Кедрин Дмитрий Борисович - Соловьиный манок, Страница 7 - Книги

А. А. Фет. Собрание стихотворений.

------------------------------------

Источник: А. А. Фет. Собрание сочинений в двух томах. М: Худ. лит-ра,

1982. Том 1. Стихотворения. Поэмы. Переводы. Стр. 41 - 280.

Редакция В. Есаулова, 15 сентября 2005 г.

------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ:

Элегии и думы

* * * О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной, Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный, Перстам послушную волос густую прядь Из мыслей изгонять и снова призывать; Дыша порывисто, один, никем не зримый, Досады и стыда румянами палимый, Искать хотя одной загадочной черты В словах, которые произносила ты; Шептать и поправлять былые выраженья Речей моих с тобой, исполненных смущенья, И в опьянении, наперекор уму, Заветным именем будить ночную мглу. < 1844 >

* * * Когда мечты мои за гранью прошлых дней Найдут тебя опять за дымкою туманной, Я плачу сладостно, как первый иудей На рубеже земли обетованной. Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов, Тобой так сладостно и больно возмущенных В те дни, как постигал я первую любовь По бунту чувств неугомонных, По сжатию руки, по отблеску очей, Сопровождаемый то вздохами, то смехом, По ропоту простых, незначащих речей, Лишь там звучащих страсти эхом. < 1844 >

* * * Когда мечтательно я предан тишине И вижу кроткую царицу ясной ночи, Когда созвездия заблещут в вышине И сном у Аргуса начнут смыкаться очи, И близок час уже, условленный тобой, И ожидание с минутой возрастает, И я стою уже безумный и немой, И каждый звук ночной смущенного пугает; И нетерпение сосет больную грудь, И ты идешь одна, украдкой, озираясь, И я спешу в лицо прекрасное взглянуть, И вижу ясное, - и тихо, улыбаюсь, Ты на слова любви мне говоришь "люблю!", А я бессвязные связать стараюсь речи, Дыханьем пламенным дыхание ловлю, Целую волоса душистые и плечи, И долго слушаю, как ты молчишь, - и мне Ты предаешься вся для страстного лобзанья, - О друг, как счастлив я, как счастлив я вполне! Как жить мне хочется до нового свиданья! < 1847 >

* * * Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой Каймою тень легла от сосен в лунный свет... Какая тишина! Из-за горы высокой Сюда и доступа мятежным звукам нет. Я не пойду туда, где камень вероломный, Скользя из-под пяты с отвесных берегов, Летит на хрящ морской; где в море вал огромный Придет - и убежит в объятия валов. Одна передо мной, под мирными звездами, Ты здесь царица чувств, властительница дум... А там придет волна - и грянет между нами... Я не пойду туда: там вечный плеск и шум! < 1847,1855 >

* * * Странное чувство какое-то в несколько дней овладело Телом моим и душой, целым моим существом: Радость и светлая грусть, благотворный покой и желанья Детские, резвые - сам даже понять не могу. Вот хоть теперь: посмотрю за окно на веселую зелень Вешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесет Утренний запах цветов и птичек звонкие песни - Так бы и бросился в сад с кликом: пойдем же, пойдем! Да как взгляну на тебя, как уселась ты там безмятежно Подле окошка, склоня иглы ресниц на канву, То уж не в силах ничем я шевельнуться, а только Всю озираю тебя, всю - от пробора волос До перекладины пялец, где вольно, легко и уютно, Складки раздвинув, прильнул маленькой ножки носок. Жалко... да нет - хорошо, что никто не видал, как взглянула Ты на сестрицу, когда та приходила сюда Куклу свою показать. Право, мне кажется, всех бы Вас мне хотелось обнять. Даже и брат твой, шалун, Что изучает грамматику в комнате ближней, мне дорог. Можно ль так ложно вещи учить его понимать! Как отворялися двери, расслушать я мог, что учитель Каждый отдельный глагол прятал в отдельный залог: Он говорил, что любить есть действие - не состоянье. Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь ни зги; Я говорю, что любить - состоянье, еще и какое! Чудное, полное нег!.. Дай нам бог вечно любить! < 1847 >

