Кукольник Павел Васильевич - Избранные стихотворения

   Павел Кукольник

   Источник: Стихотворения Павла Кукольника. 1861 года, Вильно: Тип. А. К. Киркора, 1861, с. 5 - 6.

  

            Напечатав эти стихотворения в самом ограниченном числе экземпляров, я вовсе не имел в виду делиться с публикою своими чувствами и навязывать ей образ своих мыслей. Я хотел только оставить каждому из вас предмет, который бы напоминал вам обо мне. Книга эта не выходит в свет, а передается вам из рук в руки, с условием, которое для любящаго и благороднаго сердца должно быть священным. А потому вверяя вам детей моей души, с которыми в продолжении тридцати лет я беседовал почти один, имею, кажется, право требовать и от вас взаимной услуги. Храните их собственно для себя, чтобы они никогда незаметили, что вышли из отеческаго дома. В продолжение 66 лет, имя мое было свободно от нападения так называемой благонамеренной критики, которой стрелы часто бывают убийственнее неприятельских. Прискорбно было бы мне, на конце земного своего странствования, прочитать в журнале или газете насмешки а может быть и осуждения того, что до сих пор составляло почти исключительную отраду моей души. И хотя объявление, помещенное на первой странице этой книги, дает мни право надеяться, что дети моей души оставлены будут в покое; но в этом случае я более надеюсь на милостивое ваше для них покровительство, нежели на свои права. Оставьтеж меня, до конца жизни моей, в том приятном убеждении, что я неошибся в выборе лиц, которым вверил спокойствие своей души и честь своего имени.

    

  

   Скорбь, слезы и рыданья
Вокруг одра угасшаго певца.
В нем ожили столетья дарованья.
Он восхищал умы, пленял сердца.
         Дар драгоценнейший для человека,
Дар слова, от небес в удел он получил.
         Он украшеньем, чудом века,
Предметом зависти и удивленья был;
         И имя славное его
Из уст в уста с хвалой переносилось.
И благодарное отечество гордилось
Плодами гения любимца своего.

   Еще от последняго пенья звенели
Приятные звуки у многих в душах, -
Уж в храме Господнем с молитвой отпели
Служители Бога усопшаго прах.
Вкруг вида священнаго и скорбнаго - волны
Ценителей строгих таланта кипят;
Сердца их уныния, горести полны;
Взор грустной утехой насытить спешат.

   И зрит поэта тень с высот эфира
Дань благодарности отечества всего,
         Дань дарованиям кумира
         И славы века своего.
Свет отдал все ему, чем может величаться
На свете человек - и чувств земных порыв,
С которыми и дух не может вдруг расстаться,
         В последний раз пленив
Отторженную тень от временной отчизны,
В которой мирные ум лавры собирал
         Без страха, укоризны,
К жилищу вечному полет ей умедлял.
         Но сила вышняя влечет
На неизбежное для всех предназначенье;
         Могучий, тайный глас зовет
         На суд другой, в Господнее селенье,
Где смертных правда - ложь, где мудрость их - юродство,
         Порок - их славные дела,
Где самолюбие - души их благородство,
Благодеяние - источник тайный зла,
Их слава - прихотям разврата угожденье,
Спокойствие - стыда и совести презренье,
         Их философия - богохуленье.

   Вдруг исчезла земля под ногами певца,
В краткий миг звездный свод он узрел под собой,
Ряд миров пролетел перед ним с быстротой,
Загремел вечный хор вкруг престола Творца,
Хор бесплотных существ, хор великий миров,
Хор архангелов - хор чад земли, за Христа,
Рамена под ярмо преклонивших креста,
Хор пророков и хор тех простых рыбаков,
Коих подвиг и свет разогнал мрак веков,
И пред оком певца, средь небес торжества,
Ярче солнца блеснул вечный трон Божества.

   На троне - тайный дел и помыслов свидетель,
         Вкруг трона - истина и добродетель -
Не та, которую безсмертия венца
Достойною превратный мир считает;
Но та, которая творение сближает
         С изображением Творца.
Там и любовь, - не та, которую стихами
         Прекрасными воспел поэт;
Но та, которая мирит нас с небесами.
         Там вечный, чистый свет, -
Не тот, которым червь лукавый ослепляет
         Толпы несмысленных червей,
Но тот, который путь надежный освещает
         Рабам греха к Царю царей.
И ждет суда поэта дух смущенный.
Перед судилищем такого судии
Не ценится талант: он дар Его священный,
Он собственность Его; сокровища свои
Великий с целию великой уделяет, -
И горе смертному, который в тьме страстей
         Дары небес во зло употребляет
Для цели временной и суетной своей.
         Безплотных сил полки слетаются святые,
Главами их небес закрылась синева,
         И внемлет дух поэта роковые
                  Превечного слова:
         "Я дал тебе дар чудный убежденья,
                  Чтобы склонять к добру сердца,
         Чтобы спасть добычу заблужденья
                  И славить на земле Творца.
         Я дал тебе свой меч победоносный,
                  Чтобы рассечь узлы сетей,
         Расставленных для слабых душ - поносной,
                  Опасной силою страстей.
                  Твоими я хотел устами
         Усугубить число избранных чад,
И новым торжеством над буйными умами
                  Покрыть стыдом коварный ад.
                  И для того я веки дар священный,
Пока избрал тебя, на небесах хранил.
         Ответствуй же! как дар мой драгоценный
                  Ты на земле употребил?
         Не променял ли ты благословенье
Существ небес и милость Божества
         На жалкой черни одобренье,
И недостойного минуту торжества?
         Ответствуй!" И поэт
Пред грозным Судией дал роковой ответ.

   16 февраля 1837 года.

    

  

  

  

  

  1.

