p; Ты ль растерзаешь безсмертное тѣло Месс³и? Забылъ ли,
Кто Онъ? Не ты ль опалёнъ всемогущими громами гнѣва?
Иль на челѣ твоёмъ мало ужасныхъ слѣдовъ отверженья?
Иль Вседержитель добычею будетъ безумства безсильныхъ?
Мы, заманивш³е въ смерть человѣка... О, горе мнѣ, горе!
Я вашъ сообщникъ! Дерзнёмъ ли возстать на Подателя жизни?
Сына Его Громовержца хотимъ умертвить - о безумство!
Сами хотимъ въ слѣпотѣ истребить ко спасенью дорогу!
Нѣкогда духи блаженные, сами навѣки надежду
Прежняго счаст³я, мукъ утолен³я мчимся разрушить!
Знай же, сколь вѣрно, что мы ощущаемъ съ сугубымъ страданьемъ
Муку паденья, когда ты въ сей безднѣ изгнанья и ночи
Гордо о славѣ твердишь намъ; столь вѣрно и то, что сражонный
Ты со стыдомъ на челѣ отъ Месс³и въ свой адъ возвратишься."
Бѣшенъ, кипя нетерпѣньемъ, внималъ Сатана Аббадонѣ;
Хочетъ съ престола въ него онъ ударить огромной скалою -
Гнѣвъ обезсилилъ подъятую грозно съ камнемъ десницу.
Топнулъ яряся ногой и трикраты отъ бѣшенства вздрогнулъ:
Молча воздвигшись, трикраты сверкнулъ онъ въ глаза Аббадоны
Пламеннымъ взоромъ - и взоръ былъ отъ бѣшенства ярокъ и мраченъ,
Но презирать былъ не властенъ. Ему предстоялъ Аббадона,
Тих³й, безстрашный, съ унылымъ лицомъ. Вдругъ воспрянулъ свирѣпый
Адрамелехъ, божества, Сатаны и людей ненавистникъ.
"Въ вихряхъ и буряхъ тебѣ я хочу отвѣчать, малодушный:
Гряну грозою отвѣтъ", сказалъ онъ. "Ты ли ругаться
Смѣешь богами? Ты ли, презреннѣйш³й въ сонмѣ безплотныхъ,
Въ прахѣ своёмъ Сатану и меня оскорблять замышляешь?
Нѣтъ тебѣ казни; казнь твоя: мыслей безсильныхъ ничтожность.
Рабъ, удались! удались, малодушный! прочь отъ могущихъ!
Прочь отъ жилища царей! изчезай непримѣтный въ пучинѣ!
Тамъ да создастъ тебѣ царство мучен³я твой Вседержитель!
Тамъ проклинай безконечность, или, ничтожности алчный,
Въ низкомъ безсил³и рабски предъ небомъ глухимъ пресмыкайся!
Ты же, отважный, средь самаго неба нарекш³йся Богомъ,
Грозно въ кипѣн³и гнѣва на брань полетѣвш³й съ Могущимъ,
Ты, обречённый въ грядущемъ несмѣтныхъ м³ровъ повелитель,
О Сатана, полетимъ: да узрятъ насъ въ могуществѣ духи!
Да поразитъ ихъ, какъ буря, помысловъ нашихъ отважность!
Всѣ лабиринты коварства предъ нами: пути ихъ мы знаемъ;
Въ мракѣ ихъ смерть; не найдётъ Онъ изъ бѣдственной тьмы ихъ исхода.
Если жь, наставленный небомъ, разрушитъ Онъ хитрые ковы -
Пламенны бури пошлётъ, и Его не минуетъ погибель.
Горе, земля: мы грядёмъ, ополчённые смертью и адомъ;
Горе безумнымъ, кто насъ отразить на землѣ возмечтаетъ!"
Адрамелехъ замолчалъ, и смутилось, какъ буря, собранье;
Страшно отъ топота ногъ ихъ вся бездна дрожала, какъ-будто
Съ громомъ утёсъ за утёсомъ валился. Съ кликомъ и воемъ.
