпиграмматизмъ. Очень короткая поэма, хотя иногда и производитъ блестящее или яркое впечатлѣн³е, никогда не создаетъ глубокаго или прочнаго эффекта. Печать должна упорно нажимать на воскъ. Беранже создалъ безчисленное множество язвительныхъ и живыхъ произведен³й, но въ общемъ они были слишкомъ невѣсомы, чтобы глубоко запечатлѣться въ общественномъ вниман³и, и такимъ образомъ, наряду со столь многими пушинками фантаз³и, они были вознесены вѣтромъ въ высь только для того, чтобы со свистомъ быть сдунутыми на землю.

Яркимъ примѣромъ того, какъ несоотвѣтствующая краткость понижаетъ впечатлѣн³е поэмы и устраняетъ ее отъ общественнаго вниман³я, является слѣдующая превосходная небольшая Серенада {Инд³йская мелод³я Шелли. К. Б.}:

Я проснулся, задрожалъ,

Мнѣ во снѣ явилась ты,

Нѣжный вѣтеръ чуть дышалъ,

Ночь свѣтила съ высоты:

Я проснулся, задрожалъ,

И не знаю почему,

И не знаю какъ попалъ,

Я къ окошку твоему!

Теплый воздухъ сладко спитъ

На замедлившей волнѣ -

Дышетъ чампакъ, и молчитъ,

Какъ видѣн³е во снѣ;

Укоризны соловья

Гаснутъ, меркнутъ близь куста,

Какъ умру, погасну я

Близь тебя, моя мечта!

Въ сердцѣ жгучая тоска,

Я въ сырой травѣ лежу!

Холодна моя щека,

Я блѣднѣю, я дрожу.

Пробудись же, и приди,-

Мы простимся поутру,-

И прильнувъ къ твоей груди,

Отъ тревоги я умру!

Быть-можетъ, очень немног³е знаютъ эти строки, а между тѣмъ ихъ написалъ никто иной, какъ Шелли. Горячее, но деликатное и воздушное воображен³е, которымъ оно проникнуто, будетъ оцѣнено всѣми, но никто его не оцѣнитъ такъ полно, какъ тотъ, кто самъ просыпался отъ нѣжныхъ сновъ о возлюбленной, для того, чтобы войти въ волны ароматичнаго воздуха южной ³юльской ночи.

Когда эпическая ман³я - когда мысль о томъ, что поэз³я, для пр³обрѣтен³я цѣнности, непремѣнно должна быть многословна - нѣкоторое время тому назадъ постепенно умерла въ общественномъ сознан³и въ силу повторен³я собственной своей безсмысленности, на ея мѣсто возникла ересь, которая слишкомъ осязательно лжива, чтобы быть терпимой, но которая, за кратк³й пер³одъ своего существован³я, можно сказать, сдѣлала больше для порчи нашей Поэтической Литературы, чѣмъ всѣ ея друг³е непр³ятели вмѣстѣ. Я разумѣю ересь Дидактики. Гласно и негласно, прямо и косвенно, было допущено, что конечная цѣль всякой Поэз³и есть Истина. Каждая поэма, было сказано, должна проводить какую-нибудь мораль, и по этой морали должна быть судима поэтическая цѣнность произведен³я. Мы, Американцы, особенно способствовали этой счастливой идеѣ, и мы, Бостонцы, спец³альнымъ образомъ развили ее во всей полнотѣ. Мы забили себѣ въ голову, что написать поэму ради самой поэмы, и признавать, что таково было наше намѣрен³е, это значило бы признаться въ полномъ отсутств³и истиннаго Поэтическаго достоинства и настоящей силы:- но фактъ тотъ, что, если бы мы потрудились заглянуть въ наши собственныя души, мы немедлешго открыли бы, что нѣтъ и не можетъ быть подъ солнцемъ произведен³я болѣе исполненнаго достоинства и болѣе благороднаго, чѣмъ именно такая поэма, поэма per se, поэма, которая представляетъ изъ себя поэму и ничего больше, поэма, написанная только ради поэмы.