* * * Я знаю, гордая, ты любишь самовластье; Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье; Свободы смелый лик и томный взор любви Манят наперерыв желания твои. Чрез всю толпу рабов у пышной колесницы Я взгляд лукавый твой под бархатом ресницы Давно прочел, давно - и разгадал с тех пор, Где жертву новую твой выбирает взор. Несчастный юноша! давно ль, веселья полный, Скользил его челнок, расталкивая волны? Смотри, как счастлив он, как волен... он - ничей; Лобзает ветр один руно его кудрей. Рука, окрепшая в труде однообразном, Минула берега, манящие соблазном. Но горе! ты поешь; на зыбкое стекло Из ослабевших рук упущено весло; Он скован, - ты поешь, ты блещешь красотою, Для взоров божество - сирена под водою. < Июль 1847 >

* * * Ее не знает свет, - она еще ребенок; Но очерк головы у ней так чист и тонок, И столько томности во взгляде кротких глаз, Что детства мирного последний близок час. Дохнет тепло любви - младенческое око Лазурным пламенем засветится глубоко, И гребень, ласково-разборчив, будто сам Пойдет медлительней по пышным волосам, Персты румяные, бледнея, подлиннеют... Блажен, кто замечал, как постепенно зреют Златые гроздия, и знал, что виноград Сбирая, он вопьет их сладкий аромат! < 1847 >

* * * Эй, шутка-молодость! Как новый, ранний снег Всегда и чист и свеж! Царица тайных нег, Луна зеркальная над древнею Москвою Одну выводит ночь блестящей за другою. Что, все ли улеглись, уснули? Не пора ль?.. На сердце жар любви, и трепет, и печаль!.. Бегу! Далекие, как бы в вознагражденье, Шлют звезды в инее свое изображенье. В сияньи полночи безмолвен сон Кремля. Под быстрою стопой промерзлая земля Звучит, и по крутой, хотя недавней стуже Доходит бой часов порывистей и туже. Бегу! Нигде огня, - соседи полегли, И каждый звук шагов, раздавшийся вдали, Иль тени на стене блестящей колыханье Мне напрягает слух, прервав мое дыханье. < 1847 >

* * * Лозы мои за окном разрослись живописно и даже Свет отнимают. Смотри, вот половина окна Верхняя темною зеленью листьев покрыта; меж ними, Будто нарочно, в окне кисть начинает желтеть. Милая, полно, не трогай!.. К чему этот дух разрушенья! Ты доставать виноград высунешь руку на двор, - Белую, полную ручку легко распознают соседи, Скажут: она у него в комнате тайно была. < 1847 >

* * * Тебе в молчании я простираю руку И детских укоризн в грядущем не страшусь. Ты втайне поняла души смешную муку, Усталых прихотей ты разгадала скуку; Мы вместе - и судьбе я молча предаюсь. Без клятв и клеветы ребячески-невинной Сказала жизнь за нас последний приговор. Мы оба молоды, но с радостью старинной Люблю на локон твой засматриваться длинный; Люблю безмолвных уст и взоров разговор. Как в дни безумные, как в пламенные годы, Мне жизни мировой святыня дорога; Люблю безмолвие полунощной природы, Люблю ее лесов лепечущие своды, Люблю ее степей алмазные снега. И снова мне легко, когда, святому звуку Внимая не один, я заживо делюсь; Когда, за честный бой с тенями взяв поруку, Тебе в молчании я простираю руку И детских укоризн в грядущем не страшусь. < 1847 >