Гордые славой грядущихъ побѣдъ, всѣ воздвиглися; дик³й
Шумъ голосовъ поднялся и отгрянулъ съ востока на западъ;"
Всѣ заревѣли: "погибни, Месс³я!" Отвѣка созданье
Столь ненавистнаго дѣла не зрѣло. Съ Адрамелехомъ
Съ тропа сошолъ Сатана - и ступени, какъ мѣдныя горы,
Тяжко подъ ними звенѣли; съ крикомъ, зовущимъ къ побѣдѣ,
Кинулись смутной толпой во врата растворенныя ада.
Издали, медленно, слѣдомъ за ними, летѣлъ Аббадона:
Видѣть хотѣлъ онъ конецъ необузданно-страшнаго дѣла...
Вдругъ нерѣшимой стопою онъ къ ангеламъ, стражамъ Эдема,
Робко подходитъ. Кто же тебѣ предстоитъ, Аббадона?
Онъ, Абд³илъ непреклонный, нѣкогда другъ твой... а нынѣ?
Взоры потупивъ, вздохнулъ Аббадона. То удалиться,
То подойти онъ желаетъ; то въ сиротствѣ, безнадежный,
Онъ въ безпредѣльное броситься хочетъ. Долго стоялъ онъ,
Трепетенъ, грустенъ; вдругъ, ободрясь, приступилъ къ Абд³илу.
Сильно билось въ нёмъ сердце; тих³я слёзы катились,
Ангеламъ токмо знакомыя слезы, по блѣднымъ ланитамъ;
Тяжкими вздохами грудь воздымалась; медленный трепетъ,
Смертнымъ и въ самомъ бореньи съ концомъ неиспытанный, мучилъ
Въ робкомъ его приближеньи. Но, ахъ! Абд³иловы взоры,
Ясны и тихи, неотвратимо смотрѣли на славу
Вѣчнаго Бога; его жь Абд³илъ не замѣтилъ. Какъ прелесть
Перваго утра, какъ младость первой весны м³розданья,
Такъ Серафимъ блисталъ, но блисталъ онъ не для Аббадоны.
Онъ отлетѣлъ - и одинъ, посреди опустѣвшаго неба,
Такъ невнимаемымъ гласомъ взывалъ издали къ Абд³илу:
"О, Абд³илъ, мой братъ! иль навѣки меня ты отринулъ?
Такъ, навѣки я розно съ возлюбленнымъ! Страшная вѣчность!
Плачь обо мнѣ, всё творен³е! плачьте вы, первенцы свѣта!
Онъ не возлюбитъ уже никогда Аббадоны - о плачьте!
Вѣчно не быть мнѣ любимымъ. Увяньте вы, тайныя сѣни,
Гдѣ мы бесѣдой о Богѣ, о дружбѣ нѣжно сливались,
Вы, потоки небесъ, близь которыхъ, сладко объемлясь,
Мы воспѣвали чистою пѣсн³ю Бож³ю славу!
Ахъ! замолчите, изсякните: нѣтъ для меня Абд³ила,
Нѣтъ - и навѣки не будетъ! Адъ мой, жилище мученья,
Вѣчная ночь, унывайте вмѣстѣ со мною: навѣки
Нѣтъ Абд³ила, вѣчно мнѣ милаго брата не будетъ!"
Такъ тосковалъ Аббадона, стоя передъ входомъ въ созданье.
Строемъ катилися звѣзды. Блескъ и крылатые громы
Встрѣчу ему Ор³оновъ летящихъ его устрашили.
Цѣлые вѣки не зрѣлъ онъ, тоской одинокой томимый,
Свѣтлыхъ м³ровъ. Погружонъ въ созерцанье, печально сказалъ онъ:
"Сладостный входъ въ небеса для чего заграждёнъ Аббадонѣ?