   Какое зарево полнеба обагрило
И в тучах дыма блеск померк ночных светил?
Или суда небес мгновенье наступило?
Иль новое жерло вулкан себе открыл,
И царствам участью Помпеи угрожает?
Откуда слышен вопль отчаянья и рев
Ужасной радости, с какою ад встречает
Добычу в гибельный поверженную зев?

   Суд неба не настал еще; земли утроба
Спокойна; правильно круг совершают свой
Светила; мертвые не возстают из гроба;
Но тысячи живых в жерло стремятся той,
         Невидимой, неотразимой,
         И вечным голодом томимой,
         Которая до времени одна
         В безсмертие грехом облечена.

   Владыки сильные! земные исполины!
Народы, гордые могуществом своим!
Внимайте, для кого ударил час кончины?
         Падите ниц! то гибнет Рим!

   Всесильный Рим! какой рукою
Для исполинских рук твоих составлен ков?
Кто мир осмелился оспоривать с тобою,
Кто славу помрачил двенадцати веков?
Кем сорвана с главы твоей корона,
Которую из ста корон твой слил народ?
Кто сокрушил скрыжаль всемирнаго закона?
Кем расхищен твоих трех сот триумфов плод?
Ужель против богов воставшие Титаны,
Иль в тартар сверженны Зевесом великаны,
На сильны рамена подъявши гор хребты,
Дерзнули преступить заветныя черты,
Которых смертнаго нога не преходила
Без наказания? Нет, нет! земная сила
Повергла в прах тебя. - Не дивный исполин,
Не житель бездны, нет! суровый брани сын,
Враг человечества, ум чуждый просвещенья,
Взор коего пленял вид страшный разоренья,
А слух - жертв лютости его стенанья, крик,
Вождь варваров, Вандалов - Гензерик.

            Рим грозный, неприкосновенный!
         Кто победитель, кто владыка твой?
Разбойник, полузверь, изгнанник, воплощенный
         Порок; его железною рукой
         Разгромлены оплоты вековые,
Без боя истреблен Квиритов милион,
         И Римских жена, уборы дорогие,
                  Оклады пышные икон,
         В дар принесенные святой любовью,
                  Богатства храмов, олтарей,
                  С оружьем обагренным кровью,
                  И грязной сбруею коней,
Разбросаны в шатрах существ без веры, чувства;
Произведения изящныя искуства:
         Металы, мрамор, полотно,
Которых гения рука одушевила,
         Пожара ярость истребила,
         Или прияло Тибра дно.
Рим, ужас ста колен, на сотне падших тронов
         Воздвигнутый казной вселенны всей
         Ценою слез и крови милионов,
Пал на главы семьи безчисленной своей.
         И наконец - о стыд! о поруганье!
Твой дикий враг презрел тобою обладанье,
На берег Африки с добычею отплыв,
Соперницы твоей блеск, славу воскресив,
Питает зверския мечты воображенья
Пролитой кровию, картиной разоренья. -

  

  

  

  

  

  

  2.

            Еще столицы мира пепл дымится,
Под ним лежат костры непогребеных тел,
         Еще на стогнах кровь струится.
Еще голодный вран приближиться не смел
         К обширному приюту смерти злобной,
         Уж существам небес подобный,
Маститый Иерарх, примерный раб Христа,
         С священным знаменем креста,
Колена преклонив на крутизне Тарпейской,
         За падших от руки злодейской
         Моления возносит в вечный храм.
Без ропота, без скорби муж велики,
         Небес благословляет гром. -
Остатки жалкие всемирнаго владыки,
         Презренные и смертью и врагом,
         Как тени вкруг него предстали,
Взор скорби в пастыря вперили своего,
                  И утешенья ожидали
                  Из уст пророческих его. -
         И вдруг в сердцах толпы смущенной
Глас вещий тихую отраду пробудил,
         И старец вдохновенный
С благоговейным так восторгом возопил:
"Утешьтесь! Бог лица от вас не отвращает.
Пал Рим языческий, владыка пал земной,
         Исчез, как все земное исчезает:
Возник, взрос, устарел, и век окончил свой.
Но время новаго владычества настанет,
         Как новый Иерусалим,
         Из пепла своего воспрянет
         Господний, новый Рим.
Владычество креста затмит оружья славу.
Народы и цари падут во прах пред ним.
В могущественную духовную державу
         Преобразится падший Рим.
         Он новые народам даст законы.
Слова его сильней вселенну потрясут,
         Чем древние героев легионы.
Как к сердцу кровь, к нему отвсюду потекут
         Без слез, без грабежа, непринужденно,
         Сокровища Европы обновленной.
         Возрадуйтесь! Бог неоставил вас!"
                  Умолк, - и веры вещий глас
                  Толпе, отчаяньем сраженной,
                  Покой на время возвратил.
Вдруг старый селянин, с главою обнаженной,
         Собрав разстроенных остаток сил,
К развалинам взор грустный обращает,
"Прав пастырь!", голосом трепещущим вещает,
"Рим возникающий! Удел завиден твой,
Покроет мир твоя духовная порфира,
         Пока пред князем мира
Ты непоникнешь сам преступною главой,
         И соблазнительный мамона
         Священнаго не обезславит трона:
Тогда ужаснее, чем меч, или пожар,
Тебя Господнее постигнет отверженье,
И многих чад твоих измена, отпаденье."

   Дух Божий в обоих вдохнул предвестья дар.

