Ломан Николай Логинович - Стихотворения - Книги

Николай Ломан

Стихотворения --------------------------------------

Библиотека поэта. Большая серия.

Поэты "Искры". В двух томах

Том второй. Д. Минаев, В. Богданов, Н. Курочкин, П. Вейнберг, Г. Жулев, В. Буренин, Н. Ломан, А. Сниткин

Издание третье

Л., "Советский писатель", 1987

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Вступительная заметка

407. Перед Милютиными лавками

408. Утешение

409. На кладбище

410. Коварство и любовь

411. "Давно любовь в обоих нас остыла..."

412. "Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь..."

413. "Ах, взгляните: закрывает тучкой боязливо..."

414. "Появилась головка в окне..."

415. Resume весенних стихотворений г. Крестовского

416. <г. Пр. Преображенскому>. "Вы не поверите, что мне недавно приснилося!.."

417. "Душе становится легко хоть на мгновенье..."

418-420. Стихотворения в гейневском духе

1. (С саркастическим оттенком)

2. (С оттенком иронии)

3. (Ординарное)

421. "В самом деле, шли бы вы на взморье..."

422. "Ох, время тяжкое настало!.."

Николай Логинович Ломан - из дворян С.-Петербургской губернии - родился 4 февраля 1830 г.

В 1850-1870-х годах он преподавал русский язык и словесность в Новгородском кадетском корпусе, 2-м петербургском кадетском корпусе, 2-й петербургской военной гимназии и др. В 1862 г. вместе с преподавателем артиллерии полковником С. А. Слуцким Ломан издал "Историческое обозрение 2-го кадетского корпуса" в связи с его столетним юбилеем.

К тому же 1862 г. относится и другой факт его биографии. Он стал известен совсем недавно и свидетельствует о близости Ломана в то время к передовым кругам. Весною 1862 г. группой членов "Земли и воли" во главе с А. Д. Путятой было организовано "Общество по изданию дешевых книг для народа". Ближайшее отношение к Обществу имел Н. Г. Чернышевский. В нем состояли многие преподаватели военно-учебных заведений, в том числе Ломан и его сослуживец Слуцкий. На одном из заседаний (1 мая 1862 г.) при обсуждении тематики изданий Ломан предложил написать очерк о Кольцове или Крылове. {Баренбаум И. Е. Н. Г. Чернышевский и печатная пропаганда революционных разночинцев 60-х годов XIX в. // Сб. "Чернышевский и его эпоха". М., 1979. С. 213-215.}

Некоторое время (по одним сведениям, с 1868 г., по другим - в 1871-1872 гг.) Ломан был одним из директоров "Общества попечительного о тюрьмах" и активно участвовал в его работе - заведовал его отделами, председательствовал в исправительном совете и хозяйственном правлении. Каждый проект, направленный к улучшению быта малолетних арестантов и смягчению тяжелых условий их жизни, находил в его лице энергичного защитника. {См. некролог Ломана в "Историч. вестнике" (1893, No 2. С. 649), а также "Адрес-календарь" на 1871 и 1872 гг.}

Уже в конце 1860-х годов он получил чин действительного статского советника.

О дальнейшей жизни Ломана мы почти ничего не знаем. Не знаем, насколько точно характеризует ее каламбур П. А. Степанова:

Судьбой ты мало избалован -

Порою _Гнут_, порою _Ломан_. {*}

{* "Петербургская газета". 1898, 11 мая.}

За полтора года до смерти (Ломан умер 5 декабря 1892 г.) он обратился с просьбой о пособии в Литературный фонд, сославшись при этом на плохое здоровье, на то, что провел в больнице почти три года и должен еще длительное время лечиться, и на свою небольшую пенсию за многолетнюю педагогическую деятельность. {Архив Литературного фонда в ПД, 1891, No 12, ст. 14; No 25, ст. 22.}

Литературная деятельность Ломана длилась очень недолго. Она началась в 1858 г. В журнале "Весельчак" под псевдонимом "Август Дик" Ломан напечатал несколько довольно бледных юмористических стихотворений.

