Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна - Мельмот-скиталец

  

  

   Литературовед и православный мыслитель К. Мочульский как-то сказал о поэзии матери Марии, что она "пишет стихи запоем и никогда их не отделывает". Г. Раевский поправил его и добавил "почти не отделывает". Историк и писатель Евгений Богат писал: "разве дело в том, насколько искусно огранены те или иные её строки? Стихи матери Марии нечто большее, чем стихи в обычном понимании. Она писала их не для печати, а потому, что должна была выразить душевную боль, поиск, порой безысходность". Т.Величковская говорила о её стихах, что: " Стихи м. Марии - огненные, но это не только пламя пожара, но и свет перед образом. Неугасимый светоч любви к Богу и людям".

    

   В стихотворной поэме "Мельмот скиталец" героиня носит имя Ималли. Поэма написана в стиле символизма начала XX века. Это сказительно- фантастический рассказ о метущейся душе юноши, который не находит ответов на вечные вопросы смысла жизни, добра и зла, герой страшится смерти, отчего ищет власти и вечной жизни. Но на своём пути мрачного скитальца он встречает любовь.

    

   Поэма писалась несколько лет и вероятнее всего была закончена в Анапе в 1917 году. Известно, что вместе с папкой рисунков рукопись "Мельмота" была подарена детям Омельченко. Их было трое ( две девочки и мальчик); по приглашению Елизаветы Юрьевны, дети провели предреволюционное лето в Анапе, в её родовом имении: " Она много читала из своей поэмы о Мельмоте"; перед детьми возникал таинственный Скиталец. Он то прилетал, то улетал на свои недоступные острова в Индийском океане. Всё это волновало и будило живое воображение детей и как вспоминает Е.А. Омельченко "...мой брат ещё долго потом рисовал корабли ( не знаю, морские или воздушные), на которых прилетал Мельмот". Исследователям литературного наследия м.Марии, за последние годы стало известно, что подарок Елизаветы Юрьевны, т.н. "коллекция Омельченко", разделилась. Часть её (акварели и рисунки) находится в фондах Русского Музея, а с 2007 года, её вторая половина 25 работ из той же "Анапской папки" приобрёл музей Анны Ахматовой, СПб. В сборнике "Равнина русская" изд. "Искусство" 2001г., поэма "Мельмот скиталец" приведена по рукописи семьи Омельченко. Но и второй вариант "Скитальца", неожиданно нашёлся. Здесь впервые публикуется новонайденный текст.

    

    

    

    

   "В полной уверенности, что близко время Мельмоту прилететь и искушать нас одним только обещанием, и с сомнением - неужели никто не согласится быть искушённым".

    

   На Индийском океане

   Остров есть средь волн солёных,

   Недоступный в пене вод;

   Там, в предутреннем тумане,

   Дева юная живёт.

   И иных людей не зная,

   Средь павлинов у потока,

   У подножья низких гор

   Жизнь слагалась молодая,

   В смерти розы -знаки срока,

   Видел только девы взор.

   От земли свои печали

   К белой островной богине

   Привозил в ладьях народ.

   Дева с именем Ималли

   Пела песни о павлине,

   О спокойном беге вод.

   Тамаринды и бананы

   Были ей от бурь защитой

   И давали ей плоды;

   Приносили ураганы

   К острову челнок разбитый, -

   Память смерти и беды.

   Но Ималли смерть не знала

   И не ведала утраты,

   Скорбных дней и ранних бед;

   И заря пред ней пылала,

   Расцветал весь мир богатый

   Каждый год и сотни лет.

   Песнь затянет: "Много раз

   Умирали, увядали розы;

   Лист желтел и засыхали лозы;

   Тленье мира часто видел глаз.

   Молнией зажженный ствол пылал,

   Исчезали пёстрые павлины,

   Дождь и ветер приносил туманы,

   Крепкие утёсы разрушал.