   14 Марта 1837 года

    

   Была пора! Ее из памяти моей
Ни быстрое годов не истребит теченье,
Ни ветренность судьбы, ни прихоти людей,
Ни даже роковой минуты приближенье.
         Была пора, когда на сердце налетел
Покоя общий враг, недуг неотразимый,
И в девственной груди, в дни юности, горел
Заразы гибельной огонь неугасимый.
         Прошла уже пора обманчивых блаженств,
Чад гнусной прихоти, плодов воображенья,
Боготворения ничтожных совершенств,
Пора безславная любви и ослепленья.
         И я под общаго закона иго пал,
Прекрасных дней зарю тревожило ненастье;
Как всякий человек я в жизни испытал
Предательской любви и счастье и несчастье.
Мне также как другим, за страстный пламень мой,
Краса презрительной улыбкою платила,
Над муками души, над сердца простотой
Насмешек адския орудия острила.
         Но иногда и я,
         Из мягких рук ея,
Брал чашу полную восторгов, наслажденья,
Что жизнью райскою зовут, - я то постиг,
         И многолетния мученья
         Вознаграждал счастливый миг.
Дух неостыл еще во мне для жизни страстной;
         В груди измученной борьбой страстей
                  Под пеплом тлеет жар опасной;
         Еще от стрел пленительных очей
Он может в гибельный пожар преобратиться;
Непостоянный вкус и прихоть красоты
Еще взаимностью мне дозволяют льститься;
Но опыт изменил и чувства и мечты.
         Мне жаль теперь моей поры прекрасной
Погибшей среди бурь мучительных страстей,
         И времени убитаго напрасно,
Безплодных вздохов, слез, томительных ночей,
         Без сна, в тоске сердечной проведенных,
И жертв души моей кумирам посвященных.
Открылся поздно свет ничтожному уму.
Перст Божий разогнал души и сердца тму;
Но горькия о днях протекших вспоминанья,
В душе, как бы в упрек, оставя пустоту,
Готовить новыя для поздних дней страданья,
И множат совести и сердца тяготу,
         А ежели в мгновенье роковое,
         Как непреложный нам гласит завет,
                  Окончив странствие земное,
За каждый жизни миг должны мы дать ответ?
Какой для нас позор! какое обличенье
Представить юности обширный период!
Преступное даров небесных униженье,
Забвенье должностей, безплодных тмы забот,
Презрите явное священнаго завета,
Порабощенье душ разврату и страстьям,
Забвенье Божества для благ ничтожных света,
И воскуряемый пороку фимиян.
         Так, горе чтителям презреннаго кумира,
И в неизбежный день их не спасут от бед
Ни вымыслы ума, ни одобренье мира,
А пред судом Творца им оправданья нет.

   Преступен юноша, коль для прельщений света
         Блаженством жертвует души своей.
Но что сказать о том, который в поздни лета
Не хочет вырваться из табельных сетей.

   11 Декабря 1817 года

  

    

   Какой предмет столь сильно занимает
На стогнах Виленских толпящийся народ?
С каким событием друг друга поздравляет?
Какая весть душам восторг передает?
Какая общаго волнения причина?
Кто новой радостью сердца одушевил?
Славянский Арион град древний Гедимина
         Своим прибытьем оживил,

   Как новое на небесах явленье
Обычный дел мирских остановляет ход,
И общее к себе внимание влечет;
Так вожделенный гость, всех помыслов стремленье,
         Едва наш город посетил,
К себе лишь одному мгновенно обратил.

            Забыто все: дела, заботы, споры,
Соображения, расчеты, сплетни, ссоры,
         Желаний, мыслей и бесед,
         Он стал единственный предмета.

   Трепещет грудь, сердца горят от нетерпенья,
         Ах скоро ли настанет сладкий час,
         Когда на пир ракошный вдохновенья
         Нас позовет его могучий глас!

   Вот наслажденья час приблизился счастливый,
Зал ярко освещен, наполнился, и вот
         Ценителей толпе нетерпеливой
Оберов конь (1) его предвозвестнил приход.
         Вот он! И гром рукоплесканий
Нелицемерный душ восторг вдруг обнажил;
И скромно голову, средь шумных восклицаний,
Признательный талант пред публикой склонил.
         Но жезл магический подъемлет гений,
И бурное толпы волненье обуздал,
         Порывы сильных ощущений,
Движенья, голос, мысль мгновенно оковал,
Все превратилось в слух; все ждут, дышать не смея.
И вот поплыл смычек по скрыпке чародея,
Со струн посыпался волшебных звуков град,
То слышится любви несчастливой стенанье,
         То громкий соловья раскат,
         То горлицы унылой воркованье,
         То гармонический каскад,
То милой родины священные напевы,
То тихая свирель средь отдаленных гор.
То песнь таинственной незримой девы,
Или существ безплотных дивный хор.
         И всякий звук, его рукой
         Добытый - звук живой,
         Он в душу проникает,
Лелея слух, кровь в сердце согревает,
         Живит огонь любви святой,
Любви к изящному. О сила вдохновенья!
Среди всеобщаго хаоса чувств, страстей,
Недвижим, важен, тих, способности своей
         Всю силу постигая.
По произволу душ порывы направляя,
В сердца стрел огненных спокойно сыплет град.
         Лишь только девственным огнем горят
Из под бровей, как два светила в мраке ночи,
         Поэзии исполненныя очи.

            Нет продолжительных на свете наслаждений,
Промчался быстро час восторгов, упоений,
Но долго памятны мгновения отрад.
         Они, как лета юности златыя,
Как первая любовь, как чувства не земныя,
         В воспоминаниях души горят.
Так средь сует мирских, средь скорби ощущенья,
Которым смертнаго обрек судьбы закон,
Воскликнем мы не раз для сердца облегченья:
"Мы слышали тебя, Славянский Арион!"

   30 Апреля 1838 года.

   (1) Увертюра из оперы "Бронзовый конь".

