Милькеев Евгений Лукич - Стихотворения - Книги

Е. Л. Милькеев

Стихотворения --------------------------------------

Поэты 1840-1850-х годов

Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.

Л., "Советский писатель", 1972

Вступительная статья и общая редакция Б. Я. Бухштаба

Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания

Э. М. Шнейдермана

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

85. Утешение

86. Демон

87. Титан

88. "С туч, беременных дождями..."

89. Вавилон

90. "День рассеянный, день нестройный..."

91. Свет

92. "Как ветер закрутит мгновенно прах летучий..."

93. Смертному

94. К портрету Пушкина

95. Рекрут

96. Участь

Поэт-самоучка Евгений Лукич Милькеев прожил короткую, полную невзгод жизнь. Родился он в 1815 году в Тобольске в бедной семье. Лишившись отца в трехлетнем возрасте, мальчик остался с матерью в полной нищете. Семи лет он поступил в Тобольское уездное (четырехклассное) училище, после окончания которого начал зарабатывать на жизнь, сделавшись писарем одной из канцелярий. Мальчик пристрастился к чтению. Под воздействием басен Крылова он пытался сочинять сказки в стихах. Лет в шестнадцать им овладело, по позднейшему признанию самого поэта, "решительное желание сделаться стихотворцем". {Е. Милькеев, Стихотворения, М., 1843, с. XV.} И не знавший правил стихосложения подросток открыл их для себя.

В 1833 году Милькеев был назначен помощником столоначальника канцелярии Главного управления Западной Сибири в низшем чине коллежского регистратора.

Резкий перелом в его жизни произошел в 1837 году, когда в Тобольск, в свите наследника (будущего императора Александра II), путешествовавшего по России, приехал В. А. Жуковский. Милькеев, человек чрезвычайно застенчивый, никому ранее не показывавший своих сочинений, пришел к знаменитому поэту с тетрадкой своих стихов. Жуковский сочувственно отнесся к стихотворным опытам молодого чиновника, высоко оценил его способности.

Весной следующего года Милькеев побывал в Петербурге, а затем и в Москве, где Жуковским была ему приискана должность, позволявшая заняться учебой. Жуковский всячески опекает Милькеева, вводит его в литературные круги. Стихи молодого сибиряка приводят в восторг С. П. Шевырева, А. С. Хомякова, К. К. и Н. Ф. Павловых.

Но летом того же года Милькеев уехал на родину, где в нищете жила его старая мать. Он продолжает служить в своей канцелярии, вечерами усердно занимается по книгам, присланным ему Жуковским, намереваясь через некоторое время окончательно переселиться в Москву. Вследствие жестокой несправедливости начальства, Милькесв был выброшен со службы. Это ускорило отъезд.

Весной 1839 года он поселился в Москве и поступил на службу к московскому губернатору И. Г. Сенявину. Одновременно он продолжает самообразовательные занятия, изучает немецкий язык. Милькеев посещает литературные салоны. Славянофилы считают его, по свидетельству И. И. Панаева, "одною из самых блестящих надежд русской литературы". {И. И. Панаев, Литературные воспоминания, М., 1950, с. 162.} Хомяков пишет о нем: "Милькеев... растет не по дням, а по часам, и пишет славные вещи". {"Русский архив", 1884, кн. 3, с. 206.}

Первое стихотворение Милькеева, "И как светло...", было напечатано в журнале Плетнева "Современник" (1839, No 1). С этих пор и до 1843 года включительно его стихи за подписью Эм- -в нередко появляются здесь. В "Современнике" же были опубликованы наиболее крупные его произведения - поэма "Абалак", где использована сибирская религиозная легенда, и "Сцена канцелярная", основанная на впечатлениях службы поэта в Тобольске.

Превозносимый

почитателями, он решился выпустить книгу. "Стихотворения" Милькеева вышли в свет в Москве в 1843 году. Сделано это было явно преждевременно. Милькеев только выходил на самостоятельную дорогу в поэзии. Сборник, довольно значительные по объему, был составлен в большинстве из ученических, подражательных стихов. На многих сказалось влияние ложно-романтической поэзии Бенедиктова. Однако в наиболее удачных стихотворениях заметно стремление автора к осмыслению бытия, встречаются яркие, оригинальные образы.

Литераторы, дружелюбно расположенные к Милькееву (Шевырев в "Москвитянине", Плетнев в "Современнике"), откликнулись на выход книги хвалебными отзывами. Рецензии Белинского (в "Отечественных записках") и Сенковского (в "Библиотеке для чтения") были резко отрицательными. Белинский, вообще в эту пору строгий к поэтическим дебютантам, начисто отказывал Милькееву в таланте.