   Время шло, на тверди голубой

   Новый месяц тихо серебрился;

   И из лоз опять побег развился;

   Так назначено нам всем судьбой.

   Я же старше солнца и цветов,

   Я всегда была без измененья.

   Пусть всё тлеет; не боюсь я тленья, -

   В тленье мир восстанет чист и нов".

   Так жила Она; и плыли корабли,

   Над водой подняв свои крутые рёбра,

   От родной земли к богине доброй.

   Знали кормщики, что в море много раз

   От камней подводных, бури и тумана

   Тихий голос их спасал,

   Голос Девы океана.

   Часто юноши возили ей венки,

   Восковые корабли пускали в море;

   Даже старики шли в горе к утешенью.

   И как-то, однажды в осеннее время,

   Месяц щербатый корабль озарил;

   Напрягся под бурею парус косматый.

   На бреге морском Ей моряк говорил:

   Про смерть и про грех, про земные утраты,

   Про горечь безвременных, тихих могил,

   О жизни средь мира, стяжаньем богатой,

   О гибели частой и веры, и сил.

   Рассыпалась в стоне, в бушующем беге.

   Белая груда разгневанных волн.

   О гибели быстрой, о злобной погоне,

   О множестве бед, и утрат, и забот

   Скиталец рассказывал Ей;

   А меж тем, в небосклоне, месяц ущербный

   Свершал свой обход.

   И с каждой минутой он был непреклонней

   Скиталец отверженный, скорбный Мельмот.

   Суровых законов заложник,

   Предавшийся пагубной страсти,

   Великий владыка, безбожник,

   Носитель таинственной власти.

   Два века минуло, как с силою светлой небесной,

   Закончил позорный он торг

   Он предал всё, закрыл покой могилы

   И ввергся в исступлённый грех.

   То был Мельмот!

   Все скорби испытав и веру искусив,

   Проникнув в тайны знаний,

   Он не был в страстии спокоен и счастлив

   Пред часом умираний.

   И он решил перед концом земных дорог

   Свершить свой торг позорный до конца;

   Душе своей он сам назначил срок,

   Предав её руке тлетворной.

   И был написан договор,

   И договор рука скрепила;

   Вначале власть, потом позор

   И неспокойная могила.

   И стал владыкою Мельмот

   Пространства и времен до срока,

   Когда дорога завернёт

   К Судье и Господину рока.

   И взгляд земной его сгорел;

   И сердце в миг испепелилось;

   И он забыл святой предел,

   Забыл святое слово: милость.

   Не угли, молния горит,

   Нездешний пламень, в мёртвом взоре;

   И, как маяк, людей манит

   В бушующем осеннем море.

   Он может всё, он властелин

   Столетий долгих, мысль и дело;

   Из всех живых лишь он один

   Глядит в запретные пределы.

   Но настаёт и часа суд,

   В известный срок придёт возмездье;

   И он исчезнет без следа,

   Как облако среди созвездий.

   И есть надежда и потеряно не всё:

   Тот, кто сей договор скрепил,

   Он указал, чтобы искал Мельмот

   Такого незнакомца, что в несчастье впал.

   Каждый может заменить изгнанника,

   И он может отвратить судьбу,

   Указав несчастного избранника

   Иль страстей сжигающих рабу.

   Может он вручить печать запретную

   Каждому, кто согласится взять,

   Кто отдаст за власть и силу тщетную

   Божьего избранника печать.

   Что есть враг? Или души уж мало?

   Что тебе, злобный? Иль ты недоволен?

   Здесь ты богатую жатву собрал.

   Душу живую, что долго страдала,

   Разум, что был и спокоен, и волен,

   Навеки ты чёрным пятном запятнал.

   Что есть отчайнье? Иль жертвой богатой

   Тёмный владыка ещё не утешен?

   Разве не сладок ему этот грех?

   Нива Мельмота до Ангелов сжата;

   Жатвы иной недостоин и грешен,

   Грешен Мельмот, недостойнее всех.