  

    

   За индейками уныло
Шла сиротка со двора,
Сердце юное грустило:
"Много в свете есть добра!
Для других щедроты неба,
Хлынули дары волной;
Мнеж удел кусочек хлеба,
Сырость утра, жар дневной.
Мой отец погиб в сраженьи,
Мать от горя умерла,
В недостатке и презреньи
Я в семье чужой росла.
Дом родительский распался,
Страшен образ милых мест,
А в наследство мне достался
Только этот медный крест.
Им меня благословляя
Мать сказала в смертный час:
"Сохрани, о дочь родная,
В кротком сердце веры глас!
Горькой доли не пугайся,
Слезы горести отри,
Настоящим не прельщайся,
В даль с надеждою смотри!"
В сердце истина запала
Вера скорбь превозмогла,
Дева крест поцеловала,
Веселей за стадом шла.

   Год прошел - на этом месте
Летней, утренней порой,
Долго простояли вместе
Барин с молодой женой,
Все богатство обличало
В одеянии жены,
Кружевное покрывало,
Серьги дорогой цены,
И на плечах плащ атласный,
В перстне изумруд горел -
Только на груди прекрасной
Тот же медный крест висел.

   16 Февраля 1839 года

    

   Наш мир почтовая дорога,
Жизнь - путешествие, маршрут
Прописан каждому от Бога:
Иному несколько минут,
Иному долго ехать нада,
Но всякий попадет домой,
Там только радость и отрада,
В дороге же покой плохой.
Иной катается в карете,
Иной в тележке, тот верхом,
А много есть таких на свете,
Которым суждено пешком
Пройти путь во все не веселой
И то под ношею тяжелой,
Своею, иль чужой, - притом
В грязи, иль по льду, босиком.
Как ни метаться, ни сердиться,
Тем облегчить нельзья пути;
Так лучше горю покориться,
И с твердостью вперед итти.
Нам каждый шаг напоминает,
Что ближе к сени мы родной,
Где нас с радушьем ожидает
Отец с избранною семьей;
Где всех обрадуем приходом,
И где в чертоге золотом,
Под пышным и роскошным сводом.
Блаженство, вечный мир найдем.
И так, вперед! Во имя Бога!
Начнем о доме помышлять

   Как можно чаще, и дорога
Не будет духа утомлять.

  

   19 Июня 1851 года.

  

   Я написать вам обещал
Сонет, посланье, или повесть,
Писать раз двадцать начинал;
Но все мне говорила совесть,
Что мой талант не стоит вас.
Но слабость тут не оправданье,
Исполнить должно обещанье.
И вот вам наконец разсказ
На сказку и на быль похоже!

   В те дни, когда я был моложе,
Лет двадцать пять тому назад,
Я не любил уединенья,
Искал забав и развлеченья.
Балы, театры, маскарад,
Обеды шумные, катанья, -
Вот составляло что тогда
Цель моего существованья!
Случалось впрочем иногда,
Что суета надоедала,
Душа иных отрад искала.
Тогда, собравшися в кружок
С тремя, иль четырьмя друзьями,
Мы проводили вечерок.
Там меж густыми облаками
От дыма трубок мы вели
Беседу мирную, судили
Мир, суету и возносили
Свой дух далеко от земли.
Казалось времена Сократа,
Или его учеников
Мы воскресили. Брат за брата
У нас погибнуть был готов.
Но это в сторону! К развязке
Приступим, а нето у нас
Конца не будет этой сказке.
И вот в чем дело: как то раз
Друзья и братья утомились
В один из вечеров таких,
И вдруг ко мне все обратились,
Чтоб сказкой позабавить их.
Досадно было мне и стыдно,
Что я за сказочник? Обидно.
Но круг друзей не отставал.
И я им прозой разсказал
То, что сегодня перед вами
Решаюсь разсказать стихами.

   Друг

   I.

   В какой то стороне чужой,
В одном из славных заведений,
Учился молодой Евгений,
Разсказа нашего герой.
Трудясь, как говорят, для славы,
Не знал пакоя ни забавы,
За то блистательный успех
Венчал похвальное старанье.
Он скоро приобрел вниманье,
Любовь и уваженье всех.
Ум юноши образовался,
Поспешно, прочно; - каждый час
Познаньем новым украшался.
Товарищи его не раз
Уподобляли Эпиктету,
Иль одному из мудрецов,
Красе отчизны и веков.
И словом, заведенье свету
Приготовляло чудо в нем.
С тем вместе все его любили;
Его таланты не вселили
Презренной зависти ни в ком.
Нрав тихий, кротость в обхожденьи,
И снисходительность к другим -
Вот отличался чем Евгений,
За то не мог быть не любим.
Но то, что вдвое придавало
Цены плодам его трудов,
Что торжество его спасало,
От стрел завистников, врагов -
То было чувство безпредельной
Любови к матери своей.
С привязанностью неподдельной
Он жил, трудился лишь для ней.
И самой лестною наградой
Считал за труд усильный свой
Быть утешеньем ей, отрадой,
Доставить в старости покой.
За то и мать, каких не много,
Природа юноше дала.
В лачужке ветхой и убогой,
Старушка, на конце села,
Жизнь незавидную влачила.
В заботах, тягостных трудах,
И дни и ночи проводила.
За прялкой, иль с чулком в руках,
Перед постелью неизмятой,
Ее лучь утра заставал,
Когда уже семьи пернатой
Под кровлей хор зарю встречал.
Здорова ли? Больналь? Мгновенья
В бездействии не проведет.
Спокойно сносит труд, лишенья,
Один предмет ея забот
Скопить пособие для сына,
Чтоб обществу образовать
Достойнаго в нем гражданина.
А чтоб кой что ему собрать,
Ничтожной продает ценою
Добро последнее свое,
Одним лишь хлебом и водою
Поддерживает бытие,
Чтоб только сын ея в науках
Как можно лучше успевал.
Но медленно, - как время в муках.
Проходит, - скудный капитал
Ея ростет. Какое бремя
Душа любящая несет
Охотно! Но зато в то время,
Когда десятка два блеснет
Серебрянных кружков, в награду
Терпенья, горя, и забот, -
Ея восторг, ея отраду,
Читатель без труда поймет.
А благодарность, умиленье,
Того, кто понимал вполне
Великость, самоотверженье
Достойной матери.... Не мне,
Не мне описывать стихами
Такия сцены! Перед нами
Событий много. Поспешим
Вперед за витязем своим.