После выхода книги стихи Милькеева больше не появлялись в печати. Быть может, поэт и сам горько разочаровался в себе. Недавние друзья охладели к его творчеству, отшатнулись от него. Здоровье Милькеева было надломлено постоянными лишениями. Около 1845 года (?), всеми забытый, Милькеев покончил жизнь самоубийством. {В различных работах год смерти Милькеева устанавливается по-разному, от 1840 до начала 1847 года. Мы основываемся на последнем из известных нам писем поэта (письмо к М. П. Погодину от 25 августа 1844 года - ГБЛ).}

В стихотворении "Памяти Е. М<илькеева>" (1855) К. Павлова писала:

Стоял той порой он в своем чердаке -

Души разбивалася сила, -

Стоял он, безумный, с веревкой в руке...

В тот вечер спросить о больном бедняке

Нам некогда было.

85. УТЕШЕНИЕ

С закатом тихий мрак на землю опускался,

Величественный свод звездами убирался,

И точками, едва приметными, оне

Являлись чередой на ясной вышине.

Раб горестей земных, житейского волненья,

К ним поднял я глаза - и чувство утешенья,

Неведомое мне дотоле, ощутил:

Бесчисленность вдали затепленных светил,

Святая глубина небес, их бесконечность

Представили душе таинственную вечность...

Мятежный сын земли! - себе я говорил, -

Что значат все твои мгновенные страданья?

Пред зрелищем небес умолкнуть им должно.

Вперед не изъяви безумного роптанья

И верь: твоей душе бессмертие дано.

<1842>

86. ДЕМОН

Ты тих, спокоен, ты молчишь,

В углу задумчиво сидишь,

Чело подернуто туманом;

Но вдруг, как чудным талисманом

Внезапно пробужден от сна,

Встаешь, бежишь, тебе тесна

Глухая, темная лачуга,

В твоей груди запела вьюга,

Забилась шумная волна...

Как над огнем металла слиток

Сверкает, полон жарких сил,

Так распаял, опламенил

Тебя звучащий сердца пыл

И дум стремительных избыток...

Но кто, скажи, твой дух исторг

Из мрачных уз оцепененья?

Кто сообщил тебе восторг

И бурный трепет исступленья?

Ах, это гость чудесный твой,

Другого мира странный житель,

Дух-чародей, дух-возмутитель,

Гремящий молнией и мглой!

<1842>

87. ТИТАН

Титан-младенец, тяжко связан,

Грустит под сводом душных стен...

За что судьбою он наказан,

За что несет суровый плен?

Но рано ль, поздно ль, грозным взломом

На волю вырвется волкан -

И возмужав, оковы с громом

Уронит мощный великан.

Так сын свободы, сын парений,

Орел свергает мрак сетей;

Так узы рвет окрепший гений

В отваге пламенной своей.

<1842>

С туч, беременных дождями,

Льются бурные ручьи;

Грусть и сумрак над полями

Обессиленной земли.

Но спешит на смену вёдро

К неприязненным дождям...

Солнце весело и бодро

Вновь идет по небесам.

Благосклонно пламень Феба

Согревает вновь поля,

И глядит на яхонт хлеба

Восхищенная земля.

Так, изведав ливень бурный

Наводняющих страстей,

Встретишь ты полет лазурный

Плодотворно-ясных дней.

<1842>

89. ВАВИЛОН

Необузданный и чудный,

Сотворив кумиром ложь,

Город пышный, многолюдный,

Ты ликуешь и цветешь!

Похититель пирной славы,

Нег волшебно-золотых,

Поднял ты с земли дубравы

И висеть заставил их.

Плавать в бездне наслажденья,

В море благ - тебе закон;

Для трудов самозабвенья,

Для любви ты не рожден...

Ты не помнишь, что на свете

Есть другие города -

Братья в скудости, не в цвете,

С горем дружные всегда.

Пусть они, бедами сыты,

Стонут в муках роковых -

Ты, счастливец именитый,

Отвергаешь вопли их;

Кровных чествуя презреньем,

Знать не хочешь нищеты,

И слепым столпотвореньем

Занял руки и мечты.

И творец тебе не страшен...

Пусть потоп наводит он,

Ты взойдешь на выси башен,

Занесенных в небосклон.

И хоть шар земной с горами,

С сонмом рощ, полей и нив

Захлебнется под водами -

Нужды нет: ты будешь жив!

<1842>

День рассеянный, день нестройный

Мною властвует как рабом;

В суете его беспокойной

Я ношусь и кружусь пером...

Нет ни силы в душе, ни воли,

Нет мечты в уме золотой,

Нет на сердце колючей боли,

Нет и радости в нем живой.

Но лишь смолкнет день этот буйный

И волнами на мир падет

Сумрак вечера тихоструйный

И покоем всё обовьет -

Начинаю я возрожденье:

Грудь колышется и дрожит,

Сердце с силою про мученье,

Про печали мне говорит...

В нем воскреснет мир тайн избранных,

И тоскует оно об них,

О привязанностях попранных,

Умилительных и святых;

И рождает в нем скорбь и сладость

Память юности и тех дней,

Как ему улыбалась радость

И надежда в венце лучей!

<1842>

91. СВЕТ

Сперва с отрадой суеверной

Душа на целый свет глядит

И в простоте нелицемерной

Открытый мир боготворит.