   Ликуй и веселись,

   Пускай из лука стрелы, враг злобный

   И умелый в сияющую высь!

   Ты победил сейчас, ты господин сегодня;

   Но помни власть Господню:

   Он многих падших спас.

   Жадный и высокомерный враг,

   Как ловца, к живым послал Мельмота;

   В мире скорбном каждый быстрый шаг -

   За добычей верною охота.

   Меры нет греху.

   И увлечь он за собой обязан

   Всех, кто тщетно радости алкал,

   Всех, чей путь был долго скорбью связан.

   Грех, рождающий грехи; твой путь

   Будет проклят и людьми и Богом;

   Ты не дашь усталому вздохнуть,

   Сторожишь ты нищих по дорогам.

   Где безумье радость затемнит,

   Где раскинет сети людям голод,

   В кузнице твоей огонь горит,

   Падает на наковальню молот.

   Только слушай, слушай: вдалеке

   Волны бьются на седом песке,

   Кто-то песнь поёт, поёт в тоске.

   И звучат, звучат колокола

   Про надежды, мысли и дела,

   И про твердь, что молодой была.

   Слышен по пустыне конский бег,

   Мерные раскаты дальних рек;

   С тихим шелестом уходит век.

   И другой в сиянии встает,

   А корабль воздушный приплывает

   К роковой, седой земле, Мельмот!

   Будет слышан звёздам разговор

   Путникам, разрезавших простор;

   Злобно отвечал и спрашивал Мельмот

   Про таинственный полёт:

   " Мы над какими землями плывем?

   И отчего прозрачный воздух, так душен?

   Не видно козьих стад на склонах,

   И потемнел спокойный небосвод?"

   - " Воздушным огибаем кораблём

   Страну, где будет смерти час подслушан

   Твоей души, в молениях и стонах,

   Владыка воздуха и времени, Мельмот".

   "Какие там звучат колокола,

   И отчего не видно в окнах света?

   Спокойно всё? Иль день рабочий трудный

   Не дал усталым горя и забот?"

   - "Дорога нас нежданно привела

   К местам, где каждый куст -примета.

   Ещё далёко день Господень судный,

   Но ты его предчувствуешь, Мельмот?

   Угрюмые, безводные холмы;

   Но обещают тень ещё не жившей;

   И в гибели заключена отрада.

   Грядущая, Судью умилосердь.

   Запомни договор: из тленной ты тюрьмы

   В нетленную войдёшь, забывши всё,

   Как надо жить и как смиряться надо,

   А твой тюремщик будет Смерть".

   Угрюмый, смятенный,

   Приметами срока и знаками близкого рока,

   Спустился на землю Мельмот.

   И каждый прохожий,

   Идущий пред ним одиноко,

   Нёс много надежд и забот.

   В кручине, стучался он в дом земледельца,

   Склонялся у смертного ложа,

   Страшился... судьбу торопил.

   И речь заводил он умело

   О тайне, что сердце изгложет,

   О власти таинственных сил.

   Различны Мельмота соблазны:

   К одним он приходит как друг,

   К другим же в обличии брата...

   Дорогою разной, к сердцам утомлённым приходит и скорбь,

   И недуг, и тяжесть нежданной утраты.

   И золото сыпет он нищим,

   Покой обещает усталым

   И тихую пристань пловцам;

   Идёт по убогим жилищам

   И жалит невидимым жалом,

   Везде проникает в сердца.

   Но ненадолго.

   Пламенный восторг, в сердцах сменяет скоро размышленье.

   Пощады вопль и тихое моленье

   Всё не дает ему закончить торг.

   Когда готова чаша на весах у мстителя в руках переместиться,

   Несчастные склоняют низко лица,

   Как будто их придерживает страх.

   Не только страх.

   Иным навек упасть и быть в пыли,

   Из всех людей последними- достойней,

   Чем вверить сердце бредням.

   Признать над ним враждебной силы власть!

