Крылов Иван Андреевич - Стихотворения - Книги

Иван Андреевич. Стихотворения

----------------------------------

Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, октябрь 2005

----------------------------------

МОЕ ОПРАВДАНИЕ

К Анюте

Защищая пол прелестный,

Аннушка, мой друг любезный!

Часто ты пеняла мне,

Что лишь слабости одне

В женщинах ценю я строго

И что нежных тех зараз,

Чем они пленяют нас,

Нахожу я в них немного.

Удивляло то тебя,

Что писать про них я смею;

Ты пеняла, что умею

В них пороки видеть я.

Ты пеняла - я смеялся.

Ты грозила - я шутил.

И тебя я не боялся!

И тебе самой не льстил!

Для меня казалось стыдно,

И досадно, и обидно

Девочке в пятнадцать лет,

Как судье, давать ответ.

Но судьба здесь всем играет,

Вид всему дает иной:

Часто роза там блистает,

Иней где мертвел седой.

Где лежал бел снег пушистый,

Облака крутил Борей,

Флора утренней зарей

Стелет там ковры душисты

Для любовных алтарей.

Все природе уступают.

Превратяся воды в лед,

Пусть Бореев презирают.

Придет час - они растают,

Вся их твердость пропадет,

Их теперь и вихри люты

Не возмогут всколебать;

Но настанут те минуты,

Как резвясь их волновать

Станут ветерки восточны.

Сердце наше таково:

Твердо, холодно, как камень;

Но наступит час его,

Вспыхнет вдруг, как лютый пламень.

Все в нем страсти закипят,

И тогда один уж взгляд

Волновать его удобен

И, вливая в душу яд,

Душу связывать способен.

Но когда здесь всё не впрок,

Может быть, закон природы

И моей уже свободы Назначает близкий срок.

Скоро, скоро, может статься,

Заплачу большой ценой

За вину, что воружаться

Смел на пол я нежный твой;

Но теперь лишь оправдаться

Я желаю пред тобой.

Зла тоскою не избудешь,

Грустью тучи не принудишь

Грозу мимо пронести.

Я еще вздохнуть успею,

Как совсем уж ослабею

От беды себя спасти

И погибну невозвратно.

Так тебе то не приятно,

Что на женщин я пишу,

Их причуды поношу,

Открываю их пороки,

Страсти пылки и жестоки,

Кои вредны иногда,

Странны и смешны всегда.

Но тебя ль я обижаю,

Коль порочных поражаю?

Нет - тебя тем обожаю.

Твой лишь тихий, кроткий нрав,

Не любя переговоров,

Колких шуток, ссор и споров,

То твердит, что я не прав.

И когда пером шутливым,

Не бранчивым, не брюзгливым,

Глупость я колю одну,

Ты в поступке видишь этом,

Будто с целым женским светом

Злую я веду войну.

Так пастух в лесу тенистом,

Голосом пленяясь чистым

Милой пеночки своей,

Чтоб дать боле места ей,

Прочь от дерева гоняет

Глупых каркливых ворон,

Но тем пеночку пугает -

Робка пеночка слетает -

И ее теряет он,

Как приятный, сладкий сон.

Но тебе ль, мой друг любезный,

Страх пристал сей бесполезный?

Пусть Венера во сто лет,

Колотя в поддельны зубы

И надув увядши губы,

Мне проклятие дает

За вину, что слишком строго

Заглянул к ней в туалет

И ценил его я много;

Но тебе в том нужды нет.

Ты красот не покупаешь

В баночках большой ценой,

И природе лишь одной

Тем должна, чем ты пленяешь.

Пусть пеняет на меня

Скромна, хитра щеголиха,

Пусть ворчит мне исподтиха,

Мниму злость мою кляня.

Перед ней, сказать неложно,

Не совсем я чист и прав,

И не слишком осторожно

Я открыл лукавый нрав,

Хитры замыслы, уловки,

Кои чаще у нее,

Нежель у мужа ее

Модны головны обновки.