Преклоняясь передъ Истиннымъ такъ глубоко, какъ только это возможно для человѣка, я, тѣмъ не менѣе, въ извѣстной мѣрѣ ограничилъ бы способы его проведен³я въ жизнь. Ограничилъ бы, чтобы усилить ихъ. Я не хотѣлъ бы ослаблять ихъ, разсѣивая. Требован³я Истины строги. Ее нелегко связать съ миртами. Все то, что необходимо въ Пѣснѣ, является именно тѣмъ, до чего ей нѣтъ ровно никакого дѣла. Наряжать ее въ жемчуга и цвѣты, значатъ создавать изъ нея мишурный парадоксъ. Для усилен³я истины, мы нуждаемся скорѣе въ строгости, чѣмъ въ цвѣтахъ краснорѣч³я. Мы должны быть простыми, ясными, точными. Мы должны быть холодными, спокойными, безстрастными. Словомъ, мы должны быть въ такомъ настроен³и, которое по возможности является полной противоположностью поэтическаго. Слѣпъ тогь человѣкъ, который не видитъ коренного различ³я, цѣлой пропасти, лежащей между методомъ истины и методомъ поэз³и. Теоретически безуменъ и безнадеженъ тотъ, кто, несмотря на это различ³е, будетъ настаивать еще на примирен³и Поэз³и и Истины, столь же упорно несливающихся, какъ масло и вода.

Раздѣляя область разума на три наиболѣе непосредственно явныя области, мы имѣемъ Чистый Разсудокъ, Вкусъ, и Моральное чувство. Я помѣщаю Вкусъ въ серединѣ, потому что какъ разъ такое положен³е онъ занимаетъ въ самомъ Разумѣ. Онъ находится въ тѣсной связи съ двумя другими областями, но отъ Моральнаго Чувства онъ отдѣленъ отлич³емъ столь слабымъ, что Аристотель не поколебался отвести нѣкоторыя изъ его проявлен³й къ числу самихъ добродѣтелей. Тѣмъ не менѣе, мы находимъ существенное отлич³е между сферами полномоч³я тр³ады. Какъ Разсудокъ соприкасается съ Истиной, совершенно такъ же Вкусъ даетъ намъ пониман³е Прекраснаго, а Моральное Чувство слѣдитъ за Долгомъ. Относительно этого послѣдняго, въ то время какъ Совѣсть учитъ объ обязательствѣ, а Разумъ о цѣлесообразности, Вкусъ ограничивается простымъ обнаружен³емъ чаръ, объявляя войну Пороку лишь на основан³и его безобраз³я, его несоразмѣрности, его вражды къ приспособленному, къ надлежащему, къ гармоничному, словомъ, къ Красотѣ.

Безсмертный инстинктъ, заложенный глубоко въ человѣческомъ духѣ, является, такимъ образомъ, просто чувствомъ Красоты. Это именно онъ заставляетъ его наслаждаться многообразными формами, и звуками, и запахами, и ощущен³ями, среди которыхъ онъ существуетъ. И совершенно такъ же, какъ лил³я повторена въ озерѣ, или глаза Амариллисъ въ зеркалѣ, словесное или письменное повторен³е этихъ формъ и звуковъ, и красокъ, и запаховъ, и ощущен³й представляетъ изъ себя двойной источникъ наслажден³я. Но такое простое повторен³е не есть Поэз³я. Тотъ, кто просто будетъ воспѣвать, хотя бы съ самымъ пламеннымъ энтуз³азмомъ, и хотя бы съ самой яркой правдивостью описан³я, воспѣвать эти картины, и звуки, и запахи, и краски, и чувства, идущ³я къ нему навстрѣчу вмѣстѣ со всѣмъ человѣчествомъ - тотъ, говорю я, еще не доказалъ своихъ правъ на божественное наименован³е. Есть еще что-то, въ разстоян³и, котораго онъ не могъ достичь. Есть еще въ насъ непогасимая жажда, и онъ не показальнамъ кристальныхъ источниковъ, чтобы утишить ее. Эта жажда связана съ безсмерт³емъ человѣка. Она одновременно является и слѣдств³емъ, и указан³емъ его вѣчнаго существован³я. Это - стремлен³е ночной бабочки къ звѣздѣ. Это - не простое воспр³ят³е Красоты, находящейся предъ нами, но безумное стремлен³е достичь Красоты, что выше насъ. Вдохновленные экстатическимъ предвѣдѣн³емъ с³ян³й, находящихся за предѣлами могилы, мы стремимся многообразными сочетан³ями, среди явлен³й и мыслей Времени, достичь хотя части того Очарован³я, самые элементы котораго, быть-можетъ, принадлежатъ только Вѣчности. И такимъ образомъ, когда мы взволнованы до слезъ Поэз³ей, или Музыкой, самымъ зачаровывающимъ изъ поэтическихъ настроен³й, мы плачемъ не отъ избытка наслажден³й, какъ предполагаеть Гравина, а отъ извѣстной нетерпѣливой, непримиримой скорби, потому что мы неспособны захватить теперь, сполна, здѣсь, на землѣ, разъ навсегда, тѣ божественныя и блаженно-изступленныя радости, изъ которыхъ, черезъ поэму, или черезъ музыку, мы доститаемъ лишь краткихъ и неясныхъ проблесковъ.