   Неужто на земле неплодной,

   Спокойны все и духом и святы

   Средь устали и нищеты,

   Средь тленья, праха и тщеты

   В пути и выборе дороги.

   В свободу ли она ведёт?

   Уж не томят греховной плоти гири,

   И нужды, не коснулись их сердец,

   И не пугает дней земных конец...

   Иль близок пламенный Творец?

   И избранных он поведёт в свободный мир?

   Или никто из созданных в истленье,

   Лишь кроме одного, не смог поднять

   Отречья чёрную печать,

   Венчать себя на Власть?

   А Силу взять за вечное спасенье?

   Иль кары страх, иль вера в правду Бога

   В тот час последний заградит уста?

   Или душа пред Богом так чиста?

   Или страшит их светлый знак креста?

   Но все молчат. И прячут лица.

   И в мире боли море! И скорби много!

   В полях дорога путает;

   Жизнь гонит нас вперёд.

   А над пропастью отвесной

   Мы в кончине неизвестной

   С верой движемся чудесной,

   Верим Богу, Муке крестной.

   * * *

   Не здесь, не здесь, - в пустынном океане,

   Средь бурь, средь волн сердитых и в седом тумане

   Решил Мельмот спасение искать.

   И рассекая облако бортами,

   Корабль летит над тихими местами,

   Мельмот смотрел на голубую даль.

   И к вечеру на острове далёком

   Мельмот уже бродил, вперёд гонимый роком.

   Ложились тени, и горел закат;

   И ящериц блестели слабо спины,

   Ступали гордо пестрые павлины,

   Желтел в лучах закатных виноград.

   И серебрился месяц на востоке;

   У ног журчали медленно потоки;

   На крыльях тихих приближался сон.

   В воде закатные лучи дрожали.

   Раздвинув ветви, тихо шла Ималли

   Меж пальмовых торжественных колонн.

   Эта ли Дева жертва Мальмота?

   Дева, не знавшая Бога?

   Не знавшая в жизни заботу?

   Здесь ли нашёл он охоту?

   Нет, лань убегает в теснины,

   И прячутся дикие козы,

   И с криком взлетают павлины,

   А Дева идёт средь равнины.

   Не ведает страха, смеётся;

   Смущён её смехом охотник,

   И молча в тени остаётся;

   У Девы ль надежда найдётся?

   Подходит. С нежданным вопросом

   Склонилась она пред скитальцем.

   А ветер ласкается к косам,

   И росы блестят на ресницах.

   Откуда он? Где же челнок,

   С которым ринулся в поток,

   В вечерний и опасный срок?

   Да знал ли он, куда плывёт?

   Что привело пловца сюда,

   Где только небо и вода,

   Где нет иных людей следа,

   Нет грусти, смерти, ран и стонов.

   И промолвил скиталец:

   "Не страшила мне сердца опасность.

   Я из дальнего мира приплыл.

   Жизнь земная дала мне бесстрастность,

   Не напрасно я долго прожил.

   Там, где люди, там скорбь и беда;

   Злоба там свои плевелы сеет.

   Здесь на острове память немеет

   И пространства скрывает вода".

   Ималли грустных слов не поняла.

   Ей птицы и цветы не открывали

   Миров далёких скорби и печали;

   И стало ей впервые мира жаль.

   Слова про мир чужой и необъятный,

   Прожгли тоскою грудь.

   А незнакомец грустно продолжал

   И говорил о немощи людской,

   И о смятенье сил, что разум пожирает.

   О том, как властвует печаль и злоба,

   О скудной жизни вплоть до крышки гроба,

   О смерти, стороже слепом,

   Владычице над злобой и добром.

   Стало ль страшно Ималли? Нет.

   Только на сердце печально:

   Отчего ей о тайне земной ни цветы,

   Ни ручей, ни ночной соловей, ничего никогда не сказали?