Не совсем я прав и тем,

Что сказал за тайну всем,

Как она над ним играет;

Знает кстати похвалить;

Знает кстати слезы лить,

Кстати часто обмирает;

И, воскреснув без него,

Мужа скромного сего

Лоб счастливый убирает.

Пусть она бранит меня;

Перед ней я очень грешен;

Но я тем, мой друг, утешен,

Что я прав перед тобой:

С описаньем сим несходен

Нрав невинный, скромный твой:

Он приятен, благороден -

Как тиха заря весной.

Ты притворства ненавидишь -

Нужды в нем себе не видишь -

И к чему тебе оно?

Всё судьбой тебе дано,

Чтоб тобою восхищаться!

Для чего же притворяться?

Разве только для того,

Чтоб любезной не казаться?

Пусть, как хочет, так бранит

Резвая меня Ветрана;

Пусть везде она твердит,

Что я схож на грубияна,

Что во мне искусства нет

Тешить нежно модный свет.

Гнев ее ничуть не дивен:

Кто портрет ее писал

И, писав его, не лгал,

Тот, конечно, ей противен.

Если б я не рассказал,

Как сердца она меняет;

Как нередко в сутки раз

Верностью своей линяет,

Не храня своих зараз;

И как бабочка летает

С василька на василек,

И с кусточка на кусток;

Если б я был скромен боле,

Если б я смолчать умел;

Может быть, с другими в доле

Сердцем бы ее владел;

Но в блаженстве без препятства

Мало есть, мой друг, приятства -

Мил сокол нам в высоке -

Скучит скоро на руке.

Пусть она кричит, как хочет;

Пусть язык, как бритву, точит:

Мне не страшен гнев ея.

Но, писав портрет Ветраны,

Хитрость, плутовство, обманы,

Чем тебе досаден я?

Ты ловить сердца не ищешь;

За победами не рыщешь

На гуляньи, в маскарад,

В сосьете, в спектакли, в сад.

И хотя ты всех пленяешь

И умом и красотой,

Но, сколь взгляд опасен твой,

Всех ты мене это знаешь.

Перед зеркалом, друг мой,

Ты не учишь улыбаться,

Ни вздыхать, ни ужиматься,

Кстати бросить томный взгляд,

Иль лукавы сделать глазки;

Щеголих подборны краски,

Весь ученый их снаряд,

Расставлять сердцам тенета,

Быть влюбленной не любя -

Вся наука хитра эта

Не понятна для тебя.

У тебя, мой друг, не в моде

С сердцем быть глазам в разводе.

Ты открыта - твой язык

К хитрой лести не привык.

Плачешь ты или хохочешь

Не тогда, когда захочешь,

Но как сердце то велит.

С ним одним всегда согласны

Голос твой, глаза и вид:

Оттого они прекрасны.

Ах! когда бы весь твой пол

Сходен был во всем с тобою;

Кто б, мой друг, был столько зол

И с душою столь слепою,

Чтобы не пленяться им?

Слабым я пером моим

Лишь ему платил бы дани

И оставил бы все брани

Злым порокам и смешным.

С лирой томной и согласной,

Пел бы пол я сей прекрасной:

И учился б лишь тому,

Чтоб уметь его прославить;

Кстати - в шутках позабавить -

И приятным быть ему.

К ДРУГУ МОЕМУ

А. И. К <лушину>

Скажи, любезный друг ты мой

Что сделалось со мной такое?

Не сердце ль мне дано другое?

Не разум ли мне дан иной?

Как будто сладко сновиденье,

Моя исчезла тишина;

Как море в лютое волненье,

Душа моя возмущена.

Едва одно желанье вспыхнет,

Спешит за ним другое вслед;

Едва одна мечта утихнет,

Уже другая сердце рвет.