Расцвет его таланта падает на 1860 и 1861 гг., когда в "Искре" под другим псевдонимом - Н. Л. Гнут - появился цикл его фельетонов "Литературные вариации".

Борьба с "чистой поэзией" была центральным моментом фельетонов Ломана; сердцевину их составляли включенные в них пародии на Фета, Случевского, Вс. Крестовского, Мея, Каролину Павлову, русских переводчиков Гейне и др.

В своих "Литературных вариациях" Ломан (как это делали до него Козьма Прутков и Новый поэт - И. И. Панаев) надевает на себя маску безусловного поклонника "чистой поэзии", еще более заостряя, таким образом, жало своей насмешки. Свои пародии он выдает за подражания любимым поэтам. Полемизируя якобы с приветствовавшим пародии "злоречивого Гнута" Амосом Шишкиным (А. П. Сниткиным), другим пародистом "Искры", и со стихотворением Пр. Преображенского (Н. С. Курочкина) "Вы не поверите, что мне сегодня приснилося...", он писал: "Решительно я начинаю считать себя непонятою натурою! Помилуйте: тогда Амос Шишкин усмотрел в моих вариациях злоречие; теперь г. Преображенский объявляет меня чуть не врагом гг. Случевского и Кускова. Уж и не знаю, право, чем я подал повод к подобным заключениям! Хвалю откровенно, простосердечно - в похвале моей видят иронию; пишу рабское подражание любимому поэту - литературную вариацию принимают за пародию". {"Искра". 1860, No 39. С. 418.}

Писал ли Ломан после 1861 г. - неизвестно. По свидетельству современника, он всегда вспоминал об "Искре" "с особым благоговением". {"Минута". 1882, 14 мая, примечания редактора к "Литературным воспоминаниям" П. И. Пашино.} В своем заявлении в Литературный фонд 1891 г. Ломан кроме своего сотрудничества в "Весельчаке" и "Искре" упомянул "мелкие статьи без подписи в некоторых других периодических изданиях". Из материалов Литературного фонда мы узнаем еще об одном интересном факте. В связи с просьбой Ломана А. Н. Пыпин писал: "Об его работах я слышал одно - что им составлена была и в значительной доле (кажется, до 16 печ. листов) напечатана очень хорошая история нашего тюремного дела, но не была выпущена в свет по чьим-то высшим соображениям; но что книга - хорошая, об этом я слышал от человека, в этом вопросе компетентного".

407. ПЕРЕД МИЛЮТИНЫМИ ЛАВКАМИ

Пошли, господь, свою подачку

Тому, кто жаркою порой,

Как утлый челн в морскую качку,

Идет по знойной мостовой...

Он смотрит к Вьюшину тоскливо

В окно на крупный виноград,

На абрикосы, дули, сливы,

На пастилу и мармелад.

Не для него кокос, арбузы,

Гранаты в золотом огне,

Не для него и толстопузый

Гомар разлегся на окне...

И фрукт привозный, из Мессины,

Напрасно взор его манит:

Сок ароматный, апельсинный,

Увы, его не освежит!..

Так облегчи, господь, вериги

Тому, кто много претерпел,

Кто в здешней жизни, кроме фиги,

Других плодов еще не ел.

<1860>

408. УТЕШЕНИЕ

_Когда, что звали вы своим,

Навек от вас ушло

И горе камнем гробовым

Вам на сердце легло -

Помочь в печали ближним рад,

Поэт вас позовет

Пройтись с ним, _бросить беглый взгляд

Туда, по склону вод_.

Он вам покажет, как струи,

Одна другой вослед,

_Бегут на чей-то зов вдали_

(На чей? - вам дела нет).