   И без скорби лучи на закате пылали,

   Тёмно-серые тучи, будто знаки беды и утраты,

   Это знаки, что солнце ушло без возврата,

   Так лукаво, как ветер на нас нападает,

   словно враг средь пустынных дорог!

   А Мельмот продолжал свой рассказ:

   "Бог, далёкий живым и суровый,

   Царство страсти создал среди нас,

   И она нас сковала в оковы.

   На коне объезжает она

   Наши земли, стучится в жилища;

   Тот, кому милость дана,

   Завтра будет бездомный и нищий.

   Завлекает к себе и поёт,

   Стрелы мечет с улыбкой весёлой.

   И с надеждой к ней каждый идёт,

   Гибнут все под стопою тяжёлой.

   Гибель, гибель одна впереди

   Всем, кто в мире однажды явился,

   Кто лежал у родимой груди,

   Кто за счастьем в дорогу пустился".

   И с горизонта солнце поднялось,

   Когда Мельмот закончил свой рассказ.

   В обратный путь и в бурный океан,

   Направил он корабль в таинственный полёт.

   Ималли он на берегу оставил.

   Теперь не так был ярок пламень роз.

   И воды в океане уж не так прозрачны;

   Покой младенческий корабль унёс

   К своей земле, усталой, грешной, мрачной.

   Лишь волны так же бьются на песке,

   И так же слышен дальней бури ропот.

   Замолкла песня. О земной тоске

   Несётся девы изумлённый шепот.

   " С болью узрела я свет:

   Камни про боль говорили,

   О тёмной губительной силе

   Волны мне весть принесли.

   Мельмота нет!

   Кануло множество лет,

   И только недавно утрата

   На жатве пирует богатой.

   Про что я? Про мужа, иль брата?

   Но Мельмота нет.

   Не страсти ль владычицы след

   Остался средь мёртвого сада?

   Она погубила всё!

   Как быстро исчезла отрада.

   Ни птиц, ни цветов мне не надо.

   А рядом Мельмота нет.

   Но он придёт, он прилетит...

   Измученный землёй, Мельмот вернётся к ней!

   И вместе мы начнём полёт;

   Туда, где ярок небосвод,

   Где птица белая поёт,

   Где незаметен жизни гнёт".

   И он вернулся, когда буря вопила!

   Гудели утёсы!

   Пена собой оросила Ималлины косы.

   Листья срывались, летели, и тучи клубились

   И волны ревели.

   И Мельмот был рядом!

   Деве буря- древняя держава,

   Что оставили в наследье предки;

   И смеясь и раздвигая ветки, вот он близится;

   И буря им забава.

   И как равная взирает в очи.

   В пламенный и мёртвый взор Мельмоту;

   Разделить изгнанье и заботу

   И понять его мучений хочет.

   Просит: "на высоком корабле твоём

   Скоро мы к земному миру приплывём;

   Весело и жутко будет плыть вдвоём.

   Я согласна долго, долго плыть,

   Чтобы мне тебя достойной быть,

   Чтобы мне всю боль твою изжить.

   Покажи мне скорбь и гнев,

   Вечной страсти тёмный сев:

   Я взгляну не побледнев".

   И Мельмот на корабле своём

   От павлинов, раковин и роз

   Деву острова увёз.

   В стране неспокойной, суровой,

   Где жили века рыбаки,

   Где тихо желтели пески-

   Ималли для долгой тоски,

   Для жизни оставлена новой.

   И люди привыкли к ней скоро;

   Не ведая их языка,

   Была она всем далека;

   Казалась безумной Ималли.

   Слова её были как бред,

   За много томительных лет

   Один лишь всегдашний ответ

   Все люди от Девы слыхали.

   Она говорила о странах,

   Где времени радостен гнёт,

   Откуда направил полёт

   Суровый скиталец Мельмот;

   О вечных и радостных ранах.

   И пела:

   " Боль всегда с тоской у вас;

   Моя же рана розой пламенеет.