   Вот и последний наступает
Экзамен! Выпуск! Наш герой,
Как солнце звезды помрачает,
Товарищей затмил собой.
Ум светлый, сила дарований,
Дар слова и обширность знаний,
Любимца неба и земли,
Всю публику с ума свели.
И знать с крестами и звездами,
Его с восторгом окружив,
Один перед другим, хвалами
Засыпали, на перерыв.
Кто знатность, славу предвещает
Талантам знаниям таким;
Кто место в службе предлагает
Под покровительством своим.
Шум, восклицанья; но Евгений,
Средь заслуженных поздравлений,
Душею к матери летит,
Ее обрадовать спешит.

   В обширном зале рой кружился
Еще студентов и гостей,
Когда философ наш решился
Пуститься к матери своей.
Простившись скромно, чинно с знатью,
И увольненье испросив,
Патент с огромною печатью
И три награды получив,
Отправился. В дорогу сборы
Для молодых студентов скоры.
Картуз, с припасами мешок,
На палку легкой узелок,
И в путь! Еще во всем сияньи
Пылало солнце над горой,
Как он, средь сладостных мечтаний,
Оставил город за собой.

   Вот наш герой, вполне счастливый,
Почти уж на краю пути.
Пылает дух нетерпеливый,
Он хочет далее итти.
Но солнце скрылось за горами,
Туман объял со всех сторон
Окрестности, и ночь звездами
Засыпала весь небосклон.
Еще до дорогой лачужки
Не так то близко; - а при том,
Как ночью сон прервать старушки!
На то нестанет духа в нем.
К томуж и собственное тело
Покоя просит, - ослабело.
Волненье чувств, ходьба и зной
И воздух наконец сырой
Его как будто уходили,
А перед ним еще две мили.
Решась часок, другой заснуть,
К гостинице направил путь.

   Но вот, завесы туч раздвинув,
Луна просунула рога!
И лучезарну ткань накинув
На рощи, горы и луга,
Внезапно новый осветила
Вблизи Евгения предмет.
По черной, вязкой топи ила
К дороге столбовой идет
Какой то путник величавый.
Лице сияет добротой,
Одежда снежной белизной.
Разсеян по плечам кудрявый
И светлорусый шелк волос.
Стан стройный, склад лица прекресный,
Взор неподвижный и безстрастный
Как бы к Евгению прирос.
К земле почти не прикасался,
Казалось будто плыл по ней;
А между тем все приближался
К герою повести моей.

   Наш витязь был не трус; однако
Один, с товарищем таким,
В открытом поле, ночью, всякой
Явился б рыцарем плохим.
Так оробел и наш Евгений.
Он не боялся привидений,
Об них разсказы он за ложь
Считал, и даже ненавидел;
Но спутника едва завидел,
По телу пробежала дрожь.
Прибавив шагу, примечает,
Что незнакомый догоняет
Его с такой же быстротой.
Он шибче; - но дрожит все тело,
Шум в голове, в глазах темнело, -
Вот и гостинница! Рукой
Он дверь толкнул; но на пороге
Без чувств, без памяти упал.

   В трактире, на большой дороге,
На жестком тюфяке лежал
В бреду, в горячьке мой Евгений.
Один, среди людей чужих,
Каких он ждать мог попечений:
В страданьях тягостных таких?
Иных болезнь такого рода,
При всех удобствах, в гроб свела;
Но к счастию сама природа
На помощь юноше пришла.
Уж более прошло недели,
Как он не оставлял постели,
Метался, бредил и стонал,
И никого не узнавал,
Хотя семье не многолюдной
Хозяина, он был знаком.
Но наконец в болезни трудной
Настал счастливый перелом,
Жестокий жар утих, дыханье
Свободнее, спокойный сон
Сменил в безпамятстве метанье,
Пульс правильнее. Пробужден
Каким то шумом он очнулся,
Привстал, невольно оглянулся;
Но комната была пуста
В которую попал случайно,
Вдруг видит, - тут уж не мечта,-
Его ночной сопутник тайной
У изголовия сидел,
И на болящаго смотрел
Безмолвно, с искренним участьем.
Казалось сильно тронут был
Его нечаянным несчастьем.
"Кто ты?" В полголоса спросил
Евгений. Новая тревога
Вдруг прекратила речь его.

   НЕЗНАКОМЫЙ.

   Я друг твой, посланный от Бога.
Начало счастья твоего,
Котораго мирския смуты,
Ни сети злых людей, ни ад
Завистливый, не возмутят,
В моих руках. И с той минуты,
Когда еще раз пред тобой
Явлюсь, - все бедствия, мученья, -
Удел и плод грехопаденья,
От головы твоей, рукой
Моей, навеки удалятся.
Ты будешь счастьем наслаждаться,
Какого до сих пор не знал
И неузнаешь до свиданья
Со мною. Важнаго страданья
Поныне ты не испытал,
А потому крепись, мужайся!
Дни испытанья настают.
На мир, друзей не полагайся!
Рабы мамоны не поймут
Тех свойств, которыми обильно
Ты наделен рукой Всесильной.
Они не для людей мирских.
Никто достойно не оценит
Ни подвигов, ни жертв твоих.
Все в мире сем тебе изменить.
Не изменю лишь я один.
Храни в душе, как дар священный
Завет Любови воплощенной!
Будь верный честный гражданину
Член добродетельный семейства!
И злобы нестрашись врагов,
Ни козней гнуснаго злодейства!
Я сокрушить приду их ков.