О! для чего не могу я опять залетѣть на отчизну,
Къ свѣтлымъ м³рамъ Вседержителя, вѣчно покинуть
Область изгнанья? Вы, солнцы, прекрасныя чада созданья,
Въ оный торжественный часъ, какъ, блистая, изъ мощной десницы
Вы полетѣли по юному небу - я былъ васъ прекраснѣй.
Нынѣ стою, помрачённый, отверженный, сирый изгнанникъ,
Грустный, среди красоты м³розданья. О, небо родное,
Видя тебя, содрогаюсь: тамъ потерялъ я блаженство;
Тамъ, отказавшись отъ Бога, сталъ грѣшнымъ. О, миръ непорочный,
Милый товарищъ мой въ свѣтлой долинѣ спокойств³я, гдѣ ты?
Тщетно! одно лишь смятенье при видѣ небесныя славы
Мнѣ Суд³я отъ блаженства оставилъ - печальный остатокъ.
Ахъ! для чего я къ Нему не дерзну возгласить: "мой Создатель?"
Радостно бъ нѣжное имя Отца уступилъ непорочнымъ:
Пусть неизгнанные въ чистомъ восторгѣ "Отецъ" восклицаютъ!
О, Суд³я непреклонный! преступникъ молить не дерзаетъ,
Чтобъ хоть единымъ Ты взоромъ его посѣтилъ въ сей пучинѣ.
Мрачныя, полныя ужаса мысли, и ты, безнадежность,
Грозный мучитель, свирѣпствуй! Зачѣмъ я живу? О, ничтожность!
Или тебя не узнать? Проклинаю тотъ день ненавистный,
Зрѣвш³й Создателя въ шеств³и свѣтломъ съ предѣловъ востока,
Слышавш³й слово Создателя "буди!" слышавш³й голосъ
Новыхъ безсмертныхъ, вѣщавшихъ: "и братъ нашъ возлюбленный созданъ!"
Вѣчность, зачѣмъ родила ты сей день? Зачѣмъ онъ былъ ясенъ,
Мрачностью но былъ той ночи подобенъ, которою Вѣчный,
Въ гнѣвѣ своёмъ несказанномъ, Себя облекаетъ? Зачѣмъ онъ
Не былъ, проклятый Создателемъ, весь обнажонъ отъ создан³й?
Что говорю? О, хулитель, кого предъ очами созданья
Ты порицаешь? Вы, солнцы, меня опалите! вы, звѣзды,
Гряньтесь ко мнѣ на главу и укройте меня отъ престола
Вѣчной правды и мщенья! О, Ты, Суд³я непреклонный,
Или надежды вѣчность Твоя для меня не скрываетъ?
О, Суд³я, мой Создатель, Отецъ! Что сказалъ я, безумецъ!
Мнѣ ль призывать ²егову, Его нарицать именами,
Страшными грѣшнику? Ихъ лишь даруетъ одинъ Примиритель.
Ахъ, улетимъ! Ужь воздвиглись Его всемогущ³е громы
Страшно ударить въ меня... Улетимъ - но куда? Гдѣ отрада?"
Быстро ударился онъ въ глубину безпредѣльныя бездны;
Громко кричалъ онъ: "сожги, уничтожь меня, огнь разрушитель!"
Крикъ въ безпредѣльномъ изчезъ и огнь не притёкъ разрушитель.
Смутный онъ снова помчался къ м³рамъ и приникъ утомлённый
Къ новому пышно-блестящему солнцу. Оттолѣ на бездны
Скорбно смотрѣлъ онъ. Тамъ звѣзды кипѣли, какъ свѣтлое море.
Вдругъ налетѣла на солнце заблудшая въ безднѣ планета.
Часъ ей насталъ разрушенья - она ужь дымилась и рдѣла
Къ ней полетѣлъ Аббадона, разрушиться вмѣстѣ надѣясь.
Дымомъ она разлетѣлась, но, ахъ! не погибъ Аббадона.
В. Жуковск³й.