Козлов Иван Иванович - Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая, Страница 4 - Книги

justify">

Но, ах, когда в груди у ней,

Когда остынет пыл страстей,

Гроза сердечная утихнет!

То робкой думой в небесах,

То, лишь отраду зря в слезах,

Она, в борьбе сама с собою,

Дрожит пред клятвою святою.

Не страшен ей терновый путь -

Ей страшно небо обмануть.

Где светлый мир без разрушенья,

Там живо всё, там нет забвенья:

Душа на вечность создана;

Любовь бессмертна, как она.

Дух полон веры; он стремится

До гроба сердце умертвить, -

Земной ли жертвы ей страшиться?

Но как ей друга позабыть?

Настала ночь. Горой крутою

Кто легкой тенью меж кустов,

Кто сходит позднею порою

На склон песчаных берегов?

Она... Зачем ей, одинокой,

Идти на Днепр в ночи глубокой?

Бушуют волны на реке,

Зарница блещет вдалеке,

И тучи месяц застилают,

И на туманных небесах,

Как бы забыты в облаках,

Две только звездочки мелькают.

Увы, душа ее мрачней

Осенних бурь и мглы ночей!

Она у волн в раздумье села,

Склонила на руку лицо,

На Днепр, вздохнувши, посмотрела,

Сняла венчальное кольцо:

"Свершилось всё, навек свершилось!

И страшной клятвой, с новым днем,

Я поклянусь пред алтарем

Забыть всё то, чем сердце билось.

Кольцо мое... залог живой

Меж: праха милого и мной,

Тебя ждала моя могила!

В тебе страдальца я любила,

И небесам (творец, прости!)

Кольца печали и любви

В безумстве я б не уступила;

Но он, он сам в чудесном сне,

Он в эту ночь являлся мне;

Он мне сказал: "Покинь земное!

В любви есть тайное, святое,

Ей нет конца; и там я твой!"

То был не сон. И томны очи

Искали небо в мраке ночи

С надеждой, страхом и тоской;

И было всё покрыто мглой.

Но вдруг из облака густого

Над рощей месяц засиял;

Он так светил, он так играл,

Как радость сердца молодого;

И мрак ночной пред ним исчез,

И на краю родных небес

Опять две звездочки мелькнули -

И в ярком свете утонули.

"О, так и мы, душа с душой,

Утонем в радости святой!"

И верой грудь ее дышала,

И жертва тайная в мечтах...

Она кольцо к устам прижала...

Оно блестит, оно в волнах...

В волнах! Но что ж? Рукой дрожащей

В порывах сердца своего

Она из-под волны шумящей

Хотела выхватить его;

Уже рука меж вод скользила;

Но руку, тихо заструясь,

Волна холодная отбила,

И, может быть, в последний раз,

Но слезы хлынули из глаз...

И меж кустов тропинкой мшистой

Она пошла к горе крутой

И скрылась вдруг в дали тенистой,

Как некий призрак гробовой.

Звон громкий, ветром разносимый,

Сзывает киевлян во храм:

Навек сегодня в жертве зримой

Земное горе честной схимой

Передается небесам.

И стар и млад с душой смятенной

Идут смотреть обряд священный;

Все разом набожной толпой

Теснятся в монастырь святой.

Как на стенах его высоких,

На мхом подернутых зубцах,

На переходах, на столбах

Видна печать времен далеких!

Века исчезли, храм стоит,

Стоит незыблемый, огромный,

И сам, как вечность, тайный, темный.

Граненый ряд чугунных плит,

Под коим тлеет прах могильный;

Старинной живописи вид,

И тусклый свет паникадильный

Во мраке сводов вековых,

И будто теней гробовых

В одежде черной хор умильный

Поющих инокинь святых -

Во всем понятен глас пророчий

Последней нашей длинной ночи.