   И тайный спутник удалился.
Вы можете вообразить
Как мой Евгений удивился.
Тень? Призрак? Нет! не может быть!
В догадках витязь наш терялся,
За пульс, за голову хватался.
Но наконец стал убежден,
Что это был не бред, не сон.
Кто ж этот дивный посетитель?
Ужели демон соблазнитель?
Но демон так не говорит,
В религии не утверждает,
Добру людей не научает,
А только зло одно творит.
Комуж однако быть другому?
Ужелиж ангел? Так мечтал
Больной, и только по-пустому
И время и покой терял.
Но с той минуты, как разстался
С ним таинственный гость, больной
Приметно в силах укреплялся,
И вскоре поднял посох свой.
Воздав благодаренье Богу,
Хозяйке доброй подарил
Весь свой запас, и поспешил
С сердечным трепетом в дорогу.

   II.

   Ура! Родимое село
Узрел Евгений меж холмами.
Он пожирал его очами.
Все новой жизнью разцвело
Пред ним. Он был в душе поэтом,
И сердце чистое его,
За обладанье целым светом,
Не променяло бы сего,
Столь в жизни редкаго, мгновенья.
Он бегал, плакал, обнимал
Кусточки, землю целовал,
И вне себя от восхищенья,
Пустился прямо чрез овраг,
И путь почтя непроходимой
Избрал к лачужке он родимой.
Вот преступил последний шаг!
Дверь ветхую толкнул рукою. -
И чтож увидел пред собою?
О Боже! кто опишет нам
От счастья переход мгновенный
К отчаянью! Ужели там,
Куда дух кроткий и смиренный
Любви объятья простирал, -
Его кинжал убийцы ждал?
Свершилось! Радость, восхищенье,
Исчезло все в одно мгновенье.
Несчастный горько зарыдал.
Увы! Навеки угасает
Блаженства юноши звезда.
Плод многолетняго труда
Жестокий рок уничтожает -
Что должен был он ощущать,
На ложе смерти видя мать?
Залившись горькими слезами,
Прильнул к хладеющим ногам.
И вдруг? как бы укор глазами
Он посылает небесам.
Из уст от горести, мученья,
Готовы вырваться хуленья,
Глас скорби веру заглушил.
Взор матери остановил
Порыв преступных ощущений.
"Опомнись, дорогой Евгений!"
Сказала с кротостью она,
"Не ропот, вера лишь одна,
Покорность всемогущей воле
Гнев неба могут отвращать.
Я счастлива! Чего мне боле
Осталось на земле желать?
Я возростила, воспитала
Тебя. И кто же, как не Бог,
Исполнить это мне помог!
Я бы изнемогла, упала,
Не кончив дела, без Него.
И вместо, чтоб гневить хуленьем,
Почти Творца благословеньем,
За милосердие Его!
Мои страданья миновались,
Мои заботы и труды
Успехом полным увенчались.
Какой желать еще мне мзды?
О нет мой сын! Благодаренье,
Хвала любови Пресвятой!
Пославшей радость, утешенье
Мне перед дверью гробовой."

   ЕВГЕНИЙ

   Такой ли стоили награды
Твоей любови чудеса?
Зачем единственной отрады
Меня лишают небеса:
За нежныя твои старанья,
За тяжкие твои труды,
Извлечь тебя из нищеты,
Предупреждать твои желанья,
Служить тебе всю жизнь мою,
[...] обилие доставить,
И хоть могилы на краю
Век горя позабыть заставить?

   МАТЬ

   Ты это все исполнил. Ты
Всю жизнь меня покоил рвеньем
К наукам, кротким поведеньем,
Мои сладчайшая мечты
Осуществил, пред роковою
Минутой примирил с судьбою,
Заставил горе все забыть.
За то ты должен не гневить
Творца, но ввек любить и славить.
К тому ж, ты мог ли мне доставить
Удел, завиднее того,
Какой, за краткий срок терпенья,
Дарит мне благость Провиденья,
Любовь Владыки моего?
Мне путь Его святая сила,
К той трудной цели, облегчила,
Которой и не снилось мне
Когда нибудь достичь вполне.
За подвиг собственный в награду,
Утешив на земле мой дух,
Дарит мне вечную отраду
На небесах. О нет мой друг!
Еще скажу: благодаренье
Воздай Превечному Отцу!....
Прийми мое благословенье!
Я приближаюся к концу
Пути тернистаго, чтоб в хоре
Существ безплотных ликовать,
И вечно, вечно утопать
В блаженства безконечном море.
Будь счастлив!.... Волю неба чти!...
Храни завет Христа!... Прости!

   И кроткий дух, в объятьях сына,
Старушка отдала с мольбой,
Творцу. Завидная кончина!
Дай Бог и нам и вам такой!

   III.

   Эпоха новая настала.
Наш витязь в службе и в чести.
Молва повсюду разглашала
Как много пользы принести
Отчизне могут дарованья
И добродетели его.
Он удостоился вниманья
Уже министра самого.
К труду привыкнув, над делами
Евгений мой неуставал;
А отдыха часы, с друзьями,
В забавах скромных провожал.
Рой молодежи собирался
Вкруг идеала своего,
И каждый чести добивался
Попасть в число друзей его.

