Лейкин Н. А. Шуты гороховые: Повести. Рассказы
М., "Русская книга", 1992.
Страстная суббота. Десятый час вечера. В квартире многосемейного купца Треухова пахнет запеченной ветчиной, лампадками. В гостиной, перед простеночным зеркалом, стоит лукошко с окрашенными яйцами, четверговая жженая соль в банке, пасха с изюмом и кулич с бумажным розаном. Лавочные мальчишки собираются все это нести святить, приютились в прихожей перед зеркалом и усердно мажут себе головы деревянным маслом. "Сама", то есть хозяйка, суетится с кухаркой в кухне около печки и торопливо говорит ей:
- Ну уж это ты, Матренушка, справь как следует, а меня пусти одеваться! Того и гляди, к заутрене опоздаешь.
Около нее, держась за подол платья, стоит ее маленький сынишка и облизывается.
- Мама, дай мне кусочек...- упрашивает он.
- Нельзя, душенька, грешно теперь - это скоромное; потерпи до утра, а то поп заставит себя на кочерге возить.
Хозяйские дочки то и дело перебегают залу, держа над головами по вороху туго накрахмаленных юбок.
- Ты будешь после заутрени с приказчиком Иваном христосоваться? - спрашивает одна сестра другую.
- Ни за что на свете! Мне стыдно. Он на вербной неделе подарил мне сахарное сердце с ликером внутри. А ты?
- Я только разик, да и то сжавши губы. Мне кажется, Катя, что он влюблен в меня. В вербную субботу он встретился со мной в коридоре и сунул мне в руки пряник с надписью "любовь".
- Ври больше! Это он тебя за меня принял, потому дело впотьмах было.
- Пожалуйста, не заноситесь насчет вашей красоты! Я уже давно рассказала, что у вас левый бок на вате.
- Дура!
- От дуры слышу!
Молчание. Хозяйские дочки начинают на себя навьючивать юбки.
- Ну, а со старшим приказчиком, Ананьем Панфилычем, похристосуешься как следует? - снова спрашивает старшая.
- Само собой. Ведь он старик, да к тому же у него в деревне жена есть. Ведь эти поцелуи ровно никакого чувства не составляют.
"Сам" пока еще в халате, сидит в зале у стола около лампы и роется в старом календаре. Мимо пробегает "сама".
- Ты бы, Лазарь Калиныч, оболокался,- говорит она.- Одиннадцатый час. Опоздаем, так после и в церковь не влезем. Что за радость с мужиками стоять да тулупы нюхать!
- Сейчас. Дай только найти, в котором году у нас большое наводнение было. Первую холеру нашел, пожар в Апраксином тоже... У меня спор с Николаем Кузьмичом. Завтра придет христосоваться, а я ему и преподнесу. У нас в это наводнение сторож Калистрат утонул.
- Не воображаете ли вы, что я завтра со всеми вашими сторожами христосоваться буду? - кричит из другой комнаты старшая дочка.- Мерси! Я уж и так в прошлом году все губы об их бороды обтрепала.
- Кто тебе говорит о христосованье! Я наводнение ищу. Вот как выдерну из-за божницы пук вербы! Чего на ссору лезешь?
- Ах, скажите, как вас испугались!
Хозяйский сын, молодой франт, ходит по комнате и напевает "Светися, светися, новый Иерусалиме!".
- Это в каких смыслах вербу? - спрашивает он.
- А чтоб постегать!
- Следует. Она давеча на мою новую циммермановскую шляпу села.
Из другой комнаты доносится голос другой дочери:
- Папенька, да уймите Володьку! Он у меня целую банку помады на свою голову вымазал и теперь кота помадит.
- А вот я его! Где у меня подтяжки!
В кухню стучится дворник.
- Матрена! - кричит он.- У вас, говорят, окорок запекали. Отдай нам кожу с него. Мы в щах варить будем!
- Ну, вот еще! У нас и молодцы съедят!
- Вот сквалыги-то, а еще купцы! Вот я через это самое солдата твоего в калитку пускать не буду!
- А вот за эти срамные слова стащить тебя к хозяину! - восклицает кухарка.- Когда ты у меня солдата видел? Сказывай.
В молодцовской одеваются молодцы и тоже сбираются к заутрене. Кто повязывает себе новый галстук, кто фабрит усы жженой пробкой и сальным огарком, а статный приказчик Иван чуть не в пятый раз чистит себе сапоги, несмотря на то что они огнем горят. Он то любуется на каблук, то рассматривает голенищи.
- Вихры бы по-настоящему в парикмахерской подвить следует, да уж теперь поздно! - говорит он.
- А ты накали на свечке старые ножницы да и закудрявься ими! - дает кто-то совет.
- А что, братцы, для чего это самая четверговая соль составляет? У нас хозяйка больше пяти фунтов этой самой соли нажгла,- слышится вопрос.
- От порчи, от глазу... Раствори в воде и спрысни человека, как рукой снимет. Домовой ее не любит! Сатана боится. Ну, и есть чудесно! Окромя того, и птиц ловить сподручно. Насыпь, к примеру, этой самой соли на хвост воробью - сейчас поймаешь!
- А говорят, господа, что ежели этой самой соли, к примеру, женщине на постель под простыню подсыпать, то так в тебя влюбится, что даже бегать за тобой начнет,- рассказывает охотник до сапогов, Иван.- Только нужно при этом таинственные словеса знать.
- Это верно. Когда я у дяденьки в Кинешме по живодерному делу жил, то у нас один полицейский солдат купчиху одну присыпал, так что ты думаешь? - как нитка за иголкой за ним ходить начала. Шубу енотовую мужнину ему отдала, три самовара, лошадь, а потом со службы выхлопотала и кабак ему открыла. А и солдатенок-то ледящий был. Один ус кверху, другой книзу, да и ноздря в драке разорвана.
- Ты куда к заутрене-то?
- К Иоанну Предтече. С Марьей Дементьевной хочется похристосоваться. Вот девушка-то!
- Так женись. Чего же зеваешь!
- И женюсь, когда из приказчиков в люди выйду
Часы бьют одиннадцать.
- Пора. Полуночницу начали!
Все в доме начинает суетиться.