Полное борьбы, стремлен³е постичь высшее Очарован³е - стремлен³е душъ, надлежащимъ образомъ къ этому предназначенныхъ - дало м³ру все то, что онъ былъ способенъ понять и почувствовать какъ поэтическое.

Поэтическое Чувство, конечно, можетъ развиваться различнымъ образомъ - въ Живописи, въ Ваян³и, въ Архитектурѣ, въ Пляскѣ - совершенно особенно въ Музыкѣ, и совершенно особеннымъ образомъ въ создан³и Садоваго Ландшафта. Въ настоящее время, однако, мы хотимъ разсмотрѣть только его проявлен³я въ словахъ. Довольствуясь увѣренностью въ томъ, что Музыка, въ различныхъ способахъ размѣра, ритма, и риѳмы, является столь важнымъ моментомъ въ Поэз³и, что никогда не можетъ быть разумно отброшена - является столь жизненнымъ... важнымъ добавлен³емъ, что глупъ тотъ, кто избѣгаетъ ея помощи, я не буду въ данную минуту останавливаться на утвержден³и ея безусловной существенности. Быть-можетъ, именно въ Музыкѣ душа становится всего ближе къ великой цѣли, къ которой она стремится, когда она находится подъ вл³ян³емъ Поэтическаго Чувства - къ создан³ю высшей Красоты. Можетъ быть, что на самомъ дѣлѣ здѣсь эта возвышешая цѣль, время отъ времени, бываеть достигнута въ фактѣ. Нерѣдко, съ трепетнымъ восторгомъ, мы чувствуемъ, что изъ земной арфы исторгнуты звуки, которые не могли не быть знакомы ангеламъ. И такимъ образомъ, врядъ ли можно сомнѣваться, что въ соединен³и Поэз³и съ Музыкой, въ ея общепринятомъ смыслѣ, мы найдемъ самое широкое поле для поэтическаго развит³я. Старые Барды и Миннезингеры имѣли преимущества, которыми мы не обладаемъ - и Томасъ Муръ, когда онъ пѣлъ свои собственныя пѣсни, самымъ законнымъ образомъ усовершенствовалъ ихъ какъ поэмы.

Говоря вкратцѣ: я хотѣлъ бы опредѣлить Поэз³ю словъ какъ Ритмическое Создан³е Красоты. Ея единственнымъ верховнымъ судьей является Вкусъ; съ Разсудкомъ или съ Совѣстью она имѣетъ только побочное соотношен³е. Она не имѣетъ съ Долгомъ, или съ Истиной, никакой связи, кромѣ случайной.

Однако нѣсколько пояснительныхъ словъ: то наслажден³е, которое является одновременно самымъ чистымъ, самымъ возвышеннымъ, и самымъ напряженнымъ, я утверждаю, проистекаетъ изъ созерцан³я Красиваго. Только въ созерцан³и Красоты мы находимъ возможнымъ достигнуть той сладостной высоты, или возбужденности Души, которую мы признаемъ Поэтическимъ Чувствомъ, и котору³о мы легко можемъ отличить отъ Истины, являющейся удовлетворен³емъ Разсудка, или отъ Страсти, являющеися возбужден³емъ сердца. Я объявляю Красоту - включая въ это слово понят³е возвышеннаго - я объявляю Красоту законной областью поэмы просто потому, что, какъ гласитъ намъ полное очевидности правило Искусства, эффекты должны проистекать изъ соотвѣтственныхъ причинъ наивозможно непосредственно: никто еще не былъ настолько слабъ, чтобы отрицать, что упомянутая своеобразная высота по крайней мѣрѣ всего легче можетъ быть достигнута въ поэмѣ. Никоимъ образомъ, однако, не слѣдуетъ, чтобы возбужден³е Страсти или предписан³е Долга, или даже поучен³е Истины не могли быть съ пользой вводимы въ поэму; они могутъ различнымъ образомъ побочно оказывать содѣйств³е общимъ задачамъ произведен³я:- но истинный художникъ всегда сумѣетъ удержать ихъ въ надлежащемъ подчинен³и той Красотѣ, которая представляетъ изъ себя атмосферу и дѣйствительную сущность поэмы.