   Но в мире все непостоянно,
А дружба более всего.
Хоть впрочем это и не странно,
Нет без причины ничего.
Нет чистаго на свете чувства,
Ученость, нравственность, искуства,
Любовь, согласье, героизм,
Отчизне ревностную службу,
Живит нередко эгоизм;
А что же скажем мы про дружбу?
Кто другом безкорыстным был?
Кто в друге не себя любил?
Так изменили по немногу
Друзья герою моему.
Дух кроткий, чистый, верный Богу,
И отвергавший мира тму,
Страшился принимать участье
В тех удовольствиях, в каких
Другие находили счастье,
А он лишь видел гибель в них.
Живя лишь для Господней славы,
Он убедился без труда,
В чем состояли их забавы?
Презренье совести, стыда,
В безумных оргиях отрада,
И пересудов пошлый вздор,
Без цели, смысла, шумный спор,
И карты, хитрый вымысл ада,
Источник гибели семейств,
И хвастовство, и одобренье
Тех страшных истинных злодейств,
Которыя людское мненье,
Считает шалостью одной.
И диво ли что наш герой
Невинный, полусовершенный,
С толпой разстался развращенной
И запер дверь свою для ней.
Но грех злопамятен. Евгений
Стал жертвой подлых ухищрений,
Обиды не простит своей
Мир обличеный, хоть до срока
Свои намеренья таит.
А случай отыскав, - жестоко
За выскочку педанту мстит.
Но к нападению сигнала
Толпа напрасно ожидала.
Евгений твердостью, умом,
Везде венчался торжеством.
Лишь по гостинным раздавались
Глухие звуки клеветы,
И в тихомолку осуждались
Причуды, глупыя мечты
Недоученаго педанта,

   Хоть голос сплетника иль франта
Был скоро публикой забыт;
Но будь Евгений осторожен!
Твой лавр не прочен, не надежен,
А побежденный бес не спит.

   IV.

   Со славой вместе и именье
Героя моего росло.
Чины, отличье, уваженье,
И словом все ему везло.
Но утомившись от работы
Казалось дома он скучал.
Цветы, картины, книги, ноты,
Попеременно разбирал.
При всем не удовлетворяло.
Ни что вполне его души,
Чего то все недоставало,
Он понял, что глухой тиши
Еще не время посвятиться.
Но чем же горю пособить,
Друзей утрату заменить?
Задумал наконец - жениться!
И славно! На таком пути
Невесту трудно ли найти?
Кто бы не принял предложенья
Предмета общаго почтенья?
Богат, красавец, и умен, -
Три преимущества такия.
О нет! Девицы молодыя
Таким не брезгают добром.
Успех все верный предвещало,
За выбором лишь дело стало.
К несчатью выбор был плохой.
Наружность часто обольщает.
А кто характер разгадает
И нрав девицы молодой?
Под кровом кротости, смиренья,
Гнездится часто суета.
И миг восторгов, наслажденья,
Сменяют годы мук. И та,
Кого он полюбил душою,
Блистала редкой красотою,
Блистала также и умом;
Конечно этоб не мешало
Быть счастливым; - но дело в том,
Ей правил тех недоставало,
Которыя одни сердца,
Узлом взаимнаго почтенья
Связуют крепко до конца.
Но ах! заразы, ослепленья,
Кто в молодости избежал?
Так и Евгений в сеть попал,
И в сеть ужасную, мечтая
Достичь блаженства своего.
Что делать! Хоть беда большая,
Но нам не развести его.

   Однако ж первый год счастливо
Для наших молодых прошел.
Да впрочем это и не диво.
Жене наскучить не успел
Предмет еще для сердца новый,
Муж пламенный, во всем готовый
Жене любимой угождать.
Вот Бог послал ему и сына.
Явилась новая причина
Судьбу свою благословлять.
Хоть правда изредка случалась
Минута с горем пополам.
В жене охота проявлялась
К нарядам, пышности, балам.
Казалось будтобы скучала
С супругом иногда вдвоем,
Задумывалась и вздыхала.
Иль сидя долго пред окном,
Прохожих пестрою толпою
Была как делом занята.
Что делалось с ея душою?
Какая в голову мечта
Запала вдруг? Осталось тайной.
Когда ж мечты ея случайно
Гость молодой перерывал,
И к сердцу слабому дорогу
Преступным чувствам по немногу
Коварной лестью облегчал, -
Слова его следы печали
Сгоняли вдруг с ея чела.
И грусть и томность исчезали,
Она весь день была мила.
И к мужу делалась нежнее,
И ласковее и страстнее
В присутствии других. А он...
Невинен, кроток и влюблен...
Дерзнет ли тенью подозренья
Свое блаженство помрачить?
Ах нет! Такого преступленья
Он бы не мог себе простить.
К несчастью, или лучше к счастью
Он видел в ней свой идеал,
Одною ею жил, дышал.
Но год прошел, и ум над страстью
Взял верх, хоть сердцу не легко
Было проникнуть состоянье,
Которое одно страданье
Им предвещало. Далеко
Причуды, прихоти хозяйки
Зашли. Среди порочной шайки,
Где гнусной лести фимиям
Из уст нечистых воскурялся,
Тщеславный дух ея питался
Самодовольством. Только там,
Где окруженная толпою
Поклонников, - она собою
Затмить соперниц всех могла,
Довольна, счастлива была.
Тогда глаза ея метали
Кругом те стрелы, коих яд
Был часто брошен не впопад.
Лишь мужу сердце уязвляли
Жестокой горестью вполне;
В то время, как других живили
И счастье и восторг сулили
Преступным замыслам оне.
Приметив бездну пред собою,
Казалось нашему герою,
Что время есть еще смирить
Жену, и гибель отвратить.
Дать волю сердцу он страшился
Еще в несчастии своем,
И к цели благородной льстился
Достигнуть кротости путем.
Но он напрасно нежность, слезы
И убежденья предлагал.
Напрасно гибель предвещал,
Позор, отчаянье. Угрозы,
Упреки, жалобы в ответ
Посыпались, - потом припадки,
Порочной прихоти ухватки.
Тут видя, что успеха нет,
Евгений вдруг преобразился.
Исчез невольник, - муж явился.
Прибегнул к твердости, - но тем
Испортил дело он совсем.
Жена утихла. По немногу
Исчезли прихоти ея.
Все в доме смирно, слава Богу!
Блаженствует опять семья.
Но что то странное случилось.
Вдруг в доме воровство открылось.
То в деньгах важный недочет,
То вещь такая пропадет,
Какую вор обыкновенный
И отыскать бы не умел.
Евгений, горем пораженный,
Всех слуг отдать под суд хотел.
Жена, казалось, помогала
Усердно в розысках ему,
И в неудачах утешала
Своей любовно к тому.
В догадках витязь наш терялся
Сменял два раза целый двор;
Но каждый день обогащался
Его именьем тайный вор.

