Огарев Николай Платонович - Матвей Радаев

ustify">   Тупела мысль и мозг дичал,

  

  

   Дух чести голову склонял

  

  

   Перед понятием начальства.

  

  

   И Русь жила в суровой тьме,

  

  

   И было душно, как в тюрьме.

  

  

   Радаев с жизнью не свыкался;

  

  

   Весь чад тревоги городской,

  

  

   Бездушной, дикой и пустой,

  

  

   Его томил, он задыхался,

  

  

   Рвался на волю и уйти

  

  

   Хотел с служебного пути.

  

  

   Но чувство увлекло иное

  

  

   Его в те памятные дни.

  

  

   Искало сердце молодое

  

  

   Любви и счастья, - и они,

  

  

   Они пришли тепло и ясно,

  

  

   Со всей мечтательностью страстной,

  

  

   С всем мягким воздухом весны,

  

  

   Где мирно слиты жизнь и сны.

  

  

  

  Радаев вспомнил утро мая:

  

  

   Прогулку раннюю свершая

  

  

   В садах лицея вместе с ней,

  

  

   Он шел под сению ветвей.

  

  

   Как солнце весело вставало

  

  

   И блеском розовым сияло,

  

  

   И как светла была вода

  

  

   Спокойно-гладкого пруда,

  

  

   В студеной влаге отражая

  

  

   И вглубь отрадно погружая

  

  

   Верхи деревьев и кустов,

  

  

   Как пахло свежестью листов,

  

  

   Густая зелень чуть шептала,

  

  

   Роса блестела и дрожала,

  

  

   А в сердце что за полнота!

  

  

   Любовь просилась на уста,

  

  

   И пролетел как бы украдкой

  

  

   Влюбленной речи лепет сладкой.

  

  

   Радаев помнил. . . . . {*}

  

  

   {* Недописано в рукописи. (Прим. ред.)}

  

  

   Пожатье беленькой руки

  

  

   И личко, полное участья,

  

  

   Улыбку счастья, слезы счастья.

  

  

   О! как хорош, как чист был он,

  

  

   Сердечной жизни первый сон.

  

  

   И все надежды, всё страданье,

  

  

   Свое заветное преданье,

  

  

   Весь мир своих любимых грез

  

  

   В свою любовь Радаев внес,

  

  

   И сердце девичье, казалось,

  

  

   На все созвучно отзывалось,

  

  

   И силы вызвала любовь,

  

  

   И в жизнь поверилося вновь.

  

  

   И чем же кончилось все это?

  

  

   Жениться - рано, там и тут

  

  

   Отцы согласья не дадут...

  

  

   В мечтах любви промчалось лето,

  

  

   Нашелся в Питере зимой

  

  

   У Вареньки жених другой,

  

  

   Три года старше и богаче, -

  

  

   Радаев близок был ему

  

  

   По направленью и уму, -

  

  

   Но Варя разочла иначе

  

  

   И к другу сердца в пять-шесть дней

  

  

   Заметно стала холодней,

  

  

   О дружбе говорила только,

  

  

   А о любви уже нисколько,

  

  

   И стала требовать совет:

  

  

   Идти ей замуж или нет?

  

  

   Удар был дан по самой ране;

  

  

   Радаев помнил, как в тумане, -

  

  

   Он, сам не зная как, тогда

  

  

   Пролепетал: конечно - да!

  

  

   Потом он помнил: вкруг налоя,

  

  

   Взяв роль шута или героя,

  

  

   Венец над милой головой

  

  

   Носил он собственной рукой;

  

  

   Потом в санях скакал он прытко

  

  

   По темным улицам в метель

  

  

   И дома, изнуренный пыткой,

  

  

   Рыдая, бросился в постель.

  

  

   У! вдруг как пусто в жизни стало,

  

  

   Как будто умер кто, и он

  

  

   Вернулся с чьих-то похорон,

  

  

   Иль это что-то умирало

  

  

   Внутри его, и в цвете сил

  

  

   Свое он сердце хоронил?

  

  

   Как все предметы стали бледны!

  

  

   Как все надежды стали бедны!

  

  

   Да и на чем он строил их

  

  

   В мечтах восторженных своих?

  

  

   Кругом осталось все как было,

  

  

   Все так же пошло, так же гнило,

  

  

   Все так же канцелярский ход

  

  

   Вертел уродливой машины

  

  

   Самодержавные пружины,

  

  

   Карал за мысль, душил народ.