Вам нужно будет хоть на час

Взор в речку устремить,

Чтоб _слезы брызнули из глаз_,

Чтоб стало в них рябить.

Тогда, как ни были б тоской

Вы зло удручены,

Всё горе выльется слезой,

И вы исцелены!..

<1860>

409. НА КЛАДБИЩЕ

Я взобрался на могильную плиту

И внимательно смотрел, как на лету

Два тяжелые, кургузые жука

Колошматили друг друга под бока,

Как в объятиях березу дуб сжимал,

Как под деревом опёнок вырастал,

Как паук, среди своих дневных хлопот,

Фантастический выплясывал матлот.

Так на кладбище за жизнью я следил,

И Случевский мне на память приходил:

Вспомнил я, как он на кладбище лежал,

Как под ним мертвец о камень лбом стучал,

Как мертвец m-r Случевского просил,

Чтобы тот его на время хоть сменил...

По закону же _содружества идей_,

Вспомнил случай я другой, еще страшней:

Вспомнил нищего, разрушенный гранит

И восставшего из гроба страшный вид,

Ветра свист, луны дрожащий свет,

Мертвеца протест и нищего ответ...

И невольный трепет в сердце проникал,

Но по-прежнему на камне я лежал,

И по-прежнему сшибалися жуки,

Отличалися в матлоте пауки,

Всё с березами амурились дубы,

Всё росли еще под деревом грибы.

1860

410. КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

Я доживал в одном квартале

Десятый год;

Но вот почил квартальный вмале -

Я просьбу в ход:

К стопам начальства припадая,

Квартал просил.

И как-то вывезла кривая:

_Наш_ утвердил!

Квартал достался мне богатый...

Тут на меня

Надели каску, и с гранатой,

Но без огня.

И обыватель под защиту

Ко мне бежал,

Всех обворованных, побитых

Я утешал,

И всяк за это утешенье

Благодарил;

Но вдруг сердечное движенье

Я ощутил.

Раз, по грошовому взысканью,

К себе в квартал

Одно прекрасное созданье

Я вызывал.

Клянусь, клянусь богиней Фреей! -

Я, кстати, швед -

Подобных плеч, подобной шеи

На свете нет.

Что за глаза! - очарованье!

Я весь дрожал,

Когда управы предписанье

Я ей читал;

Когда склонив свои ресницы

И вся в огне,

Она, кротка как голубица,

Внимала мне...

Я прежде думал, что во власти

Я у себя,

Что застрахован я от страсти,

Как от огня;

Но я прочел, сидев в конторе

С пером в зубах,

Себе капут в прелестном взоре,

В ее очах.

Однажды я, тот взгляд встречая,

Не усидел;

Письмоводителю, вставая,

Уйти велел.

Я ей сказал: "К началу ночи,

Когда езда

Совсем затихнет, что есть мочи

Валяй сюда!"

Заря, бледнея, умирала

И умерла,

А ночь роскошно выплывала,

Как день светла.

Затихло всё. Сребристый тополь

Благоухал,

И, по трудах дневных, Петрополь

Опочивал.

На перекрестке ждал я встречи,

И долго ждал:

В мечтах грудь пышную и плечи

Я рисовал.

Прошел патруль, глядел мне в очи

И созерцал,

Как, бедный, я в прохладе ночи

Самосгорал.

Уж зарумянилась денница,

И ночь ушла...

Так вот как, скромная девица!

Ты не была?..

Тогда ее на жертву мщенью

Я осудил:

Насчет билета сочиненье

Я смастерил...

И я смотрел, как исполнялся

Приказик мой,

Как с ней в прихожей объяснялся

Городовой.

1860

411

Так мыслями я сходствую с тобой,

Что оба мы теперь одно и то же

Задумали в опасности такой.

"Ад" Данта. XXIII. 28-30.