Одни как в радужных лучах

Иконы светлые с мощами:

Их ризы блещут жемчугами;

Алмазы, яхонты в венцах;

И, сыпля жар, скользит струями

Огонь лампад сквозь тонкий дым

По их окладам золотым.

Но уж возносится моленье;

Начнется скоро постриженье;

Владыка здесь, готово всё,

Уже во храм ведут ее;

Уже звучит по мертвых пенье;

В кадилах пышет аромат;

Ведут... и в храме на налое

Крест и Евангелье святое

Перед иконою лежат,

Под ними ножницы блестят.

Одета длинной власяницей,

И лик под черной пеленой,

Она вошла; уже гробницей

Взята от прелести мирской;

Стремяся к жертве невозвратно,

Посту, трудам обречена,

Перед налоем троекратно

Распростиралася она;

Но, искушая страшной долей,

Ее спросил святой отец,

Стяжает волей иль неволей

Суровый инокинь венец;

Он рек, да сердца правотою

Отвергнет яд лукавых стрел,

Что вечный огнь ей будет мздою

Иль светлый ангельский удел;

И за нее святые девы

Молитвы теплые творят;

Уже раскаянья напевы

К судье доступному летят.

_Что я? Кто я? Изгнанник рая.

В греховной бездне утопая,

Что жизнь и разум, и краса?

Цветок увядший, дым, роса.

Но он своей щедроты бездной,

Он, милосердый царь надзвездный,

Услышит вопль мой, он меня

Спасет от вечного огня_.

Но вот и ножницы блеснули,

Невольно в храме все вздрогнули;

И старец их пред ней держал.

"Возьми и даждь ми", - он сказал.

Она свой взор на них склонила,

Взяла и старцу возвратила;

В другой раз тоже, в третий раз...

Вдруг стон... И в храме раздалась

Толпа - и отрок неизвестный,

Дрожащий, как она, прелестный,

Не смея воли дать словам,

Бежит... упал к ее ногам,

Целует, облил их слезами...

Увы, что с ней! Кто зрит сердца,

Тот видел всё; она очами

Искала образа; с лица

Холодный пот, как град, катился;

Но взор на образ устремился:

Безмолвно отрока она,

Душой молясь, благословляет

И старцу ножницы вручает.

Он взял, - и жертва свершена;

И кудри темные, густые

Летят на плиты гробовые;

И пояс крепкий правоты,

И риза дивная нетленья,

И покрывало чистоты,

И знак блестящий искупленья -

Ей всё дано; она вняла,

Что мудрость вечная рекла:

"Кто хочет царствия Христова,

Блаженства отрекись земного,

И чрез долину слез и бед

С крестом гряди ему вослед!"

Сей путь ее: и, ангел новый,

На небеса уже готовый,

Она стоит пред алтарем

В руке с таинственным крестом.

_В житейском море зря волненье,

От бури гибельных страстей

Я притекла искать спасенья

У тихой пристани твоей_.

И ты, о свет незаходимый,

Божественный, непостижимый,

Отрада чистая сердец,

Небесный страждущих отец!

Привлек ты к пристани надежной

Разбитый челн грозой мятежной;

Ты отдал жизнь, ты усладил,

Мечтанье правдой озарил;

И днесь в восторге упоенья,

Благословляя дни мученья,

К блаженству расцветая вновь,

Она уж там, где нет страданья,

Где брошен якорь упованья,

Где ты, и вечность, и любовь!

Летая думой вдохновенной

В заветный мрак минувших дней,

Опять узнал мой дух смятенный

Тревогу томную страстей.

Хоть светлый призрак жизни юной

Печаль и годы унесли, -

Но сердце, но мечты, но струны?

Они во мне, со мной, мои.

Я вспомнил ночь, когда, томимый

Тоской, ничем не отразимой,

В Печерской лавре я сидел

Над той спокойною могилой,

Надеждам страшной, сердцу милой,

В которой прах священный тлел;

Она душе была порукой

Неверной радости земной, -

И тень Натальи Долгорукой

Во тме носилась надо мной...