  

  

   Все так же точно в адской пляске

  

  

   Перед глазами вдаль и вблизь

  

  

   Фигуры дикие неслись.

  

  

   И дикий царь в античной каске,

  

  

   И в каске дикий генерал,

  

  

   Квартальный, князь, фурьер придворный

  

  

   Все в касках мчались наповал:

  

  

   Всё римляне, народ задорный;

  

  

   Их жизни жизнь, их цель, их честь

  

  

   Простого смертного заесть;

  

  

   А тут директор в вицмундире -

  

  

   Наглец и раб во всей красе.

  

  

   Ну! где ж стесненье в этом мире?

  

  

   Все надоело, всё и все.

  

  

   И даже тот, как бишь, писатель,

  

  

   Сухой учености искатель,

  

  

   Молчалин родом, но нахал,

  

  

   Который важно утверждал,

  

  

   Что нам нужны, как драгоценность,

  

  

   Умеренность и постепенность.

  

  

  

  Радаев службу наконец

  

  

   Оставил, жаждал воли, воли...

  

  

   Куда? - в Москву уехать, что ли?

  

  

   Там жил тогда его отец,

  

  

   В своем вдовстве давно утешен

  

  

   Тем, что был сильно многогрешен.

  

  

   Он сыну нехотя урок

  

  

   Прочел слегка и не в упрек

  

  

   Сказал, что он не одобряет

  

  

   Отставки, что поступок глуп,

  

  

   Но, впрочем, жил бы сам как знает, -

  

  

   И, засмеясь, поехал в клуб,

  

  

   Где ставил мазы на валета

  

  

   От ранней ночи до рассвета.

  

  

  

  Но из среды воспоминанья

  

  

   На миг Радаев отвлечен

  

  

   Был мыслью странного свиданья...

  

  

   Да! Вареньку увидит он.

  

  

   Она теперь его соседка,

  

  

   В деревне с мужем здесь живет,

  

  

   Верст за десять, - уж пятый год -

  

  

   С детьми... чай, стала, как наседка,

  

  

   И хлопотлива и жирна...

  

  

   И будет встреча их смешна!

  

  

   Но он насмешкою презренья

  

  

   Не омрачат прошедших дней

  

  

   И взглянет с чувством примиренья

  

  

   На грезы юности своей.

  

  

   Так в полдень душный, в вечер мглистый

  

  

   Отрадно вспомнить про рассвет,

  

  

   Про утро с свежестью душистой,

  

  

   Про теплый солнечный привет.

  

  

   Не все ж на женскую измену

  

  

   Досаду детскую питать,

  

  

   Когда он сам... Но тут опять,

  

  

   Уставя взор в пустую стену,

  

  

   Радаев начал проводить

  

  

   Былого прерванную нить.

  

  

  

  В Москве его ждала иная

  

  

   Беда - безумная, тупая...

  

  

   Удар судьбы! Беды страстей,

  

  

   Как ни жестоки, но сносней;

  

  

   Их ждешь как молнии с грозою,

  

  

   А тут, как ни бери в расчет

  

  

   Причин и следствий стройный ход,

  

  

   А все ж судьба перед тобою -

  

  

   Топор слепого палача,

  

  

   Безумно рубящий сплеча.

  

  

   Радаев доблестного друга,

  

  

   Товарища. . . . . {*}

  

  

   {* Недописано в рукописи. - Ред.}

  

  

   И мыслью сильного бойца

  

  

   Застал под властию недуга,

  

  

   В чахотке - месяц жить навряд...

  

  

   Чуть внятный шепот, мутный взгляд,

  

  

   Лида и тела исхудалость,

  

  

   И беспокойство, и усталость, -

  

  

   Страшна она, страшна, дика

  

  

   Людей предсмертная тоска!

  

  

   Все кончилось... Еще могила!

  

  

   Так молод, а уже идти

  

  

   Пришлось на жизненном пути,

  

  

   Как по кладбищу, и уныло,

  

  

   В туман и мглу глядя вперед,

  

  

   Считать, кого недостает.

  

  

   Что ж это?.. Вот не стало друга,

  

  

   Мечта любви унесена,

  

  

   Как в тень юркн_у_вшая волна,

  

  

   И средь безвыходного круга -

  

  

   Где жизнь лепечет жалкий бред -

  

  

   Оплот потерян, веры нет.