Я не могу лучше рекомендовать тѣ небольш³я поэмы, которыя я хочу предложить вашему вниман³ю, какъ процитировавъ предислов³е къ "Затерянному" Лонгфелло:

Вотъ и день отошелъ, и у Ночи

Легк³й сумракъ спадаетъ съ крыла,

Какъ перо иногда упадаетъ

Отъ летящаго мимо орла.

Тамъ я вижу, огни вдоль деревни

Сквозь туманъ и сквозь дождикъ горятъ,

И томительнымъ чувствомъ печали,

Противъ воли, я властно объятъ.

Этимъ чувствомъ томленья и грусти,

Что несродно съ тревогою ранъ,

И походитъ на муку лишь такъ же,

Какъ походятъ дожди на туманъ.

Сядь со мной, почитай мнѣ, окутай

Безъискусственной пѣсней меня,

Чтобы я успокоилъ томленья

И забылъ помышлен³я дня.

Не изъ старыхъ великихъ поэтовъ,

Не изъ бардовъ, пѣвучихъ какъ сонъ,

Чьи шаги отдаленные, эхомъ,

Будятъ звонъ въ коридорахъ Временъ.

Нѣтъ, какъ громы военнаго марша

Этихъ мыслей высокихъ прибой

Мнѣ напомнитъ житейск³я битвы:

А сегодня мнѣ нуженъ покой.

Нѣтъ, прочти мнѣ смиренныя пѣсни

Незамѣтнаго м³ру пѣвца,

Что возникли, какъ дождикъ изъ тучи,

Что упали, какъ слезы съ лица.

Тѣ немудрыя пѣсни, что, скудный,

Онъ слагалъ по ночамъ и по днямъ.

Утомленной душою внимая

Для него трепетавшимъ струнамъ.

Эти пѣсни умѣютъ такъ кротко

Умилен³е въ сердцѣ создать,

Какъ въ сердцахъ у молящихся - тихо

Отъ молитвы горитъ благодать,

Такъ читай же изъ книги завѣтной,

Что откроешь, то звучно скажи,

И въ пѣвучую думу поэта

Свой чарующ³й голосъ вложи.

И наполнится ночь благозвучьемъ,

И заботы въ тотъ сладостный часъ,

Какъ Арабы, шатры свои сложатъ,

И безмолвно исчезнутъ отъ насъ.

При небольшомъ подъемѣ воображен³я, эти строки справедливо любимы за деликатность выражен³я. Нѣкоторые изъ образовъ очень выразительны. Ничего не можетъ быть лучше, какъ

- бардовъ, пѣвучихъ какъ сонъ,

Чьи шаги отдаленные, эхомь,

Будятъ звонъ въ коридорахъ Временъ.