Примечание: Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая была дочь фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева, знаменитого полководца во времена Петра I. Судьба князей Долгоруких, пользовавшихся необыкновенною доверенностию императора Петра II, известна из российской истории. (Прим. И. И. Козлова.)

Примечания

Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая (с. 179). - Впервые - отдельным изданием (СПб., 1828). Отрывок "Лунная ночь в Кремле" - "Северные цветы на 1827 г.". Поэма была завершена не позднее сентября 1827 г., так как об этом факте сообщалось в "Московском телеграфе", 1827, ч. 17 (цензурное разрешение - 28 сентября 1827 г.).

31 мая 1825 г. Козлов писал Пушкину о своем замысле: "Не решусь сказать, что "Дума" Рылеева, под тем же заглавием (имеется в виду дума "Наталия Долгорукая", 1823. - А.Н.), лишена достоинства, однако мне кажется, что она не может служить препятствием к тому, чтобы попробовать написать маленькую поэму в 700-800 строк. У меня уже готов план, а также несколько отрывков..." Источником как для Рылеева, так и для Козлова послужили "Памятные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой", отрывки из которых публиковались в журнале "Друг юношества" (1816, ?1), а затем в "Плутархе прекрасного пола" (М., 1819, ч. V-VII). "Записки" были известны во многих рукописях. Княгиня Н. Б. Долгорукова (1714-1771) - дочь сподвижника Петра I фельдмаршала графа Б.П.Шереметева. В 1723 г. обручилась с князем И. А. Долгоруковым; по смерти Петра II родные уговаривали невесту отказаться от брака, предвидя будущую опалу жениху. Несмотря на это, 6 апреля 1730 г. свадьба состоялась, а через три дня И. А. Долгоруков в результате придворных интриг был сослан первоначально в касимовские деревни, а затем в Березов. Княгиня сопровождала мужа. В 1738 г. Долгоруков был увезен из Березова накануне рождения его сына Дмитрия, вскоре он был казнен в Новгороде. В 1740 г. Долгорукова по монаршему разрешению вернулась в Москву, в 1758 г. постриглась в Киеве во Фроловском женском монастыре под именем Нектарии. Касаясь сюжета, использованного Козловым, современный исследователь пишет: "Поэзия Рылеева поставила подвиг женщины, следующей за мужем в ссылку, в один ряд с другими проявлениями гражданской добродетели. В думе "Наталья Долгорукая" и поэме "Войнаровский" был им создан стереотип поведения женщины-героини" (Ю. М. Лотман. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория). - В кн.: Литературное наследие декабристов. Л., 1975, с. 47 и сл.). В этом историко-бытовом контексте воспринималась и поэма Козлова, не случайно Некрасов, обратившись к судьбе декабристок ("Русские женщины"), соотнесет их образы с Наталией Долгоруковой ("Но свет Долгорукой еще не забыл..."), знакомой ему, скорее всего, именно по поэме Козлова.

Стр. 179. Эпиграф дается в переводе Козлова. Те же строки из Данте использованы были Рылеевым в "Войнаровском".

Стр. 183. Шелковый катаур - пояс на подряснике. С Афонских гор. - Афон - крупный православный монастырский центр в Греции, место паломничеств. Беседы Златоуста - имеются в виду сочинения Иоанна Златоуста (347-407), одного из отцов церкви.

Стр. 189. От двух венцов. - Петр II (1715-1730, царствовал с 1727) умер от оспы накануне коронации и свадьбы с Е. А. Долгоруковой, сестрой мужа героини.

Стр. 192. ...в ленте голубой. - Лента ордена св. Андрея Первозванного, высшего российского ордена.

Стр. 198. ...крест на башне Годуновой. - На колокольне Иван Великий.

Стр. 203. ...где под Печерской Днепр широкой... - Имеется в виду Киево-Печерская лавра.

А.С. Немзер,

А.М. Песков