Не столько ветры в поле чистом

Колеблют гибкий, белый лен,

Когда, бунтуя с ревом, свистом,

Деревья рвут из корня вон;

Не столько воды рек суровы,

Когда ко ужасу лугов

Весной алмазны рвут оковы

И ищут новых берегов;

Не столько и они ужасны,

Как страсти люты и опасны,

Которые в груди моей

Мое спокойство отравляют

И, раздирая сердце в ней,

Смущенный разум подавляют.

Так вот, мой друг любезный, плод,

Который нам сулят науки!

Теперь ученый весь народ

Мои лишь множит только скуки.

Платон, Сенека, Эпиктет,

Все их ученые соборы,

Все их угрюмы заговоры,

Чтоб в школу превратить весь свет,

Прекрасных девушек в Катонов

И в Гераклитов всех Ветронов;

Все это только шум пустой.

Пусть верит им народ простой,

А я, мой друг, держусь той веры,

Что это лишь одни химеры.

Не так легко поправить мир!

Скорей воскреснув новый Кир

Иль Александр, без меры смелый,

Чтоб расширить свои пределы,

Объявят всем звездам войну

И приступом возьмут луну;

Скорее Сен-Жермень восстанет

И целый свет опять обманет;

Скорей Вралин переродится,

Стихи картавить устыдится

И будет всеми так любим,

Как ныне мил одним глухим;

Скорей все это здесь случится;

Но свет - останется, поверь,

Таким, каков он есть теперь;

А книги будут всё плодиться.

К чему ж прочел я столько книг,

Из них ограду сердцу строя,

Когда один лишь только миг -

И я навек лишен покоя?

Когда лишь пара хитрых глаз,

Улыбка скромная, лукава,

И философии отрава

Дана в один короткий час.

Премудрым воружась Платоном,

Угрюмым Юнгом, Фенелоном,

Задумал целый век я свой

Против страстей стоять горой.

Кто ж мог тогда мне быть опасен?

Ужли дитя в пятнадцать лет?

Конечно - вот каков здесь свет!

Ни в чем надежды верной нет;

И труд мой стал совсем напрасен,

Лишь встретился с Анютой я.

Угрюмость умерла моя -

Нагрелось сердце, закипело -

С умом спокойство отлетело.

Из всех наук тогда одна

Казалась только мне важна

Наука, коя вечно в моде

И честь приносит всей природе,

Которую в пятнадцать лет

Едва ль не всякий узнает,

С приятностью лет тридцать учит,

Которою никто не скучит,

Доколе сам не скучен он;

Где мил, хотя тяжел закон;

В которой сердцу нужны силы,

Хоть будь умок силен слегка;

Где трудность всякая сладка;

В которой даже слезы милы -

Те слезы, с смехом пополам,

Пролиты красотой стыдливой,

Когда, осмелясь стать счастливой,

Она дает блаженство нам.

Наука нужная, приятна,

Без коей трудно век пробыть;

Наука всем равно понятна -

Уметь любить и милым быть.

Вот чем тогда я занимался,

Когда с Анютой повстречался;

Из сердца мудрецов прогнал.

В нем место ей одной лишь дал

И от ученья отказался.

Любовь дурачеству сродни:

Деля весь свет между собою,

Они, мой друг, вдвоем одни

Владеть согласно стали мною.

Вселяся в сердце глубоко,

В нем тысячи затей родили,

Все пылки страсти разбудили,

Прогнав рассудок далеко.

Едва прошла одна неделя,

Как я себя не узнавал:

Дичиться женщин перестал,

Болтливых их бесед искал -

И стал великий пустомеля.

Все в них казалось мне умно:

Ужимки, к щегольству охота,

Кокетство - даже и зевота -

Все нежно, все оживлено;

Все прелестью и жаром блещет,

Все мило, даже то лино,

Под коим бела грудь трепещет.