  

  

   Свободы гордое призванье,

  

  

   Его заветное преданье -

  

  

   Оно не нужно никому,

  

  

   Все придышалися к ярму.

  

  

   Он чувствовал, что траур носит

  

  

   И по своим и по чужим,

  

  

   Равно по мертвым и живым,

  

  

   Тоска души покоя просит;

  

  

   В Москве не по себе ему

  

  

   В ленивом, легоньком шуму.

  

  

   И с наступившею весною

  

  

   Он в путь пустился поскорей

  

  

   В деревню, где он рос дитею,

  

  

   К приюту мирных кротких дней,

  

  

   К могиле матери своей.

  

  

   <1856-1858>

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  Творческое наследие Огарева богато и разнообразно по тематике и жанрам. В настоящем издании представлены в своих лучших образцах поэзия Огарева, автобиографическая проза и литературно-критические статьи.

  Тексты публикуются по изданию: Н. П. Огарев. Избранные произведения в 2-х томах. Вступительная статья В. А. Путинцева. Подготовка текста и примечания Н. М. Гайденкова. М., Гослитиздат, 1956. В необходимых случаях произведения сверены с автографами и последними прижизненными изданиями.

  Внутри разделов: "Стихотворения", "Эпиграммы", "Поэмы", "Проза" материал расположен в хронологическом порядке.

  Даты написания даются в угловых скобках, если они установлены предположительно по дате публикации произведения, по месту его создания или по содержанию. Авторские даты, даты, проставленные рукой людей, близких Огареву (чаще всего М. Л. Огаревой), и даты, установленные по письмам, в которых стихотворения посылались Огаревым, даются без скобок.

  Там, где даты написания одинаковы, произведения располагаются по датам публикаций.

  В примечаниях приняты следующие условные сокращения:

  БС - Н. П. Огарев. Стихотворения и поэмы, т. I, II. Редакция и примечания С. А. Рейсера и Н. П. Суриной. Л., "Советский писатель", 1937-1938 ("Библиотека поэта". Большая серия).

  Гершен. - "Стихотворения Н. П. Огарева" под редакцией М. О. Гершензона, т. I, II. М., 1904.

  Избр. произв. - Н. П. Огарев. Избранные произведения в 2-х томах. Вступительная статья В. А. Путинцева. Подготовка текста и примечания Н. М. Гайденкова. М., Гослитиздат, 1956.

  ЛБ - Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина.

  ЛГ - "Литературная газета".

  ЛН - "Литературное наследство".

  Лонд. изд. - "Стихотворения Н. Огарева", изд. Н. Трюбнера и Ко. London, 1858.

  Ог. - Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т. II. М., Госполитиздат, 1956.

  ОЗ - "Отечественные записки".

  ПЗ - "Полярная звезда".

  РВ - "Русский вестник".

  РМ - "Русская мысль".

  РП - "Русские пропилеи".

  PC - "Русская старина".

  Совр. - "Современник".

  Солд. изд. - "Стихотворения Н. Огарева", изд. К. Солдатенкова и Н. Щепкина. М., 1856.

  Матвей Радаев (стр. 249). - Впервые - первая глава в ПЗ на 1859 год, с. 290-295; весь текст поэмы - PC, 1886,  2, с. 465-481. Начатая в конце 50-х годов, поэма осталась незаконченной. Существует предположение, что имя Радаев - контаминация имен Радищева и Чаадаева (см.: Н. П. Огарев. Стихотворения и поэмы. Л., 1956, с. 32 и 857). ...Горячкой умер царь в Крыму... - Александр I умер в Таганроге. ...А в Петербурге в день присяги // Был бунт... - восстание декабристов. ...и пятерых повесили... - К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, С. И. Муравьева-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского. ...Она слегла: звала в бреду... - В строках, передающих предсмертный бред матери Радаева, Огарев использует детские воспоминания о смерти своей бабушки, также перед кончиной все время повторяющей слова о декабристах (см. "Мою исповедь"). ...За блюдо царской чечевицы... - В Библии рассказывается об Исаве, продавшем за похлебку из чечевицы свое право первородства младшему брату. Приводится обычно как образец совершенно неравноценного обмена. Царя он видел на параде... - Николая I.