Мысль послѣдняго четверостиш³я тоже очень выразительна. Въ цѣломъ, однако, поэма должна быть чтима за изящную небрежность размѣра, такъ хорошо согласующуюся съ характеромъ вложенныхъ въ нее чувствъ, и въ особенности за легкость общей манеры. Эту "легкость", или естественность, въ литературномъ стилѣ долгое время было въ модѣ разсматривать, какъ легкость лишь по видимости - какъ пунктъ въ дѣйствительности труднаго достижен³я. Но это не такъ: естественная манера трудна только для того, кто никогда не хотѣлъ бы имѣть съ ней дѣло - для неестественнаго. При писан³и съ разумѣн³емъ или съ чутьемъ, получается неизбѣжно тотъ тонъ въ творчествѣ, который масса человѣчества должна принять - и конечно онъ постоянно долженъ мѣняться въ соотвѣтств³и съ случаемъ. Авторъ, который, по образцу "The North American Review", захотѣлъ бы во всѣхъ случаяхъ быть только "спокойнымъ", по необходимости долженъ былъ-бы въ нѣкоторыхъ случаяхъ быть просто тупымъ или глупымъ, и имѣлъ бы не болѣе правъ считаться "легкимъ", или "естественнымъ", чѣмъ уличный зѣвака - изящнымъ, или Спящая Красавица, воплощенная въ восковыхъ фигурахъ. Среди небольшихъ поэмъ Брайэнта ни одна не произвела на меня такого сильнаго впечатлѣн³я, какъ поэма, озаглавленная "²юнь". Я привожу отрывокъ изъ нея.

Тамъ долго, много такъ часовъ,

Свѣтъ будетъ золотиться,

И стебли травъ, и блескъ цвѣтовъ

Плѣнительно свѣтиться.

Тамъ иволга, среди вѣтвей,

Близъ кельи ласковой моей,

Любовь свою разскажетъ;

Мелькнетъ колибри, и пчела,

И мотылекъ огнемъ крыла

Себя съ цвѣтками свяжетъ.

И въ полдень свѣтлыхъ звуковъ рой

Изъ дали донесется,

И пѣсня дѣвы подъ луной

Со смѣхомъ фей сольется.

Въ вечерн³й часъ, рука съ рукой,

Пройдетъ мечтатель молодой

Съ своей невѣстой милой,

И будетъ нѣжно все кругомъ,

Все будетъ вѣять свѣтлымъ сномъ

Передъ моей могилой.

Я знаю, знаю, тотъ расцвѣтъ

Не для меня зажжется,

Не мнѣ блеснетъ тотъ вешн³й свѣтъ

И музыка польется;

Но, если тамъ, гдѣ буду спать,

Мои друзья придутъ мечтать,

Спѣшить они не станутъ:

Имъ пѣсни, воздухъ, свѣтъ, расцвѣтъ

Нашепчутъ сказку прошлыхъ лѣть,

Задержатъ ихъ, обманутъ.

Обманомъ нѣжнымъ, сладкимъ сномъ

Они въ нихъ мысль пробудятъ

О томъ, кто съ ними свѣтъ кругомъ

Дѣлить мечтой не будетъ;

О томъ, кто въ это торжество

Войдетъ однимъ лишь - что его

Могила зеленѣетъ,

И имъ захочется въ тоть мигъ,

Чтобъ онъ предъ ними вновь возникъ,

И вотъ онъ въ мысляхъ рѣеть.

Ритмическая плавность здѣсь даже имѣетъ въ себѣ нѣчто чувственное - нельзя достигнуть большей мелодичности. Эта поэма всегда производила на меня совершенно особенное впечатлѣн³е. Мы чувствуемъ, что глубокая печаль, которая какъ бы неизбѣжно доходитъ брызгами до поверхности всѣхъ этихъ свѣтлыхъ настроен³й поэта, связанныхъ съ его могилой, заставляетъ насъ вздрогнуть въ глубинѣ нашей затрепетавшей души - и въ этомъ трепетѣ кроется самая истинная поэтическая высота. Впечатлѣн³е, которое остается, полно сладостной грусти. И если въ тѣхъ произведен³яхъ, которыя я еще приведу, неизмѣнно будетъ чувствоваться, въ большей или меньшей степени, подобное же настроен³е, да будетъ мнѣ позволено напомнить, что этотъ извѣстный оттѣнокъ печали (какъ, или почему, мы не знаемъ) неразрывно связанъ со всѣми высшими проявлен³ями истинной Красоты. Тѣмъ не менѣе -

Это - чувство томленья и грусти,

Что несходно съ тревогою ранъ,

И походитъ на муку лишь такъ же,

Какъ походятъ дожди на туманъ.

Оттѣнокъ, о которомъ я говорю, явственно чувствуется даже въ такой, полной блеска и жизни, поэмѣ, какъ "Заздравный тостъ" Эдуарда Кута Пинкни.