   Из вас никто надеяться не смеет, -

   Я жду свершенья каждый скорбный час.

   Лишь только страсть, несёт вам преступленья.

   Моя ж любовь несёт мне только радость;

   Какая мука и какая сладость

   Изведать страсти сердцем власть?

   Я в рубище как нищая брожу,

   Не верьте рубищу и дням тревожным.

   Мой дух в обетовании неложном, -

   Корабль воздушный сторожу.

   И жду, и жду торжественных речей,

   И откровений, пламенных наитий,

   И мудрости, и чисел, и открытий,

   Средь ваших тёмных, горестных ночей".

   И рыбаки поверили в призыв

   И в пламень страсти радостно-мятежной.

   Шли к Деве в час, когда шумел прилив

   И рвался с воплем к полосе прибрежной.

   Торжественная сказка им дала

   Покой средь бурь и радость скорой встречи.

   В устах Ималли -угли, не слова,

   И взор её - пылающие свечи.

   И старые шли рыбаки

   К избе, где Ималли живёт;

   И к деве несли моряки

   Весь груз своей долгой тоски.

   Безумная даст ли ответ

   О том, чьи глаза-маяки

   Несут ослепительный свет

   И закрепляют завет?

   Иль скажет она о стране.

   Где детство её протекало?

   Об океанской волне?

   О яркой индийской луне?

   "Ималли, Ималли!"

   Скиталец зовёт и зовёт!

   Но не видно средь моря следа,

   Дорогу скрывает вода.

   И Дева срывает платок,

   Танцует у белой волны,

   Кричит, что настал уже срок,

   Но не видно далёких дорог.

   Не облако, то паруса,

   С заката так быстро плывут!

   Кто слышит в морях голоса?

   Кто смотрит наверх в небеса?

   Оттуда, оттуда придёт,

   Торжественной вести призыв;

   Направит на землю полёт

   Оттуда скиталец Мельмот.

   Наутро снова в море бросят сеть.

   Ушли ладьи; а рыбаки молчали.

   Ещё восток едва горел печально

   А над землёю розовели дали.

   Исчезла горизонта полоса.

   Казались продолженьем неба воды;

   На кораблях упали паруса.

   Застыло время...

   Так катились годы.

   Смотреть, смотреть, как нежно тает мгла.

   Как над водой несутся низко птицы.

   Как взвилась мачты тонкая игла,

   И паруса на ней устали биться.

   А дальний берег полосой повис

   Меж небом и бесцветною водою;

   Сейчас он сразу оборвётся вниз

   Иль унесётся облачной грядою.

   Один рыбак, старик седой,

   Склонился низко над водой.

   И не касался он руля.

   Суровый очерк корабля

   В усталом разуме возник.

   О тайне тосковал старик:

   "Только ты, желанный тайно,

   Ты принёсший всем тревогу

   И одной из всех - любовь!

   Силою необычайной завершишь мою дорогу

   И вернёшь мне радость вновь?

   Я уже на перепутье,

   Научи, что делать надо,

   Как найти годам исход?"

   Бьется сердце сладкой жутью,

   Сердце тайным знакам радо,

   Есть надежда на спасенье

   И твердит язык: " Мельмот!"

   На закате забелели корабли,

   Будто птицы устремились в гнёзда;

   Тихо в небе запылали звёзды.

   И зажгли огни родной звезды.

   Встречи, радости, объятья,

   Лишь старик не рад

   И не делит он надежды,

   К Деве он стучится в дверь.

   Песнями его встречает,

   Воплями нездешнего напева,

   О мечте, о властелине мира,

   Ведает она с безумным криком!

   Молвит ей старик в отчаянье:

   "Кто он обладатель власти?

   Пусть поможет, пусть избавит,

   И туда, где жизни вечной торжество ,

   Укажет путь, мой грешный путь.

   Оскудел мой дух и наг,

   Жизнь ушла, прошла бесцельно.

   Как теперь замедлить шаг,

   В час опасн