Густые брови колесом

Меня к утехам призывали,

Хотя нередко угольком

Они написаны бывали;

Румянец сердце щекотал,

Подобен розе свежей, алой,

Хоть на щеке сухой и вялой

Природу худо он играл;

Поддельна грудь из тонких флеров,

Приманка взорам - сердцу яд -

Была милей всех их уборов,

Мой развлекая жадный взгляд.

Увижу ли где в модном свете

Стан тощий, скрученный, сухой,

Мне кажется, что пред собой

Я вижу грацию в корсете.

Но если, друг любезный мой,

Мне ложны прелести столь милы

И столь имеют много силы

Мою кровь пылку волновать, -

Представь же Аннушку прелестну,

Одной природою любезну -

Как нежный полевой цветок,

Которого лелеет Флора,

Румянит розова Аврора,

Которого еще не мог

Помять нахальный ветерок;

Представь - дай волю вображенью -

И рассуди ты это сам,

Какому должно быть движенью,

Каким быть должно чудесам

В горящем сердце, в сердце новом,

Когда ее увидел я?

Обворожилась грудь моя

Ее улыбкой, взором - словом:

С тех пор, мой друг, я сам не свой.

Любовь мой ум и сердце вяжет,

И, не заботясь, кто что скажет,

Хочу быть милым ей одной.

Все дни мне стали недосужны,

Твержу науку я любить;

Чтоб женщине любезным быть,

Ты знаешь, нам не книги нужны.

Пусть Аннушка моя умна,

Но все ведь женщина она.

Для них магниты, талисманы -

Жилеты, пряжки и кафтаны,

Нередко пуговка одна.

Я, правда, денег не имею;

Так что же? - Я занять умею.

Проснувшись с раннею зарею,

Умножить векселя лечу -

Увижу ль на глазах сомненье,

Чтоб все рассеять подозренье,

Проценты клятвами плачу.

Нередко, милым быть желая,

Я перед зеркалом верчусь

И, женский вкус к ужимкам зная,

Ужимкам ловким их учусь;

Лицом различны строю маски.

Кривляю носик, губки, глазки,

И, испужавшись сам себя,

Ворчу, что вялая природа

Не доработала меня

И так пустила, как урода.

Досада сильная берет.

Почто я выпущен на свет

С такою грубой головою.

Забывшись, рок я поношу

И головы другой прошу, -

Не зная, чем и той я стою,

Которую теперь ношу.

Вот как любовь играет нами!

Как честью скромный лицемер;

Как службой модный офицер;

Как жены хитрые мужьями.

Не день, как ты меня узнал:

Не год, как мы друзья с тобою;

Как ты, мой друг, передо мною

Малейшей мысли не скрывал,

И сам в душе моей читал, -

Скажи ж: таков ли я бывал? -

Сует, бывало, ненавидя,

В тулупе летом дома сидя,

Чинов я пышных не искал;

И счастья в том не полагал,

Чтоб в низком важничать народе, -

В прихожих ползать не ходил.

Мне чин один лишь лестен был,

Который я ношу в природе, -

Чин человека; - в нем лишь быть

Я ставил должностью, забавой;

Его достойно сохранить

Считал одной неложной славой.

Теперь, мой друг, исчез тот мрак,

И мыслю я совсем не так.

Отставка начала мне скучить,

Хочу опять надеть мундир;

"Как счастлив тот, кто бригадир,

Кто может вдруг шестерку мучить!" -

Кричу нередко сгоряча

И шлем и латы надеваю,

В сраженьях мыслию летаю,

Как рюмки, башни разбиваю

И армии рублю сплеча;

Потом, в торжественной минуте.

Я возвращаюся к Анюте,

Покрытый лавровым венком;

Изрублен, крив, без рук и хром;

Из-под медвежьей теплой шубы

Замерзло сердце ей дарю;

И сквозь расколотые зубы

Про стару нежность говорю,

Тем конча все свое искусство,

Чтоб раздразнить в ней пылко чувство.