* * * Не говори, мой друг:"Она меня забудет, Изменчив времени всемощного полет; Измученной души напрасный жар пройдет, И образ роковой преследовать не будет Очей задумчивых; свободней и смелей Вздохнет младая грудь; замедленных речей Польется снова ток блистательный и сладкой; Ланиты расцветут - и в зеркало украдкой Невольно станет взор с вопросом забегать, - Опять весна в груди - и счастие опять". Мой милый, не лелей прекрасного обмана: В душе мечтательной смертельна эта рана. Видал ли ты в лесах под тению дубов С винтовками в руках засевших шалунов, Когда с холмов крутых, окрестность оглашая, Несется горячо согласных гончих стая И, праздным юношам дриад жестоких дань, Уже из-за кустов выскакивает лань? Вот-вот и выстрелы - и в переливах дыма Еще быстрее лань, как будто невредима, Проклятьем вопреки и хохоту стрелков, Уносится во мглу безбрежную лесов, - Но ловчий опытный уж на позыв победный К сомкнувшимся губам рожок подносит медный. < 1854 >

* * * Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать? Ведь снова не пойму я ни одной страницы - И яркий белый свет начнет в глазах мелькать, И ложных призраков заблещут вереницы. За что ж? Что сделал я? Чем грешен пред тобой? Ужели помысел мне должен быть укором, что так язвительно смеется призрак твой И смотрит на меня таким тяжелым взором? < 1854 >

* * * Под небом Франции, среди столицы света, Где так изменчива народная волна, Не знаю отчего грустна душа поэта И тайной скорбию мечта его полна. Каким-то чуждым сном весь блеск несется мимо, Под шум ей грезится иной, далекий край; Так древле дикий скиф средь праздничного Рима Со вздохом вспоминал свой северный Дунай. О боже, перед кем везде страданья наши Как звезды по небу полночному горят, Не дай моим устам испить из горькой чаши Изгнанья мрачного по капле жгучий яд! < 1856 >

Смерти

Когда, измучен жаждой счастья И громом бедствий оглушен, Со взором, полным сладострастья, В тебе последнего участья Искать страдалец обречен, - Не верь, суровый ангел бога, Тушить свой факел погоди. О, как в страданьи веры много! Постой! безумная тревога Уснет в измученной груди. Придет пора - пора иная: Повеет жизни благодать, И будет тот, кто, изнывая, В тебе встречал предтечу рая, Перед тобою трепетать. Но кто не молит и не просит, Кому страданье не дано, Кто жизни злобно не поносит, А молча, сознавая, носит Твое могучее зерно, Кто дышит с равным напряженьем, - Того, безмолвна, посети, Повея полным примиреньем, Ему предстань за сновиденьем И тихо вежды опусти. < Конец 1856 или начало 1857 >

* * * Целый заставила день меня промечтать ты сегодня: Только забудусь - опять ты предо мною в саду. Если очнусь, застаю у себя на устах я улыбку; Вновь позабудусь - и вновь листья в глазах да цветы, И у суровой коры наклоненного старого клена, Милая дева-дитя, в белом ты чинно сидишь. Да, ты ребенок еще; но сколько любви благодатной Светит в лазурных очах мальчику злому вослед! Златоволосый, как ты, на твоих он играет коленях, В вожжи твой пояс цветной силясь, шалун, обратить. Крепко сжимая концы ленты одною ручонкой, Веткой левкоя тебя хочет ударить другой. Полно, шалун! Ты сронил диадиму с румяной головки; Толстою прядью скользя, вся развернулась коса. Цвет изумительный: точно опала и бронзы слиянье Иль назревающей ржи колос слегка-золотой. О Афродита! Не твой ли здесь шутит кудрявый упрямец? Долго недаром вокруг белый порхал мотылек; Мне еще памятен образ Амура и нежной Психеи! Душу мою ты в свой мир светлый опять унесла. < 1857 >

Одинокий дуб

Смотри, - синея друг за другом, Каким широким полукругом Уходят правнуки твои! Зачем же тенью благотворной Всё кружишь ты, старик упорный, По рубежам родной земли? Когда ж неведомым страданьям, Когда жестоким испытаньям Придет медлительный конец? Иль вечно понапрасну годы Рукой суровой непогоды Упрямый щиплют твой венец? И под изрытою корою Ты полон силой молодою. Так старый витязь, сверстник твой, Не остывал душой с годами Под иззубренною мечами, Давно заржавленной броней. Всё дальше, дальше с каждым годом Вокруг тебя незримым ходом Ползет простор твоих корней, И, в их кривые промежутки Гнездясь, с пригорка незабудки Глядят смелее в даль степей. Когда же, вод взломав оковы, Весенний ветр несет в дубровы Твои поблеклые листы, С ним вести на простор широкий, Что жив их пращур одинокий, Ко внукам посылаешь ты. < 1856 >