перевод Д. Мина

Давно любовь в обоих нас остыла;

Мы разошлись давно, и, так сказать,

Мне время на душу забвение спустило,

А проще - я тебя стал забывать.

И уж, бывало, скукою гнетомый,

Я мог порой экспромты помещать

В изящные заветные альбомы.

При этом каждый раз мой стих гласил,

Что я у той иль у другой знакомой

В листках альбома сердце схоронил;

Прелестный взгляд я вновь считал наградой

И наконец печатно повестил,

Что женщину себе сыскать мне надо,

И изложил, чего я в ней искал,

Чтоб быть могла она моей отрадой...

Но вдруг, что ты преступна, я узнал:

Сказали мне, что будто ты скончалась,

И в тот момент, как дух твой отлетал,

Когда уж Смерть к устам твоим касалась,

Меня назвал, коснея, твой язык,

И надо мной ты колко посмеялась...

Я выслушал и головой поник;

Потом, подняв чело, повел вокруг очами -

И взгляд мой был и сумрачен и дик...

И в путь пошел я скорыми шагами.

Я шел к тебе, под гнетом черных дум,

Гороховой, чрез площадь, островами.

И слышал я какой-то странный шум,

И мне подчас такое представлялось,

Пред чем вздрогн_у_л бы даже мудрый Юм,

Что видеть лишь Случевскому случалось

(О чем и сообщал он нам в стихах);

Так: в небе много месяцев являлось;

Вся даль была в светящихся руках;

По призракам Ночь важно восходила,

И, величавая, она, в слезах,

Бежавший День десницею ловила;

По лесу ветер фертом пробежал;

Вослед ему трава зашелестила,

И чутко звук за звуком замирал,

И слышно стало, как росла былинка,

Как ландыш цвел, как мох произрастал...

Разряжена, что модная картинка,

Полулежала на диване ты.

Диван был на пружинах, с мягкой спинкой;

Обивка - синий штоф, по нем цветы;

Во храмине - приятный свет карсели,

Растений экзотических кусты,

И чьи-то лики пасмурно смотрели -

Линялые, в наколках и чепцах...

(То, верно, жен отшедших призраки сидели,

Уставши спать в затворенных гробах!)

Под окнами, глаз не сводя с дивана,

Стоял я долго и в твоих чертах,

В лице твоем насмешки и обмана

Старательно отыскивал улик;

Но тщетно: не нашел я в нем изъяна!

Напротив, как всегда, твой нежный лик

Был кроток, светел, девствен, и казалось,

Что ты водою "lait antephelique" {*}

{* 1 Жидкость для смягчения кожи и

уничтожения веснушек (франц.). - Ред.}

Еще сегодня утром притиралась.

И порешил я: нет, подобных губ

Насмешка злая не касалась!..

Но ты открыла рот - и... хоть бы зуб,

Единый зуб в нем тленье пощадило!..

Мне было б легче, если бы твой труп

Смерть лютая нещадно исказила,

Чем томный, нежный лик беззубым увидать!

И понял я, что Смерть со мной шутила...

И стал ее, таинственную, звать,

Как кровного врага, на состязанье;

Но Смерть не шла. Я продолжал кричать...

И крик мой, перешедший в завыванье,

Весь твой p'tit comite {*} перепугал,

Ты подошла к окну, но тут дыханье

{* Дружеский кружок (франц.). - Ред.}

Во мне сперлось - и я как сноп упал...

Казалось, в окнах лики заморгали

И самый дом твой в ужасе дрожал;

Ракеты, взвившись, лопали, трещали,

И ярко озарялись небеса;

А там, вдали, плечами пожимали,

Насупившись, сосновые леса;

В дыханьи ветра слышалась угроза...

И вдруг, гляжу, откуда ни взялся,

Высокий призрак. Тон и поза

В нем обличают частного врача,

Он молвит: "Что ж? mania furiosa!.." {*}

{* Буйное помешательство (лат.). - Ред.}