Бывало, мне и нужды нет,

Где мир и где война сурова:

Не слышу я - и сам ни слова, -

Иди, как хочет здешний свет.

Теперь, мой друг, во все вплетаюсь

И нужным быть везде хочу;

То к Западу с войной лечу,

То важной мыслью занимаюсь

Европу миром подарить,

Иль свет по-новому делить, -

И быв нигде, ни в чем не нужен,

Везде проворен и досужен;

И все лишь только для того,

Чтоб луч величья моего

Привлек ко мне Анюту милу;

Чтоб, зная цену в нем и силу,

Сдалась бы всею мне душой

И стала б барыней большой.

Бывало, мне покой мой сладок,

Честь выше злата я считал:

С богатством совесть не равнял

И к деньгам был ничуть не падок.

Теперь хотел бы Крезом быть,

Чтоб Аннушки любовь купить;

Индейски берега жемчужны

Теперь мне надобны и нужны.

Нередко мысленно беру

Я в сундуки свои Перу.

И, никакой не сделав службы,

Хочу, чтобы судьбой из дружбы

За мной лишь было скреплено

Сибири золотое дно:

Чтобы иметь большую славу,

Анюту в золоте водить,

Анюту с золота кормить,

Ее на золоте поить

И деньги сыпать ей в забаву.

Вот жизнь весть начал я какую!

Жалей о мне, мой друг, жалей -

Одна мечта родит другую,

И все - одна другой глупей;

Но что с природой делать станешь?

Ее, мой друг, не перетянешь.

Быть может, что когда-нибудь

Мой дух опять остепенится;

Моя простынет жарка грудь -

И сердце будет тише биться,

И страсти мне дадут покой.

Зло так, как благо, - здесь не вечно;

Я успокоюся конечно;

Но где? - под гробовой доской.

К СЧАСТЬЮ

Богиня резвая, слепая,

Худых и добрых дел предмет,

В которую влюблен весь свет,

Подчас некстати слишком злая,

Подчас роскошна невпопад,

Скажи, Фортуна дорогая,

За что у нас с тобой не лад?

За что ко мне ты так сурова?

Ни в путь со мной не молвишь слова,

Ни улыбнешься на меня?

И между тем, как я из ласки

Тебе умильны строю глазки,

Ты, важность гордую храня,

Едва меня приметить хочешь,

Иль в добрый час чуть-чуть слегка

Блеснувши мне издалека,

Меня надеждою волочишь.

Как мрак бежит перед зарей,

Как лань, гонима смертью злою,

Перед свистящею стрелою,

Так ты бежишь передо мной

И хочешь скрыться вон из виду;

Когда другим, все мне в обиду,

Ты льешься золотой рекой

И в том находишь всю забаву,

Чтоб множить почесть их и славу.

Но коль ко мне ты так дика,

Позволь же, чтоб хотя слегка

Моя пропела скромна лира

Твои причудливы дела

И их бы счетом отдала

На суд всего честного мира.

За что любимцев нежа сих,

Как внуков бабушка своих,

Везде во всем им помогаешь,

Всегда во всем им потакаешь?

Назло завидливым умам,

Под облака их взносишь домы,

Как чародейные хоромы,

Какие в сказках слышны нам.

На темны ледники холодны

Сбираешь вины превосходны

Со всех четырех света стран;

Арабски дороги металлы,

Индийски редкие кристаллы

В огрузлый сыплешь их карман?

Когда, мой друг, у нас в заводе

Ни яблоков моченых нет

Приправить скромный наш обед,

Тогда ты, в перекор природе,

Их прихотливым вкусам льстишь

И в зимних месяцах жестоких

На пышных их столах широких

Им сладки персики растишь;

Румянишь сливы мягки, белы

И, претворя стол в райский сад,

В фарфоры сыплешь виноград,

И дыни, и арбузы спелы.