Италия

Италия, ты сердцу солгала! Как долго я в душе тебя лелеял, - Но не такой душа тебя нашла, И не родным мне воздух твой повеял. В твоих степях любимый образ мой Не мог, опять воскреснувши, не вырость; Сын севера, люблю я шум лесной И зелени растительную сырость. Твоих сынов паденье и позор И нищету увидя, содрогаюсь; Но иногда, суровый приговор Забыв, опять с тобою примиряюсь. В углах садов и старческих руин Нередко жар я чувствую мгновенный И слушаю - и кажется, один Я слышу гимн Сивиллы вдохновенной. В подобный миг чужие небеса Неведомой мне в душу веют силой, И я люблю, увядшая краса, Твой долгий взор, надменный и унылый. И ящериц, мелькающих кругом, и негу их на нестерпимом зное, И страстного кумира под плющом Раскидистым увечье вековое. < между 1856 и 1858 >

На развалинах цезарских палат

Над грудой мусора, где плющ тоскливо вьется, Над сводами глухих и темных галерей В груди моей сильней живое сердце бьется, И в жилах кровь бежит быстрей. Пускай вокруг меня, тяжелые громады, Из праха восстают и храмы, и дворцы, И драгоценные пестреют колоннады, И воскресают мертвецы, И шум на площади, и женщин вереница, И вновь увенчанный святой алтарь горит, И из-под новых врат златая колесница К холму заветному спешит. Нет! нет! не ослепишь души моей тревожной! Пускай я не дерзну сказать:"Ты не велик", Но, Рим, я радуюсь, что грустный и ничтожный Ты здесь у ног моих приник! Безжалостный квирит, тебя я ненавижу За то, что на земле ты видел лишь себя, И даже в зрелищах твоих кровавых вижу, Что музы прокляли тебя. Напрасно лепетал ты эллинские звуки: Ты смысла тайного речей не разгадал И на учителя безжалостные руки, Палач всемирный, подымал. Законность измерял ты силою великой - Что ж сиротливо так безмолвствуешь теперь? Ты сам, бездушный Рим, пал жертвой силы дикой, Как устаревший хищный зверь. И вот растерзаны блестящие одежды, В тумане утреннем развалина молчит, И трупа буйного, жестокого невежды Слезой камена не почтит. < Между 1856 и 1858 >

* * * Пойду навстречу к ним знакомою тропою. Какою нежною, янтарною зарею Сияют небеса, нетленные, как рай. Далеко выгнулся земли померкший край, Прохлада вечера и дышит и не дышит И колос зреющий едва-едва колышет. Нет, дальше не пойду: под сению дубов Всю ночь, всю эту ночь я просидеть готов, Смотря в лицо зари иль вдоль дороги серой... Какою молодой и безграничной верой Опять душа полна! Как в этой тишине Всем, всем, что жизнь дала, довольная вполне, Иного уж она не требует удела. Собака верная у ног моих присела И, ухо чуткое насторожив слегка, Глядит на медленно ползущего жука. Иль мне послышалось? - В подобные мгновенья Вдали колеблются и звуки, и виденья. Нет, точно - издали доходит до меня Нетерпеливый шаг знакомого коня. < 1859 >

Старые письма

Давно забытые, под легким слоем пыли, Черты заветные, вы вновь передо мной И в час душевных мук мгновенно воскресили Всё, что давно-давно утрачено душой. Горя огнем стыда, опять встречают взоры Одну доверчивость, надежду и любовь, И задушевных слов поблекшие узоры От сердца моего к ланитам гонят кровь. Я вами осужден, свидетели немые Весны души моей и сумрачной зимы. Вы те же светлые, святые, молодые, Как в тот ужасный час, когда прощались мы. А я доверился предательскому звуку - Как будто вне любви есть в мире что-нибудь! - Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку, Я осудил себя на вечную разлуку И с холодом в груди пустился в дальний путь. Зачем же с прежнею улыбкой умиленья Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза? Души не воскресит и голос всепрощенья, Не смоет этих строк и жгучая слеза. < 1859 >