Вся жизнь ей кажется залогом

Блаженства, счастия, мечты,

Весь свет пленительным чертогом

Неизъяснимой красоты.

И в думе пламенно-могучей

Она хотела бы обнять

Весь мир любовию кипучей,

Превознести, облобызать...

О, дайте красок самоцветных,

Одеть всё в радужный покров!

О, дайте песен искрометных,

Лучистых звуков, жарких слов!

Но скоро с чудным обаяньем

Душа расстаться уж должна...

Восторг погас; негодованьем

Воспламеняется она.

Перед ее смущенным взором

Разоблачился этот свет

Со всем стыдом, со всем позором

Страстей торговых и сует...

О, чем доверчиво пленялась,

Чему восторг она несла,

Какой личиной ослеплялась

И в чем любовию жила!

И гнев кипящий в ней клокочет:

Надежд отрадных лишена,

Разочарованная, хочет

Изранить черный свет она -

Снять чешую с пифона-змея,

Коварство, хищность обнажить,

Постигнуть ужасом злодея,

Порок и месть оцепенить...

О, дайте метких стрел могучих -

Мир ядовитый поражать!

О, дайте, дайте молний жгучих,

Перунов огненную рать!

<1842>

Как ветер закрут_и_т мгновенно прах летучий,

И вдруг, исполнены отваги кален_о_й,

Воинственно начнут накатываться тучи

На своде голубом, одетом тишиной,

И небо сжатое воспрянет, загрохочет,

И вздутая река сердито заклокочет, -

Тогда, неведомой восторженности полн,

Люблю я услаждать мой слух игрою волн,

С благоговением их дико-стройный голос

И гром святых небес ловлю моей душой,

И в страхе сладостном вздымается мой волос,

И весь я становлюсь дрожащею струной.

Но после знойных бурь слезливо и печально

К нам осень тянется... На бледный небосклон

Станицы хворых туч сойдутся погребально,

И в сумрак и в дожди закутается он:

Томят его и скорбь, и немощные раны,

Перунов огненных подарок роковой...

По долам широко постелются туманы,

И тощая волна подымет грустный вой.

Тогда моя душа с развенчанной природой

Горюет заодно, полна тяжелых снов,

И сердце не дрожит ни силой, ни свободой,

И слух не празднует под музыкой громов.

Но вот летит зима, летит зиждитель-холод;

Водам кует броню его всесильный молот,

И палица его клеймит земли кору,

И блещут на стекле узоры поутру.

И снежные валы, восстав, кипят сурово,

И рощи без одежд свое заводят слово...

Тогда я восхищен и жизни снова рад!

Раскинется везде торжественность и воля;

Разгульем удалым гудят равнины поля,

И длится между скал борея перекат...

И этот гордый шум, холодный шум погоды

Мне кажется лихим веселием природы

И смехом праздничным над бурями тех дней,

Как вспыхивала твердь от молнийных огней!

Не так же ли трунит и опытная старость,

Когда заснет огонь бунтующих страстей,

Когда умолкнет их слепая блажь и ярость

И грудь не закипит опять от их ключей?

<1842>

93. СМЕРТНОМУ

Не сетуй, смертный, вольнодумно,

Что жизнь мятежная твоя

Без цели реет слепо, шумно

В широком поле бытия;

Что ты кружишься легким пухом,

Не зная около чего...

Угомонись скорбящим духом,

Не мучь рассудка своего!

Взгляни на мир: не так ли мчатся

Под небосклоном облака -

Придут, нависнут, удалятся

И вновь летят издалека?

Кто их для вечного убранства

Задержит в небе голубом?

Земля, игралище пространства,

Сама вертится колесом;

И тверди гордые светила

Обречены на быстрый ход;

Круговращательная сила

Весь поворачивает свод.

И ты, мгновенного призванья

Мгновенный сын, ту ж долю знай,

Вертись... и череде созданья.

Противоречить не желай!

Среди бессонного круженья,

Среди превратностей дыши,

И пей струю самопрезренья

В холодной горечи души!

<1842>

94. К ПОРТРЕТУ ПУШКИНА

В болезненных чертах, страданьем заклейменных,

Сверкает пламень дум летучих, вдохновенных,

И, трогательно полн высокой грусти, взор

Льет, кажется, судьбе таинственный укор.

Как звук, умолкнувший нечаянно и странно,

Как пламень алтаря, потухнувший нежданно,

Певец наш истинный, мгновенно ты угас

И скрылся в мир иной, неведомый для нас.

Ты был родным певцом великого народа,

И голос твой шумел, как русская погода,

Был горд и величав, как наши небеса,

И в радугах сверкал и лился как роса,

И снегу белого был чище, холоднее,

Был крепче, звонче льду и стали был острее!

95. РЕКРУТ

Не слон перед людьми ступает горделиво -

Валит по улице дородный Митрофан

И смотрит на прохожих косо и спесиво,

Как будто из дворян.

Идет он избоченясь, чоботы в обтяжку,

Чамбары вышивные, плисовый кафтан,

И шапка набекрень, и полы нараспашку,

На шее красный плат.

Ну кт