Я пью здоровье красоты,

Услады всѣхъ сердецъ,

Что между женщинъ - сонъ мечты,

Блестящ³й образецъ;

Въ ней звѣзды лучш³й свѣтъ зажгли,

Такъ много въ ней чудесъ,

Что въ ней, какъ въ воздухѣ, земли

Не столько, какъ небесъ

Въ ней, что ни скажетъ, просвѣтлѣвъ -

Есть пѣнье птицъ, съ зарей,

И что-то больше, чѣмъ напѣвъ,

Блистаетъ въ рѣчи той;

Чеканка сердца въ ней свѣтла,

И каждое изъ словъ -

Какъ отягченная пчела

На лепесткахъ цвѣтовъ.

Какъ мысли, чувства - циферблатъ

Во всѣхъ ея часахъ,

И чувства свѣжестью горятъ,

Какъ сонъ весны въ цвѣтахъ;

Мѣняясь, ночи въ ней и дни

Струятъ свой нѣжный свѣтъ,

Она, мѣняясь, какъ они,

Есть образъ прошлыхъ лѣтъ!

Лишь бѣгло на нее взглянуть

Картина для мечты,

Ее узнавъ когда-нибудь,

Хранишь ея черты;

И такъ мнѣ памятенъ тотъ ликъ,

Что, если свѣтъ очей

Погаситъ смерть, въ послѣдн³й мигъ

Лишь вспомню я - о ней.

Я пью здоровье красоты,

Услады всѣхъ сердецъ,

Что между женщинъ - сонъ мечты.

Блестящ³й образецъ!

Итакъ, да здравствуетъ она,

И будь так³я здѣсь,

Жизнь стала бъ музыкою сна,

М³ръ сталъ бы свѣтлымъ весь!

Истинное злополуч³е для Мистера Пинкни, что онъ родился на дальнемъ Югѣ. Будь онъ гражданиномъ Новой Англ³и, вполнѣ вѣроятно, что онъ былъ бы сочтенъ первымъ изъ Американсккхъ лириковъ той великодушной кликой, которая такъ долго завѣдывала судьбами Американской литературы, руководя той вещью, чье имя "The North-American Review". Поэма, только что процитированная, совсѣмъ особенно красива; но поэтическую высоту, создаваемую ею, мы должны главнымъ образомъ поставить насчетъ нашей симпат³и къ энтуз³азму поэта. Мы извиняемъ его гиперболы, въ виду несомнѣнной серьезности, съ которой они произнесены.

Однако, я отнюдь не задавался цѣлью распространяться о достоинствахъ приводимыхъ мною стихотворен³й. Они могуть говорить сами за себя. Боккалини, въ своихъ "Предувѣдомлен³яхъ съ Парнаса", разсказываетъ намъ, что Зоилъ однажды представилъ Аполлону чрезвычайно язвительный критическ³й разборъ одной очень хорошей книги: - богъ спросилъ его о красотахъ этого произведен³я. Тотъ отвѣчалъ, что онъ былъ занятъ только недостатками. Тогда Аполлонъ, вручивъ ему мѣшокъ непровѣянной пшеницы, велѣлъ ему въ награду выбрать оттуда всю мякину.

Эта притча весьма дѣйствительна, какъ насмѣшка надъ критиками, но я вовсе не увѣренъ, что богъ былъ правъ. Я вовсе не увѣренъ, что истинныя границы критическихъ обязанностей не попраны самымъ грубымъ образомъ. Превосходство, въ особенности въ поэмѣ, можетъ быть разсматриваемо въ свѣтѣ акс³омы, которая должна быть только правильно установлена, чтобы сдѣлаться самой очевидной. Это не превосходство, если оно требуетъ, чтобы его доказывали:- и такимъ образомъ, указывать частично на достоинства какого-нибудь произведен³я вскусства, это значитъ допускать, что они вовсе не достоинства.

Среди "Мелод³й" Томаса Мура есть одна, отличительный характеръ которой, какъ поэмы, страннымъ образомъ обходился молчан³емъ. Я намекаю на стихотворен³е, начинающееся словами - "Подойди, отдохни здѣсь со мною". Напряженная энерг³я выражен³я не уступаетъ здѣсь Байроновекимъ стихотворен³ямъ. Здѣсь есть двѣ строки, въ которыхъ выражены чувства, воплощающ³я цѣликомъ божественную страсть любви - чувство, нашедшее себѣ отзвукъ въ большемъ числѣ человѣческихъ сердецъ, и въ сердцахъ болѣе страстныхъ, чѣмъ какое-нибудь другое отдѣльное чувство, когда-либо воплощенное въ словахъ.