* * * О нет, не стану звать утраченную радость, Напрасно горячить скудеющую кровь; Не стану кликать вновь забывчивую младость И спутницу ее безумную любовь. Без ропота иду навстречу вечной власти, Молитву затвердя горячую одну: Пусть тот осенний ветр мои погасит страсти, Что каждый день с чела роняет седину. Пускай с души больной, борьбою утомленной, Без грохота спадет тоскливой жизни цепь, И пусть очнусь вдали, где к речке безыменной От голубых холмов бежит немая степь, Где с дикой яблонью убором спорит слива, Где тучка чуть ползет, воздушна и светла, Где дремлет над водой поникнувшая ива И вечером, жужжа, к улью летит пчела. Быть может - вечно вдаль с надеждой смотрят очи! - Там ждет меня друзей лелеющий союз, С сердцами чистыми, как месяц полуночи, С душою чуткою, как песни вещих муз. Там наконец я всё, чего душа алкала, Ждала, надеялась, на склоне лет найду И с лона тихого земного идеала На лоно вечности с улыбкой перейду. < 1857 >

* * * Окна в решетках, и сумрачны лица, Злоба глядит ненавистно на брата; Я признаю твои стены, темница, - Юности пир ликовал здесь когда-то. Что ж там мелькнуло красою нетленной? Ах, то цветок мой весенний, любимый! Как уцелел ты, засохший, смиренный, Тут, под ногами толпы нелюдимой? Радость сияла, чиста безупречно, В час, как тебя обронила невеста. Нет, не покину тебя бессердечно, Здесь, у меня на груди тебе место. < 1882 >

* * * Не первый год у этих мест Я в час вечерний проезжаю, И каждый раз гляжу окрест, И над березами встречаю Всё тот же золоченый крест. Среди зеленой густоты Карнизов обветшалых пятна, Внизу могилы и кресты, И мне - мне кажется понятно, Что шепчут куполу листы. Еще колеблясь и дыша Над дорогими мертвецами, Стремлюсь куда-то, вдаль спеша, Но встречу с тихими гробами Смиренно празднует душа. < 1864 >

* * * Томительно-призывно и напрасно Твой чистый луч передо мной горел; Немой восторг будил он самовластно, Но сумрака кругом не одолел. Пускай клянут, волнуяся и споря, Пусть говорят: то бред души больной; Но я иду по шаткой пене моря Отважною, нетонущей ногой. Я пронесу твой свет чрез жизнь земную; Он мой - и с ним двойное бытие Вручила ты, и я - я торжествую Хотя на миг бессмертие твое. < 1871 >

* * * Ты отстрадала, я еще страдаю, Сомнением мне суждено дышать, И трепещу, и сердцем избегаю Искать того, чего нельзя понять. А был рассвет! Я помню, вспоминаю Язык любви, цветов, ночных лучей. - Как не цвести всевидящему маю При отблеске родном таких очей! Очей тех нет - и мне не страшны гробы, Завидно мне безмолвие твое, И, не судя ни тупости, ни злобы, Скорей, скорей в твое небытие! < 4 ноября 1878 >

ALTER EGO

Как лилея глядится в нагорный ручей, Ты стояла над первою песней моей, И была ли при этом победа, и чья, - У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья? Ты душою младенческой всё поняла, Что мне высказать тайная сила дала, И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить. Та трава, что вдали на могиле твоей, Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей, И я знаю, взглянувши на звезды порой, Что взирали на них мы как боги с тобой. У любви есть слова, те слова не умрут. Нас с тобой ожидает особенный суд; Он сумеет нас сразу в толпе различить, И мы вместе придем, нас нельзя разлучить! < Январь 1878 >