   Вот наконец загадку эту
Несчастный случай разгадал.
Евгений тайному совету

   [...]

   V.

   С тех пор прошло уже два года.
Когда разстался наш герой,
Столь не ожиданно, с женой.
Он негрустил уже; природа,
Иль лучше время, скорбь его
Души измученной смягчило
И раны сердца залечило.
А в ласках сына своего
Разочарованный Евгений
Источник новых наслаждений.
Невозмутимых находил.
И то еще отца немало
В его страданьях утешало,
Что сын на мать не походил.
Он рос приметно, укреплялся,
Здоровьем цвел и красотой,
Во всем отцу повиновался,
Своей ребяческой игрой
Нередко веселил угрюмый
Страдальца дух и разгонял
Его мучительныя думы.
Проходят годы. Срок настал
Учиться мальчику. Берется
Евгений сам руководить
Его, и все им удается
Как лучше и не может быть.
Евгений счастлив. За страданья
Сугубо награжден Творцом.
Надежды, виды и желанья
Сосредоточил лишь в одном,
Для сердца дорогом, предмете.
При виде сладостных плодов
Своих отеческих трудов,
Он забывал о целом свете.
Проходит быстро день за днем
Наш витязь чувствует как много
Обязан милосердью Бога.
Он вспомнил, под каким крестом,
Любви: его старушки, сила
Гигантский подвиг совершила,
Какой стезей тернистой шла,
Какия жертвы принесла,
Чтобы достичь похвалной цели,
Которой, ныне для него,
Достичь не стоит ничего.
И к трону Божию летали,
Нередко, средь ночной тиши,
Его усердный моленья
За упокой ея души,

   В одни часы благоговенья,
В беседе с совестью своей,
Мы ясно, живо ощущаем,
Сколь благ виновник наших дней!
О для чего ж не прибегаем
Мы чаще к сладким тем струям,
Где вера - в счастьи убежденье,
В скорбях - отраду, утешенье,
В час смерти - жизнь дарует нам!
Тогдаб мы ясно понимали,
Что наши скорби и печали
Суть только глупыя мечты,
Плоды греха и суеты.
Что мы живем вполне счастливо,
Что не трудимся обуздать
Лишь воли нашей прихотливой,
Что не стараемся понять
Превечнаго благодеяний.
Евгений был умнее нас,
И в вере, противу страданий,
Богатый собирал запас.

   Но Провидение судило
Ему избранника удел.
Ничем, что было сердцу мило,
Натешиться он не успел.
Земныя блага, наслажденья,
Ему, как бы для искушенья,
Небесный посылал Отец.
Оставшись рано сиротою,
Обманутый своей женою,
Утратил сына наконец.
В цвету здоровия и силы,
Младенца быстро до могилы
Довел нечаянный недуг.
Без слез, без чувств, в оцепененьи,
Подобно мертвецу, Евгений
Стоял, когда последний друг
На веки уносил с собою
Все то, за чтобы заплатить
Не колебался он душою,
Чтобы на миг один продлить
Еще его существованье.
Но суд небес неотразим.
Почти без признаков страданья
Скончался сын, а вместе с ним
Для света умер и Евгений.
Убитый горестью своей,
Оставил службу, двор, друзей,
Оставил поприще, где гений
Его так много обещал,
И в уголке уединенном,
При гробе матери священном,
Жилище для себя избрал.
Надеясь встретить тут кончину
Своих ненастных, бурных дней,
Велел устроить гроб и сыну
Близ гроба матери своей.

   VI.

   Уединенье! - Не ужели
Им можно душу усладить?
Не ужто более недели
В уединеньи можно жить?
Евгений прожил в нем три года,
И счастлив был вполне. Природа,
Труд произвольный, тишина,
Прогулка, удовлетворяли
Страдальца дух. Возстав от сна,
Он знал, что новыя печали
Заботы, скорби не зайдут
В уединенное жилище.
Им тесен простоты приют.
Он часто посещал кладбище.
Сидел по несколько часов
У гроба матери, молился,
И к небу духом возносился,
Как будто слыша милых зов
Не видя на земли предмета
Любви, не знал и страха он:
Приличий и капризов света
Его несвязывал закон.

   Свободный в полном смысле слова,
И чужд желаний, ожидал
Спокойно рокового зова;
А сколько радости встречал
В богатстве, красотах природы,
Беседуя с Творцом в тиши!
А изменения погоды
Разнообразили души
Его невинной, наслажденья.
Порывы ветра, буря, гром,
Не возбуждали в нем смущенья.
Напротив, сидя пред окном,
II мирно забавляясь ими,
Он сравнивал их каждый раз
С мирскими бурями своими.
Благословлял счастливый час,
В который океан тревожной
Оставил горя своего,
И от опасностей его
Укрылся в пристани надежной.

   Меж тем ад сети разставлял,
Каких Евгений непредвидел.
Наш вытязь наконец узнал,
Что он не все возненавидел.
Что должно бросить тишину,
Которой сердце наслаждалось.
Отечество его вмешалось
В кровопролитную войну.
Толпы крагов одолевали
Его сограждан. Запылали
Вокруг селенья, города,
Толпятся в крепостях крестьяне,
На нивах гибнут посе