Подойди, отдохни здѣсь со мною, мой израненный, бѣдный олень.

Пусть твои отъ тебя отшатнулись, здѣсь найдешь ты желанную сѣнь.

Здѣсь всегда ты увидишь улыбку, надъ которой не властна гроза,

И къ тебѣ обращенные съ лаской, неизмѣнно-родные глаза!

Только въ томъ ты любовь и узнаешь, что она неизмѣнна всегда,

Въ лучезарныхъ восторгахъ и въ мукахъ, въ торжествѣ и подъ гнетомъ стыда.

Ты была ли виновна, не знаю, и своей ли, чужой ли виной,

Я люблю тебя, слышишь, всѣмъ сердцемъ, всю, какая ты здѣсь, предо мной.

Ты меня называла Защитой, въ дни, когда улыбались огни,

И твоею я буду Защитой въ эти новые, черные дни.

Передъ огненной пыткой не дрогну, за тобой не колеблясь пойду,

Я спасу тебя, грудью закрою, или рыцаремъ честно паду!

За послѣднее время было принято отрицать у Mypa Воображен³е (Imagination), соглашаясь, что у него есть Фантаз³я (Fancy) - различ³е, созданное Кольриджемъ - человѣкомъ, лучше чѣмъ кто-либо понимавшимъ творческ³я силы Мура во всемъ ихъ объемѣ. Фактъ тотъ, что фантаз³я до такой степени господствуеть надъ всѣми другими способностями этого поэта, и надъ фантаз³ей всѣхъ другихъ людей, что естественнымъ образомъ возникла мысль, будто онъ только фантастиченъ.

Но никогда не было большаго недоразумѣн³я, никогда не оказывалось большей несправедливости по отношен³ю къ славѣ истиннаго поэта. Изъ всѣхъ поэмъ, написанныхъ на Англ³йскомъ языкѣ, я не могу указать ни одной, исполненной такого глубокаго - такого зачарованнаго воображен³я, въ лучшемъ смыслѣ этого слова, какъ стихотворен³е Томаса Мура, начинающееся словами - "Если бъ былъ я у этого тусклаго озера".

Однимъ изъ самыхъ благородныхъ - и если говорить о Фантаз³и - однимъ изъ наиболѣе своеобразно фантастичныхъ современныхъ поэтовъ былъ Томасъ Гудъ. Его "Прекрасная Инесъ" всегда имѣла для мння невыразимое очарован³е.

Ты видѣлъ перлъ земли, Инесъ?

Она на Западъ скрылась,

Чтобы безъ солнца ослѣплять,

Чтобъ сна земля лишилась.

Она свѣтъ дня взяла съ собой,

Съ воздушною улыбкой,

Блескъ утра - на ея щекахъ,

На груди - жемчугъ зыбк³й.

Вернись, о, перлъ земли, Инесъ,

До наступленья ночи,

А то Луна взойдетъ одна,

И звѣздъ зажгутся очи;

И нѣжно любящ³й вздохнетъ

Подъ лаской ихъ с³янья,

И разсказать не смѣю я

Всю тайну ихъ сл³янья!

Когда бы былъ я, о, Инесъ,

Тѣмъ бравымъ кавалеромь,

Что близко такъ тебѣ шепталъ,

И на конѣ былъ сѣромъ!

Нѣтъ развѣ тамъ прекрасныхъ дамъ.

Нѣтъ развѣ здѣсь правдивыхъ,

Что взялъ онъ за море отъ насъ

Красавицу красивыхъ?

Я вижу нѣжную Инесъ,

Она на берегъ сходить,

Ее со знаменемъ толпа

Изысканныхъ уводитъ;

Рой свѣтлыхъ юношей и дѣвъ,

Снѣгъ перьевъ серебрился;

О, эхо былъ бы чудный сонъ,-

Когда бъ онъ прекратился!

Увы, о, перлъ земли, Инесъ,

Она ушла подъ пѣнье.

За нею музыка вослѣдъ,

&nb