СМЕРТЬ

"Я жить хочу! - кричит он, дерзновенный. - Пускай обман! О, дайте мне обман!" И в мыслях нет, что это лед мгновенный, А там, под ним, - бездонный океан. Бежать? Куда? Где правда, где ошибка? Опора где, чтоб руки к ней простерть? Что ни расцвет живой, что ни улыбка, - Уже под ними торжествует смерть. Слепцы напрасно ищут, где дорога, Доверясь чувств слепым поводырям; Но если жизнь - базар крикливый бога, То только смерть - его бессмертный храм. < 1878 >

Среди звезд

Пусть мчитесь вы, как я покорны мигу, Рабы, как я, мне прирожденных числ, Но лишь взгляну на огненную книгу, Не численный я в ней читаю смысл. В венцах, лучах, алмазах, как калифы, Излишние средь жалких нужд земных, Незыблемой мечты иероглифы, Вы говорите: "Вечность - мы, ты - миг. Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной Ты думы вечной догоняешь тень; Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный К тебе просился беззакатный день. Вот почему, когда дышать так трудно, Тебе отрадно так поднять чело С лица земли, где всё темно и скудно, К нам, в нашу глубь, где пышно и светло". < 22 ноября 1876 >

1

Измучен жизнью, коварством надежды, Когда им в битве душой уступаю, И днем и ночью смежаю я вежды И как-то странно порой прозреваю. Еще темнее мрак жизни вседневной, Как после яркой осенней зарницы, И только в небе, как зов задушевный, Сверкают звезд золотые ресницы. И так прозрачна огней бесконечность, И так доступна вся бездна эфира, Что прямо смотрю я из времени в вечность И пламя твое узнаю, солнце мира. И неподвижно на огненных розах Живой алтарь мирозданья курится, В его дыму, как в творческих грезах, Вся сила дрожит и вся вечность снится. И всё, что мчится по безднам эфира, И каждый луч, плотской и бесплотный, - Твой только отблеск, о солнце мира, И только сон, только сон мимолетный. И этих грез в мировом дуновеньи Как дым несусь я и таю невольно, И в этом прозреньи, и в этом забвеньи Легко мне жить и дышать мне не больно.

2

В тиши и мраке таинственной ночи Я вижу блеск приветный и милый, И в звездном хоре знакомые очи Горят в степи над забытой могилой. Трава поблекла, пустыня угрюма, И сон сиротлив одинокой гробницы, И только в небе, как вечная дума, Сверкают звезд золотые ресницы. И снится мне, что ты встала из гроба, Такой же, какой ты с земли отлетела, И снится, снится: мы молоды оба, И ты взглянула, как прежде глядела. < 1864 >

* * * Когда Божественный бежал людских речей И празднословной их гордыни, И голод забывал и жажду многих дней, Внимая голосу пустыни, Его, взалкавшего, на темя серых скал Князь мира вынес величавый. "Вот здесь, у ног твоих, все царства, - он сказал, - С их обаянием и славой. Признай лишь явное, пади к моим ногам, Сдержи на миг порыв духовный - И эту всю красу, всю власть тебе отдам И покорюсь в борьбе неровной". Но Он ответствовал: "Писанию внемли: Пред богом господом лишь преклоняй колени!" И сатана исчез - и ангелы пришли В пустыне ждать его велений. < 1874 >

Ничтожество

Тебя не знаю я. Болезненные крики На рубеже твоем рождала грудь моя, И были для меня мучительны и дики Условья первые земного бытия. Сквозь слез младенческих обманчивой улыбкой Надежда озарить сумела мне чело, И вот всю жизнь с тех пор ошибка за ошибкой, Я всё ищу добра - и нахожу лишь зло. И дни сменяются утратой и заботой (Не всё ль равно: один иль много этих дней!), Хочу тебя забыть над тяжкою работой, Но миг - и ты в глазах с бездонностью своей. Что ж ты? Зачем? - Молчат и чувства и познанье. Чей глаз хоть заглянул на роковое дно? Ты - это ведь я сам. Ты только отрицанье Всего, что чувствовать, что мне узнать дано. Что ж я узнал? Пора узнать, что в мирозданьи, Куда ни обратись, - вопрос, а не ответ; А я дышу, живу и понял, что в незнаньи Одно прискорбное, но страшного в нем нет. А между тем, когда б в смятении великом Срываясь, силой я хоть детской обладал, Я встретил бы твой край тем самым резким криком, С каким я некогда твой берег покидал.