Когда весна везде мертва,

Тогда у них она жива.

В крещенски лютые морозы

На их столах блистают розы.

Ни в чем для них отказа нет!

Восток им вины редки ставит,

Голландия червонцы плавит,

Им угождает целый свет.

Лукреции платки их ловят,

И те, которые злословят

Прелестно божество утех,

Для них его не ставят в грех.

Они лишь только пожелают,

И в жертву им сердца пылают.

Пускай вздыхает Адонис,

Пусть за победами он рыщет;

Напрасно целый век просвищет:

Он в Мессалинах скромность сыщет

И встретит святость у Лаис;

А им к весталкам ход свободен.

С тобой, будь гадок, как Азор,

При счастье гадок - не укор:

Без роду будешь благороден,

Без красоты пригож и мил.

Пусть, изо всех надувшись сил,

Герой о громкой славе грезит,

На стены мечется и лезет.

Бок о бок трется с смертью злой,

Бригады с ног валит долой;

Пусть вечность он себе готовит

И лбом отважно пули ловит;

Пусть ядры сыплет так, как град,

Все это будет невпопад,

И труд его совсем напрасен,

Коль он с тобою не согласен.

Как слабый след весла в волнах

Едва родится, исчезает.

Как лунный свет в густых парах

Едва мелькнет и умирает, -

Так дел его геройских плод

И мал, и беден, и беспрочен:

Ему как будто изурочен

Во храм болтливой славы вход.

Никто его нигде не знает;

Он города берет в полон:

О нем никто не вспоминает,

Как будто б в свете не был он;

И вся его награда в том,

Что, дравшись двадцать лет иль боле.

Герой домой придет пешком,

Все зубы растерявши в поле.

Но если ты кого в герои

Захочешь, друг мой, посвятить,

Ни брать тому не надо Трои,

Ни флотов жечь, ни турков бить.

Пускай сидит он вечно дома,

Не лезет вон из колпака;

Военного не зная грома,

Он будет; брать издалека

И страшны крепости и грады:

В Мадрите сидя, он осады

На пышный поведет Пекин,

Возьмет приступом Византин,

И, не знакомясь век со шпагой,

Помпеев, Кесарев затмит

И всю вселенну удивит

Своею храбростью, отвагой;

Его причислят к чудесам,

И в те часы, когда он сам

Не будет знать, чем он так славен,

Богам вдруг сделается равен

И возвеличен к небесам.

Пусть горделивый суетится,

Чтобы чинов, честей добиться;

Пусть ищет случая блистать

Законов строгим наблюденьем,

Рассудком, истиной, ученьем,

И на чреду вельможи стать,

Как хочешь, будь ты так исправен,

Бесчисленны труды терпи,

Работай день и ночь, не спи,

Но если для тебя не нравен,

Останешься последним равен:

За правду знатью не любим,

За истину от всех гоним,

Умрешь и беден и бесславен.

А ты, схвативши дурака,

Назло уму, рассудку, чести.

Чрез подлости, пронырства, лести,

Возносишь в знать под облака.

Тебе и то в нем очень важно,

Что он у знатных по утрам

В прихожих стены трет отважно,

Развозит вести по домам,

Исправный счет ведет рогам,

Из пользы такает и спорит,

Умеет кстати подшутить

Или, чтоб время проводить,

Честных людей бесчестно ссорит,

И ты за то горой ему

Богатства сыплешь в воздаянье.

Иль глупости и злодеянья

У счастья служат все в найму?

Когда взгляну в твои палаты,

В них редко виден мне мудрец;

Но иль порочный, иль глупец.

Один дурачится из платы,

Другой для выгоды своей,

Родни не зная, ни друзей,

Чтобы ладнее быть с тобою,

Готов из мира сделать Трою;

А ты, уму наперекор,

Ни в малый с ним не входишь спор:

А ты его по шерстке гладишь,

К честям ведешь и в славу рядишь.

&nb