Добро и зло

Два мира властвуют от века, Два равноправных бытия: Один объемлет человека, Другой - душа и мысль моя. И как в росинке чуть заметной Весь солнца лик ты узнаешь, Так слитно в глубине заветной Всё мирозданье ты найдешь. Не лжива юная отвага: Согнись над роковым трудом - И мир свои раскроет блага; Но быть не мысли божеством. И даже в час отдохновенья. Подъемля потное чело, Не бойся горького сравненья И различай добро и зло. Но если на крылах гордыни Познать дерзаешь ты как бог, Не заноси же в мир святыни Своих невольничьих тревог. Пари всезрящий и всесильный, И с незапятнанных высот Добро и зло, как прах могильный, В толпы людские отпадет. < 14 сентября 1884 >

Смерти

Я в жизни обмирал и чувство это знаю, Где мукам всем конец и сладок томный хмель, Вот почему я вас без страха ожидаю, Ночь безрассветная и вечная постель. Пусть головы моей рука твоя коснется И ты сотрешь меня со списка бытия, Но пред моим судом, покуда сердце бьется, Мы силы равные, и торжествую я. Еще ты каждый миг моей покорна воле, Ты тень у ног моих, безличный призрак ты; Покуда я дышу - ты мысль моя, не боле, Игрушка шаткая тоскующей мечты. < 1884 >

* * * Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звездный день твой светлый серафим Громадный шар зажег над мирозданьем И мертвецу с пылающим лицом Он повелел блюсти твои законы, Всё пробуждать живительным лучом, Храня свой пыл столетий миллионы. Нет, ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной. Меж тем как я - добыча суеты, Игралище ее непостоянства, - Во мне он вечен, вездесущ, как ты, Ни времени не знает, ни пространства. < 1879 >

Никогда

Проснулся я. Да, крышка гроба. - Руки С усильем простираю и зову На помощь. Да, я помню эти муки Предсмертные. - Да, это наяву! - И без усилий, словно паутину, Сотлевшую раздвинул домовину И встал. Как ярок этот зимний свет Во входе склепа! Можно ль сомневаться? - Я вижу снег. На склепе двери нет. Пора домой. Вот дома изумятся! Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться. А как он весь успел перемениться! Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит Недвижными ветвями в глубь эфира, Но ни следов, ни звуков. Всё молчит, Как в царстве смерти сказочного мира. А вот и дом. В каком он разрушеньи! И руки опустились в изумленьи. Селенье спит под снежной пеленой, Тропинки нет по всей степи раздольной. Да, так и есть: над дальнею горой Узнал я церковь с ветхой колокольней. Как мерзлый путник в снеговой пыли, Она торчит в безоблачной дали. Ни зимних птиц, ни мошек на снегу. Всё понял я: земля давно остыла И вымерла. Кому же берегу В груди дыханье? Для кого могила Меня вернула? И мое сознанье С чем связано? И в чем его призванье? Куда идти, где некого обнять, Там, где в пространстве затерялось время? Вернись же, смерть, поторопись принять Последней жизни роковое бремя. А ты, застывший труп земли, лети, Неся мой труп по вечному пути! < январь 1879 >

* * * Жизнь пронеслась без явного следа. Душа рвалась - кто скажет мне куда? С какой заране избранною целью? Но все мечты, всё буйство первых дней С их радостью - всё тише, всё ясней К последнему подходят новоселью. Так, заверша беспутный свой побег, С нагих полей летит колючий снег, Гонимый ранней, буйною метелью, И, на лесной остановясь глуши, Сбирается в серебряной тиши Глубокой и холодною постелью. < 1864 >

* * * О, этот сельский день и блеск его красивый В безмолвии я чту. Не допустить до нас мой ищет глаз ревнивый Безумную мечту. Лелеяла б душа в успокоеньи томном Неведомую даль, Но так нескромно всё в уединеньи скромном, Что стыдно мне и жаль. Пойдем ли по полю - мы чуждые тревоги, И радует ходьба, Уж кланяются нам обоим вдоль дороги Чужие всё хлеба. Идем ли под вечер, избегнувши селений, Где всё стоит в пыли, По солнцу движемся - гляжу, а наши тени За ров и в лес ушли. Вот ночь со всем уже, что мучило недавно, Перерывает связь, А звезды, с высоты глядя на нас так явно, Мигают, не стыдясь. < 1884 >

Ласточки

Природы праздный соглядатай, Люблю, забывши всё кругом, Следить за ласточкой стрельчатой Над вечереющим прудом. Вот понеслась и зачертила - И страшно, чтобы гладь стекла Стихией чуждой не схватила Молниевидного крыла. И снова то же дерзновенье И та же темная струя, - Не таково ли вдохновенье И человеческого я? Не так ли я, сосуд скудельный, Дерзаю на запретный путь, Стихии чуждой, запредельной, Стремясь хоть каплю зачерпнуть? < 1884 >

Осень

Как грустны сумрачные дни Беззвучной осени и хладной! Какой истомой безотрадной К нам в душу просятся они! Но есть и дни, когда в крови Золотолиственных уборов Горящих осень ищет взоров И знойных прихотей любви. Молчит стыдливая печаль, Лишь вызывающее слышно, И, замирающей так пышно, Ей ничего уже не жаль. < 8 октября 1883 >

* * * Учись у них - у дуба, у березы. Кругом зима. Жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, И треснула, сжимаяся, кора. Всё злей метель и с каждою минутой Сердито рвет последние листы, И за сердце хватает холод лютый; Они стоят, молчат; молчи и ты! Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений Переболит скорбящая душа. < 31 декабря 1883 >

* * * Солнце садится, и ветер утихнул летучий, Нет и следа тех огнями пронизанных туч; Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий, Всю эту степь озаривший и гаснущий луч. Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений, Только закат будет долго чуть зримо гореть; О, если б небо судило без тяжких томлений Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть! < 29 апреля 1883 >

* * * Страницы милые опять персты раскрыли; Я снова умилен и трепетать готов, Чтоб ветер иль рука чужая не сронили Засохших, одному мне ведомых цветов. О, как ничтожно всё! От жертвы жизни целой, От этих пылких жертв и подвигов святых - Лишь тайная тоска в душе осиротелой Да тени бледные у лепестков сухих. Но ими дорожит мое воспоминанье; Без них всё прошлое - один жестокий бред, Без них - один укор, без них - одно терзанье, И нет прощения, и примиренья нет! < 29 мая 1884 >

* * * Еще одно забывчивое слово, Еще один случайный полувздох - И тосковать я сердцем стану снова, И буду я опять у этих ног. Душа дрожит, готова вспыхнуть чище, Хотя давно угас весенний день И при луне на жизненном кладбище Страшна и ночь, и собственная тень. < 1884 >

Теперь

Мой прах уснет забытый и холодный, А для тебя настанет жизни май; О, хоть на миг д

Фет Афанасий Афанасьевич - Собрание стихотворений

А. А. Фет. Собрание стихотворений.

СОДЕРЖАНИЕ:

Элегии и думы

Подражание восточному

К Офелии

ВЕСНА

ЛЕТО

ОСЕНЬ

Гадания

Мелодии

ВЕЧЕРА И НОЧИ

БАЛЛАДЫ

АНТОЛОГИЧЕСКИЕ СТИХИ

МОРЕ

Элегии и думы

Смерти

Одинокий дуб

Италия

На развалинах цезарских палат

Старые письма

ALTER EGO

СМЕРТЬ

Среди звезд

1

2

Ничтожество

Добро и зло

Смерти

Никогда

Ласточки

Осень

Теперь